Нил Стивенсон В начале была командная строка

"РЕВОЛЮЦИЯ НЕ ЗАКОНЧИЛАСЬ, БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ!"

Нил  Стивенсон

 

В начале была командная строка

 

 

 

М–Джи–Бишки, Танки, и Бэтмобили

 

 

Примерно в те времена, когда Джобс, Возняк, Гейтс, и Аллен мечтали о своих невероятных махинациях, я был подростком и жил в Айове. У отца одного из моих друзей была старая спортивная машина марки эМ–Джи–Би, которая ржавела себе в его гараже. Иногда ему действительно удавалось заставить это ездить, и тогда он мог взять нас прокатиться вокруг квартала, с памятным взглядом дикого юного волнения на лице; для своих обеспокоенных пассажиров, он был безумцем, взад–вперед мотающимся вокруг Эймса, что в Айове, и объевшимся праха рыжих Гремлинов и пегих лошадей, но в его собственном представлении он был Дастин Хоффман, рассекающий по Бэй–Бриджу с ветром в волосах.

 

В ретроспективе, я понял две вещи о людском отношении к технологии. Одна из них, что романтика и воображение проходят долгий путь, формируя мнение. Если Вы сомневаетесь в этом (и если, у вас много свободного времени) просто спросите любого, у кого есть собственный Macintosh и кто, на этой почве, представляет себя членом угнетенного меньшинства.

 

Другой, отчасти более тонкий вопрос, был в том, что интерфейс очень важен. В натуре, эМ–Джи–Би была хреновой тачкой почти со всех сторон, в числе которых: "громоздкая", "ненадежная", "слабосильная". Но на ней было весело кататься. Она была отзывчивой. Каждая галька на дороге ощущалась костями, каждый бугорок на тротуаре отдавался немедленно в руках водителя. Он мог бы услышать двигатель и сообщить, что с ним не так. Управление немедленно отзывалось на команды его рук. Для нас пассажиров, это был бессмысленный пример езды в никуда – настолько же интересно, как наблюдать из‑за чьего‑то плеча, как он забивает числа в электронную таблицу. Но для водителя это был опыт. На короткое время он расширял свое тело и чувства в большую область, и делал вещи, которые у него не получались без помощи.

 

Аналогия между автомобилями и операционными системами не плоха даже на половину, и это позвольте мне немного по ней пробежаться, как по пути к полной картине сегодняшней нашей ситуации.

 

Представьте себе перекресток, где расположены четыре конкурирующих поставщика автомобилей. Один из них (Microsoft) – значительно, значительно больше чем другие. Он стартовал годы тому назад, продавая трехскоростные велосипеды (MS‑DOS); они не были совершенны, но они работали, и, когда они ломались, вы могли легко их починить.

 

Рядом была конкурентная велосипедная контора (Apple), которая однажды начала продавать моторизованные транспортный средства – дорогие, но привлекательно забацанные автомобили с настолько герметически запечатанными внутренностями, что то, как они работали, было чем‑то вроде тайны.

 

Большая контора ответила выбрасыванием мопедного довеска (изначальные "Форточки") на рынок. Это было приспособление Руби Голдберга, которое, присобаченное к трех–скоростному велосипеду, давало возможность потягаться, на безрыбье, с "яблочными" автомобилями. Пользователи должны были носить очки–консервы и все время выбирали жуков из своих зубов, пока яблочники проносились мимо, в герметическом комфорте, скалясь в окна. Но Микро–мопеды были дешевы, легки в ремонте по сравнению с "яблочными" автомобилями, и их доля на рынке росла.

 

В конечном счете, большая контора вышла на рынок с полноценным автомобилем: колоссальная тачка фургонного типа ("Винда 95"). У нее имелись все эстетические признаки советской теплушки для житья рабочих, она сочилась маслом и рвала прокладки, и это… был огромный успех. Немного позже, она также выпускалась с кузовом внедорожной машины, предназначенной для промышленных пользователей (Windows NT), которая была более красивой, чем "автомобиль фургонного типа", и лишь немного более надежной.

 

С тех пор было много шума и крика, но мало что изменилось. Малое предприятие продолжает продавать гладкие седаны в стиле "Евро" и тратить много денег в рекламных кампаниях. Их знаменитое "МЫ ВЫШЛИ ИЗ БИЗНЕСА!", значилось на ленточках, приклеенных к окнам, так долго, что они (ленточки, а не окна) совсем пожелтели и истрепались. Большой собрат продолжает делать большие фургоны и внедорожники.

 

На другой стороне дороги – два конкурента, о которых несколько позже.

 

Один из них (Be, Inc.) продает полностью работающие Бэтмобили (BeOS). Они более красивы и элегантны даже чем Евро–седаны, лучше разработанны, более технологически развиты, и по крайней мере так же надежны, как и что–угодно еще на рынке – и все еще более дешевы чем другие.

 

С тем лишь исключением, что есть Linux, который совсем рядом, и который совсем не относится к бизнесу. Это связка внедорожника, юрты, вигвама, и геодезического купола, установленных в чистом поле и согласно организованных. Люди, которые здесь живут, делают танки. Это не старомодные, чугунные советские танки; это – скорее, что‑то типа "M1" Армии Соединенных Штатов, сделанного из материалов космического века и набитого умной технологией от носа до кормы. Но эти штуки даже лучше чем армейские танки. Они заточены таким образом, что никогда, даже подбитые, не горят, и маневренны достаточно, чтобы использоваться на обычных улицах и не жрать больше топлива, чем двигатель малолитражки. Эти танки заводятся с пол–пинка, в потрясающем темпе, и множество их выстроилось у края дороги с установленным ключом в зажигании. Каждый, кто хочет, может просто забраться в них и свободно уехать к черту на рога.

 

Клиенты прибывают на этот перекресток толпами, круглосуточно. Девяносто процентов из них сразу идет в самую большую контору и покупает семейные фургоны или внедорожники. Они даже не смотрят на другие фирмы.

 

Большинство из остальных десяти процентов пойдут и купят гладкий Евро–седан, останавливаясь только, чтобы задрать нос перед филистимлянами, что пришли, купить фургоны и внедорожники. Если они даже замечают людей на противоположной стороне дороги, продающих более дешевые, технически совершенные машины, эти потребители называют их чудаками и полудурками.

 

Бэтмобильная торговая точка продает несколько машин случайным автомобилистам, которые хотят, чтоб вторая машина шла за их автомобилем фургонного типа, но кажется, понятно, по крайней мере, сейчас, что это левый игрок.

 

Шайка–лейка, раздающая бесплатные танки, остается живой только потому, что они вербуют добровольцев, которые торчат по краям улицы, набычившись, и пытаются привлечь внимание потребителей к этой невероятной ситуации. Типичный разговор приблизительно таков:

 

Хакер с рожками: "Сохраните ваши деньги! Примите один из наших свободных танков! Он неуязвим, и может проехать через скалы и болота на девяноста милях в час, тратя по галлону солярки на сотню миль!"

 

Предполагаемый покупатель "автомобиля фургонного типа": "Я знаю что Вы говорите, правду… но… э… Я не знаю, как обслуживать танк!"

 

Хакер: "Вы, по–любому, не рубите также, как обслуживать фургон!"

 

Покупатель: "Но эти поставщики содержат механиков в штате. Если что‑то не так с моим фургоном, я могу взять на работе выходной, привести это сюда, и заплатить, чтобы поработали над ним, пока я сижу в зале ожидания, часами слушая музыку лифта."

 

Хакер: "Но если вы возьмете один из наших свободных танков, то мы пошлем добровольца в ваш дом, чтобы отремонтировать его бесплатно, пока Вы спите!"

 

Покупатель: "Держитесь в стороне от моего дома, уроды!"

 

Хакер: "Но…"

 

Покупатель: "Вы, что не видите, что все покупают фургоны?"

 

 

 

Бросание бит

 

 

Связь между автомобилями и способами взаимодействия с компьютерами, не возникла бы во мне в то время, когда я участвовал в заездах на той самой эМ–Джи–Би. Я записался в класс компьютерного программирования в Средней Школе Эймса. После нескольких вводных лекций, нам, как студентам, разрешили посещать небольшую комнату, содержащую телетайп, телефон, и старомодный модем, состоящий из металлического ящика с парой резиновых чашек наверху (примечание: многие читатели, пробираясь сквозь это последнее предложение, вероятно почувствовали первый укол страха, что этот очерк вот–вот обернется скучным воспоминанием о том, как хреново нам было, в старые дни; остальные уверены, что я как раз размещаю мои фигуры на шахматной доске, как бы, готовясь поставить вопрос ребром перед обсуждением чего‑то навроде Программного Обеспечения с Открытыми Исходниками). Телетайп был точно того же рода машин, какие десятилетиями использовалась, чтобы посылать и принимать телеграммы. В общем, это была громкая пишущая машинка, которая могла воспроизводить только БУКВЫ ВЕРХНЕГО РЕГИСТРА. На одной стороне ее была установлена меньшая машина с длинной бобиной бумажной перфоленты на ней, с бункером из чистого пластика внизу.

 

Чтоб законектить это устройство (которое вообще не компьютер) с мэйнфреймом Университета штата Айовы через весь город, вы должны приобрести телефон, набрать номер компьютера, послушать странный шум, и затем шлепнуть телефонную трубку на резиновые чашки. Если ваша цель была истинной, один должен раскатать свои неопреновые губы вокруг наушника, а другой вокруг мундштука, для участия в чем‑то типа информационного soixante‑neuf (франц., обозначение "поз. 69", прим. перев.). Телетайп задрожит, словно под властью духа далекого мэйнфрейма, и начнет выстукивать загадочные сообщения.

 

Поскольку машинное время было дефицитным ресурсом, мы использовали своего рода пакетную технику обработки. Прежде, чем заняться дозвоном, мы должны были включить перфоратор ленты (вспомогательная машина, закрепленная на стороне телетайпа) и набрать наши программы. Всякий раз, когда мы ударяли по клавише, телетайп шлепал букву на бумагу перед нами, так что, мы могли бы прочитать, что набрали; но в то же самое время он должен был преобразовать букву в набор восьми двоичных цифр, или битов, и проколоть соответствующий шаблон из отверстий по ширине бумажной перфоленты. Мелкие кружочки бумаги от пробитой ленты порхали вниз в "чисто пластиковый" бункер, который медленно заполнялся, что можно сравнить разве что, с реальными битами информации. В последний день учебного года, самый умный в классе (не я) выпрыгнул из‑за стола и рассыпал несколько горстей этих битов над головой нашего учителя, подобно конфетти, типа это была как бы полу–аффективная шутка. Вид этого человека, сидящего там, схваченный стоп–кадром в начальной стадии атавистической реакции, типа "ща кто‑то огребет", с миллионами битов (т. е. мегабайт), сыплющихся на его волосы, в ноздри и рот, то, как его лицо постепенно становится пурпурными, словно готовое взорваться, –  наиболее запоминающаяся из всех сцен в моем формальном образовании.

 

Во всяком случае, не будет секретом, что мое взаимодействие с компьютером имело чрезвычайно формальную природу, и четко разделено на отдельные фазы, типа.: (1) сидя дома с бумагой и карандашом, в милях и милях от любого компьютера, я должен обдумать очень и очень тщательно, что я хотел бы, чтобы компьютер сделал, и перевести мои намерения на компьютерный язык – серию алфавитно–цифровых символов на странице. (2) я должен пронести это через своего рода информационный санитарный кордон (три мили снежных заносов) в школу и забить эти буквы в машину – не в компьютер – каковая должна преобразовать символы в двоичные числа и записать их образ на перфоленту. (3) Затем, через резиновые чашки модема, я должен послать те цифры в университетский мэйнфрейм, который (4) делает расчеты и посылает другие числа обратно на телетайп. (5) Телетайп должен преобразовать эти числа снова в буквы и напечатать их на странице и (6) я визуально должен воспринять буквы как значимые символы.

 

Разделение труда, связанное с этим, всем вполне понятно: компьютеры делают расчеты в битах информации. Человечество воспринимает биты как значимые символы. Но это различие теперь размыто, или, по крайней мере, усложнено, с приходом современных операционных систем, которые используют, и часто небрежно, силу метафор (сравните расхожее "власть имен", прим. перев.), чтобы сделать компьютеры доступным для широкой аудитории. И так – всю дорогу, возможно из‑за тех метафор, которые делают операционную систему своего рода творением людей искусства, получающих эмоциональный заряд и растущую привязанность к этим софтинам, также, как папочка моего друга торчал от своей эМ–Джи–Би.

 

Люди, которые взаимодействовали с компьютерами только через графические интерфейсы пользователя, типа тех же MacOS или Windows, то есть, почти все, кто когда‑либо использовали компьютер, могут испугаться, или, по крайности, растеряться, услышав о телеграфной машине, через которую я обычно общался с компьютером в 1973. Но были, и есть хорошие причины использовать этот конкретный тип технологии. У людей много способов пообщаться друг с другом, как например, музыка, искусство, танец и выражение лица, но некоторые из них более чем другие поддаются, переводу в строки символов. Письменный язык легче всего, поскольку, конечно, он состоит из строк символов – это во–первых. Если символы относятся к фонетическому алфавиту (по сравнению с, скажем, идеограммами), преобразование их в двоичный код – тривиальная процедура, и для тех, кто был технологически подкован в раннем девятнадцатом столетии, с введением Азбуки Морзе и другими формами телеграфии.

 

У нас был человеко–машинный интерфейс за сотни лет до того, как появились компьютеры. Когда компьютеры возникли где‑то в годы Второй Мировой Войны, люди, вполне естественно, общались с ними, просто привив их на уже существующие технологии для перевода букв в биты и наоборот: то есть, телетайпы и перфораторы.

 

Они воплощают два коренным образом различных метода обработки. Когда вы использовали карты, вы должны были наперфорировать их целую пачку и прогнать через считыватель все сразу, что и называется "пакетная обработка". Вы могли также выполнять такую обработку с помощью телетайпа, как я уже рассказывал выше, используя считыватель перфоленты, и нам в натуре приходилось использовать этот метод, когда я был в средней школе. Но – хотя были приняты все меры, чтобы сохранять нас в неведении – телетайп способен делать нечто, чего устройство считывания с перфокарт не может. На телетайпе, как только установлена модемная связь, вы могли бы просто набрать строку и нажать клавишу возврата каретки (этой клавише соответствует Enter. –  прим. перев.). Телетайп должен послать эту строку в компьютер, который может (а может и не) вывести какие‑то строчки в ответ, что телетайп и печатает, все время, как копию вашей болтовни с машиной. В то время этот способ взаимодействия не имел даже названия, но значительно позже, когда появилась альтернатива, он был заново воплощен в Интерфейсе Командной Строки.

 

Поступив в колледж, я делал свои расчеты в больших, просто подавляющих помещениях, где десятки студентов сидели перед немного улучшенными версиями тех же самых машин и писали компьютерные программы: эти машины использовали растровый печатающий механизм, но были (с компьютерной точки зрения) идентичны старым телетайпам. В это время, компьютеры стали лучше справляться с разделением времени – это значит, мэйнфреймы остались мэйнфреймами, но они стали лучше общаться со множеством терминалов сразу. Следовательно, больше не было нужды, использовать пакетную обработку. Считыватели карт были выставлены в прихожие и кочегарки, и пакетная обработка осталась известной только яйцеголовым умникам, и следовательно приобрела определенный вкус старины, даже для тех из нас, кто знал, что она вообще существовала. Все мы были теперь не в Пакетном интерфейсе, а в Командной Строке – мой самый первый сдвиг в сторону парадигм операционной системы, если только я вообще что‑нибудь понимаю.

 

Огромная стопка уложенной в гармошку бумаги на полу под каждым из этих прославленных телетайпов, и мили бумаги продергиваются через их валики. Почти вся эта бумага выбрасывалась или перерабатывалась, никогда не соприкасаясь с чернилами – это экологическое зверство было так вопиюще, что те машины вскоре заменили видеотерминалами – так называемые "стеклянные телетайпы", которые были тише и не тратили бумагу. Хотя, с компьютерной точки зрения, они были, неотличимы от телетайпных машин Второй Мировой Войны. Фактически, мы все еще использовали Виктрианскую технологию, чтобы общаться с компьютерами, вплоть до 1984 года, когда появились компьютеры Macintosh со своим Графическим Интерфейсом Пользователя. Даже после это, Командная Строка продолжила существовать как нижележащий слой – своего рода нижнемозговой рефлекс (brainstem – нижний мозг, прим. перев.) – многих современных компьютерных систем на всем протяжении расцвета Графических Интерфейсов Пользователя, или ГИПов (по аналогии с авторским GUIs, сокр. от Graphical User's Inteface – прим. перев.) как я буду их называть их с этих пор.

 

 

 

 

Графические интерфейсы пользователя

 

 

Сейчас первое, что любому кодеру нужно делать при написании новой части программного обеспечения, сообразить, с какого боку взяться за информацию, которая обрабатывается (в графической программе – изображение; в электронной таблице – колонки чисел) и превратить это в линейную строку байтов (байт – восьмибитная последовательность, когда Интернет был игрушкой агентства DARPA, их еще называли "восьмерками", то есть октетами – прим. перев.). Эти строки байтов обычно называются файлами или (отчасти более точно) потоками. Они подобны телеграммам, как современные люди – кроманьонскому человеку, то есть та же вещь, под другим именем. Все, что вы видите на экране вашего компьютера – ваша "Расхитительница Гробниц", ваши оцифрованные сообщения голосовой почты, факсы, и документы обработанные текстпроцессором, оформленные тридцатью семью разными шрифтами – все это, с компьютерной точки зрения, как обычные телеграммы, только значительно более длинные, и требующие больших вычислений. 3.02

Самый быстрый способ, попробовать это на вкус – запустить ваш сетевой браузер, залезть на сайт, и затем выбрать пункт меню "Вид/ Исходник Документа". Вы получите горстку машинного кода, которая выглядит приблизительно так:

 

<html>

<head>

<title>Shift Online</title>

<meta name="DESCRIPTION"

content="This is Shift Online,….">

<meta name="KEYWORDS"

content="Shift Online's homepage, homepage of Shift Online, Shift Magazine, Shift TV,

Behaviour, Behaviour, Shift Online, Shift Magazine, …">

</head>

<frameset rows="80, *" frameborder="0" framespacing="0"

border="0">

<frame name="top" src="../html/core_top.html" noresize

scrolling="no" marginwidth="0" marginheight="0"

frameborder="0" framespacing="0">

<frame name="bottom" src="core_java.html" noresize

scrolling="yes" marginwidth="0" marginheight="0"

frameborder="0" framespacing="0">

</frameset>

 

Эта хрень называется HTML (Язык Гипертекстовой Разметки) и это в общем очень простой язык программирования, указывающий вашему сетевому браузеру как отображать страницу на экране. Каждый может изучить HTML, что многие люди и делают. Главный прикол в том, что независимо от того, какие великолепные мультимедийные вебстраницы они могут забацать, HTML файлы это всего лишь телеграммамы.

 

Когда Рональд Рэйган был радиодиктором, он обычно рассказывал о бейсбольных матчах, читая краткие описания, которые перетекали по телеграфным проводам и распечатывались на бумажную перфоленту. Он сидел там, заполняя собой комнату с микрофоном, и бумажная перфолента вылезала из машины и ползла по его ладони, напечатанная загадочными сокращениями. Если счет был "три–два", Рэйган описывал изображение, как оно видeлось его мысленному взору: " мускулистый левша выходит из зоны отбивающего, чтобы стереть пот со лба. Ампир выходит вперед, чтоб смести грязь со своего поля…" – И так далее. Когда шифрованный документ на бумажной перфоленте объявлял бэйс–хит, он должен был стукнуть по краю таблицы карандашом, создав небольшой шумовой эффект, и описывать дугу шара как если бы, он мог ее действительно видеть. Его слушатели, многие из которых возможно думали, что Рэйган действительно был в боллпарке, наблюдая игру, могли умозрительно представить сцену, согласно его описаниям.

 

Это ровно то же самое, как работает Всемирная Паутина (русский вариант расшифровки WWW – прим. перев.): HTML файлы что‑то типа описания на бумажной перфоленте, а ваш сетевой браузер – Рональд Рэйган. Тот же самое в общих чертах справедливо для Графических Интерфейсов Пользователя.

 

То есть, ОС – это куча метафор и абстракций, которые находятся между вами и телеграммами, и воплощают различные трюки, какие программист использовал, для перевода информации, с которой вы работаете, –  будь то изображения, сообщения электронной почты, фильмы или обработка текстовых документов – в ожерелья байтов, с которыми компьютер только и умеет обращаться. Когда мы использовали по сути телеграфное оборудование (телетайпы) или их высокотехнологичные аналоги ("стеклянные телетайпы," или командная строка MS‑DOS), чтобы работать с нашими компьютерами, мы были очень близки к подножию этой кучи. Когда мы используем наиболее современные операционные системы, все равно, наше взаимодействие с машиной сильно опосредованно. Все, что мы делаем, интерпретируется и переводится раз за разом, на своем пути вниз, сквозь все метафоры и абстракции.

 

ОС компьютеров Macintosh была революционной в хороших и плохих смыслах этого слова. Очевидно, что интерфейсы командной строки были не для всех (в смысле, простоты освоения – прим. перев.), и, что было бы неплохо, сделать компьютеры более доступными для гуманитариев и "лириков" – если не по альтруистическим причинам, то поскольку те люди в своем роде составили несравненно более обширный рынок. Все было ясно, инженеры Mac видeли целую новую страну, лежащую перед ними; можно было почти услышать их бормотание: "Уау! На фиг файлы как линейные потоки байтов, вив ля революцьен! Ну‑ка глянем, как далеко это может зайти!" Никакого интерфейса команднной строки на Macintosh не было; вы говорили с ним посредством мыши, или не говорили вообще. Это была расстановка акцентов, верительная грамота революционной чистоты. Казалось, что разработчики Mac решили спихнуть Интерфейс Командной Строки на свалку истории.

 

Моя персональная любвь с "Макинтошем" закрутилась весной 1984–го в магазине компьютеров на Кедровых Порогах в Айове, мой друг – случайно, как раз сын владельца эМ–Джи–Би – показал мне "Макинтош", выполняющий "МакПайнт", революционную графическую программу. И закончилось оно в Июле 1995–го, когда я попытался сохранить большой важный файл в моем Macintosh Powerbook, и вместо этого, он уничтожил данные так тщательно, что две разных аварийных дисковых утилиты оказались не в состоянии найти хоть какой‑то признак, что файл когда‑либо существовал. В течение десяти лет, у меня была страсть к MacOS, которая казалась правильной и разумной в то время, но в ретроспективе плющит меня не меньше клоунада, которую папик моего кореша поимел со своей тачкой.

 

Появление Mac вызвало своего рода священную войну в компьютерном мире. Появились ГИПы – что это? Блестящее новшество разработки, которое сделало компьютеры более человеко–ориентированными и следовательно доступными для масс, ведя нас к беспрецедентной революции в человеческом обществе, или оскорбительный кусок аудиовизуального фуфла, придуманный трехнутыми хакерскими типчиками из Бэй Эриа, что лишили компьютеры их мощности и гибкости и превратили благородную и серьезную работу вычислений в детскую видео игру?

 

Эта дискуссия действительно кажется более интересной мне сегодня, чем она была в середине 1980–х. Но люди более или менее прекратили обсуждать это, когда Microsoft закрепила идею ГИПов первыми "Форточками". На этом этапе, сторонники командной строки приобрели статус глупых старых ворчунов, и новая буза началась между пользователями MacOS и Windows.

 

Было много такого, о чем можно поспорить. Первые "Макинтошки" внешне отличались от других ПиСюков, даже когда не были включены: они состояли из одного ящика, содержащего и ЦПУ(т. е. центральный процессор, часть компьютера, которая выполняет двоичные вычисления) и экран монитора. Этот прикол приподносился, в то время, как философская концепция: Apple захотела сделать персональный компьютер приспособлением, подобным тостеру. Но он также отразил чисто технический спрос на графические интерфейсы пользователя. В ГИПовой машине, чипы, которые делают всякие штуки на экране, должны включаться в компьютерный центральный процессор, или ЦП(У) (иногда, калькируя с английского, технические писатели дают расшифровку как "Центральное Процессорное Устройство" – прим. перев.), для гораздо большего усовершенствования, чем в случае с интерфейсами командной строки, которые до недавних пор даже не подозревали, что они просто говорили с телетайпами.

 

Это различие имело техническую и отвлеченную природу, но оно становилось более ясным, когда машина "падала"(обычный случай с технологиями, когда вы можете получить наилучшее представление о том, "как это работает", наблюдая их сбои). Когда все летело к черту, и ЦП начинал извергать произвольные биты, результатом для машины с АЦТ(ихний CLI/CRT (Command Line Interface/ Catode Ray Tube) – "алфавитно цифровой терминал с электронно–лучевой трубкой" – прим. перев.), была куча строк вполне читабельных, но случайных символов на экране–случай, известный в компетентных кругах (и тем, кто понимает английский юмор автора – прим. перев.), как "переход на Кириллицу." Но в MacOS, экран не работал, как телетайп, а служил для вывода графики; изображение на экране было растровое, т. е. буквальное представление содержимого конкретного участка компьютерной памяти. Когда компьютер "падал" и гнал тарабарщину в побитовом представлении, результатом было нечто, что выглядело, как статический шум на сломанном телике – типа "снежная лавина." (Кстати, для любителей киберпанка: тут прямая аллюзия на "Нейромант" Гибсона: "Небо над Тиба–Сити напоминало телескрин, включенный на мертвый канал…" Ну, а говорящий метатитул "Snowcrash", то ись "пурга на экране" – это уже ассоциации с творчеством самого автора. –  прим. перев.)

 

И даже после выхода "Форточек", внутренние различия сохранялись; когда c Windows–машиной случались проблемы, старый интерфейс командной строки выпадал поверх ГИПа, подобно асбестовому пожарному занавесу, закупоривая наглухо просцениум горящей оперы. Когда Macintosh… э… "становился проблемой", он показывал вам мультфильм бомбы, что была смешно лишь когда вы видeли ее впервые.

И это были не только поверхностные различия. Возврат из "Окон" в терминал, когда они терпели аварию, давало яблочным партизанам повод трепаться, что "Окна" не что иное, как дешевый фасад, подобно ослепительному афганскому ковру над сгнившим диваном. Они сходили с ума и пускали пену, чуя, что притаившийся под "Окнами" якобы дружественный интерфейс был буквально – "подтекстовый".

 

Для этой их части, фанаты "Окон" могли сделать кислое замечание, что все компьютеры, даже"Макинтошки", строились на том же самом "подтексте", и, что отказ владельцев Mac, принять этот факт как данность кажется сигналом о их готовности, почти страстной, стать жертвами обмана.

 

По–любому, Macintosh должен был переключать отдельные биты в чипах памяти на видео карте, и это должно делаться очень быстро, и в произвольно сложных образцах. В настоящее время это дешево и легко, но на технологическом уровне, который преобладал в начале 1980–х, единственным реалистичным путем, сделать это, было совместить материнскую плату (которая содержит ЦП) и видеосистему (которая содержит память, отображаемую на экран) как плотно сколоченный, целый–следовательно, единственный, герметически запечатанный корпус, который делал Macintosh таким особенным.

 

Когда "Окна" появились, они бросались в глаза своим уродством, и их современные преемники, Windows 95 и Windows NT, не те вещи, за которые люди платят деньги, чтобы просто смотреть на них. Microsoft совершенно игнорирует эстетику, давая всем нам, любителям "Маков", много поводов, чтобы посмотреть на них свысока. Эти "Окна" выглядели ужасно во многом, подобно прямой краже MacOS, давая нам горячее чувство нравственного возмущения, чтобы с ним и уйти. Среди людей, которые действительно знали и ценили компьютеры (слово "хакеры", в определении Стивена Леви не несет уничижительного значения) и в некоторый других нишах, как например, среди профессиональных музыкантов, художников–графиков и учителей, Macintosh, некоторое время, был просто компьютером. Он виделся не только как превосходныый пример проектирования, но как воплощение определенных идеалов использовании технологии, к вящей пользе человечества, пока "Окна" выглядели патетически неуклюжей имитацией, и зловещий заговор мирового господства, скрытый за ней. Так очень рано, установлся стереотип, благополучно дотянувший до наших дней: люди не любят Microsoft, которая как всегда впорядке; но они испытывают неприязнь к ней по причинам, которые плохо обоснованы, и в конце, обречены на поражение.

 

 

 

 

Классовая борьба настольных систем

 

 

Теперь, когда третий рельс крепко ухвачен (идиома, имеется в виду токопроводящий рельс линий метро, назначение которого для многих пассажиров не вполне очевидно – прим. перев.), неплохо отметить некоторые факты: как всякая публично торгующая, коммерческая корпорация, Microsoft, фактически, позаимствовала кучу бабок от некоторого количества людей (акционеров) для участия в цифровом бизнесе. Как должностное лицо этой корпорации, Билл Гейтс ответствен только за то, чтобы максимально увеличить возврат инвестиций. Он сделал это невероятно хорошо. Любые действия предпринятые Microsoft в этом мире – любое программное обеспечение выпущенное ими, к примеру – в основном тот эпифеномен, который не может интерпретироваться или пониматься иначе, как отражение исполнения Биллом Гейтсом его одной и единственной обязанности.

 

Из этого следует, что если Microsoft продает товары, которые эстетически непривлекательны, или, что не работают очень хорошо, –  это не означает, что служащие корпорации (соответственно) филистимляне или полудурки. Потому что у заправилы великолепного менеджмента Microsoft представляют, что они могут сделать больше денег для их акционеров, выпуская вещи с очевидными, известными несовершенствами, чем делая их красивыми или безбажными. Это бесит, но (в итоге) наполовину бесит не так, как вид "Яблока", что беспечно и неумолимо уничтожает себя.

 

Враждебность к Microsoft не трудно обнаружить в Сети, и она бывает двух сортов: обиженные люди, которые чувствуют, что Microsoft слишком мощна, и высокомерные пацаны, которые полагают ее приставучей. Это полностью аналогично зениту Коммунизма и Социализма, когда буржуазию ненавидeли с обеих сторон: пролы, из‑за того, что она захапала все деньги, и умники из образованных, из‑за ее стремления, тратить эти деньги на стрижку газонов. Microsoft – само воплощение современного высокотехнологичного процветания – кое, к слову, вполне буржуйское – и, поэтому притягивает все те же ябеды.

 

Открытие "экрана–заставки" Microsoft Word 6.0 подводит этому итог очень наглядно: когда вы запустили программу, вас потчуют изображением дорогой лаковой авторучки, покрывающей пару листов бумаги смешной писаниной. Очевидно намеренье сделать вид программы классическим, что возможно сработало бы для некоторых, но не прошло со мной, поскольку ручка была шариковой, а я в натуре "авторучной пацан". Если бы "Яблоко" так поступило, они использовали бы авторучку Мон–Блан, или может быть китайскую каллиграфическую кисть. И я сомневаюсь, что это вызвало бы проблемы. Недавно я потратил время на переустановку Windows NT на одной из своих домашних машин, и много раз пришлось открывать "Панель Управления". По причинам, которые трудно постичь, эта иконка состоит из изображения столярного молотка и долота или отвертки, уложенных поверх конторской папки.

 

Эти эстетические оплошности дают один почти неуправляемый повод поугорать над Microsoft, но снова, это все под вопросом – если Microsoft провела испытание возможных альтернатив изображения на фокус–группе, они вероятно обнаружили, что среднее число заурядных служащих связывают авторучку с изнеженными снобами от управления и были бы рады шариковой. Аналогично, заурядным пацанам, лысеющие папики мира сего, которые вероятно несут основную тяжесть установки и поддержания домашних компьютеров, вероятно лучше представляют столярный молоток – возможно, потому что подумывают попробовать один из них на своих упрямых компьютерах.

 

Это – единственный способ, каким я могу объяснить определенные специфические особенности современного рынка операционных систем, как например, что девяносто процентов всех клиентов продолжают покупать семейные фургоны Microsoft, пока даровые танки только ждут своих хозяев, прямо через улицу.

 

Строка единиц и нулей не была той штукой, какую Билл Гейтсу трудно распространить, буде он просек фишку. Самое трудное было продать это – убеждая клиентов, что они действительно получили что‑то взамен своих денег.

 

Каждый, кто когда‑либо покупал некую софтину в магазине, имел забавный опыт переноски запакованной коробки домой, вскрытия оной, показывающего, что это 95 процентный воздух – с дальнейшим выбросом небольших карточек для партийных взносов и кусочков мусора, и загрузкой диска в компьютер. Конечный результат (после того, как вы потеряли диск) – ничего, кроме некоторых картинок на компьютерном экране, и некоторых возможностей, которых не было там прежде. Иногда даже этого вам не дано – что у вас есть, так это строка сообщений об ошибках взамен. Но ваши деньги определенно уплыли. Теперь мы почти привыкли к этому, но двадцать лет тому назад это было очень рискованное предприятие. Билл Гейтс по крайности заставил его работать. Он заставил это работать не продавая наилучшее программное обеспечение или предлагая самые низкие цены. Взамен он как‑то заставил народ верить, что они чего‑то поимеют в обмен за свои кровные.

 

Улицы каждого города в мире заполняются этими неповоротливыми, трескучими фургонами. Каждый кто не обладает таким, чувствует небольшой уезд крыши, и удивляется, назло себе, не пора ли прекратить сопротивление и купить оный; каждый кто обладает – уверен, что он приобрел какую‑то реальную собственность, даже когда тачка пребывает на подъемнике в автосервисе.

 

Все это вполне совпадает с членством в буржуазии, которая – так же сообразительна, как и состоятельна. И понятно, почему Microsoft обычно атакуют в Сети, с обеих сторон. Люди, которые склоняются чувствовать себя бедными и угнетенными, объясняют все действия Microsoft, как зловещий оруэлловский замысел. Люди, которые любят представлять себя интеллектуальными и технически грамотные пользователи сходят с ума от серости "Окон".

 

Ничего нет более досадного для умных людей, чем видеть кого‑то, богатого достаточно, чтобы познать лучшее, таким липучим – если не представить, в следующий момент, что они вероятно знают, что они липучие и им просто все равно – они собираются оставаться липучими, и богатыми, и счастливыми навсегда. Microsoft, значитца, так же относится к элите Кремниевой Долины, как простаки из Беверли–Хиллз к своему нервному банкиру, мистеру Дрисдейлу – который раздражен не столько тем, что Клампеты поселились пососедству, как знанием, что, когда Джетро исполнится семьдесят, он все еще будет говорить как деревенщина, носить грудничковый слюнявчик, и все еще будет не прочь стать гораздо богаче, чем мистер Дрисдейл.

 

Даже железо, на котором "Окна" идут, в сравнении с машинами, выпущенными "Яблоком", выглядит похожим на белый мусор, и все еще по большей части им и является. Причиной явилось то, что "Яблоко" было и остается железячной компанией, пока "Мелкорухлядь" была и осталась чисто софтовой. "Яблоко" следовательно получило монополию на аппаратные средства, которые ваще могут выполнять MacOS, поскольку "Окно–совместимые" аппаратные средства приходят со свободного рынка. Свободный рынок кажется, решил, что люди не заплатят за крутые на вид компьютеры; изготовители железа для "ПиСи", которые нанимают разработчиков, чтобы придать своим вещам отличный ("от других", –  прим. перев.) вид, видят свои часы обнуленными изготовителями клонов с Тайваня, впаривающими ящики, которые выглядят как воздушные фильтры на передке чьего‑то трейлера. Но "Яблочники" могли бы делать свои железяки так прикольно, как им этого бы хотелось, и просто накручивать цены своим безотказным потребителям, подобным мне. Только на прошлой неделе (Я пишу это предложение в раннем январе 1999–го) технологические колонки всех газет заполнялись льстивыми обзорами о том, как Apple выпустила iMac в различных вариациях новых цветов, типа Черничного и Мандаринового.

 

Apple всегда настаивала на аппаратной монополии, за исключением краткого периода в середине 1990–х, когда они позволили клонмейкерам конкурировать с собой, прежде, чем впоследствии вновь вывести их из игры. Железо в Macintosh было, следовательно, дорогим. Вы не откроете его и не подурачиетесь с ним, поскольку эти действия могут отменить гарантию. Фактически первые "Маки" специально разрабатывались, чтобы заруднить вскрытие – вам нужен комплект экзотических отмычек, которые можно было купить по объявлению, которые начинала появляться на обратных страницах журналов через несколько месяцев после того, как Mac появился на рынке. Эта реклама всегда имела определенный душок неблагонадежности, темные делишки с отмычками на задниках глянцевых детективных журналов.

 

Эта монополистическая политика может быть объяснена по крайней мере тремя разными способами.

 

ТЕРПИМОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ – в том, что политика железячной монополии отразила желание части Apple обеспечить бесшовное, однообразное совмешение аппаратной части, операционной системы и прикладного программного обеспечения. В этом что‑то есть. Этого более чем достаточно, чтобы сделать ОС, которая работает хорошо на одном специфическом железе, разработанном и отлаженном инженерами, которые работают холлом ниже от тебя, в той же компании. Заставить ОС работать на произвольном железе, забацанном бесконечно рисковыми клонмейкерами на другой стороне Линии Перемены Даты, очень трудно, что и объясняет многие проблемы пользователей Windows.

 

ФИНАНСОВОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ. "Яблоко", в отличие от Microsoft, –  есть и всегда было железячной компанией. Оно просто зависит от дохода с продаж аппаратных средств, и не может существовать без этого.

 

НЕ ВПОЛНЕ ТЕРПИМОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ можно дать исходя из "Яблочной" корпоративной культуры, уходящей корнями в бэби–бумерство Района Бухты.

 

Теперь, поскольку я собираюсь на секунду отвлечься на культуру, возможно полное раскрытие в порядке самозащиты от обвинений в противоречивости и моральном разложении: (1) географически, я из Сиэтла, с мрачным темпераментом, и склоннен набросать безрадостный вид Дионисийского Района Бухты, также как его жители склонны пускать пену и ужасаться нам. (2) Хронологически я пост–бэби–бумер. Я себя так чувствую, по крайней мере, из‑за того, что никогда не испытывал веселья и возбуждения подобно части целой Бумерской арены – просто провел много времени, живо потешаясь над безумно тупыми бумерскими анекдотами о том, как им случалось тормозить в различных ситуациях, и вежливо внимая их утвержденим, о том какой великой была их музыка. Но даже на этом удалени было бы возможно тщательно отбирать определенные шаблоны, и те, которые возвращаются так же регулярно, как и городская легенда о ком‑то, кому надо бы пожить в общине, заполненной носителями сандалей, блеском пацификов цветочных детей, и в конечном счете обнаружить, что, под этим фасадом, парни, кои это все двигали, были на самом деле управляемым сбродом; и это, "типа житие" в общине, где много услужливой болтовни про идеалы мира, любви и гармонии, отключало их от нормальных, социально приемлемых розеток из‑за их управляемого–сбродства, что имело сколонность появляться другим, несравненно более зловещим образом.

 

Приложение этого взгляда к Apple Computer оставлю как упражнение для читателя, и не слишком трудное упражнение.

 

Это слегка возмущает, во–первых, думать о "Яблоке", как об управляемом сброде, из‑за того, что это полностью расходится с их корпоративнымим идижем. Не те ли это парни, которые раздули знаменитую рекламу Супер Горшка, показывая отборных, слепошарых служащих, марширующих подобно леммингам со скалы? Не та ли это компания, которая даже теперь выпускает рекламные проспекты с изображениями Далай Ламы (за исключением Гонконга), Ейнштейна и других неформальных мятежников?

 

На самом деле это та же самая компания, и то, что они смогли вырастить себе имидж творческих и мятежных вольнодумцев в умах такого количества интеллектуальных и закаленных скептиков действительно заставляет задуматься. Это доказательство коварной мощи дорогих и ловких рекламных компаний и, возможно, определенной суммы желаемого мышления в умах людей, которые падки до них. Это также поднимает вопрос, почему у Microsoft так плохо с пиаром, когда история "Яблока" демонстрирует, что выписывая большие чеки в хороших рекламных агентствах, вы можете создать в умах интеллектуальных людей корпоративный имидж, который полностью расходится с действительностью. (Ответ, для людей, которые не любят дамокловы вопросы, в том, что поскольку Microsoft завоевал сердца и умы безмолвного большинства – буржуазии – поэтому они не разоряются о прилизанном имидже, больше чем это делал Дик Никсон. "Я хочу верить", –  мантра, которую Фокс Малдер пришпилил к стене своей конторы в "Xэ–Файлах" – прикладывается к разным путям этих двух компаний; "Маковые" партизаны хотят верить в имидж Apple, выстроенный той рекламой, в рассуждении, что "Маки" коренным образом отличаются от других компьютеров, тогда как люди "Окон" хотят верить, что они получат что‑то за свои деньги, вовлеченные в приличную деловую сделку.

 

В любом случае, по данным 1987, и MacOS, и Windows присутствовали на рынке, работая на аппаратных платформах, которые радикально отличались одна от другой не только в назначении, для которого MacOS использовала процессорные чипы Motorola, когда Windows использовала процессоры Intel, но и в смысле – тогда проигнорированном, но в конце концов, значительно более значимом – что "Яблочный" железячный бизнес был жесткой монополией, а на стороне "Окон" была куча–мала свободы для всех.

 

Но все последствия этого оставались не ясны до совсем недавнего времени – фактически, они все еще проявляются, в высшей степени странным образом, как я объясню, когда мы дойдем до Linux. Итог – то, что миллионы людей привыкли к использованию ГРАФИЧЕСКИХ ИНТЕРФЕЙСОВ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ в той или иной форме. Таким образом, они сделали для Apple/Microsoft много денег. Состояния многих людей стали связанны со способностью этих компаний, продолжить продавать продукты, чья покупательная способность очень спорна.

 

 

 

Медовый горшок, увы, смоляная яма

 

 

Когда Гейтс и Аллен набрели на идею продавать программное обеспечение, они столкнулись с критикой как хакеров так и здравомыслящих воротил бизнеса. Хакеры понимали, что программное обеспечение было всего лишь информацией, и возражали против идеи его продавать. Эти возражения были отчасти морального свойства. Хакеры вышли из научного и университетского мира, где императивом служит свободный доступ общественности к результатам чьей‑либо работы. Они были также частично практическими; как вы можете продать нечто, что может легко быть скопировано? Дельцы, которые полярны с хакерами во многих вопросах, имели свои собственные возражения. Привычные к продаже тостеров и страховых полисов, они естественно с трудом понимали, как длинный набор единиц и нулей мог бы стать популярным продуктом.

 

Очевидно Microsoft эти возражения были до фонаря, как и "Яблоку". Но возражения остались. Самым хакерским из всех хакеров, абсолютным хакером (UR‑hacker – сокращение от Ultima Ratio – последний довод – прим. перев.) как таковым, был и остался Ричард Столлман, которого так взбесила практика продажи программного обеспечения, что в 1984–м (тот же год, когда Macintosh поступил в продажу) он пришел и основал нечто называнное Фонд Сфободного Программного Обеспечения (FSF), в которым начали работу над чем‑то типа GNU. Это самое GNU – сокращение от "GNU Не Unix", но это – шутка по большей части, поскольку GNU по сути своей и есть Unix. Из‑за бодяги с торговой маркой ("Unix" – торговая марка AT&T) они просто не могли заявить, чтобы воссоздают Unix, и типа, чтобы перестраховаться, всем сказали, что это вовсе не то, о чем все подумали. Вопреки несравненному таланту и драйву мистера Столлмана и других приверженцев GNU, их заява на создание свободного "Униха", чтобы конкурировать против Microsoft и "Яблочных ОС", была чем‑то типа попытки выкопать еще одно метро чайной ложкой (в аббревиациях названий некоторых программ проекта FSF/GNU, традиционно присутствуют буквы YA – от yet another – прим. перев.). Пока, разумеется, всем не настал Linux, до которого я дойду чуть позже.

 

Но основная идея воссоздать операционную систему с листа была вполне озвучена и полностью осуществлена. Это было сделано много раз. И присуще самой природе операционных систем.

 

Операционные Системы, по правде говоря, не так уж необходимы. Нет причины почему достаточно упертый кодировщик не мог бы начинать с нуля каждый проект и писать свежий код, чтобы выполнять такие основные операции низкого уровня, как управление чтенем/записью головок дисковых накопителей и отображением отдельных пикселей на экране. Самые первые компьютеры программировались таким образом. Но так как почти каждой программе нужно выполнять те же основные операции, этот метод провел бы к обширному дублированию усилий разработчиков.

 

Нет ничего более тупого для хакеров, чем дублирование усилий. Первая и наиболее важная умственная привычка, которую люди вырабатывают в себе, когда они узнают как писать компьютерные программы, это стремление обобщать, обобщать, обобщать. Чтобы делать их код настолько модульным и гибким, насколько это вообще возможно, большие проблемы разбиваются на небольшие процедуры, которые могут многократно использоваться в других контекстах. Следовательно, разработка операционных систем, несмотря на свою техническую необязательность, была неизбежной. Поскольку по сути своей, операционная система не что иное, как библиотека, содержащая наиболее часто используюемый код, написанный один раз (и надо надеяться написанный хорошо) и далее доступный для каждого разработчика, которому оно надо.

 

Таким макаром, частная, закрытая, секретная операционная система является противоречием. Она идет вразрез с самой идеей операционной системы. И в любом случае невозможно сделать ее секретной. Исходный код, как строки текста подлинника, написанного программистами – может содержаться в секрете. Но ОС в целом является набором небольших подпрограмм, которые выполняет очень специфические, очень четко определенные виды работ. Естественно эти подпрограммы должны быть опубликованы, явно и точно, иначе ОС полностью бесполезна для программистов; они не смогут использовать те подпрограммы, если не получат полного и четкого понимания, какого дьявола эти подпрограммы делают.

 

Единственная вещь, которая не публикуется – как именно подпрограммы делают то, что они делают. Но как только вы узнаете, что процедура делает, обычно совсем легко (если вы – хакер) написать вашу собственную рутинку, которая делает ровно то же самое. Это может занять время, и это скучная и неблагодарная работа, но в большинстве случаев не трудная.

 

Что трудно в хакерстве, как в сочинительстве, это не писанина сама по себе, а решить, что в натуре должно быт написано. И поставщики коммерческих "Осей" уже решили, и опубликовали свои решения.

 

Это в основном было понятно давно. MS‑DOS дублировалась функционально конкурирующим продуктом, написанным заново, названным ProDOS, который делал все те же вещи совершенно таким же образом. Другими словами, другая компания смогла написать код, который делал ровно то же самое, что и MS‑DOS, и получала за это прибыль. Если вы используете операционнуую систему Linux,, вы можете получить свободную программу Wine которая является эмулятором Windows; то есть, вы можете открыть окошко в вашей настольной системе, в котором выполняются программы "Окон". Это означает, что полностью функциональная ОС Windows воссоздана в Unix, подобно модели корабля в бутылке. И сама Unix, которая является значительно более навороченной, чем MS‑DOS, была воссоздана заново много раз. Ее версии продают компании Sun, Hewlett‑Packard, AT&T, Silicon Graphics, IBM, и другие.

 

Иными словами, народ переписывал основной код операционной системы так долго, что вся технология, которая составляет "операционную систему" в традиционном (доГИПовом) значение этой фразы, теперь так дешева и настолько обобщена, что буквально свободна. Гейтс и Аллен не только могли бы не продавать MS‑DOS сегодня, они могли даже не пускать ее в оборот, поскольку более мощные "оси" давно доступны. Даже исходники "Окошек" (тех, которые были единственными "Окошками" до 1995) перестали стоить что‑либо, не имеет смысла вообще владеть чем‑то, что может эмулироваться в Linux, которая сама по себе свободна.

 

Таким образом продажа операционных систем совсем не то, что продажа автомобилей. Даже старый рыдван чего‑то да стоит. Вы можете использовать его, пока не развалится, или разобрать на запчасти. Это – судьба произведенных товаров, чтобы медленно и мягко дешеветь по мере старения и конкурировать с более современными продуктами.

 

Но судьба операционных систем – стать свободными.

 

Microsoft – большая компания прикладных программ. Приложения, как например, Microsoft Word – та область, где новшество приносит реальные, прямые, осязаемые преимущества пользователям. Новшества могли быть новой технологией прямо из научно–исследовательского отдела, или они могли быть в категории бубенчиков и свистулек, но в любом случае они часто полезны и, кажется, делают пользователей счастливым. И Microsoft – становится большой научно–исследовательской компанией. Но Microsoft не настолько хороша как компания операционных систем. И это не обязательно потому, что их операционные системы так плохи с чисто технологической позиции. "Оси" от Microsoft имеют свои проблемы, конечно, но они значительно лучше, чем они обычно бывают, и вполне подходят для большинства людей.

 

Почему тогда я говорю, что Microsoft не такая крутая компания операционных систем? А потому, что сама природа операционных систем такова, что для них бессмысленно разрабатываться и принадлежать одной специфической компании. Это неблагодарная работа, во–первых. Приложения создают возможности для миллионов доверчивых пользователей, тогда как операционные системы навязывают ограничения тысячам недовольных кодеров, таким образом, изготовители операционных систем навсегда занесены в черный список каждого, кто чего‑нибудь понимает в мире высоких технологий. Приложения используются людьми, чья большая проблема состоит в понимании всех подробностей, тогда как ОСи бацают кодировщики, которых бесят ограничения. Продажа операционок была хороша для Microsoft только до тех пор, пока приносила им деньги, чтобы начать действительно хороший бизнес прикладных программ и нанимать много интеллектуальных исследователей. Теперь это надо бы сбросить, подобно ступени ускорителя ракеты. Большой вопрос – способна ли Microsoft сделать это. Или она помешалась на продаже ОС так же как "Яблоко" – на продаже аппаратных средств?

 

Знаете, эта способность Apple монополизировать поставку своего собственного железа уже отмечалась учеными обозревателями, как большое преимущество перед Microsoft. На какое‑то время она казалось, устанавливает их на значительно более прочную позицию. В итоге, она почти убила, и все еще может убить их. Проблема, для Apple, что большинство компьютерных пользователей в мире настроены приобретать более дешевые аппаратные средста. Но дешевое железо не может выполнять MacOS, и потому эти люди переключились на Windows.

 

Замените "аппаратные средства" на "операционные системамы", а "Яблоко" на "Microsoft" и вы увидите, как тот же прикол может повториться снова. Microsoft доминирует на рынке ОС, который приносит им деньги и кажется прикольной идеей сейчас. Но более дешевые и лучшие ОСы уже доступны, и они становятся все популярнее в тех частях мира, которые не так насыщены компьютерами, как США. Лет через десять, большинство компьютерных пользователей в мире смогут начать освоение этих более дешевых ОСей. Но эти Оси, пока не позволяют, в своем теперешнем виде, выполнять любые приложения Microsoft, и значит эти люди будут использовать что‑то другое.

 

Чтобы показать это более прямо: каждый раз, когда кто‑то решает использовать "не–мелкомягкую" ОС, отделение операционных систем Microsoft, очевидно, теряет клиента. Но, при современном положении вещей, отдел прикладных программ Microsoft тоже теряет клиента. Это не такая уж большая проблема, пока почти все используют ОпСистемы от Microsoft. Но как только доля участия "Окон" на рынке начнет ускользать от них, математика начнет выглядеть достаточно мрачной для людей в Редмонде.

 

На этот аргумент можно возразить, что Microsoft может просто перекомпилировать приложения, чтобы выполнять их под другими ОС. Но эта стратегия идет в разрез с нормальными корпоративными инстинктами. Снова показателен пример "Яблока". Когда для Apple настали холода, они должны были портировать свою ОпСистему на дешевые железяки PC. Но они этого не сделали. Взамен, попытались максимально использовать свои блестящие аппаратные средства, добавляя новые характеристики и расширяя линейку продуктов. Но это только делало их ОС более зависимой от этих специальных железных примочек, которые в итоге сделали только хуже.

 

Аналогично, когда Microsoft на рынке ОС слегка поплохело, их корпоративные инстинкты подсказали им набить свои операционные системы примочками, и затем снова подсадить прикладные программы на эти специальные навороты. Но это только поставило их в зависимость от применения ОС, с сокращением доли рынка, так что им поплохело еще сильнее.

 

Рынок операционных систем – смертельная ловушка, смоляная яма, пучина отчаяния. Есть только две причины, чтобы инвестировать в Apple и Microsoft. (1) каждая из этих компаний участвует в том виде отношений, что мы должны назвать взаимозависимостью с клиентами. Клиенты хотят верить, а Apple и Microsoft знают, как дать им, что они хотят. (2) каждая компания очень напрягается, чтобы пришпандорить новые фишки к своей ОпСистеме, которая работает, чтобы обеспечить лояльность клиента, по крайней мере, еще чуть–чуть.

 

Соответственно, сухой остаток этого очерка будет вращаться около этих двух тем.

 

 

 

Техносфера

 

 

Unix является до сих пор единственной ОС, чей ГИП (обширный блок кода, называемый "система X Window" (да–да, не "X Windows", как написано у автора, а именно "X Window" – прим. перев.) выделен из ОС, в старом значении слова. Это значит, что Вы можете выполнять Unix в чистом режиме командной строки, если вам так уж приспичило обходиться без окон, иконок, мышей, и т. п. то есть – абсолютно, и это все равно будет "Юних", способный делать все, что Юниху полагается. Но другие ОСы: MacOS, семейство Windows, и BeOS, поимели свои ГРАФИЧЕСКИЕ ИНТЕРФЕЙСЫ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ привязанными к старомодным функциям ОС в том смысле, что они должны работать в ГРАФИЧЕСКОМ режиме интерфейса пользователя, иначе они в натуре не катят. Значитца, теперь типа того, что как бы невозможно думать, о ГИПах в отрыве от ОС; они намертво туда впендюрены, и по большому счету самая большая часть операционных систем, и надо думать наиболее дорогая и трудно создаваемая часть.

 

Есть только два способа, продать продукт: цена и навороты. Когда ОСи свободны, компании–производители ОпСистем не могут конкурировать в ценовом отношении, и поэтому они конкурируют в создании всяких примочек. Это означает, что они всегда пытаются превзойти друг друга в написании кода, который, до недавних пор, не считался частью ОС совсем: все те штуки, типа ГРАФИЧЕСКИХ ИНТЕРФЕЙСОВ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ. Это многое объясняет в поведении таких компаний.

 

Это объясняет, почему Microsoft добавила браузер к своей ОС, к примеру. Легко получить свободные браузеры, также как получить свободные ОСы. Если браузеры свободны, и ОСы свободны, может показаться, что нет способа, делать деньги на браузерах или ОСях. Но если вы можете внедрить браузер в ОС, и этим самым придать обоим новые свойства, у вас есть вполне продажный продукт.

 

Если отставить на мгновенье в сторону тот факт, что это в натуре сводит недоверчивых к правительству юристов с ума, эта стратегия приобретает смысл. По крайней мере, она имеет смысл, если вы полагаете (как управленцы Microsoft в натуре думают), что ОС должна быть защищена несмотря ни на что. Реальный вопрос в том, является ли каждое новое технологическое направление, которые то и дело появляются, той щукой, которую надо использовать в качестве костыля, чтобы поддержать доминирующую позицию ОС на рынке. В виду феномена Паутины (WEB – прим. перев.), Microsoft должна была разработать действительно хороший сетевой браузер, и она это сделала. И тогда у них появился выбор: они могли заставить этот браузер работать во многих других операционных системах, что должно дать Microsoft прочную позицию в мире Internet, независимо от того, что случится с их сегментом рынка ОпСистем. Или они могли бы сделать браузер единым с ОпСистемой, поставив на то, что это сделает ее такой современной и привлекательной с виду, что поможет сохранить их преобладание на этом рынке. Проблема в том, что, когда позиция "Мелкомягкой Оси" начнет рушиться (поскольку она – к настоящему времени в районе девяноста процентов, то есть, может только уменьшаться) она утащит вниз все вместе с собой.

 

В классе геологии вашей средней школы вы, вероятно, проходили, что вся жизнь на земле существует в тонкой, как бумага, оболочке, названной "биосфера", которая зажата между тысячами миль мертвой скалы под ногами, и холодным мертвым радиоактивным космосом над ней. Компании, которые торгуют операционными системами, существуют в своего рода техносфере. Внизу – технология, которая уже стала свободной. Выше – технология, которая должна еще только разрабатываться, или, которая слишком безумная и умозрительная, чтобы впарить ее кому‑нибудь прямо сейчас. Подобно биосфере Земли, техносфера очень тонка по сравнению с тем, что выше, и тем, что ниже, ее.

 

Но она развивается много быстрее. В различных частях нашего мира, можно посетить богатые залежи ископаемых, где скелеты лежат на скелетах, и более поздние лежат наверху, а более древние ниже. В теории они проходят весь путь, до первых одноклеточных организмов. И если вы используете немного вашего воображения, сможете понять, что, если проболтаетесь здесь достаточно долго, вас тоже в натуре закопают, а в свое время некий более продвинутый организм будет зарыт над вами.

 

Рекордом таких похорон – смоляной ямой Ля Бри для технологии программного обеспечения – является Internet. Все, что там появляется, можно свободно взять (пусть незаконно, но свободно). Руководители в компаниях подобно Microsoft должны привыкнуть к практике – немыслимой в других отраслях – вбухивать миллионы долларов в разработку новых технологий, как например, сетевых браузеров, а затем – видеть, как те же или эквивалентные софтины появляются в Internet через два года, или через год, или даже через несколько месяцев.

 

Продолжая разрабатывать новые технологии и добавлять примочки в свои продукты, они могут быть на один шаг впереди процесса захоронения, но придет день, и они почувствуют себя мамонтами, пойманными в яму Ля Бри, использующими всю свою энергию, чтобы освободить свои ноги, вновь и вновь засасываемые горячей смолой, которая стремится накрыть и объять их.

 

Выживание в этой биосфере требует острых бивней и тяжело топающих ног на в едином способе организации, и Microsoft известна тем, что имеет их. Но, втаптывая других мамонтов в деготь, вы можете сохранить вашу жизнь лишь на это время. Опасность в том, что в своей одержимости не быть похороненными, эти компании забывают о том, что лежит выше биосферы: область новой технологии. Другими словами, они должны держаться за свои примитивные орудия и заскорузлые конкурентные инстинкты, но также развить мощные мозги. Это типа того, что Microsoft делает со своим научно–исследовательским отделом, который нанимает интеллектуальных людей направо и налево (Здесь я должен упомянуть, что хотя я знаю, и общаюсь с некоторыми людьми в научно–исследовательское отделе этой компании, мы никогда не говорим о деловых вопросах, и я ни фига не разумею, какого черта они там делают. Я больше узнал о Microsoft, используя операционную систему Linux, чем я когда‑либо смог бы, пользуясь "Форточками").

 

Неважно, что в натуре делает Microsoft, чтоб нарубить капусты. Сегодня, она делает свои деньги чем‑то типа временного арбитража. "Арбитраж", в обычном значении, средство делать деньги, используя преимущество разницы цен между разными рынками. Другими словами, он пространственный и зависит от знания управляющим того, что происходит в разных местах в одно и то же время. Microsoft делает деньги, пользуясь преимуществом разницы цен технологий разных времен. Временной арбитраж, если можно так выразиться, зависит от знания управляющим, за какие технологии люди будут платить в следующем году, и как скоро впоследствии те же технологии станут свободными. Что у пространственного и временного арбитража общего, –  оба зависят от того, чтобы арбитр был чрезвычайно хорошо осведомлен; с одной стороны о градиентах цен по пространству в этом времени, и с другой – о градиентах цен по времени в данном месте.

 

Так Apple/Microsoft дождем сыплют новые прибамбасы на своих пользователях почти ежедневно, в надежде, что устойчивый поток "типа технических новшеств", объединенных с лозунгом "Я хочу верить" – феномен, способный отвратить их клиентов от взглядов через дорогу на более дешевые и лучшие ОС, которые им доступны. Вопрос – имеет ли это смысл с долгим прицелом. Если Microsoft впала в зависимость от ОпСистем, как Apple – от аппаратных средств, тогда, они разведут целую ферму своих ОСей, и привяжут все свои новые приложения и технологии к ним. Поэтому их непрерывное выживание зависит от этих двух вещей: забацывание новых фишек в их ОСи, чтоб клиенты не переключились на более дешевые альтернативы, и поддержание имиджа, который, неким непостижимым образом, дает клиентам чувство, что они чего‑то имеют со своих денег.

 

Последнее – поистине странный и интересный культурный феномен.

 

 

 

Интерфейсная культура

 

 

Несколько лет назад я зашел в продовольственный магазин, где и стал свидетелем следующей живописной живой картины около входа молодая пара стояла перед большим стендом косметики. Мужчина без энтузиазма держал торговую корзину, пока его дама выгребала упаковки пузырьков с гримом со стенда и ссыпала их в нее. С тех пор я всегда думал о том человеке, как об олицетворении интересной человеческой тенденции нас не только не бесит до ослепления искусственный имидж, но мы любим его. Мы практически настаиваем на этом. Мы сгораем от желания быть дополненными в нашем собственном ослеплении, чтобы уплатить деньги за поездку в тематический парк, проголосовать за парня, который, очевидно, лжет нам, или стоять там, держа корзину, которая заполняется косметикой.

 

Недавно я побывал в Disney World, точнее, в той его части, что называется Волшебное Королевство, прогулки по Главной Улице США. Это совершенно пряничный, маленький Викторианский городок, который кончается в замке Диснея. Он очень людный (городок Замок – недоумение перев.); мы больше тусовались, чем прогуливались. Непосредственно передо мной человек с видеокамерой. Это была одна из камер новой породы, где, вместо пристального наблюдения через видоискатель, вы внимательно всматриваетесь в плоскую панель цветного экрана, размером с игральную карту, которая передает живой телеобзор, независимо от того, что там такого наблюдает камера. Он держал фишку близко к лицу, так, что она ограничивала его обзор. Вместо того, чтоб смотреть в натуре на реальный маленький городок, этот чел уплатил деньги, чтобы увидеть что‑то типа маленького городка (это юмор – прим. перев. Смеяться после слова табуретка); вместо того, чтоб смотреть невооруженным глазом, он уткнулся в свой телевизор.

 

И, вместо того, чтоб остаться дома и почитать книжку, я наблюдал за ним (особенности стилистики автора сохранены. Предположительно, он наблюдал за тем человеком с камерой, а не за домом – прим. перев. Замечание специально для сишных критиков).

 

Приверженность американцев опосредованному опыту вполне очевидна, и я не собираюсь продолжать колотить этим оземь (наши ЭТИМ колотят в грудь – прим. перев.). Я даже не собираюсь делать едкие комментарии на сей счет – в конце концов, я побывал в Disney World, как платный клиент. Но это несомненно имеет отношение к колоссальному успеху ГРАФИЧЕСКИХ ИНТЕРФЕЙСОВ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ, так что придется что‑то сказать об этом. Disney делает опыт опосредованным лучше, чем кто‑либо. Если бы они поняли что такое ОСы, и почему люди используют их, они могли бы замастдаить Microsoft за год или за два.

 

В той части Disney World, что называется Звериное Царство есть новый аттракцион, установленный, чтобы открыться в Марте 1999, который называется Путешествие в Джунгли Магараджи. Я побывал там, на закрытом предварительном просмотре. Это полная, камень‑за–камнем воспроизведеннная репродукция гипотетических развалин в джунглях Индии. Согласно их описанию, они были построены туземным раджой в 16–ом веке, как заповедник. Тот раджа собирался там охотиться со своими гостями на бенгальских тигров. Со временем заповедник непоправимо разрушился, и, в итоге, его захватили тигры с мартышками; примерно во времена обретения Индией независимости; он стал государственным резервом диких животных, теперь открытым для посетителей.

 

Место выглядит скорее так, как я только что описал, чем как любое из зданий, кои вы смогли бы найти в Индии в натуре. Все камни на разломанных стенах выветрены, как если бы муссонные дожди точили их столетиями, краска великолепных росписей облупилась и выцвела совершенно так же, как такое по жизни бывает, и бенгальский тигр развалился среди пеньков обрушенных колонн. Где есть современные переделки в старинной постройке, они сделаны, не как Диснеевские инженеры обычно делают, но как бережливые индийские уборщики – с помощью кусков бамбука и ржавых прутьев. Ржавчина, конечно, нарисованная и защищена от реальной пластиковым покрытием, но вы не можете догадаться об этом, пока не встанете на колени.

 

В одном месте вы проходите вдоль каменной стены с рядом старых выкрошившихся фресок. Один край стены разрушился и упал на землю, возможно из‑за какого‑то достопамятного землетрясения, и поэтому широкая зубчатая трещина рассекает панель или две, но история все еще читабельна во–первых, из предвечного хаоса исходит дальнейшее процветание многих видов живых существ. Затем, мы видим Дерево Жизни окруженное разнообразными животными. Это – очевидный намек (или, на жаргоне шоу–бизнеса, привязка) на гигантское Дерево Жизни, которое возвышается над центром Зверского Королевства Диснея, как Замок возвышается над Волшебным Королевством или Сфера над Эпкотом. Но это представлено в исторически правильном стиле и могло бы вероятно одурачить каждого, кто не имеет докторской степени в истории индийского искусства.

 

Следующая панель показывает усатого Хэ. Сапиенса вырубающего Дерево Жизни ятяганом, и животных, разбегающихся, каждое своим путем. На следующей показана ошибочность поведения человека, в итоге смытого приливной волной от Ливня Судного Дня, возможно, вызванного его глупостью.

 

Последняя панель, затем, изображает Росток Жизни, начинающий расти вновь, но теперь Человек закопал острое оружие и воссоединился с другими животными, расположенными вокруг, чтобы чтить и восхвалять жизнь. Это является, другими словами, пророчеством Бутылочного Горла сценарий, обычно известный современным сторонникам защиты окружающей среды, где миру предстоит столкнуться с рядом серьезных экологических потрясений, которые затронут несколько десятилетий или веков и закончатся, когда мы найдем новый гармоничный modus vivendi с Природой.

 

Взятая в целом фреска – очень красивая часть работы. Очевидно это не – старинные индийские руины, и какому‑то человеку или людям принадлежит честь их создания. Но нет их подписей в заповеднике Магараджи в Мире Диснея. Нет подписей на чем‑нибудь, из‑за того, что это может разрушить общий эффект, если прописать длинные строки массовки на каждом искусственно состаренном кирпиче, типа как это делают в титрах фильмов Голливуда.

 

Среди авторов Голливуда, Дисней имеет репутацию в натуре злой мачехи. Не трудно видеть почему. Дисней рубит капусту на ниве полной иллюзии – волшебного зеркала, которое отражает изнанку мира лучшей, чем она есть по жизни. Но автор буквально говорит с его или ее читателями, не просто создает среду или преподносит им нечто, чтобы на него посмотреть; но как интерфейс командной строки открывает более прямой и явный канал от пользователя к машине, чем ГИП, так же это происходит со словами, автором, и читателем.

 

Слово, в итоге, –  всего лишь система кодирования мыслей – всего лишь посредник, который незаменим, который отказывается растворяться в поглощающем потоке электронных носителей (более богатые туристы в Disney World носят футболки с напечатанными именами знаменитых дизайнеров, поскольку сам дизайн может быть бутлегирован (неправомерно скопирован, то ись, украден – прим. перев.) легко и безнаказанно. Единственный путь, чтобы создавать одежду, которая юридически не может быть бутлегирована, это напечатать на ней защищенные авторским правом и оформленные как торговые марки слова; как только вы предприняли этот шаг, одежда сама по себе не имеет значения, и в отношении футболок это так же хорошо, как и с чем‑либо еще. Футболки с дорогими словами на них – теперь отличительный признак высших слоев общества. Футболки с дешевыми словами, или без слов совсем – для коммунаров).

 

Но эта особенная ценность слов и письменной коммуникации должны играть ту же роль в продукции Диснея, как граффити на стене в волшебном зеркале. Так как Дисней осуществляет свою коммуникацию в основном, не прибегая к словам, то о словах обычно никто не плачет. Некоторые более старые приобретения Диснея, как например, Петька ПэнЪ, Винни Пых, и Алиска в Стране Чудиков, родом из книг. Но авторские имена редки, если вообще упоминаются, и вы не можете купить оригиналы книг в диснеевском типа маазине. Если б могли, они бы все показались вам старыми и странными, подобно очень плохими набросками более чистых, более подлинных версий Диснея. По сравнению с более поздней продукцией, подобно Красотке с Чудовищем (эрот. триллер – прим. перев.) и Мулану (транс – недоум. перев.), кины Диснея, основанные на этих книгах (особенно Алиска в Стране Психов и Петька ПэнЪ, улеты по–над гнездом) кажутся лихо закрученными, и ваще не подходящими для детей. Это само собой разумеется, поскольку Лева Кэрролл(офф) и Джи Ми Барри(к) были весьма прикольные чуваки, и такова природа письменного слова, что их персональные тараканы вылазят сквозь все слои Диснефекации (авторский словец Нила, жвучит, как сатирная аллюзия на пардон, дефекацию, если принять, что мир книг богаче экранных поделок, и диснефицированные версии, в натуре, делают детЯм, бебикам и прочим ребёнкам фронтальное обрезание мозгов – прим. перев.) подобно рентгеновским лучам через стену. Вероятно из‑за этого большого западла, Дисней, кажись, перестал покупать книги вообще, и теперь находит свои темы и символы в народных преданиях, которые играют значение лапидарног, состаренного качества типа древних кирпичей в Развалинах Магараджи.

 

Если мне позволят рискнуть широким обобщением, большинство людей, которые идут в Disney World, имеют нуль интереса к усвоению новых идей из книг. Это звучит язвительно, но слушайте у них нет сомнения в своем праве получать идеи в других формах. Disney World набит сигналами окружения, и гиды в Зверском Королевстве могут [Д–ОООО–ЛГО] ездить по вашим ушам за биологию.

Если бы вы попали в ихний туристический дом, вы могли бы найти предметы искусства, но это было бы безликое типа народное искусство, которое продается в диснеймировских Афро‑ и Азиато–заточенных маазинах. В общих чертах они только кажутся удобными, как средства, которые отмечены большим возрастом, огромной популярностью, или ими обоими сразу.

 

В этом мире, художники подобны анонимным неграмотным каменотесам, которые создавали большие соборы Европы и затем легли в безымянные могилы на церковном дворе. Собор в целом грозен и гнетет угрозой, возможно поскольку, мы не просекаем, кто его построил. Когда мы проходим через него, мы общаемся не с отдельными каменотесами, но с целой культурой.

 

Disney World работает примерно так же. Если вы – интеллектуальный тип, читатель или автор книг, самая хорошая вещь, какую вы можете сказать о нем, что исполнение превосходно. Но в нем легко можно найти целый бассейн небольших раздражалок, так как [неизбежно] что‑то пропускается перевод всего содержания в ясные явные письменные слова, присваивание идей специфическим людям. Вы не можете поспорить с этим. Выглядит, как если бы сущая прорва подробностей выносилась за скобки, как если бы Disney World мог быть поставлен над всеми нами и, возможно, свалил бы по–тихому, со всеми типами скрытых предположений и не столь явных умственных построений.

 

Но это точно те же потери, как при переводе с интерфейса командной строки на ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ.

 

Disney и AppleMicrosoft занимаются тем же самым бизнесом свертывание утомительных, явных словесных связей при помощи дорогостоящих интерфейсов. Disney – сам по себе своего рода интерфейс пользователя – и более, чем просто графический. Давайте обзовем это Сенсорный Интерфейс (я бы сказал Чувственный, да наши поймут, боюсь, в меру своей испорченности образованием – прим. перев.). Этот термин может применяться к чему угодно в мире, реальном или воображаемом, хотя и с не установленной ценой.

 

Почему мы отвергаем явные текстовые интерфейсы, и голосуем за графические или сенсорные – то направление, которое считается причиной успеха как Microsoft, так и Disney

 

Частично потому, просто, что мир очень сложен теперь – более сложен, чем мир охотника–собирателя, в котором наши мозги развивались, чтобы преодолеть его – и мы просто не можем оперировать всеми подробностями. Нам приходится делегировать [полномочия]. У нас нет выбора, кроме как доверить некоторому безымянному художнику Диснея или программисту в Apple или Microsoft, делать отдельные решения за нас, закрывать некоторые опции, и показывать нам удобно упакованный конечный итог.

 

Но что более важно, это происходит из‑за того, что, в течение этого столетия, интеллектуализм терпел неудачу, и все это знают. В местностях типа России и Германии, люди сообща согласились ослабить давление народных традиций, нравов и религии, и позволили интеллигентам вести мяч, и те извратили все и повернули столетие на abbatoir (франц. бойня – век, блин, живи, и учись–учись–учись – прим. перев). Те болтливые интеллигенты, что были просто скучны; теперь кажутся к тому же опасными.

 

Мы, Американы, единственные, кто не получил крема (ничего, Б. Г. уже тортом в харю схлопотал Тремя тортами – прим. перев.), пока шли все эти разборки. Мы свободны и процветающи из‑за того, что унаследовали политические и ценностные системы, выработанные той самой шайкой умников восемнадцатого столетия, которым случилось сделать это правильно. Но мы утратили сопричастность с теми интеллигентами, и с чем‑либо подобным интеллектуализму, даже с точки зрения прекращения чтения книг, хотя мы и грамотные. Нам кажется более комфортным распространение тех же ценностей на будущие поколения невербально, через процесс разжевывания в медиа. Очевидно, это действительно работает до некоторой степени, для сил полиции во многих странах, кои теперь жалуются, что местные преступники настаивают на том, чтобы им зачитали Миранду, как это типа делают в американских полицейских операх. Когда им объясняют, что они в другой стране, где этого права не существует, они возмущаются. Переработки Старски и Хатча (Starsky & Hutch – персонажи американских комиксов, –  прим. перев.), сдублированные на разнообразные языки, могут стать, в конце концов, бОльшим подспорьем для прав человека, чем Декларация Независимости.

 

Огромная, богатая, внутренне стройная культура, которая распространяет свои основные ценности путем сброса в СМИ, кажется плохой идеей. Существует очевидный риск пойти здесь не по той дороге. Слова являются единственным неизменным посредником, который есть у нас, вот почему они служат передаточным средством выбора для чрезвычайно важных понятий, подобно Десяти Заповедям, Корану, и Биллю О Правах. Если сообщения донесенные нашим носителем как‑то приколоты к фиксированному, записанному комплекту наставлений, они могут разбрестись повсеместно и возможно загрузить (извиняйте Нила за прямоту – прим. перев.) дерьмом народные умы.

 

В Орландо привыкли к военному объекту, именуемому Базой Военно–воздушных Сил Маккой, с длинными взлетными полосами, с которой B‑52–е могли бы взлететь и достигнуть Кубы, или чего бы то ни было, нагруженные ядреными бомбами (… разбомбить все к чертовой матери, и вернуться на базу, пока не нагрелось пиво, –  (с) Дэн Симмонс, Эндимион прим. перев). Но теперь база Маккой выброшена и переработана. Она поглощена гражданским аэропортом Орландо. Длинные взлетные полосы используются, чтобы посадить 747–ые с грузом туристов из Бразилии, Италии, России и Японии, так что они могут прибыть в Disney World и прополоскать мозги в наших СМИ некоторое время.

 

Для традиционных культур, особенно текстуальных, как, например, Ислам, это является бесконечно большей угрозой, чем B‑52 когда‑либо были. Очевидно, для всех вне Соединенных Штатов, что наши архибрюзжалки, мультикультурализм и разнообразие, –  ложные фасады, которые используются (в многих случаях непреднамеренно), чтобы скрыть глобальное направление на уничтожение культурных различий. Основной принцип мультикультурализма (или воплощенного разнообразия или как вам будет угодно назвать это) – то, что людям нужно перестать судить каждой другого – перестать утверждать (и, в конечном счете, прекратить верить), что это – правильно а, то – неправильно, что верно и, что ложь, одна вещь безобразная и другая вещь красивая, что Бог существует и имеет тот или иной комплект качеств.

 

Урок вынесенный большинством людей из Двадцатого Столетия состоит в том, что для того, чтобы множество разных культур могли сосуществовать мирно на земном шаре (или даже пососедству), людям необходимо прекратить рассуждать таким образом. Следовательно (Я мог бы поспорить) нашу подозрительность, и враждебность ко всем авторитетным фигурам в современной культуре. Как Дэвид Фостер Уоланс объяснил в своем очерке E Unibus Pluram, это фундаментальный посыл телевидения; посыл, который люди уносят домой, во всяком случае, после того, как они полоскались в наших СМИ достаточно долго. Это не выражается в таких напыщенных терминах, конечно. Это исходит из предположения, что все авторитетные фигуры – учителя, генералы, полицейские, министры, политики – лицемерные шуты, и, что твердокаменное хладнокровие является единственным возможным путем.

 

Проблема в том, что как только Вы прикончили в себе способность принимать решения, что такое хорошо и плохо, правда и ложь, и т. п., не остается реальной культуры. Все, что остается – грязные танцы и макраме. Способность судить о возможности верить во что‑то – краеугольный камень любой культуры. Я думаю это то, из‑за чего парни с пулеметами иногда восстают в местах типа Люксора, и начинают накачивать пулями Человека С Запада. Они вполне понимают урок базы Военно–воздушных Сил МакКой. Когда их сыновья приходят домой в кепках Чикаго–Бизонс с козырьками повернутыми набекрень, папики сходят со всех катушек.

 

Глобальная антикультура, которая перенесена в каждый закоулок мира телевидением, –  сама по себе культурна, и по стандартам больших и древних культур, подобно Исламской и Французской, кажется очень отсталой, по крайней мере, сначала. Единственная хорошая вещь, которую Вы можете сказать о ней – то, что она делает мировые войны и холокосты менее вероятными – и это действительно довольно хорошая вещь!

 

Единственная Реальная проблема – то, что каждый, у кого нет иной, кроме этой глобальной монокультуры, полностью зачумлен. Каждый, кто взрослеет, уставясь в Ящик, никогда не видит никакой религии или философии, растет в атмосфере морального релятивизма, узнает о гражданских делах, слушая кукольные излияния в сетевых теленовостях, и посещает университет, где постмодернисты соперничают, чтобы превзойти друг друга в разрушении традиционных понятий истины и ценности, на верном пути к тому, чтоб явиться миру еще одним весьма безответственным типом. И – опять – возможно, цель всего этого в том, чтобы сделать нас беспечными настолько, что мы не будем наядривать друг друга. (ихнее to nuke буквально переводится, как наносить ядерный удар, соответственно, to nuke each other в буквальном переводе – обмениваться ядерными ударами, что звучит, на мой взгляд, слишком буднично – прим. перев.)

 

С другой стороны, если вы воспитываетесь в пределах некоторой специфической культуры, вы выпускаетесь в жизнь с основным комплектом инструментов, которые вы можете использовать, чтобы поразмыслить о мире и понять его. Вы можете использовать эти блестящие штучки, чтобы отвергнуть культуру, которая вас воспитала, но по крайней мере у вас есть какие‑то инструменты [для этого].

 

В этой стране, люди, которые двигают вещи, –  которые заполняют крупные юридические фирмы и корпоративные штаты – понимают все это на некотором уровне. Они треплются о мультикультурализме и разнообразии и неподсудности, но они не растят своих собственных детей именно таким макаром. У меня очень ученые, технически подкованные друзья, которые переехали в небольшие города в Айове, чтобы жить и растить своих детей, и есть еврейские анклавы Газидика в Нью–Йорке, где куча детей воспитывается согласно традиционным верованиям. Любое пригородное общество могло быть задумано, как место, куда люди, которые обладают определенными (по большей части подразумевающимися) убеждениями, идут, чтобы жить среди других, кто думает так же.

 

И не только эти люди чувствуют некоторую ответственность за своих собственных детей, а страна в целом. Кто‑то из верхнего класса гадок и циничен, конечно, но многие тратят по крайней мере часть их времени, беспокоясь о том, куда идёт страна, и какие обязанности они имеют. И такие вопросы, которые важны для начитанных интеллигентов, как например, глобальный крах окружающей среды, в конечном счете процеживаются через пористый буфер массовой культуры и появляются [вновь] как древние индийские руины в Орландо.

 

Вы можете спросить каким хреном все это относится к операционным системам Как я объяснял, нет способа, чтобы объяснить господство на рынке операционных систем AppleMicrosoft, без рассмотрения культурных аспектов, и, в такой мрази, я не могу поспеть за всем сразу, в этом очерке, без того, чтоб сначала развести вас по теме, где я исхожу из отношения к современной культуре.

 

Современная культура – двуслойная система, подобно Морлокам и Элоям в Машине времени Х. Г. Уэллса, за исключением того, что она повернута вверх тормашками. В Машине времени Элои были истощенным верхним классом, поддерживающимся массой подземных Морлоков, которые заставляли технологические колеса вертеться дальше. Но в нашем мире – наоборот. Морлоки – меньшинство, и они двигают всю комедию, потому что понимают, как она работает. Более многочисленные Элои узнают все, что они знают, полоскаясь от рождения в электронных СМИ, направляемых и контролируемых начитанными Морлоками. Так многие невежественные люди могли быть опасны, если бы им указали неправильное направление, так и мы развили популярную культуру, которая (a) почти невероятно заразительна и (b) лоботомирует каждого, кто подвержен ей, оформляя их несклонными принимать решения и неспособными иметь установки.

 

Морлоки – те, кто имеет энергию и интеллект, чтобы понять детали, выйти и овладеть сложными предметами и создать Абы–диснеевский Сенсорный Интерфейс так, что Элои могут ухватить суть, не напрягая свои умы или не маясь от скуки. Те Морлоки смотались в Индию и кропотливо изучили сотни развалин, затем вернулись домой и создали стерильные обезбаженные версии как бы раскрасили пленки. Эти издержек много, поскольку Морлоки прикалываются по хорошему кофе и билетам первоклассных авиалиний, но это совсем не проблема, поскольку Элои, как слепые, охотно платят за все это.

 

Теперь я понимаю что многое из сказанного вероятно сочится язвительностью и горечью, в стадии абсурда какой‑то крутой нахал–интеллигент бьется в истерике относительно тех неграмотных филистимлян. Как если бы я был самозванный Моисеем, спускаясь с горы один и неся каменные планшеты Десяти Заповедей, врезанных в неизменный гранит – исходный интерфейс командной строки – и мочил своим посохом непросвещенных евреев, поклоняющихся идолам. Не только поэтому, но и потому, что звучит оно, как если бы я раздувал нечто вроде конспирологической теории.

 

Но это не тот случай. Ситуация, которую я описываю здесь, могла быть плохой, но не обязана такой оставаться и не обязательно плоха сейчас

 

Это просто тот случай, когда мы на нашем пути слишком заняты, в настоящее время, чтобы вникать во все подробно. И лучше понять это смутно, через интерфейс, чем вообще никак. Лучше для десяти миллионов Элоев, пойти на Килиманджарское Сафари в Disney World, чем для тысяч сердечно–сосудистых хирургов и менеджеров основных фондов, посетить реальное сафари в Кении. Граница между этими двумя классами более проницаема, чем я тут обсказал. Я всегда встречаю обычных стиляг – строительных рабочих, автомехаников, водителей такси придурков в основном – которые, понятно, по большей части, нелитературоспособны до того момента, пока что‑то не сделает необходимым для них, стать читателями и начать в натуре задумываться о разных сложных вещах. Возможно, они задавлены алкоголизмом, возможно, они угодили в тюрьму, или слегли от болезней, или пережили кризис в религиозной вере, или просто зануды. Такие люди разобираются в конкретных вещах очень быстро. Иногда пробелы в общем образовании делают их сверхсклонными не участвовать в гонках интеллектуальных диких гусей, но, эй, по крайней мере погоня за дикими гусями дает вам некоторое упражнение. Спектр вежливости управляемый поветриями и прихотями избирателей, которые действительно верят, что есть значимые различия между Бадом Лайтом и Миллером Лайтом, и кто думает, что профессиональная борьба – это по–настоящему, вызывает естественную тревогу людей, которые так не думают. Но зато страны, управляемые через интерфейс командной строки, как бы двухголовыми интеллигентами, будь они религиозным или светскими, –  обычно хреновые места, чтобы жить. Умные люди высмеют Диснеевские развлечения, похожие на сахарную вату, но, эй, если результат этого должен встроить в основном теплые и симпатичные рефлексы, на довербальном уровне, в сотни миллионов неграмотных потребителей СМИ, то чем плохо это может быть Мы убили омара в нашей кухне вчера вечером, и моя дочь плакала целый час. Японцы, кого привыкли считать самыми свирепыми людьми на земле, стали миленькими восхитительными мультяшными персонажами. Мое собственное семейство – люди, которых я знаю наилучшим образом – делятся почти равномерно на людей, которые, вероятно, прочитают этот очерк, и тех, кто, почти несомненно, не будут его читать, и я не могу утверждать определенно, что одна группа является обязательно теплее, счастливее, или лучше настроенна, чем другая.

 

 

 

 

Морлоки и элои за клавиатурой

 

 

В дни интерфейса командной строки, пользователи были все Морлоками, коим приходилось преобразовывать свои мысли в текстовые символы и набирать их; монотонно скучный процесс, который напрочь исключал всю неоднозначность, обнажал все скрытые предположения и жестоко наказывал леность и неточность. Затем интерфейсные лабухи приступили к работе над своими ГРАФИЧЕСКМИ ИНТЕРФЕЙСАМИ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ и ввели новый смысловой слой между людьми и машинами. Люди, которые используют такие системы, отказались от ответственности и от власти пересылать отдельные биты непосредственно в микрочип, который щелкает числами, и повесили всю ответственность и власть на ОпСистему. Это так заманчиво, поскольку давать ясные инструкции, кому‑ или чему‑либо, трудно. Мы не можем делать это, не думая, и в зависимости от сложности ситуации мы, возможно, должны крепко подумать об абстрактных вещах и учесть любое количество последствий для того, чтобы сделать всё как надо. Для большинства из нас это изнурительная работа. Мы хотим, чтоб вещи были проще. Насколько мы хотим этого, можно измерить величиной состояния Билли Гейтса.

 

ОпСистема (следовательно) становится своего рода интеллектуальным устройством трудовой экономии, которое пытается перевести человеческие, смутно выраженные намерения на цифирь. Фактически, мы велим нашим машинам взвалить на свои плечи обязанности, которые всегда считались "вотчиной человецев" – мы хотим, чтоб "эти железяки" понимали наши желания, дабы оне предугадывали наши потребности и предвидели последствия… и устанавливали связь, и занимались грязной работой без дополнительных специальных указаний, и чтобы напоминали нам о том, о чем нам должно напоминать, и при этом… э… "фильтровали базар" (это шутка переводчика… имеется в виду отсев информационного шума, –  прим. опять же мое).

 

В верхних (то есть, ближних к пользователю) уровнях это сделано через набор условностей – меню, кнопки, и так далее. Эти фишки работают в том смысле, в каком "работают" аналогии (memento! Аналогии лгут. –  Прим. перев.): они помогают Элоям понимать абстрактные или незнакомые понятия, уподобляя им нечто известное. Но используется тут более высокое слово "метафоры".

 

"Отпечкоплясным"(overarching smt. –  пуп мироздания, краеугольная печка, вокруг которой "танцуют все" – прим. перев) концептом в MacOS была "метафора рабочего стола", и она включала любое количество меньших (и часто конфликтующих между собой, или, по крайней мере, сбивающих с толку) "аналогиев". В ГРАФИЧЕСКОМ ИНТЕРФЕЙСЕ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ, файл (часто называемый "документ") трактуется, как окно на экране (который в свою очередь назван "рабочим столом"). Окно почти всегда слишком мало, чтобы вместить документ, и, ничтоже сумняшеся, вы "елозите по нему" или, более претенциозно, "плаваете по документу", нажимая и перетаскивая" "полозок" в "зоне прокрутки." Когда вы "печатаете" (используя клавиатуру или "рисуете" (используя "крыску") в "окне" или используете выпадающее "меню" и "диалоговые яшшики", манипулируя нужным содержанием, результаты ваших "напрягов" оказываются загружены (по крайней мере, в теории) в окно "файла" и позже вы можете вытянуть ту же информацию по новой, в другой "фортке". Когда оно вам больше без надобности, вы "тащите" это на "свалку".

 

Здесь продолжается сваливание метафор в кучу без разбора, и я мог бы "лечить" вас об этом до того, как "скотина вернется домой", но оно мне надо? Рассмотрим только одно слово: "документ". Когда мы документируем что‑то в реальном мире, мы создаем фиксированные, постоянные, неизменные записи этого. Но компьютерные документы являются изменчивыми, эфемерными созвездиями данных. Иногда (типа, когда Вы только что открыли или сохранили их) документ, изображенный в окне, идентичен тому, что хранится под тем же именем в файле на диске, но в другой раз (типа, когда Вы сделали изменения не сохраняя их) он полностью другой. В любом случае, каждый раз, когда вы нажимаете "Сохранить", вы уничтожаете предыдущую версию "документа" и заменяете его напрочь тем, что "окажется быть" в окне в данное время. Таким образом, даже слово "сохранить" используется в некотором смысле, который гротескно вводит в заблуждение – "убей одну версию, сохрани другую" было бы более аккуратным.

 

Каждый, кто использует текстовый процессор очень долго, неизбежно имеет опыт убоя часов работы на длинный документ и затем – полной его потери, поскольку компьютер "рушится" или сбоит электропитание. До момента, когда он исчезает с экрана, документ кажется в каждом бите своем, прочным и реальным, как если бы он был отпечатан чернилами на бумаге. Но в следующий момент, "без объявления войны", он полностью и безвозвратно "двигает кони", как если бы никогда не существовал. Пользователь остается с чувством дезориентации (не говоря уже о досаде), происходящей из рода метафорических сдвигов – вы понимаете, что вы жили и думали внутри метафоры, которая по существу поддельна.

 

Таким образом, ГРАФИЧЕСКИЕ ИНТЕРФЕЙСЫ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ используют метафоры, чтобы сделать работу легче, но это – плохие метафоры. Обучение использовать их – по существу игра слов, процесс изучения новых определений слов подобных "окну", "документу" и "сохранению", которые отличаются, и во многих случаях почти диаметрально противоположны, привычным. Как‑то невероятно, что это сработало очень хорошо, по крайней мере, с коммерческой позиции, которая показывает, что Apple/Microsoft "срубили много бабла" на этом. Все другие современные операционные системы узнали, что в порядке привлечения пользователей, они должны скрыть работу своих "кишок" под той же своего рода замазкой. Это имеет некоторые преимущества: если вы знаете, как использовать одну ОСь с ГАФИЧЕСКИМ ИНТЕРФЕЙСОМ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ, вы, вероятно, сможете дотумкать, как использовать любую другую, за несколько минут. Все работает немного иначе, подобно европейской сантехнике, –  но с некоторыми телодвижениями вокруг нее, вы сможете набросать записку или заняться "серфингом" в Сети.

 

Большинство людей, которые покупают ОСи (если они вообще беспокоятся о покупках) сравнивают не внутренние функции, но внешний вид и ощущения от него. Средний покупатель ОСи действительно платит не за то, что "под капотом", и не особенно интересуется кодом низкого уровня, который распределяет память или, пишет байты данных на диск. Что мы в натуре покупаем, является системой метафор. И – более важно – что мы покупаем в связи с этим – неявное предположение, что метафоры являются хорошим способом иметь дело с миром.

 

Не так давно стали доступны многие новые "железяки", которые дают компьютерам многочисленные интересные возможности влиять на реальный мир: получение распечаток, извергамых принтерами, передача слов на тысячи экранов, за много миль отсель, "обстрел" жесткими лучами онкологических больных, создание реалистичные движущихся изображений "Титаника". "Винда" теперь используется в качестве ОпСистемы для денежных регистров и банковских кассовых терминалов (это там у них – "где‑то кое–где у нас порой". Моя системка спутникового телевидения использует своего рода Графический Интерфейс Пользователя, чтобы переключать каналы и отображать телепрограммы. Современные сотовые телефоны имеют корявый, но ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ, построенный на небольшом жидкокристаллическом экранчике. Даже игрушки "Лего" теперь заимели ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ: вы можете купить "Легу", названную "Штормозги"(?)… пардон, "Мозговые штормы", что позволяет вам бацать небольших "Легоботов" и программировать их через ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ на вашем компьютере.

 

Итак, мы теперь желаем, чтоб ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ делал много больше, чем служил нам в качестве навороченной пишущей машинки. Теперь мы хотим "поиметь" универсальный молоток для покорения действительности. Он стал золотым дном для компаний, которые извлекают средства к существованию из перевода новой технологии на массовый рынок.

 

Очевидно, вы не можете продать сложную технологическую систему людям без какого‑то интерфейса, который позволит им пользоваться этой штукой. Двигатель внутреннего сгорания был технологическим чудом в свое время, но бесполезен как потребительский товар без сцепления, трансмиссии, руля и дросселя, пришпандоренных к нему. Эта редкая коллекция прибамбасов, которая дожила до наших дней в каждом автомобиле на дороге, созданна, как то, что мы сегодня называем "интерфейс с пользователем". Но если автомобили были изобретены после "Макинтошей", автопроизводители не должны беспокоиться обо всех этих заумных устройствах. Или мы получили бы компьютерный экран вместо приборной доски, мышь (или в лучшем случае джойстик) вместо руля, и нам пришлось бы приводить эту штуку в движение, нажимая на пункты меню.

 

 

Стояночный – задний ход‑ нейтральная – 3‑2‑1 – Помощь...

 

 

Несколько строк машинного кода могут, таким образом, стать заменой любому мыслимому механическому интерфейсу. Проблема в том, что во многих случаях эта замена неважная. Вождение автомобиля при помощи ГРАФИЧЕСКОГО ИНТЕРФЕЙСА ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ бфло бы жалким опытом. Даже если бы ГИПы были полностью свободны от "багов", они были бы невероятно опасны, поскольку меню и кнопки просто не могут быть так же отзывчивы, как механические органы управления. Папик моего друга, джентльмен, который восстановил Эм–Джи–Би, никогда не занялся бы ею, если тачка была снабжена ГРАФИЧЕСКИМ ИНТЕРФЕЙСОМ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ. Это было бы совсем не смешно.

 

Руль и рычаг переключения передач изобретались в течение эры, когда наиболее сложной технологией в большинстве домах была маслобойка. Те ранние автостроители были просто счастливчики, настолько, насколько они могли бы мечтать, по независимо от того какой интерфейс лучше всего подходил для цели вождения автомобиля, и люди должны были учиться этому. Подобно с набору телефонного номера и радио с амплитудной модуляцией. Во времена Второй Мировой Войны, большинство людей знали несколько интерфейсов: они могли не только сбивать масло, но также водить автомобиль, набрать телефонный номер, включить радио, зажечь огонь зажигалкой, и заменить лампочку.

 

Но теперь каждая небольшая вещь – наручные часы, видеомаг, печи – забиты всякими "примочками", и каждая фишка бесполезна без интерфейса. Если вы навроде меня и подобны большинству других потребителей, вы никогда не использовали и девяноста процентов доступных наворотов в вашей микроволновой печи, видеомага или сотовика. Вы даже не знаете, что эти характеристики вообще существуют. Небольшая польза, которую они могли принести вам перевешивается чистым напрягом осваивать их. Это должно быть большой проблемой для изготовителей потребительских товаров, из‑за того, что они не могут конкурировать не предлагая такие примочки.

 

Это уже неприемлемо для инженеров, изобретать целиком новый интерфейс с пользователем для каждого нового продукта, как они делали в случае автомобиля, частично из‑за того, что это слишком дорого и, частично, поскольку обычные люди могут только учиться этому. Если видеомаг был бы изобретен сотни лет тому назад, он мог получиться с лимбом настройки, чтобы отрегулировать запись и рычагом переключения передач, чтобы выбирать между передней и задней, и с большой чугунной ручкой, чтобы загружать или вынимать кассеты. У него были бы большие механические часы на внешней стороне, и вы устанавливали бы время, перемещая стрелки руками по циферблату. Но поскольку видеозапись изобреталась тогда, когда, это было на самом деле – в течение своего рода неловкого переходного периода между эрой механических интерфейсов и ГРАФИЧЕСКИХ ИНТЕРФЕЙСОВ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ – у него просто получил кучу кнопок на внешней стороне, и чтоб устанавить время, которое вам надо, вы должны нажимать кнопки исключительно правильным способом. Что казалось вполне разумным инженерам, ответственным за это, для многих пользователей оказалось просто невозможно. Вот откуда взялось знаменитое "мигающее 12:00", которое появляется в таком количестве видиков. Компьютерные пацаны называют это " проблемой мигающих двенадцати". Когда они говорят об этом, хотя, они обычно не имеют в виду именно видео.

 

Современные видики обычно имеют какой‑то вид программного обеспечения в режиме отображения информации на экран, что означает, вы можете установить время и управлять другими характеристиками через своего рода простой ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ. ГИПы имеют виртуальные кнопки тоже, конечно, но у них также есть другие виды виртуальных органов управления, подобно "радиокнопкам", переключателям, "текстовым яшшикам" для ввода, набора цифири, и полосы "прокрутки" экрана. Интерфейсы, сделанные из этих компонентов кажутся, много легче в осовении, для многих людей, чем нажимание тех небольших кнопок на лицевой панели "машинки", и таким образом "мигающие 12:00" медленно исчезают из жилых помещений Америки. "Проблема мигания двенадцати" пошла заражать другие технологии.

 

Так ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ престал быть исключительно интерфейсом персональных компьютеров, и стал своего рода мета–интерфейсом, который протиснулся в сферу обслуживания каждой новой потребительской технологии. Это редко бывает идеальным приспособлением, но владение идеальным, или даже хорошим интерфейсом больше не является приоритетом; важная вещь теперь – иметь некоторый тип интерфейса, который клиенты действительно будут пользоваться, так что изготовители могут заявлять с невозмутимыми лицами, что они предлагают "новые фишки".

 

Мы хотим ГРАФИЧЕСКИЕ ИНТЕРФЕЙСЫ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ в основном, из‑за того, что они удобные и поскольку они легки в освоении – или по крайней мере ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ может создать видимость этого. Конечно, ничто в действительности не является легким и простым, и помещение хорошего интерфейса поверх всего не изменяет этот факт. Автомобиль, управляющийся через ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ было бы, наверное, легче управлять, чем оно управляется через педали и руль, но это было бы невероятно опасно.

 

Используя ГРАФИЧЕСКИЕ ИНТЕРФЕЙСЫ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ все время, когда мы равнодушно купились на предпосылку, которая предполагает, что в среднем люди согласились бы слегка поглупеть: именно, что жесткие вещи могут быть смягчены, а сложные – облегчены, лишь за счет размещения поверх них правильного интерфейса. Чтоб понять, насколько это странно – представьте себе, что книжные обзоры были записаны согласно той же системе ценностей, которую мы относим к интерфейсам пользователя: " Записанное в этой книге замечательно незамысловато и живо; автор вскользь упоминает сложные штуки и применяет легкие обобщения в почти каждом предложении. Читателям редко приходится думать, и они избавлены от всей бодяги и скуки естественно сопровождающих чтение старомодных книг." Пока мы спотыкаемся о простые действия подобно настройке часов в наших видиках, это не – так плохо. Но когда мы пытаемся сделать более далеко идущие вещи с нашими технологиями, мы неизбежно встречаем проблему…

 

 

Метафорический сдвиг

 

 

Я начал использовать Microsoft Word как только первая версия появилась в районе 1985–го. После некоторых начальных напрягов мне подумалось, что эта штука лучше, чем MacWrite, который был единственным конкурентом в те времена. Я написал много вещей в ранней версии "Ворда", храня это все на флоппи–дисках, и перенес содержимое всех моих "флопиков" на свой первый жесткий диск, который я приобрел примерно в 1987–м. По мере того, как появлялись новые версии "Ворда", я уверенно их обновлял, полагая, что как автору, мне имеет смысл вкладывать определенную сумму денег в свои инструменты.

 

Где‑то в середине 1980–х я попытался открыть один из моих старых вордовских документов образца 1985–го года, используя текущую версию "Ворда" 6.0. Он не сработал. "Ворд" 6.0 не распознал документ, созданный своей же более ранней версией. Открывая его как текстовый файл, я смог восстановить последовательности букв, которые создавали текст документа. Мои слова были все еще там. Но форматирование выполнялось через ведение протокола – слова, которые я записал, прерывались потоками пустых прямоугольных "ящиков" и тарабарщины.

 

Теперь, в контексте бизнеса (основной рынок сбыта для "Ворда") такого рода вещи вызывают только досаду – один из обычных "напрягов", которые связаны с использованием компьютеров. Легко купить небольшие программы преобразования файлов, которые позаботятся об этой проблеме. Но если Вы – автор, чья карьера является словами, чье профессиональное тождество – объем письменных документов, этот тип вещей чрезвычайно тревожит. Есть лишь некоторые неизменные предположения в моем роде занятий, но одно из них – что как только вы записали слово, оно записано, и не может быть стерто. Чернила пятнают бумагу, долото режет камень, стило выдавливает глину, и происходит нечто неотменимое (мой свояк является теологом, который читает 3250–летние клинописные таблички – которые он может распознать, как рукописные записи обычных писцев и идентифицировать их по имени). Но программное обеспечение для обработки текстов – особенный сорт инструментов, которые применяет специальные, сложные файловые форматы – имели и имеют древнюю власть отменять записанное. Мелкое изменение в формате файла, или немного покореженных битов, и месяцы или годы литературного творчества могут перестать существовать.

 

Тогда это был технически дефект в приложении ("Ворд" 6.0 для Macintosh), а не операционной системы (MacOS 7–точка‑что–то еще), и поэтому начальным объектом моей досады были люди, которые ответственны за создание "Ворда". Но, с другой стороны, я мог бы выбрать опцию "сохранить как текст" в "Ворде" и сохранял все мои документы, как простые телеграммы, и эта проблема не должна была возникнуть. Взамен я позволил себе соблазниться всеми теми кричащими опциями форматирования, которые даже не существовали пока ГРАФИЧЕСКИЕ ИНТЕРФЕЙСЫ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ не появились, чтобы сделать их реальными. Я усвоил привычку использовать их, чтобы сделать вид мой документов симпатичным (возможно более красивым, чем они заслужили выглядеть; все старые документы в тех флоппи–дисках оказались более или менее дерьмом). Теперь я расплатился за эту само–избалованность. Технология продвинулась и обнаружила пути, чтобы заставить мои документы выглядеть даже более красивыми, и последствием этого было то, что все старые безобразные документы перестали существовать.

 

Это было – если вы простите мне момент странной небольшой фантазии – как если бы, я приехал, чтобы отдохнуть на некотором курорте, в неком изысканно разработанном и ориентированном на искусство отеле, отдавая себя в руки прошлых мастеров Сенсорного Интерфейса, и сидел в своей комнате, и записывал рассказы шариковой ручкой в честный желтый блокнот, и, когда я возвращался с обеда, обнаружил, что горничная забрала мою работу и оставила на ее месте гелевую ручку и стопку тонкого пергамента – объясняя, что представление выглядит от этого даже лучше, и это было всего лишь частью обычной модернизации. Но записанны на эти листы бумаги, безупречно с точки зрения каллиграфии, оказались длинные последовательности слов произвольно выбранных из словаря. Ужас, конечно, но я не мог в действительности подать жалобу управляющему, поскольку оставаясь на этом курорте согласился на все это. Я сдал свои Морлокские верительные грамоты и стал Элоем.

 

 

 

LINUX

 

 

В конце 1980–х и начале 1990–х я затратил много времени, программируя "Макинтоши", и в конечном счете решил выделить несколько сотен баксов на "яблочный" продукт, названный "Мастерская Программиста Макинтошей", или MPW (сокр. от "Macintosh Programmers Workshop" – прим. перев.). У MPW были конкуренты, но она была неоспоримо первой системой разработки программного обеспечения для Mac. Это был тот самый молоток, которым собственные инженеры "Apple" пользовались, чтобы заколачивать код в Macintosh. Если MacOS была технологически значительно более продвинутой, в то время, чем конкурентные системы, а Linux даже не существовал тогда, и если MPW была в натуре программой, использованной группой "Яблочных" творческих инженеров мирового класса, у меня были "законные" высокие ожидания. Оно прибыло в виде стопки флоппи–дисков, около фута высотой, и у меня было много времени, чтоб поволноваться, в течение бесконечного процесса установки. Как только я запустил MPW, я, наверно, ожидал чего‑то типа приобщения к образцу мультимедиа. Взамен это оказалось аскетичным, почти пугающим на вид. Это было обычное окно прокрутки, в котором вы могли бы набрать простой, бесформатный текст. Система должна затем проинтерпретировать те строки текста, как команды, и попытаться их выполнить.

 

Это был, другими словами, стеклянный телетайп, выполняющий интерфейс командный строки. Он пришел со всякого рода загадочными, но мощными командами, исполнять которые надо было, набирая их имена, и которые я научился использовать только постепенно. Это случилось только после того, как несколькими годами позже я начал возиться с Unix, в результате чего я понял, что интерфейс командный строки, включенный в MPW, был реинкарнацией Unix.

 

Другими словами, первая вещь, которую "яблочные" хакеры сделали, когда они получили MacOS и запустили ее – вероятно даже перед тем, как получили и запустили – они воссоздали интерфейс Unix так, что они могли бы сделать какую‑нибудь полезную работу. В то время, я просто не мог задуматься об этом, но, насколько "яблочные" хакеры кумекали, хваленый "Графический Интерфейс Пользователя" в Mac был им только помехой, чем‑то, что нужно было обойти, пока небольшой тостер еще не появился на рынке. (Здесь намек на маркетинговые лозунги "Apple", идеологи которой с подачи Стива Джобса мечтали сделать компьютер обыкновенным бытовым прибором, навроде того же тостера. –  прим. перев.)

 

Даже перед тем, как мой Powerbook "рухнул" и уничтожил мой большой файл в Июле 1995, имелись иные признаки опасности. Мой старый приятель по колледжу, который основывал и запускал высокотехнологичные компании в Бостоне, разрабатывал коммерческий продукт, использующий Макинтоши, как фасад. В принципе "Маки" были быстродействующими графическими терминалами, выбранные как раз из‑за их приятного пользовательского интерфейса, давая пользователям доступ к графическому представлению большой базы данных, хранящейся в сети более мощных, но менее дружественных компьютеров. Этот парень был второй человек, который повернул мои мозги на "Макинтоши", между прочим, и всю середину 1980–х мы разделяли священный трепет посвященных в высокие технологии, используя лучшую "яблочную" технологию в мире тупоголовых пользователей ДОС. Ранние версии системы моего друга работали хорошо, как он сообщал мне, но, когда отдельные машины объединили в сеть, начали происходить непостижимые аварии; иногда целая сеть могла просто повиснуть. Это было одним из тех дефектов, которые не могли быть легко воспроизведены. Наконец, они пришли к выводу, что эти сетевые аварии происходили всякий раз, когда пользователь, пробегая меню в поисках конкретного пункта, придерживал кнопку мыши больше чем на пару секунд.

 

В основе своей, MacOS могла делать только одну вещь за раз. Прокручивание меню на экране – одна вещь. Так, когда меню опускалось, "Макинтош" был не в состоянии делать что‑то еще, пока этот нерешительный пользователь не отпускал кнопку.

 

Это не так плохо для единичного пользователя, на машине с единственной программой (хотя это тоже довольно плохая вещь), но по–настоящему хреново в машине, которая находится в сети, поскольку участие в сетевой обработке подразумевает своего рода непрерывное взаимодействие низкого уровня с другими машинами. Отказываясь откликаться на запросы сети, "Мак" вызвал общесетевую аварию (такое было возможно в одноранговых сетях с передачей маркера по кольцу, когда вся мало–мальски важная работа возлагалась на центральный процессор – теперь всякой низкоуровневой ерундой занимаются специальные микроконтроллеры, не отвлекая вычислительную мощность от просмотра любимых видеофильмов, рисования в "Фотошопе" и раскладывания пасьянсов. –  Прим. перев.).

 

Чтоб работать с другими компьютерами, сетями и с различными другими видами "железяк", ОпСистема должна быть несравненно более сложной и мощной, чем MS‑DOS или изначальная MacOS. Единственный способ подключиться к Интернету, которым стоит заниматься серьезно – PPP, протокол "Точка–Точка", который на время делает ваш компьютер полноценный членом Глобальной Сети, со своим собственным однозначным адресом и различными привилегиями, правами и обязанностями, возложенными на него. Технически это означает, что ваша машина выполняет TCP/IP протокол, который, чтобы сделать длинный рассказ коротким, закручен вокруг пересылки пакетов данных взад и вперед, в незаданном порядке, и в непредсказуемое время, согласно продуманному и изящному набору правил. Но пересылка пакета данных является той же отдельной вещью, и так OS, которая может только делать одну вещь за один раз, не может одновременно быть частью Интернета и делать что‑нибудь еще. Когда TCP/IP был изобретен, его выполнение было привилегией, зарезервированной для "Серьезных Компьютеров" (поначалу, особенно в среде профи, бытовало снобистское пренебрежение "игрушками электроников–любителей", т. е. неспециализированными микрокомпьютерами. –  прим. перев.) – мэйнфреймов и мощных мини–компьютеров, использовавшихся в технических и коммерческих установках – так что протокол создавался из предположения, что каждый компьютер, использующий его, –  серьезная машина, способная делать многие вещи одновременно. Не говоря худого слова, машина под управлением "Юниха" (жарг., фамильярн. от UNIX – эта легендарная ("настоящая!") ОпСистема с самого начала была многозадачной, и как это часто бывает, с другой стороны баррикад – в среде "любителей" – считалась излишне заумной и тяжелой для освоения, хотя до сих пор пользуется заслуженной любовью "упертых Юниксоидов", т. е. профессионалов, за мощность, надежность, обилие инструментов и возможностей – прим. перев.). Ни MacOS, ни MS‑DOS изначально не были заточены под работу в сети, и когда Интернет стал горячей темо, должны были последовать радикальные изменения.

 

Когда мой Powerbook разбил мне сердце, и когда "Ворд" перестал распознавать мои старые файлы, я "переподсел" на Unix. Очевидной альтернативой для MacOS должна была бы стать "Винда". Я по натуре не имею ничего против Microsoft, или Windows. Но стало прекрасно видно, что старые операционные системы для персональных компьютеров "перезрели", и с виду порядком перенапряглись, и, возможно, наилучшим было избегать их, пока они не научились ходить и жевать жвачку одновременно.

 

Переключение произошло в конкретный день, летом 1995–го. Я попал в Сан–Франциско на пару недель, используя мой PowerBook, чтобы поработать над одним документом. Текст был слишком большим, чтобы влезть на единственный "флопик", и, так случилось, что я не сделал резервную копию с тех пор как вышел из дома. PowerBook благополучно "упал" и стер файл целиком.

 

Это случалось как раз, когда я выходил за порог, чтобы посетить компанию называемую "Электрические Сообщества", которая в те дни была в Лос Альтосе. Я взял свой PowerBook с собой. Мои друзья в "Электрических Сообществах" были пользователями "Маков", у которых были всякого рода софтины для восстановления файлов и отката после сбоев диска, и я был уверен, что смогу вернуть большую часть файла.

 

Как оказалось, две разных маковских восстановительных утилиты не в состоянии найти никаких следов, что мой файл вообще когда‑либо существовал. Он был полностью и систематически стерт. Мы прошли весь жесткий диск блок за блоком и обнаружили отдельные фрагменты бесчисленных старых, отвергнутых и забытых файлов, но ни одного из тех, что мне были нужны. Метафорический сдвиг был особенно жестоким в тот день. Это было типа того, как наблюдать, что девушка, которую ты любил последние десять лет, погибла в автокатастрофе, и затем присутствуя на вскрытии, ты узнаешь, что под одеждой и макияжем она была всего лишь мясом и кровью.

 

Я, по–видимому, наматывал вокруг офисов "Электрических сообществ" в некотором роде первобытного Бешенства Джунглей, поскольку в тот момент синхронно произошли три странные вещи. (1) Рэнди Фармер (машинный перевод "Похотливый Фермер" – прям вот так, с больших букв, –  прим. перев.), coоснователь компании, прибыл с коротким визитом вместе со своей семьей – он тогда восстанавливался после хирургии. У него было немного горячих сплетен: "Форточка 95 выходит сегодня". Это означало, что новая операционная система Microsoft в тот день "имела быть" установленной на специальный лазерный диск, известный как "Золотой Мастер" (оригинальный образец записи, –  прим. перев.), который должен был использоваться, чтобы нашлепать "джинтиллионы" копий для подготовки к громкому релизу через несколько недель. Эта новость была воспринята персоналом "Электрических сообществ" с раздражением, включая того чела, чья офисная дверь была облеплена обычным ассортиментом мультяшек и побасенок, например, (2) копия мультфильма про Дильберта, в котором Дильберт, многострадальный корпоративный инженер–программист, встречает полного, бородатого, непостижимого человека изрядного возраста – немного похожего на Санту, но более темного, и с… изрядным самомнением. Дилберт распознает в этом человеке, основываясь на своих способностях влиять на людей, хакера системы Unix, и реагирует с определенной смесью нервозности, благоговения и враждебности. Дилберт слабо отмахивается от беспокоящего незваного гостя на протяжении пары кадров; хакер "Юниха" слушает с каким‑то яростным, всепобеждающим спокойствием, затем, в последнем кадре, кладет что‑то в карман Дильберту. "Здесь "никель", малыш, –  говорит он, –  ступай, купи себе настоящий компьютер". (3) Владелец двери и мультяшек был некий Даг Барнс. Барнс был известнен в отстаивании еретических мнений на предмет операционных систем. В отличие от большинства технарей в Районе Бухты, которые предпочитали Macintosh, полагая, что это "истинная машина хакера", Барнс любил замечать, что "Мак", со своей герметически запечатанной архитектурой, был на самом деле враждебен хакерам, которые склонны к опытам и "погрязли" в открытости. Напротив, линейка машин, совместимых с IBM, которые могут легко быть разобраны и собраны обратно, была гораздо больше "хакерабельна".

 

Поэтому, когда я вернулся домой, я начал возиться с "Линухом", который является "одним из", среди многих и многих других конкретных реализации абстрактного Платонического Идеала названного "Юних". Я не стремился специально "переподсесть" на новую ОСь, поскольку мои кредитные карты все еще дымились от всех тех денег, которые я вбухивал в аппаратные средства "Маков" годами. Но большое достоинство Linux было в том, что эта ОСь может работать на точно тех же железяках, как и ОСи от "Мелкософта" – то есть, на самых дешевых аппаратных средствах, какие только существуют в природе. Типа, чтобы продемонстрировать, почему это была крутая идея, примерно через неделю или две по возвращатении домой, я смог наложить свои лапы на тот скромный компьютер (486–й ящик о целых 33–ти мегагерцах) чтоб вволю над ним поиздеваться, так как знал парня, который работал в офисе, где эти штуки просто выбрасывались. Как только я получил это на дом, я открыл капот, запустил свои грабли вовнутрь, и начал переключать все платы подряд. Если что‑то не работало, я шел в контору по продаже компов и порывшись в коробке, полной запчастей, покупал новую карту расширения за несколько баксов.

 

Доступность всех этих дешевых, но эффективных "железок" была неумышленным последствием решений, которые IBM и Microsoft сделали более чем десятиле тому назад. Когда "Окна" появились, и вытащили ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ на значительно больший рынок, "железный" режим изменился: стоимость цветных видео карт и мониторов высокого разрешения начала падать, и падает до сих пор. Этот подход "общей свалки" в аппаратных средствах означал, что "Окна" были неизбежно корявее по сравнению с MacOS. Но ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ вывел компьютер на такую обширную аудиторию, что объем пошел вверх, а цены начали съеживаться. Тем временем "Яблоко", которое так хотело чистенькую ОпСистемку с видео, встроенным в процессор, значительно утратило свою долю на рынке, по крайней мере, частично поскольку их красивые железяки стоят так дорого.

 

Но цена, которую нам, владельцам "Маков", пришлось заплатить за высшую эстетику и дизайн, не была просто финансовым вопросом. Была также и культурная цена, в виде отказа от того, чтоб открыть крышку и повозиться с маковским содержимым. Даг Барнс был прав. В "Яблоке", несмотря на репутацию машины, выбранной отвязными, творческими хакерами, в действительности создали тачку, которая отбивает охоту к хакерству, тогда как Microsoft, рассматриваемая как технологически отсталая и эпигонская, создала обширный, беспорядочный базар запчастей – изначальный суп, который в конечном счете породил Linux.

 

 

 

Дыроверт операционных систем

 

 

ОпСистема "Юних" всегда держалась провокационно на фоне войн операционных систем, подобно Русской Армии. Большинство людей знают только ее репутацию, и предположения о ее репутации, по типу как в мультфильме про Дильберта, смутны. Но все кажется согласны, что если бы она могла только проявить себя и перестать сдавать обширные пространства богатой сельскохозяйственной земли и сотни тысяч военнопленных в войне с наступающими захватчиками, она могла бы размазать их (и всю другую оппозицию) по стенке.

 

Трудно объяснить, как Unix заработал это отношение к себе, не вдаваясь в мозголомные технические подробности. Возможно, суть этого может быть объяснена рассказом истории о дрелях.

 

Hole Hawg является сверлильной установкой, выпускаемой компанией Milwaukee Tool. Если вы осмотритесь в типичном инструментальном магазине, вы можете найти меньшие дрели "от Милуоки" но не "Дыроверт", который является слишком мощным и слишком дорогим для частников. "Дыроверт" не имеет пистолетного дизайна дешевой домашней дрели. Это куб твердого металла с торчащей ручкой с одной стороны и патроном, установленным на другой. Куб содержит "возмутительно" мощный электрический двигатель. Вы можете удерживать ручку и нажимать триггер вашим указательным пальцем, но если вы не исключительно сильны, то не можете управляться с весом "Дыроверта" одной рукой; он, так сказать, "по–любому двуручный". Чтобы бороться с обратным вращающим моментом "Дыроверта", вы используете отдельную ручку (поставляемую с ним), которую привинчиваете на одну сторону железного куба или на другую в зависимости от того, используете ли вы вашу левую или правую руку, чтобы обслуживать триггер. Эта ручка не гладкая, эргономически разработанная фиговина, как у домашней дрели. Это – просто футовой длины кусок обычной гальванизированной трубы, прошитой с одного конца, с черной резиновой ручкой на другом. Если вам случится потерять его, вы просто придете в местный магазин сантехнической арматуры и купите другой кусок трубы.

 

Все восьмидесятые я выполнял кое–какие строительные работы. Однажды, другой рабочий приставил лестницу к наружной стороне здания, по котором мы легкими шагами поднимались вплоть до уровня второго этажа и использовали Hole Hawg, чтобы просверлить дыру сквозь внешнюю стену. В некоторой точке, сверло заклинило в стене. "Дыроверт", следуя своему и только своему стремлению, продолжал работать. Он закрутил тело рабочего вокруг подобно тряпичной кукле, так что тот сбил свою собственную лестницу вниз. К счастью, он продолжал держаться за "Дыроверт", заклиненный в стене, и просто болтался на нем и вопил о помощи, пока кто‑то не пришел и не вернул лестницу на место.

 

Я сам использовал "Дыроверт", чтобы просверлить многие дыры через штифты, которые он прорезал, как блендер шинкует капусту. Я также использовал его, чтобы пробить кое–какие шестидюймовые дыры сквозь старую штукатурку потолка. Когда я вставил новое сверло, пробурился без остановки до второго этажа, располагающегося между балками вновь установленного пола, и начал сверлить через потолок первого этажа ниже; там, где моя домашняя дрель начинала затрудняться и визжала, вращаясь с огромной частотой, и клинила в малейшей преграде, "Дыроверт" крутился дальше с глупой последовательностью вращающейся планеты. Когда сверло оказалось захвачено, этот "Дуроверт" закрутил себя и меня, и раздробил мою руку между стальной ручкой трубы и балкой, нанеся рваные раны, окруженные каждая широкой каймой сильно отбитого мяса. Он также погнул свое сверло, хотя это и не плохо, так как я не мог использовать его. После некоторый таких приколов, когда я готовился использовать "Дыроверт", мое сердце в натуре начинало колотиться в атавистическом испуге.

 

Но я никогда не обвинял супердрель; я обвинил себя. "Дыроверт" опасен из‑за того, что он делает точно то, что вы ему велите. Он не связан физическими ограничениями, которые присущи дешевой дрели, и пока он не ограничен безопасными блокировками, которые должны быть втроены в бытовой прибор сознающим свою ответственность изготовителем. Опасность заключается не в самой машине, но в кривых руках пользователя, не предусмотревшего все последствия инструкций, которые он ей дает.

 

Меньший инструмент опасен тоже, но совершенно по другим причинам: он честно пытается сделать, что вы ему велите и терпит неудачу в некоторых случаях, которые непредсказуемы и почти всегда нежелательны. Но "Дыроверт" подобен джинну из старинных волшебных сказок, кто выполняет приказания своего хозяина буквально и точно, и с неограниченной мощью, часто с катастрофическими, непредвиденными последствиями.

 

Прежде чем "дыровертеть", мне пришлось изучить выбор дрелей в инструментальных магазинах, что я подумал, было трезвым взглядом, презирая меньшие низкоуровневые модели и взвешивая большие и дорогие уважительно, полагая, что я могу позволить себе одну из этих малюток. Теперь я рассматриваю их все с таким пренебрежением, что даже не считаю, что это настоящие дрели – просто уменьшенные игрушки, разработанные, чтобы использовать склонность к самозаблуждению мягкотелых частников, которые хотят поверить, что они приобрели настоящий инструмент. Пластиковые корпуса, тщательно разработаные и протестированные на фокус–группах, чтобы передать чувство твердости и мощности, кажутся мне вызывающими отвращение, непрочными и дешевыми, и я стыжусь, что я когда‑либо покупался на приобретение таких фиговин.

 

Не трудно представить себе, на что мир должен выглядеть похожим, для кого‑то, кто был воспитан контрагентами и кто никогда не использовал другой дрели, кроме "Дыроверта". Такой человек, обеспеченный наилучшими и наиболее дорогими дрелями из инструментальных магазинов, даже не признает их за таковые. Он мог взамен принять это за детские игрушки, или некоторый тип моторизованной отвертки. Если продавец или сбитый с толку домовладелец сошлются на это, как на дрель, он в натуре посмеется и сообщит им, что они попутали – у них просто была неверная терминология. Его крыша съедет от раздражения, и вероятно он почувствует желание отгородиться от поставок, полных дешевых, опасных, кричащих, красочных инструментов.

 

"Юних" – "Дыроверт" среди операционных систем, и хакеры "Юниха", типа Дага Барнса и парня в мультфильме про Дильберта, и многие другие люди, которые населяют Кремниевую Долину, –  подобны сыновьям подрядчика, которые растут используя только "Дыроверт". Они могли бы использовать ОСи от Apple/Microsoft, чтобы написать письма, поиграть в видеоигры, или подвести баланс своих чековых книжек, но они не могут действительно заставить себя, воспринимать эти операционные системы серьезно.

 

 

 

 

Изустная традиция

 

 

"Юниху" не просто научиться. Процесс его изучения – одно из многочисленных небольших боевых крещений. Обычно у ваши руки доходят до запуска некоторого необходимого средства или утилиты, когда вам ясно, что кто‑то другой уже изобрел это, и построил, и этим объясняются некоторые странные файлы или директории или команды, которые вы обнаружили, но никогда реально не понимали прежде.

 

Например, существует команда (небольшая программа, часть ОпСистемы), которая называется whoami (аглютинация англ. выражения "Кто я" – Прим. перев.), которая позволяет вам спрашивать компьютер, кем вы по его мнению являетесь. В машине под управлением Unix, вы всегда входите в систему под некоторым именем – возможно, даже под вашим собственным! То, с какими файлами вы можете работать, и какие софтинки вы можете использовать, зависит от вашего отождествления. Когда я начал использовать "Линух", я "зависал" на не подключенной к сети машине, в своей берлоге, только с одной учетной записью пользователя, и поэтому, когда я узнал о команде whoami, она показалась мне смешной. Но как только вы вошли в систему, в качестве одного человека, вы можете временно переключиться на другой псевдоним, чтоб иметь доступ к другим файлам (предположительно, имеются в виду не заумные для обычного пользователя манипуляции со значениями переменных EUID и EGID, а обычное переключение псевдотерминалов, когда с одной клавиатуры можно работать так, будто несколько человек подключены к одной машине: в мире "юнихов" и других современных сетевых ОС возможны и более "дикие" варианты виртуального клонирования и шизофрении – Прим. перев.). Если ваша машина находится в Интернете, вы можете зарегистрироваться на других компьютерах, если у вас есть понятные им имя пользователя и пароль. С этого момента, удаленная машина становится практически неотличима от той, что непосредственно перед вами. Эти изменения тождественности и местоположении могут легко стать вложенными в друг друга, на много слоев глубины, даже если бы вы не делаете чего‑нибудь гнусного (вероятно, имеется в виду фальсификация личности, –  прим. перев.). Как только вы забыли кто вы и где вы, –  команда whoami незаменима. Я использую ее все время.

 

Файловые системы машин под управлением Unix все имеют ту же общую структуру. В своих домашних ОпСистемках, вы можете создавать директории (папки для файлов) и давать им имена типа "Фродя" или "Мое барахло" и поместить их куда угодно. Но под Unix самый верхний уровень – корень файловой системы (каталог "слэш", так называемый ROOT, полную власть над содержимым которого имеет обычно только одноименный пользователь – прим. перев.) всегда обозначается единственным символом "/" и он всегда содержит одинаковый комплект директориев верхнего уровня: /usr /etc /var /bin /proc /boot /home /root /sbin /dev /lib /tmp (По умолчанию, по крайней мере, –  в разных версиях "Юнихов" состав каталогов немного варьируется и… не следует забывать о прихотях пользователя root) и каждый из этих каталогов, естественно, имеет собственную четкую структуру подкаталогов. Имейте в виду, что одержимое использование сокращений и исключение заглавных букв; –  это система изобретенная людьми, для которых повторяющийся беспорядок так же напрягает и является тем же, чем для шахтеров – черные легкие. Длинные имена обгрызены вплоть до трехбуквенных сокращений, подобно камням вылизанным рекой.

 

Здесь не то место, чтобы попытаться объяснить, почему все вышеуказанные директории существуют, и что в них содержится. Сначала все кажется смутным; худшим, кажется умышленно замутненным. Когда я начал использовать Linux,, я был привычен к возможности создавать каталоги, где бы я ни захотел и давать им по–любому те имена, какие волнуют мое воображение. Под Unix вы свободны делать это, конечно (вы свободны, чтобы делать что угодно), но когда вы приобретаете опыт общения с системой, вы начинаете понимать, что директории, указанные выше, были созданы не просто так и, что ваша жизнь будет значительно легче, если вы оставите их в покое (в пределах /home, между прочим, вы имеете даже слишком неограниченную свободу).

 

После того, как этого рода вещи случатся несколько сот или тысяч раз, хакер понимает, почему Unix именно таков, какой он есть – и не возражает, что он не будет таким же в любом другом случае. Это своего рода "аккультурация", которая дает хакерам Unix их осведомленность о состоянии дел в системе, и отношение тихого, непоколебимого, раздражающего превосходства, так захватившего Дильберта в мультике. "Окна" 95 и MacOS – продукты, изобретенные инженерами в службах специфических компаний. Unix, по контрасту, не столько продукт, как тщательно составленная изустная история хакерской субкультуры. Это – наш эпос о Гильгамеше.

 

Что сделало старые эпосы, подобно Гильгамешу, такими мощным и долговечными, так это то, что они жили в повествованиях, которые многие люди знали наизусть, и рассказывали снова и снова – создавая своих собственные личные прикрасы всякий раз, когда им это приходило в голову. Корявые украшения были отстрелены, удачные были восприняты другими, отшлифованные, улучшенные, и, со временем, включенные в историю. Аналогично, "Юних" известен, любим, и понят столь многими хакерами, что он может восстанавливаться с листа всякий раз, когда кому‑то это нужно. Очень трудно понять это людям, которые привыкли думать об Осях, как о вещах, которые должны быть полностью куплены.

 

Многие хакеры создавали более или менее успешное перевоплощение идеала Unix. Каждый привносил новые финтифлюшки. Некоторые из них быстро угасли, некоторые объединяются с аналогичным, параллельными новшествами, созданными другими хакерами, атакующими ту же проблему, другие все еще увлечены и восприимчивы к эпосу. Таким образом Unix медленно разросся вокруг простого ядра и достиг того типа сложности и асимметрии в этом, что они теперь органичны, подобно корням дерева, или ветвям венечной артерии. Понимание этого – скорее анатомия, чем физика.

 

По крайней мере за год до моего принятия Linux, я услышал о нем. Заслуживающие доверия, хорошо осведомленные люди, продолжали сообщать мне, что кучка хакеров забацала реализацию "Юниха", который мог бы загружаться, бесплатно, из Интернета. Долгое время Я не мог заставить себя обращать на это внимание. Было похоже на расхожие слухи, что группа энтузиастов ракетного моделирования создала полностью функциональный "Сатурн V" обмениваясь планами по Сети и "отмыливая" клапаны и фланцы друг другу. (Звучит фривольно, но весело: можно было сказать что‑то скучное, типа "посылая клапана и фланцы по почте", но имеется в виду именно e‑mail, известный в народе как "мыло" – Прим. перев. для возможных редакторов).

 

Но это правда. Вся честь за Linux обычно достается его человеческому тезке, некому Линусу Торвальдсу (Linus Torvalds), финну по национальности, который заставил законченную штуку вертеться в 1991, когда он использовал некоторые инструментальные средства ГНУ (Эмблема сообщества открытых софтин Ричарда Столлмана – голова голубого гну, аббревиатура представляет собой обычную среди юниксоидов рекурсивную шутку "ГНУ это вам не ЮНИХ", так как аналоги "Юниха" не могут напрямую использовать защищенный законом торговый знак Unix (TM)), чтобы написать начало ядра Unix, которое могло бы работать на PC–совместимом "железе". И на самом деле Торвальдс заслуживает всю честь, которая ему когда‑либо воздавалась, и много того более. Но он не мог заставить это случиться сам, во всявом случае так, как мог Ричард Столлман. Для того чтобы писать код вообще, Торвальдсу нужны были дешевые, но мощные инструментальные средства разработки, и он их получил из проекта ГНУ Столлмана.

 

И ему нужны были дешевые аппаратные средства, чтобы писать этот код. Получение дешевого "железа" – значительно более трудная штука, чем дешевое программное обеспечение; один–единственный человек (Столлман) может написать программное обеспечение и выложить его в Сеть для свободного использования, но чтобы делать железяки, необходимо иметь целую промышленную инфраструктуру, которая является не дешевой для сколь угодно богатого воображения. Действительно единственный способ, сделать аппаратное средство дешевым – наштамповать невероятное количество его копий, так, что устройство стоит в конечном счете гроши. По причинам уже объясненным, Apple не захотела увидеть стоимость аппаратных грошей. Единственной причиной, почему Торвальдс поимел дешевое железо, была Microsoft.

 

Microsoft обломалась вступить в аппаратный бизнес, нацеленная на создание своего программного обеспечения, способного "бегать" на "железе", которое каждый мог бы собрать, и так были созданы рыночные условия, которые привели к падению цен на это самое "железо". В попытке понять феномен "Линуха", мы должны увидеть не единственного новатора, а своего рода крезанутую Троицу: Линуса Торвальдса, Ричарда Столлмана, и… Билла Гейтса. Отнимите любого из этих троих, и "Линух" бы не появился.

 

 

 

Осиновый шок

 

 

Молодые Американцы, которые оставляют свою большую однородную страну и посещают некоторую другую часть мира, естественно, проходят различные стадии культурного шока: первая, немое, с широко раскрытыми глазами, удивление. Затем экспериментальное увлечение традициями новой страны, кухней, системой общественного транспорта и туалетами, ведущее к краткому периоду простодушной уверенности, что они – мгновенные эксперты по новой стране. По мере того как визит продолжается, ностальгию начинает усиливаться, и путешественник начинает ценить, впервые, то, что он или она считали само собой разумеющимся дома. В то же самое время начинает казаться очевидным, что многие отдельные культуры и традиции по существу произвольные, и могли бы быть другими; как езда по правой стороне дороги, например. Когда путешественник возвращает домой и подводит итоги полученного опыта, он или она узнает много более об Америке, чем о стране, которую они посещали.

 

По тем же причинам, стоит попробовать Linux. Это – чудная страна на самом деле, но вам не придется жить там; краткого пребывания достаточно, чтобы уловить некоторый вкус места и – более важно – обновить представления обо всем, что считалось само собой разумеющимся, и обо всем, что может делаться иначе, под Windows или MacOS.

 

Вы не можете попробовать это, если его не установите. С любой другой ОСью, ее установка была бы простым делом: в обмен на деньги, некоторая компания должна дать вам "сидюк", и вы окажетесь в начале пути. Но многое в этом типе сделки лишь подразумевается, и должно от этого лишь произойти и приобретаться отдельно.

 

Мы любим простые дела и простые сделки в Америке. Если вы поедете в Египет и, скажем, возьмете такси где‑нибудь, вы становитесь частью жизни водителя такси; он отказывается брать ваши деньги из‑за того, что это может унизить вашу дружбу, он следует за вами вокруг города, и плачет горючими слезами, когда вы садитесь в такси другого парня. Вы заканчиваете встречей с его детьми в некотором месте, и должны посвятить себя всего своего рода искренности, чтобы найти какой‑то способ скомпенсировать его убытки, не оскорбляя его честь. Это изматывает. Иногда вы просто захотите простой поездки на такси в манхэттенском стиле.

 

Но, чтобы поиметь установку в американском стиле, где вы можете просто выйти и кликнуть такси (в смысле клича, а не клика, –  прим. для погонщиков "мыши") и дуть своей дорогой, должен существовать целый скрытый аппарат побрякушек, инспекторов, комиссий, и так далее, –  который нужен, чтоб такси были дешевы и вы могли в любое время получить одно из них. Когда система отказывается работать почему‑либо, это непостижимо и возмутительно и обращает во всех остальных отношениях разумных людей в конспирологических теоретиков. Но, когда Египетская система ломается, она остается прозрачной. Вы не можете получить такси, но племянник вашего водилы прискачет на своих двоих, чтобы объяснить проблему и извиниться.

 

Microsoft и Apple делают вещи в манхэттенском стиле, с обширной сложностью упрятанной за стеной интерфейса. Linux делает вещи "египетским" способом, с обширной сложностью разбросанной по всему ландшафту. Если Вы только что прилетели из Манхэттена, ваш первый импульс будет вздеть длани и возгласить "Слушайте и не говорите, что не слышали! Кто‑нибудь здесь будет что‑нибудь делать!?" Но это не поможет вам найти друзей в стране Линуха, сколько‑нибудь проще, чем это было бы в Египте.

 

Вы можете высосать Линух прямо из воздуха, типа как, загружая правильные файлы и укладывая их в правильных местах, но вероятно есть не более нескольких сотен умников в мире, которые могли бы создать функционирующую линуховую системку таким способом. Чего вам в натуре пригодится, так это линуховая дистрибуция, которая означает заранее расфасованный комплект файлов. Но дистрибуции являются чем‑то отдельным, в отличие от Линуха как такового.

 

Linux сам по себе – не специфический набор единиц и нулей, но самоорганизующаяся сетевая субкультура. Конечный результат ее коллективных заклинаний – обширное тело исходного кода, почти все записанное на Си (доминирующий компьютерный язык программирования). "Исходный код" просто означает компьютерную программу как набранную и отредактированную каким‑нибудь хакером. Если она на Си, имя файла будет вероятно иметь окончание .c или .cpp, в зависимости от того, какой диалект был использован; если она – на некотором другом языке, то будет иметь некоторый другой суффикс. Часто файлы этого типа могут обнаруживаться в директории с именем /src, которое является хакерским "гебраическим" сокращением от "исходник". (То есть "source" – прим перев.)

 

Исходные файлы бесполезны на вашем компьютере, и представляют небольшой интерес для большинства пользователей, но в них гигантское культурное и политическое значение, поскольку Microsoft и "Яблочники" держат их в секрете, тогда как "линухоиды" делают их общедоступными. Они как семейные ценности. Они – типа той штуки, которая в триллерах Голливуда использована в качестве Чудо–Юдо Оружия: плутониевая начинка бомбы, совершенно секретные планы, чемодан совсекретных инструкций, бобина микрофильма. Если б исходники для "Форточек" или MacOS были сделаны общедоступными через Сеть, то эти ОСи стали бы свободными, подобно Линуху – только не настолько хорошими, из‑за того, что никого не оказалось бы вокруг, чтобы "пофиксить баги" и ответить на вопросы. Linux – "открытый источник" софта, лишь в том значении, просто, что каждый может получить копии его исходников.

 

Вашему компьютеру исходная программа нужна не более вас самих; ему нужен объектный код. Файлы объектного кода естественно имеют суффикс .o и нечитабельны почти ни для кого, кроме некоторых очень странных пацанов, из‑за того, что они состоят из единиц и нулей. Соответственно, файлы этого типа обычно валяются в директории с именем /bin, для "бинарников."

 

Исходные файлы являются просто текстовыми файлами ASCII. ASCII означает конкретный способ кодировать буквы в битовые образы. В файле ASCII, на каждый символ имеет восемь битов. Это создает резерв "алфавита" на 256 отдельных символов, в этих восьми двоичных цифрах можно сформировать это множество уникальных образцов (два в восьмой степени равно 256 – т. е. число комбинаций из восьми двоичных разрядов, –  прим. перев.). На практике, конечно, мы стремимся ограничить себя знакомыми буквами и цифрами. Битовые шаблоны используются, чтобы представить эти буквы и цифры такими же, как те, которые физически перфорировались на бумажную перфоленту моим телетайпом в средней школе, который в свою очередь был таким же, как те, что использовались телеграфной промышленностью в течение десятилетий. Текстовые файлы ASCII, другими словами, –  те же самые телеграммы, и как у таковых у них нет всяких типографских украшалок. Но по той же причине они вечны, поскольку код никогда не меняется, и универсальны, поскольку любая из когда‑либо написанных программ для редактирования и обработки текстов "в курсах" относительно этого кода. (То есть, конечно, появляются всякие монстры, типа Unicode – удвоенная таблица из 16 разрядов (65536 комбинаций), в которой можно хранить весь китайский алфавит для захвата рынка ПО на родине Мао, но ASCII понимает любой уважающий себя компьютер. Шутка в тему: как на глаз отличить письма в кодировке ASCII и Unicode? Элементарно: маленькие письма – ASCII, большие – Unicode ;))) – Прим. перев.)

 

Следовательно, почти любая софтина может использоваться, чтобы создать, отредактировать, и прочитать файлы исходной программы. Объектные кодовые файлы, затем, создаются из этих исходных файлов специальной программулей, которая называется "компилятор", и обрабатываются до состояния рабочего приложения другим напильником, который называется "компоновщик". (Это священная троица программ, с которой начинается жизнь почти любого компьютера: редактор текстов, компилятор объектных кодов, и "редактор связей" или компоновщик – те блестящие молотки, которыми куча мертвого железа превращается в полезный универсальный инструмент. –  Прим. перев.)

 

Триада редактора, компилятора, и компоновщика, взятых вместе, формирует сердцевину системы разработки программного обеспечения. Теперь есть возможность вбухать много денег в чистенькие системки разработки с красивенькими графическими интерфейсами пользователя и различными эргономическими расширениями (О! Как RAD каждый программист, которому дан в ощущениях процесс Быстрой Разработки Приложений. В некоторых случаях это могло даже быть хорошим и разумным способом тратить деньги. Но на этой стороне дороги, самым лучшим программным обеспечением являются обычно свободные вещи. Редактор, компилятор и компоновщик для хакеров то же самое, чем были пони, стремена, и "комплекты стрельбы из лука" для Монголов (ну, колчан со стрелами и тугой лук – это в своем роде и есть комплект джентльменского арчера, будь то древний монгол или современный энтузиаст любимого спорта английских йоменов и славных парней робин–гудов, так что мой перевод archery sets прошу считать адекватным – прим. перев). Хакеры живут в седле (то есть в Сети? а где живут монголы? –  неодумение пререв.), и "хакают" своими собственными инструментами, даже когда используют их, чтобы создать новые приложения. Это в натуре непостижимо, что инструментальные средства высшей пробы могут создаваться с чистого листа инженерами продукта. Даже если они – самые яркие инженеры в мире, они просто в меньшинстве.

 

В "ГНУсном мире Линуха" (это разумеется, юмор: попробуйте без вопросов перевести на великий и могучий GNU/Linux world. –  Прим. перев.) есть две основных проги для редактирования: минималистский vi (известный в некоторых реализациях как elvis) и максималистский emacs (плюс два лагеря непримиримых сторонников того и другого, между которыми – настоящие религиозные войны. –  Прим. перев.). Я использую emacs, который можно представить как термоядерный текстовый процессор. То, что он создавался Ричардом Столлманом (Richard Stallman); говорит достаточно. Он написан на языке Лисп, который является единственным машинным языком, который красив (весьма спорное утверждение, целиком на совести автора. Мое мнение может с ним не совпадать: я не люблю Лисп, если кто‑то спросит. Мне гораздо больше по вкусу CLIPS, как объектно–ориентированное развитие идей функционального программирования – Прим перев.). Он колоссален, и всего лишь навсего редактирует обычные текстовые файлы ASCII, то есть, никаких шрифтов, никаких "жирных" гарнитур, никакого подчеркивания. Другими словами, часы инженеров, которые, в случае Microsoft Word, посвящались примочкам подобно автоматическому составлению писем и способности вставлять изображения изменяемого размера в корпоративные меморандумы, были, в случае emacs, сфокусированы на маниакальной по интенсивности работе над кажущимися обманчиво простыми проблемами редактирования текста. Если Вы – профессиональный писатель – т. е., если кто‑то еще получает деньги, за беспокойство о том, как ваши слова будут отформатированы и напечатаны – emacs затмевает все другие софтины для редактирования приблизительно так же, как полуденное солнце делает звезды. Он не просто большой и более яркий; он просто заставляет всех остальных побледнеть (ну, тоже в своем роде двусмысленное замечание – бледнеть можно по разным причинам, –  прим. перев.). Для страничного форматирования и печати Вы можете использовать TeX: обширный объем правил печати, написанных на Си и также свободно доступных в Сети.

 

Я мог бы долго трепаться о emacs и TeX, но прямо сейчас я пытаюсь поведать историю о том, как в натуре установить Linux в вашей машине. Методом хардкорной проверки на выживание было бы скачать редактор подобно emacs, и инструментальные средства ГНУ – компилятор и компоновщик – которые отшлифованы и великолепны примерно в той же степени как emacs. Обеспеченный ими, некто мог бы начать скачивать файлы исходников в кодировке ASCII (/src) и компилировать их в объектные файлы двоичного кода (/bin), которые должны работать на машине. Но типа, чтобы вообще прибыть в эту точку, –  чтобы заставить emacs работать, к примеру – вы должны уже иметь Linux, установленный и работающий на вашей машине. И даже минимальная линуховая ОпСистемка требует тысячи двоичных файлов, действующих в полном согласии, размещенный и связанный вместе совершенно правильно.

 

Различные личности, таким образом, возложили на себя самих всю грязную работу, по созданию "поставок" Linux. Если я могу немного расширить египетскую аналогию, эти парни примерно как гиды в путешествиях, которые встречает вас в аэропорту, которые говорят на вашем языке, и помогают вам пройти через начальный культурный шок. Если вы – египтянин, конечно, вы видите это с другой стороны; туристические гиды существуют, чтобы удержать британских иноземцев от разгуливания по вашим мечетям и задавания вам одних и тех же вопросов снова и снова.

 

Некоторые из этих "тургидов" относятся к коммерческим организациям, как например, софтины Красной Шапки (в оригинале – Red Hat Software, название фирмы–распространителя, остальное – интернациональная игра слов, –  прим. перев.), которая выпускает дистрибутивы Linux названные "Красной Шапкой", что придает этому столоверчению сравнительно коммерческий блеск. В большинстве случаев вы устанавливаете CD‑ROM "Красной Шапочки" (другое фамильярное название, –  прим. перев.) в ваш ПиСюк, перезагружаете его, и он выполняет остальное. Так же как гид по Египту будет ожидать некой компенсации за свои услуги, коммерческие поставки должны были оплачены. В большинстве случаев они не стоят почти ничего и в этом их немалое достоинство.

 

Я пользуюсь поставкой, которая называется Debian (слово является сокращением от "Deborah" и "Ian") и является некоммерческой. Она была организована (или, возможно, я должен сказать "она организовала себя") примерно той же сапой, как Linux в общем смысле, то есть, она опирается на добровольцев, которые сотрудничают по Сети, каждый ответствен за поддержку своего компонента системы. Эти люди разбили Linux на множество пакетов, которые являются сжатыми файлами и могут загружаться уже функционирующей линуховой системой на основе поставки Debian, затем, открываются и распаковываются, используя свободное приложение установки. Конечно, как таковая, Debian не имеет коммерческой мощи – ни распространительного механизма. Вы можете загрузить все дебиановские пакеты по Сети, но большинство людей захочет получить их на CD‑ROM. Различные другие компании возложили на себя всю возню по закачиванию дебиановских пакетов на CD‑ROMы и последующей их продаже. Я купил свое в "Лаборатории Линуховых Систем". Стоимость для трехдисковой установки, содержащей Debian во всей полноте – менее чем три доллара. Но (и это – важное различие) ни единого пенни из этих трех долларов не достается никому из кодировщиков, которые создавали Linux, ни упаковщикам из Debian. Они все остаются в Лаборатории Линоховых Систем и платятся не за программное обеспечение, или пакеты, но составляют стоимость "выпекания" дисков CD‑ROM.

 

Каждая из линуховых поставок включает некоторый более или менее умный "хак" для обхода нормального процесса загрузки и чтоб заставить ваш компьютер, когда он включится, организовать себя не как ущербный ПиСюк, выполняющий "Окна", но как реальный "хост" под управлением Unix. Это немного тревожит поначалу, когда вы видите это впервые, но полностью безопасно. Когда PC загружается, он проходит небольшую программу самотестирования, проверяя доступное дисковое пространство и запас памяти, а затем осматривается в поисках диска, с которого можно загрузится. В любом нормальном виндовом компьютере, этим диском будет жесткий диск. Но если у вас ваша система настроена правильно, она сначала проверит дисководы для флоппиков или CD‑ROM, и загрузится с одного из них, если они доступны.

 

Linux пользуется этой фишкой в своих целях. Ваш компьютер замечает загрузочный диск в приводе для флоппиков или СиДюков, загружает некоторый объектный код с этого диска, и слепо начинает исполнять его. Но это не "мелкомягкий" или "яблочный" код, это – линуховый код, и отсюда ваш компьютер начинает вести себя намного иначе, по сравнению с тем, к чему вы привыкли. Загадочные сообщения начинают перемещаться по экрану. Если вы загрузили коммерческую OS, вы отсюда видите мультяху "Добро пожаловать в MacOS" или экран, заполненный облаками в синем небе, и логотип "Windows". Но под Linux вы получаете длинную телеграмму, напечатанную абсолютно белыми буквами на черном экране. Здесь нет сообщения "добро пожаловать!". Большинство этих телеграмм полу–непостижимы, как угрожающие граффити на стене. (Не курить! Пристегните ремни… –  Прим. линухоида. Три… Два… Один…)

 

Dec 14 15:04:15 theRev syslogd 1.3–3#17: restart. Dec 14 15:04:15 theRev kernel: klogd 1.3–3, log source = /proc/kmsg started. Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Loaded 3535 symbols from /System.map. Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Symbols match kernel version 2.0.30. Dec 14 15:04:15 theRev kernel: No module symbols loaded. Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Intel MultiProcessor Specification v1.4 Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Virtual Wire compatibility mode. Dec 14 15:04:15 theRev kernel: OEM ID: INTEL Product ID: 440FX APIC at: 0xFEE00000 Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Processor #0 Pentium(tm) Pro APIC version 17 Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Processor #1 Pentium(tm) Pro APIC version 17 Dec 14 15:04:15 theRev kernel: I/O APIC #2 Version 17 at 0xFEC00000. Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Processors: 2 Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Console: 16 point font, 400 scans Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Console: colour VGA+ 80x25, 1 virtual console (max 63) Dec 14 15:04:15 theRev kernel: pcibios_init : BIOS32 Service Directory structure at 0x000fdb70 Dec 14 15:04:15 theRev kernel: pcibios_init : BIOS32 Service Directory entry at 0xfdb80 Dec 14 15:04:15 theRev kernel: pcibios_init : PCI BIOS revision 2.10 entry at 0xfdba1 Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Probing PCI hardware. Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Warning : Unknown PCI device (10b7:9001). Please read include/linux/pci.h Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Calibrating delay loop.. ok – 179.40 BogoMIPS Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Memory: 64268k/66556k available (700k kernel code, 384k reserved, 1204k data) Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Swansea University Computer Society NET3.035 for Linux 2.0 Dec 14 15:04:15 theRev kernel: NET3: Unix domain sockets 0.13 for Linux NET3.035. Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Swansea University Computer Society TCP/IP for NET3.034 Dec 14 15:04:15 theRev kernel: IP Protocols: ICMP, UDP, TCP Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Checking 386/387 coupling… Ok, fpu using exception 16 error reporting. Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Checking 'hlt' instruction… Ok. Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Linux version 2.0.30 (root@theRev) (gcc version 2.7.2.1) #15 Fri Mar 27 16:37:24 PST 1998 Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Booting processor 1 stack 00002000: Calibrating delay loop.. ok – 179.40 BogoMIPS Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Total of 2 processors activated (358.81 BogoMIPS). Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Serial driver version 4.13 with no serial options enabled Dec 14 15:04:15 theRev kernel: tty00 at 0x03f8 (irq = 4) is a 16550A Dec 14 15:04:15 theRev kernel: tty01 at 0x02f8 (irq = 3) is a 16550A Dec 14 15:04:15 theRev kernel: lp1 at 0x0378, (polling) Dec 14 15:04:15 theRev kernel: PS/2 auxiliary pointing device detected – driver installed. Dec 14 15:04:15 theRev kernel: Real Time Clock Driver v1.07 Dec 14 15:04:15 theRev kernel: loop: registered device at major 7 Dec 14 15:04:15 theRev kernel: ide: i82371 PIIX (Triton) on PCI bus 0 function 57 Dec 14 15:04:15 theRev kernel: ide0: BM‑DMA at 0xffa0–0xffa7 Dec 14 15:04:15 theRev kernel: ide1: BM‑DMA at 0xffa8–0xffaf Dec 14 15:04:15 theRev kernel: hda: Conner Peripherals 1275MB – CFS1275A, 1219MB w/64kB Cache, LBA, CHS=619/64/63 Dec 14 15:04:15 theRev kernel: hdb: Maxtor 84320A5, 4119MB w/256kB Cache, LBA, CHS=8928/15/63, DMA Dec 14 15:04:15 theRev kernel: hdc: , ATAPI CDROM drive Dec 15 11:58:06 theRev kernel: ide0 at 0x1f0–0x1f7,0x3f6 on irq 14 Dec 15 11:58:06 theRev kernel: ide1 at 0x170–0x177,0x376 on irq 15 Dec 15 11:58:06 theRev kernel: Floppy drive(s): fd0 is 1.44M Dec 15 11:58:06 theRev kernel: Started kswapd v 1.4.2.2 Dec 15 11:58:06 theRev kernel: FDC 0 is a National Semiconductor PC87306 Dec 15 11:58:06 theRev kernel: md driver 0.35 MAX_MD_DEV=4, MAX_REAL=8 Dec 15 11:58:06 theRev kernel: PPP: version 2.2.0 (dynamic channel allocation) Dec 15 11:58:06 theRev kernel: TCP compression code copyright 1989 Regents of the University of California Dec 15 11:58:06 theRev kernel: PPP Dynamic channel allocation code copyright 1995 Caldera, Inc. Dec 15 11:58:06 theRev kernel: PPP line discipline registered. Dec 15 11:58:06 theRev kernel: SLIP: version 0.8.4–NET3.019–NEWTTY (dynamic channels, max=256). Dec 15 11:58:06 theRev kernel: eth0: 3Com 3c900 Boomerang 10Mbps/Combo at 0xef00, 00:60:08:a4:3c:db, IRQ 10 Dec 15 11:58:06 theRev kernel: 8K word‑wide RAM 3:5 Rx:Tx split, 10base2 interface. Dec 15 11:58:06 theRev kernel: Enabling bus‑master transmits and whole‑frame receives. Dec 15 11:58:06 theRev kernel: 3c59x.c:v0.49 1/2/98 Donald Becker http://cesdis.gsfc.nasa.gov/linux/drivers/vortex.html Dec 15 11:58:06 theRev kernel: Partition check: Dec 15 11:58:06 theRev kernel: hda: hda1 hda2 hda3 Dec 15 11:58:06 theRev kernel: hdb: hdb1 hdb2 Dec 15 11:58:06 theRev kernel: VFS: Mounted root (ext2 filesystem) readonly. Dec 15 11:58:06 theRev kernel: Adding Swap: 16124k swap‑space (priority ‑1) Dec 15 11:58:06 theRev kernel: EXT2–fs warning: maximal mount count reached, running e2fsck is recommended Dec 15 11:58:06 theRev kernel: hdc: media changed Dec 15 11:58:06 theRev kernel: ISO9660 Extensions: RRIP_1991A Dec 15 11:58:07 theRev syslogd 1.3–3#17: restart. Dec 15 11:58:09 theRev diald[87]: Unable to open options file /etc/diald/diald.options: No such file or directory Dec 15 11:58:09 theRev diald[87]: No device specified. You must have at least one device! Dec 15 11:58:09 theRev diald[87]: You must define a connector script (option 'connect'). Dec 15 11:58:09 theRev diald[87]: You must define the remote ip address. Dec 15 11:58:09 theRev diald[87]: You must define the local ip address. Dec 15 11:58:09 theRev diald[87]: Terminating due to damaged reconfigure.

 

Единственные фрагменты этого, которые удобочитаемы, для нормальных людей, –  сообщения об ошибках и предупреждения. И все что здесь заслуживает внимания, это то, что Linux не останавливает, и не падает, когда он встречает ошибку; он выдает вразумительную претензию, прекращает попытки запустить какой‑то упрямый или поврежденный процесс, и катится дальше. Это было решительно не верно для ранних версий "яблочных" и "мелкомягких" ОСей, по той простой причине, что ОСь, которая неспособна ходить и жевать жвачку одновременно, возможно, не сможет восстановиться от ошибок. Поиск и обработка ошибок требует отдельного процесса, работающего параллельно с тем, который "ошибся". Типа супер–эго, если угодно, что присматривает за всеми остальными процессами, и выскакивает, когда какой‑то из них теряется. Теперь, когда MacOS и "Винда" могут делать более чем одну вещь одновременно, они стали значительно лучше обрабатывать ошибки, чем обычно, но они даже не приблизились к Linux или другим Юнихам в этом отношении; и их большая сложность сделала их уязвимыми для новых типов ошибок.

 

 

 

Падучесть, искупление, погашение, доверие и другие заумные технические понятия

 

 

Линух не заточен под какие‑то централизованные политики, диктующие, как писать сообщения об ошибке и документацию, так что каждый программист пишет свои собственные. Обычно они на английском, даже если учесть, что до фига и больше линуховых программистов–европейцев. Часто они забавны (сообщения, а не программисты – прим. перев.). Но всегда честны. Если какая‑то бяка случилась, если программуля просто еще недоделана, или если пользователь что‑то воткнул не туда, об этом будет заявлено в лоб. Интерфейс командной строки облегчает программулям надоедание нам небольшими комментариями, предупреждениями, и сообщениями там и тут. Даже если приложение плющит как подбитую субмарину, оно обычно может все еще перебиваться небольшими сообщениями типа "S. O.S.". Иногда, когда вы кончаете работать с программой и закрываете его на фиг, вы обнаруживаете, что оно оставило серию некритичных замечаний и низкоуровневых сообщений об ошибах через окно терминала из которого вы его запустили. Как если бы программное обеспечение болтало с вами о том, как оно было, пока вы с ним работали.

 

Документация для Linux поступает в форме "человеческих страниц" (man pages – сокращение от manual ("Поручик молчать!" – прим. перев. –  не от "рукосуйство", а от "руководство"). Вы можете иметь доступ к ним или через ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ (команда xman) или из командной строки (команда man). Вот образец со страницы руководства для программы вызывающей rsh: "Стоповые сигналы стопят только локальный процесс rsh; это возможно неправильно, но к настоящему времени слишком сложно, чтобы пофиксить, по причинам слишком заумным, чтобы объяснять здесь."

 

"Человечьи страницы" содержат много таких материалов, которые читаются подобно кратким мантрам пилотов, борющихся с управлением поврежденными самолетами. Общее чувство, –  типа тысяч монументальных, но "темных" усилий, увиденных во вспышке стробоскопа. Каждый программист имеет дело с его собственными костылями и тараканами; он – слишком занят фиксированием их, и улучшением своих программулей, чтобы объяснять вещи подробно или удовлетворить сложные претензии.

 

На практике вы почти никогда не встретите серьезного "таракана" при прогоне Linux (в смысле, фиксить Линуха кувалдой о "трех пальцах", в отличие от Виндов, приходится очень редко – прим. перев). А если встретили – почти всегда это происходит с коммерческим софтом (различные поставщики продают программное обеспечение, которое работает под Linux). ОпСистема и ее основные программные утилиты слишком важны, чтобы в них водились серьезные жуки. Я работал под Линухом каждый день с позднего 1995–го и видал, как многие "аппликационные" программы рушились напрочь в пламени, но я никогда не видeл аварию самой ОпСистемы. Никогда. Ни разу. Довольно много линуховых систем, которые работают непрерывно и в жестких условиях в течение месяцев или лет, без необходимости в перезагрузке.

 

Коммерческие ОСи должны принять ту же официальную позицию по отношению к ошибкам, как коммунистические страны – к бедности. Исходя из доктрин, не возможно допустить, что бедность была серьезной проблемой в коммунистических странах, поскольку целью коммунизма являлась ликвидация бедности. Аналогично, коммерческие "осевые" компании, типа "Яблока" и "Мелкософта", не могут пройти мимо допущения, что их программное обеспечение "утараканено" и что оно разрушаеся все время, сколько‑нибудь изящнее, чем Disney, который может выпустить пресс–релиз о том, что Микки Маус – просто актер в костюме.

 

Это – проблема, поскольку ошибки существуют и дефекты случаются. Каждые несколько месяцев Билл Гейтс пытается продемонстрировать новый продукт Microsoft перед большой аудиторией только чтобы тот взовался ему в лицо. Коммерческие поставщики ОСей, в качестве прямого следствия своей коммерции, склонны принимать весьма неискреннюю позицию, что дефекты – редкие искажения, и следовательно на самом деле не стоят никакого упоминания. Это положение, которое всем представляется абсурдом, не ограничивается пресс–релизами и заявлениями компании. Оно заключает целый способ, по которому эти компании занимаются бизнесом и взаимодействуют с клиентами. Если документация была правильно написана, она должна упоминать дефекты, ошибки, и аварии на каждой отдельной странице. Если онлайновые системы подсказки, которые приходят с этими ОСями, отражают опыт и заботы их пользователей, они должны во многом посвящаться конкретным инструкциям, как можно справиться с авариями и ошибками.

 

Но этого не случается. Корпорации Акционерного Капитала являются замечательными изобретениями, которые дали нам многие отличные товары и услуги. Они хороши в многих вещах. Допущение неудачи не – одно из них. Черт, они не могут даже избежать незначительных недостатков!

 

Конечно, это поведение не так патологично в случае корпорации, как это было бы по отношению к человеку. Большинство людей, в настоящее время, понимают, что корпоративные пресс–релизы выпускаются в пользу акционеров корпорации и не для просвещения публики. Иногда результаты этого институционального мошенничества могут быть ужасными, как табак и асбест. В случае коммерческих поставщиков ОпСистем ничего подобного нет, конечно; но оно просто раздражает.

 

Некоторые могли бы поспорить, что потребительская досада, со временем, переплавится в своего рода чешую (или мозоль – прим. перев.), которая может скрыть серьезное нарушение, и, что честность могла, следовательно, быть наилучшей политикой, в конце концов; истина все еще "где‑то рядом" (слоган "truth is out of there", кстати, нашими телевизионщиками был переведен довольно странно: на самом деле он звучит "истина не здесь", то есть, "правды здесь нет" – прим. перев.) на рынке операционных систем. Бизнес расширяется достаточно быстро, так что до сих пор значительно лучше иметь миллиарды хронически раздраженных клиентов, чем миллионы счастливых.

 

Большинство системных администраторов, которых я знаю, кто работает с Windows NT все время соглашаются, что, "когда оно падает", приходится его перезагружать, и, когда оно получает серьезные повреждения, единственный путь, чтобы его пофиксить – переустановка операционной системы с нуля. Или, по крайней мере, –  это единственный путь, который они знают, чтобы пофиксить эту штуку, что означает тоже самое. Без базара, возможно, что инженеры в Microsoft знают все уловки для "подъема" рухнувшей системы, но если они и знают что‑то, они не кажутся склонными делиться с кем‑либо из тех системных администраторов "с передовой", которых я знаю.

 

Поскольку Linux не коммерческий – из‑за того, что он фактически свободный, а также довольно сложный, в получении, установке и обслуживании, он не обязан удовлетворять какие‑либо претензии по своей надежности. Следовательно, он более надежен. Когда нечто идет неправильно с "Линухом", ошибка замечается и громко обсуждается немедленно. Каждый технически грамотный товарищ может сразу пройтись по исходному коду и отметить источник ошибки, которая затем быстро исправляется тем хакером, который несет ответственность за эту конкретную программу.

 

Насколько я знаю, Debian – единственная поставка Linux, которая имеет собственную конституцию (http://www.debian.org/devel/constitution), но что меня в натуре подкупило, так это их феноменальная "тараканья база данных" (http://www.debian.org/Bugs), которая является своего рода диалоговой "Книгой Судного Дня" всех ошибок, угроз ошибок и искупления грехов. Сама простота. Когда возникла проблемка с Debian в начале января 1997–го, я послал туда сообщение, описывающее проблемку на адрес submit@bugs.debian.org. Моей проблемке быстро был присвоен номер сообщения об ошибке (#6518) и уровень опасности (доступные варианты: "критический", "могила", "важно", "нормально", "исправлено" и "просьба трудящихся"), и она была направлена по спискам рассылки, где "дебьянутые" люди "зависают". В пределах двадцати четырех часов я получил пять "электропочтовых" писем, разъясняющих, как пофиксить проблемку: два из Северной Америки, два из Европы, и один из Австралии. Все эти "электрописьма" натолкнули меня на те решения, которые сработали, и избавили меня от проблемки. Но в то же самое время, копия этого обмена опытом была включена в дебиановский "определитель жуков", так что, если другие пользователи поимели ту же проблемку позже, они могли бы глянуть в базу и найти решение, не посылая новых, избыточных сообщений о дефектах.

 

Сравним это с опытом, который я поимел, когда попытался установить Windows NT 4.0 на той же тачке с десяток месяцев позже, поздним 1997–ым. Программа установки просто останавливалась в чистом поле, без какого‑либо сообщения об ошибке. Я залез на "мелкомягкий" сайт поддержки и попытался выполнить поиск существующих документов подсказки, которые могли относиться к моей проблеме. Движок поиска был абсолютно нефункционален; он не сделал совсем ничего. Он даже не выдал мне сообщение о том, что он не работает.

 

В конечном итоге я решил, что фигня с моей материнской платой; это была немного необычная сборка и модель, а NT не поддерживала столько альтернативных материнских плат, сколько поддерживал "Линух". Я всегда ищу извинительные обстоятельства, независимо от того, насколько они слабые, чтобы купить новые аппаратные средства, так что взял и купил новую материнскую плату, которая имела логотип совместимости с Windows NT, в смысле, что логотип Windows NT был напечатан прямо на коробке. Я установил ее в мой компьютер и получил "Линух" работающим мгновенно, затем попытался устанавить Windows NT снова. И опять установка умирала без какого‑либо сообщения об ошибке или объяснения. На этот раз прошла пара недель, и я подумал, что возможно поисковый движок на сайте поддержки Microsoft, быть может, заработал. Я дал ему шанс, но он его все еще не использовал.

 

Итак, я создал новую учетную запись в службе поддержки Microsoft, затем зарегистрировал в отправил инцидент на их рассмотрение. Я поставил мой идентификационый номер продукт, когда попросили, и затем последовал инструкциям через серию экранов подсказки. Другими словами, я подал сообщение о дефекте, точно так же, как в дебиановской системе отслеживания ошибок. Это было точно так же, только интерфейс был красивше – в нем я напечатал мою жалобу в небольшом окне текстового редактирования на "паутинной" форме (в смысле, WEB – прим. перев.), делая это все с помощью ГРАФИЧЕСКОГО ИНТЕРФЕЙСА ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ, тогда как в случае Debian вы посылаете сообщение электронной почты). Я знал, что, когда закончу сообщать о багах, это должно стать внутренней информацией Microsoft, и другие пользователи не смогут увидеть ее. Многие Linux пользователи отказались бы участвовать в такой схеме по этическим соображениям, но я пожелал дать этой штуке выстрелить, в порядке эксперимента. В итоге, мне так и не удалось отправить мое сообщение об ошибке, поскольку серия связанных страниц Паутины, которую я заполнил, в конечном счете привела меня к полностью чистой странице: полный тупик.

 

Итак, я пришел к началу и нажал на кнопки для "телефонной поддержки", и в конечном счете получил телефонный номер Microsoft. Когда я набрал эту цифру, я получил серию пронзительных гудков и записанное на автоответчик сообщение из телефонной компании "Мы сожалеем, ваш вызов по данному номеру не может быть обслужен".

 

Я попробовал страницу поиска снова, хотя она все еще полностью мертва. Затем я испробовал ПЗИ (Предоплата За Инцидент). Это провело меня через другую серию страниц Паутины пока меня не затупило на прочтении чего‑то вроде: "Слушай сюда! В Паутине нет страницы, отвечающей твоему запросу."

 

Я попробовал это снова, и в конечном счете дошел до экрана "Предоплата За Инцидент", где прочел: "НИКАИХ ТЕБЕ ИНЦИДЕНТОВ. Нет неиспользованных инцидентов оставленных на вашем счете. Если вы хотели бы приобрести поддержку инцидента, нажмите OK – затем вы сможете заранее оплатить выши инциденты…." Стоимость за инцидент была $95 (Нехило? Кому как, а по–моему, это типичное хамство, за которое кое–где бьют не тортом, а бронзовым канделябром по наглой мелкомягкой морде: мало того, что торгуют трэшем в глянцевой упаковке, так еще и стригут купоны за то, что в приличном обществе делают бесплатно и с возвратом денег – исправление собственной лажи .

 

Эксперимент начал казаться довольно дорогим, так что я отказался от метода ПЗИ и решил пойти на ФИГ("Факты Из Гонева", они же ЧаВо – "частые вопросы", происходят от англ. сокращения FAQ: Frequently Asked Questions, например: "Q: Как по–вашему, что без балды можно уверенно сказать о тенденциях мирового развития?" "А: Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов…" – прим. перев.), заявленный на сайте Microsoft. Ни в одном из доступных "ФАКов" не было ничего, чтобы решить мою проблему, за исключением одной фразы, типа "У меня были некоторые проблемы с установкой NT", что было написано технически неграмотными "шпаками".

 

Итак, я сдался и все еще, с того самого дня, никогда не получал Windows NT установленной на этой конкретной машине. Для меня, путем наименьшего сопротивления было просто использовать Debian Linux.

 

В мире открытого исходного программного обеспечения, сообщения об ошибках являются полезной информацией. Делать их общедоступными, значит оказать услугу другим пользователям, и улучшить ОпСистему. Делать их общедоступными систематически так важно, что очень интеллектуальные люди добровольно тратят время и деньги для поддержки баз данных об ошибках. В коммерческом мире ОпСистем, тем не менее, сообщение о дефекте является привилегией, за которую вы должны уплатить кучу денег. Но если вы платите за это, из этого следует это сообщение об ошибке должно сохраняться конфиденциальным – в противном случае каждый мог бы поиметь выгоду за ваши девяносто пять баксов! И все еще ничто не предохраняет пользователей NT от запуска своей собственной общедоступной базы данных об ошибках.

 

Это является, другими словами, другой характеристикой рынка ОпСистем, которая просто не имеет никакого значения, если вы не рассматриваете ее в контексте культуры. То, что Microsoft продает через "Предоплату За Инцидент" не техническая поддержка, а не более, чем непрерывная иллюзия, что клиенты занимаются некоторым типом рациональной деловой сделки. Это – своего рода гонорар сопровождения за обслуживание фантазии. Если люди действительно хотели бы настоящую ОпСистему, то они могли бы использовать Linux, и если они действительно хотели бы техническую поддержку, они нашли бы способ ее получить; клиенты Microsoft хотят иного.

 

Когда это пишется (Январь. 1999), приблизительно 32000 сообщений в базе данных об ошибках Debian Linux. Почти все они исправлены давно "тому обратно". Учтены двенадцать "критических" дефектов все еще "выдающихся", из которых старейший был объявлен 79 дней тому назад. Есть 20 выдающихся "мертвых" дефектов из которых старейшему – 1166 дней. Есть 48 "важных" дефектов и сотни "нормальных" и менее важных.

 

Аналогично, BeOS (до которой я дойду через минуту) имеет собственную базу данных о "жуках"(http://www.be.com/developers/bugs/index.html) со своей собственной системой классификации, включая такие категории как "Не Дефект" (not bug, but feature – прим. перев.), "Документированная особенность" и "Не исправимо". Некоторые "дефекты", не что иное, как хакерский "выпуск пара", и классифицированы, как "Ввод признан". Например, я обнаружил тот, который был объявллен в 30–го декабря, 1998–го года. Он оказался в середине длинного списка дефектов, вклиненный между называнным "Мышь, работающую очень странным способом" и другим, типа "Изменение BView фрейма не дает эффекта, если BView не подключался к BWindow."

 

Этот был назван прямо так:

R4: BeOS тоскует в мании величия по званию номинального вожака упряжки, чему подобен фокус ярости разработчиков, и это происходит примерно так:

 

‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑

 

Состояние Пчелы: Признанный Ввод в версии BeOS: R3.2:Компонент неизвестен (Под пчелой здесь жаргонно подразумевается BeOS (прононсы слов Be и Bee в английском совпадают) – прим. перев.)

 

Полное Описание:

Хакеры BeOS явно эгоманьяки, мегаломания которых – восседалово на троне, чтобы придать их ОСи человеческий символ, который все любят ненавидеть. Без этого, BeOS завянет в области безликих ОСинок, до которых у народа никогда не дойдут руки. Вы можете судить об успехе ОпСистемы не по качеству ее наворотов, но по тому, насколько неизвестны и ненавистны лидеры, стоящие за ней.

Я верю это – сторонний эффект "комрадии" разработчиков в несчастных условиях. В конце концов, беда не приходит одна (буквально: "несчастье любит компанию" – прим. перев.). Я верю, что задача сделать BeOS менее концептуально доступной и значительно менее надежной потребует от разработчиков собраться вместе, таким образом, создавая тип общества, где новички говорят с друг с другом, типа как в продовольственном магазине перед огромной метелью.

Следуя той же программе, будет, вероятно необходимо переместить штаб–квариру BeOS в весьма менее комфортабельную атмосферу. (Бедность сестра таланта. –  прим. перев.) Общее неудобство окружающей среды введет это отношение в рамки и поистине это не бог весть какой рецепт успеха. Я предложил бы Сиэттл, но я думаю он уже занят. Вы могли попробовать Вашингтон, Округ Колумбия, но определенно, не Сан–Диего и не Таксон.

 

‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑

 

К несчастью, системка сообщений о дефектах Be удаляет имена людей, которые сообщают об этих самых дефектах (чтобы защитить их от возмездия!?), так что я не знаю, кто это написал.

 

Итак, это должно быть выглядит, что я как раз каркаю о техническом и моральном преимуществе Debian Linux. Но как почти всегда случается в мире ОпСистем, все более сложно, чем кажется. У меня есть Windows NT работающие на другой машине, и на днях (Январь, 1999), когда у меня была проблема с ней, я решил позволить себе снова сходить в Службу Поддержки Microsoft. На этот раз поисковый движок действительно работал (хотя, чтоб этого добиться, я должен идентифицировать себя как "продвинутого"). И вместо трескотни в каком‑то бесполезном FAQ, он нашел около двухсот документов (я использовал очень неопределенные критерии поиска), которые были очевидно сообщениями о дефектах – хотя они и назывались как‑то иначе. У Microsoft, другими словами, есть система, которая работает эквивалентно базе данных о дефектах Debian. Она выглядит и ощущается иначе, конечно, но содержит техническую галиматью и не подозревает о существовании ошибок.

 

Как я объяснял, продажа ОСей за деньги – в основном несостоятельная позиция, и единственный способ, которым "Яблоко" и Microsoft могут их поиметь – осуществляя технологические подвижки так энергично, как только они могут, заставляя людей поверить в них, и платить за них. Конкретная картинка: случай "Яблока", того самого творческого свободного мыслителя, и в случай Microsoft, той самой приличной технобуржуазии. Точно как Disney, они делают деньги на продажах интерфейса, волшебного зеркала. Оно должно быть гладким и достоверным, иначе вся иллюзия рухнет и бизнес–план накроется подобно миражу.

 

Соответственно, до сих пор было проблемой, что люди, которые писали руководства и создавали сайты поддержки клиентов для коммерческих Осей, казалось, были ограждены их нанимателями или пиар–отделами, от допущения, даже косвенного, что программное обеспечение вполне может содержать дефекты или, что интерфейс подвержен проблеме "мерцающего двенадцати". Они не могли справиться с фактическими трудностями пользователей. Описания и вебсайты следовательно оказались бесполезны, и заставили даже технически самоуверенных пользователей недоумевать, не сходят ли они потихоньку с ума.

 

Когда Apple занимается такого рода корпоративным поведением, некто хочет верить, что они действительно пытаются делать все наилучшим образом. Мы все хотим дать "Яблоку" фору перед сомнением, поскольку помним их старые победы над хламом Билла Гейтса, и из‑за того, что у них есть хороший пиар. Но когда Microsoft делает то же, почти не нужно помогать появлению параноических конспирологов.. Очевидно они что‑то прячут от нас! И они все еще так сильны! Они пытаются свести нас с ума!

 

Этот метод в работе с клиентами пришел прямиком из Центрально–Европейского тоталиторизма середины Двадцатого Столетия. На ум приходят прилагательные "Кафкианский" и "Оруэлловский". Это не могло продолжаться дольше, чем существовала Берлинская Стена, и теперь Microsoft имеет публично доступную базу данных об ошибках. Она называется как‑то иначе, и нужно время, чтобы ее обнаружить, но она – там.

 

Они, другими словами, приспособились к двух–ярусной структуре "Элой/Морлок" технологического общества. Если вы – Элой, вы устанавливаете "Окна", следуете инструкциям, надеетесь на лучшее, и безмолвно страдаете, когда "они падают". Если вы – Морлок, вы идете на вебсайт, заявляете им, что, вы – "продвинутый", находить базу данных об ошибках, и добиваетесь правды прямиком от некоторого анонимного инженера Microsoft.

 

Но раз Microsoft предприняла этот шаг, опять напрашивается вопрос, есть ли какое‑нибудь указание присутствия в "ОСевом" бизнесе вообще. Клиенты могли хотеть платить $95, чтобы сообщить о проблеме на Microsoft если, в свою очередь, они получают некоторый совет, который никакой другой пользователь не получает. Это имеет полезный побочный эффект хранения пользователей отчужденными друг от друга (типа "разделяй и властвуй" – прим. перев.), что помогает поддерживать иллюзию, что дефекты являются редкими недоразумениями. Но раз результаты тех сообщений об ошибках становятся открыто доступны на вебсайте Microsoft, все изменяется. Никто не собирается тратить по $95, чтобы сообщить о проблеме, когда велики шансы, что какой‑нибудь другой неудачник сделает это раньше, и что инструкции по исправлению дефекта затем окажутся в свободном доступе на сайте. И по мере того как размер базы данных об ошибках растет, в конечном счете становится общим местом, в частности в отношении Microsoft, что их ОСи имеют столько же "жуков" как их конкуренты. В этом нет ничего зазорного; как я упоминал, дебиановская база данных о дефектах зарегистрировала уже 32000 сообщений. Но это ставит Microsoft на одну доску с другими и делает более трудной для ее клиентов – тех, кто хочет верить – возможность поверить ей.

 

 

 

 

Memento mori

 

 

Когда линуховая машина наконец исплевала жаргонную начальную телеграмму, она приглашает меня, войти в систему с именем пользователя и паролем. В этой точке машина все еще выполняет интерфейс командной строки, с белыми буквами на черном экране. Нет окон, меню, или кнопок. Она не отвечает на мышь; она даже не знает, что мышь – "где‑то рядом". Можно выполнять много программулей уже отсюда. Emacs, например, существует в консольной и ГРАФИЧЕСКОЙ версиях интерфейса пользователя (реально есть две версии графического интерфейса пользователя, отражающие какие‑то "религиозные разногласия" между Ричардом Столлманом и некоторыми хакерами, которые с ним расплевались). То же справедливо для многих других юниховых программ. У многих ГРАФИЧЕСКОГО ИНТЕРФЕЙСА ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ нет совсем, и многие из них способны работать из командной строки. (В смысле, работаете вы скажем в сессии G‑Nome или KDE, или какой там оконный менеджер пленяет ваши взоры, –  запускаете старый–добрый терминал в окошечке на одном из рабочих столов и в нем – любимый Vi в последнем его воплощении)

 

Разумеется, поскольку у моего компьютера только один экран монитора, я могу увидеть только одну командную строку, так что вы могли подумать, что я мог только взаимодействовать с одной программой за один раз. Но если я удерживаю нажатой кнопку Alt и затем нажимаю функциональную клавишу F2 в верху моей клавиатуры, я обеспечиваюсь свежим, чистым, черным экраном с приглашением для входа в систему в верхней части. Я могу войти в систему здесь и запустить некоторую другую программу, затем нажать Alt‑F1 и вернуться к первому экрану, который все еще делает то, что делал, когда я его покинул. Или я могу нажать Alt‑F3 и войти в систему на третьем экране, или четвертом, или пятом. На одном из этих экранов я могу войти в систему в качестве себя самого, на другом как root (традиционное имя администратора системы), на следующем – я могу регистрироваться на каком‑нибудь другом компьютере через Интернет.

 

Каждый из этих экранов называется, по–юниховому, tty, что является сокращением от "телетайп". Так, когда я использую мою линуховую систему таким образом, я возвращаюсь прямиком в ту небольшую комнату в Средней Школе Эймса, где я впервые писал код двадцать пять лет тому "обратно", за исключением того этот tty – тише и быстрее чем телетайп, и способен выполнять гораздо более развитое программное обеспечение, как например, emacs или "ГНУсные" средства разработки.

 

Легко (легко по стандартам Unix, а не Apple/Microsoft), настроить линуховую машину так, что она будет запускаться непосредственно с ГРАФИЧЕСКИМ ИНТЕРФЕЙСОМ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ, когда вы ее запускаете. Таким образом, вы никогда не увидите экран tty вообще. Однако, я все еще позволяю тачке загружаться в черно–белом экране телетайпа, типа вычислительного memento mori. Обычно модно для писателя, держать человеческий череп на своем столе, как напоминание, что и он смертен, что все вокруг него – суета. Экран tty напоминает мне, что то же самое верно и для гладеньких интерфейсов пользователя.

 

Система X Window, которая является ГРАФИЧЕСКИМ ИНТЕРФЕЙСОМ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ Юниха, должна была работать на сотнях разных видеокарт с различными чипсетами, объемом видеопамяти, и шинами материнской платы. Аналогично, есть сотни разных типов мониторов на рынке новых и подержанных комплектующих, каждый с другой спецификацией, и значит вероятно свыше миллиона всевозможных сочетаний видеокарт и мониторов. Единственная вещь, которую они все умеют одинаково – то, что они все работают в режиме VGA, который является старым экраном командной строки, которую вы видите в течение нескольких секунд, когда запускаете "Виндов". Также и Linux всегда начинается в VGA, с интерфейсом телетайпа, поскольку сначала у него нет представления, какого рода аппаратные средства подключены к вашему компьютеру. Чтоб типа забраться дальше стеклянного телетайпа и в сам ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ, вы должны сообщить Linux точно, какие типы железяк у вас есть. Если вы сделаете это неправильно, вы получите чистый экран в лучшем случае, и в худшем может в натуре испортить ваш монитор, скормив ему сигналы, которые он не сможет обработать.

 

Когда я начал использовать Linux это приходилось делать "ручками". Я как‑то раз затратил лучшую часть месяца, пытаясь заставить устаревший монитор, работать, и забил лучшую часть композиции книги чрезвычайно удручающими записками. В настоящее время, большинство линуховых поставок загружаются с программой, которая автоматически сканирует видеокарту и самонастраивает систему, так что получить работающую X Window почти так же легко, как и установить "яблочный" или "мелкомягкий" ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ. Критическая информация заносится в файл (текстовый файл ASCII, естественно) названный XF86Config, в который имеет смысл глянуть, даже если ваш дистрибутив создает его для вас автоматически. Для большинства людей он выглядит похожим на бессмысленные загадочные заклинания, которые и на самом деле таковы. В Apple/Microsoft системе нужна та же информация, чтоб запускать свой ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ, но она обычно запрятана где‑то очень глубоко, и вполне возможно, в файле, который даже нельзя открыть и прочитать текстовым редактором. Все важные файлы, которые заставляют линуховую систему работать, вполне можно открыть. Они всегда текстовые файлы ASCII, так что вам не нужны специальные инструментальные средства, чтобы прочитать их. Вы можете просмотреть их всякий раз, когда вам вздумается, что хорошо, и… вы можете повозиться с ними и сделать вашу систему полностью раскуроченной, что уже не так хорошо.

 

Во всяком случае, допуская что мой файл XF86Config – совершенно правилен, я вожу команду "startx", чтобы запустить "оконную систему X". Экран с минуту моргает, монитор издает странные вибрации, затем предстает, как чистый серый рабочий стол с курсором мыши в середине. В то же самое время он запускает менеджера окон. X Window является прекрасной программулей низкого уровня; она обеспечивает инфраструктуру для ГРАФИЧЕСКОГО ИНТЕРФЕЙСА ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ, и это – тяжелая промышленная инфраструктура. Но он не рисует окон. Они обрабатываются приложением другого типа, которое располагается поверх X Window, и называется оконным менеджером. Некоторые из них доступны и, разумеется, полностью свободны. Классический – twm (Оконный менеджер дяди Тома) но есть меньший и предположительно более эффективный вариант его, названный fvwm, тот, которым я как раз пользуюсь. Я положил глаз на совершенно другой менеджер окон, названный "Просвещение"(от enligtenment), которое может быть самый последний писк технологии, который я когда‑либо видeл (с тех пор технология слегка продвинулась – прим. перев.), потому что (a) он – для Linux, (b) он – доступен для свободного пользования, (c) он разрабатывается очень узкой группой одержимых хакеров, и (d) он выглядит изумительно круто; это – своего рода менеджер окон, который можно показывать в фоне кина про "Чужих".

 

Во всяком случае, менеджер окон выступает в качестве посредника между X Window и любой софтиной, которую вы захотите использовать. Он делает рамки окон, меню, и так далее, пока сами приложения создают фактическое наполнение окон. Приложения могут быть любые: текстовые редакторы, веббраузеры, графические пакеты, или программные утилиты, как например, часы или калькулятор. Другими словами, с этой точки зрения, вы чувствуете, как если бы вы попали в параллельную вселенную, которая совсем как знакомая вам "Яблочная" или "Мелкомягкая", но немного и во всем другая. Прикольная графическая программа под Apple/Microsoft – Adobe Photoshop, но под Linux это – нечто названное GIMP. Вместо пакета Microsoft Office, вы можете купить что‑то типа ApplixWare. Многие коммерческие программные пакеты, как например, Mathematica, Netscape Communicator, и Adobe Acrobat, доступны в Linux версиях, и в зависимости от того, как вы устанавливаете ваш оконный менеджер, вы можете заставить их выглядеть и вести себя так, как они это делали под MacOS или "Виндой".

 

Но есть один тип окна, которое вы увидите в линуховом ГРАФИЧЕСКОМ ИНТЕРФЕЙСЕ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ, который редок или не существует под другими ОСями. Эти окна названы "xterm" и содержат только строки текста – на этот раз черный текст в белом фоне, хотя вы можете заставить их быть другого цвета, если захотите. Каждое xterm окно – отдельный интерфейс командной строки – терминал в окне. Значит даже, когда вы в полноценном режиме графического интерфейса пользователя, вы можете все еще поговорить с вашей Linux машиной через интерфейс командной строки.

 

Есть много хороших юниховые софтин, которые не имеют ГРАФИЧЕСКОГО ИНТЕРФЕЙСА ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ ваще. Это могло быть из‑за того, что они были разработаны прежде, чем появилась X Window, или поскольку люди, которые писали их, не хотели заморачиваться созданием ГРАФИЧЕСКОГО ИНТЕРФЕЙСА ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ, или поскольку, им он просто не был нужен. В любом случае, те программы могут запускаться занесением их имен в командную строку окна xterm. Команда whoami, упомянутая ранее, –  хороший пример. Есть другая, назвается wc ("подсчет словей"), которая просто возвращает количество строк, слов, и символов в текстовом файле.

 

Способность выполнять эти небольшие программные утилиты в командной строке – большое достоинство Unix, и внатуре нефиг дублировать их чистыми ГИП ОпСистемами. Команда wc например, –  та штука, которую ллегче написать с интерфейсом командной строки. Она, вероятно, состоит из не более чем нескольких строк текста программы, и башковитый программист мог бы, вероятно, написать ее в одну строчку. В скомпилированной форме она занимает просто несколько байтов дискового пространства (существуют отморозки среди программистов, которые могли бы набрать и сам исполняемый код, делающий то же самое, что и результат обработки исходников компилятором: во всяком случае, Крис Касперски. Но код, нужный, чтоб дать той же проге графический интерфейс с пользователем, должно быть разросся бы до сотен или даже тысяч строк, в зависимости от воображения программиста, захотевшего сделать это (надо быть ПОЛНЫМ отморозком, чтоб такого захотеть – прим. перев.). Скомпилированная в работоспособный кусок софта, она в основном состояла бы из кода графического интерфейса пользователя. Она бы медленно запускалась и расходовала бы много памяти. Это не стоило бы затраченных усилий, и таким образом "wc" никогда бы не была написана в виде независимой программы. Взамен пользователи ожидали бы чтоб появилась примочка для подсчета слов в коммерческом пакете программ.

 

ГРАФИЧЕСКИЕ ИНТЕРФЕЙСЫ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ имеют тенденцию навязывать большие расходы на каждый отдельный кусок софта, даже минимальный, и эти потери полностью изменяют среду программирования. Небольшие программные утилиты больше не стоят написания. Их функции взамен, имеют тенденцию быть поглощенными программными пакетами общего назначения. По мере того как ГРАФИЧЕСКИЕ ИНТЕРФЕЙСЫ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ становятся сложнее, и навязывают все больше и больше расходы, эта тенденция становится более повсеместной, и программные пакеты вырастают до колоссальных размеров; и с некоторого момента, когда они начинают объединяться друг с другом, как Microsoft Word, Excel и PowerPoint объединились в Microsoft Office: колоссальный универмаг программного обеспечения занимает часть города, когда‑то заполненную небольшими магазинами, которые все поглощены им.

 

Это – нечестная аналогия, поскольку, когда небольшой магазин оказывается поглощен, это означает, что какой‑то мелкий лавочник потерял свой бизнес. Конечно, ничто типа этого не случается, когда "wc" становится включенным в один из бесчисленных пунктов меню "Мелкомягкого Ворда". Единственным реальным недостатоком является потеря гибкости для пользователя, но это недостаток, на который большинство клиентов, очевидно не обращает внимания или не беспокоится о нем. Наиболее серьезный недостаток универмаговского метода, что большинство пользователей хотят или нуждаются в небольшой доле тогог, что содержится в этих гигантских программных пакетах. Остальное – мусор, мертвый груз. А еще у одного пользователя в следующей клетушке будут совершенно другие мнения о том, что полезно и что не.

 

Другая важная вещь, которую стоит упомянуть здесь, что Microsoft включил в натуре крутую примочку в офисный пакет: среду программирования на языке Бейсик. Бейсик – первый машинный язык, который я узнал, возвращаясь к тем лихим денькам, когда я использовал бумажную перфоленту и телетайп. (Как говорится, "и какой же хакер не знает бейсика…" – Прим. прев.) Используя версию Бейсика, которая приходит с Офисом, на котором вы можете написать ваши собственные небольшие программные утилиты, которые знают как взаимодействовать со всеми маленькими ключиками, прибамбасами, бубенчиками и свистульками в Офисе. Бейсиком проще пользоваться, чем языками, обычно используемыми в юниховом программировании командной строки, и Офис достиг намного, намного большего количества людей, чем инструментальные средства ГНУ. Таким образом, вполне возможно, что эта фишка Офиса, в конце концов, породит больше приколов, чем ГНУ. (Хотя нельзя сказать, не погрешив против истины, что в Редмонде придумали что‑то новое – встроенные языки расширений имеются у многих юниховых программ: тот же ЛИСП напропалую используется в emacs для настройки и добавления возможностей… Просто в юнихе большинство задач гораздо проще решить иными средствами, не изобретая еще один велосипед – прим. прев.)

 

Но сейчас я говорю о прикладном программном обеспечении, не об ОпСистемах. И как я сказал, "мелкомягкие" софтины стремятся быть очень хорошими вещами. Я не пользуюсь ими часто, потому что я не отношусь к их целевому рынку. Если Microsoft когда‑нибудь сделает пакет программ, которым, я воспользуюсь и заторчу, тогда действительно настанет время, чтобы сбывать их акции, потому что я окажусь в рыночным сегменте для одного.

 

 

 

Гикнутая усталость

 

 

(GEEK – в данном случае, фанат возни с железом и ОпСистемами: с точки зрения обычных сапиенсов, довольно гикнутое занятие)

 

За годы, когда я работал с Linux, я заполнил три с половиной записных книжки, отражающие мои опыты. Я начинаю записывать что‑либо лишь тогда, когда делаю нечто заумное, подобно установке X Window или "ступлению по лезвию" соединения с Интернетом, и поэтому те записные книжки содержат только записки о моей борьбе и поражениях. Когда вещи по–моему ведут себя хорошо, я буду работать себе счастливо в течение многих месяцев, не записывая ни единственой памятки. Итак, эти записные книжки созданы для весьма мрачного чтения. Изменение чего‑либо в Линухе связано с открытием всех тех разных мелких текстовых файлов ASCII и изменением слова здесь и символа там, что чрезвычайно существенно в том смысле, как система действует.

 

Многие файлы, которые определяют, как Linux работает, –  не что иное, как командные строки, которые стали такими длинными и сложными, что даже линуховым хакерам влом кропотливо набирать их правильно. Работая с чем‑то таким же мощный, как и Linux, вы можете легко потратить целых полчаса на создание единственной командной строки. Например, "find" команда, которая ищет файлы в вашей файловой системе, которая сочетает определенные критерии, фантастически мощные и общие. Его "руководство" – длиной одиннадцать страниц, и это вразумительные страницы; вы могли бы легко развернуть их в целую книгу. И буде это не слишком заумно и само по себе, вы можете всегда "затрубить" выход одной команды Unix на ввод другой (от слова pipe, использованного в качестве глагола – на юниховом жаргоне "трубка", такой же сложной. "pon", команда, которая используется, чтобы установить соединение PPP с Интернет (вообще‑то, в разных системах могут быть разные команды: в юнихах это всякие дружественные надстроки над сложной, почти мистической для простого юзера сущностью демона коммутируемых соединений pppd), требует столько подробной информации, что практически невозможно запустить эту прогу целиком из командной строки. Взамен вы сводите большие куски своего ручного ввода в три или четыре дополнительных файла. Вам нужен "дозвонный" сценарий (to dial – набирать номер, и в этом смысле – дозваниваться – прим. перев.), который является фактически небольшой программой, сообщающей проге, как набирать телефонный номер и откликаться на различные события; файл опций, который включает вплоть до шестидесяти других настроек, указывающих, как соединение PPP должно быть установлено; и секретный файл, содержащий информацию о вашем пароле.

 

Возможно, есть "богоидные" (от godlike – в смысле, "богоподобные", но многие хакеры, как следует из уважаемого словаря жаргона от Стила, склонны в шутку применять термин bogus, к тем, кто слонен что‑либо сравнивать с богом – эта "богость" последних часто приводит к тому, что их грандиозные замыслы становятся в натуре "[у]богими", часто – из‑за нарушения принципа простоты "KISS" и более общего – бритвы Оккама – прим. перев.) хакеры Юниха где‑нибудь в мире, которым не нужно использовать эти небольшие сценарии и файлы опций, как костыли, и кто может просто настучать фантастически сложные командные строки, без типографские ошибок и не тратя часы на перелистывание документации. Но я не один из них. Как почти все линуховые пользователи, я завишу от того, чтоб иметь все те подробности спрятанными к дьяволу в тысячи небольших текстовых файлов ASCII, которые в свою очередь запрятаны в тайники Юниховой файловой системы. Когда я хочу изменить что‑то в способе, которым моя система работает, я редактирую те файлы. Я знаю, что если не отслежу каждого небольшого изменения, которое сделал, я не смогу вернуть вашу систему обратно к прежнему порядку работы, после того, как мне удалось все облажать. Хранение вручную записанных протоколов скучно, не говоря уже о своего рода анахроничности. Но необходимо.

 

Я вероятно уберег бы свою голову от многих болей, имея дело с компанией, называющейся Cygnus Support ("поддержка от Сайнуса" – прим. перев.), которая существует, чтобы предоставить помощь пользователям свободного программного обеспечения. Но я этого не сделал, из‑за того, что хотел увидеть, смогу ли я сделать что‑то сам. Ответ оказался скорее "да", но еле–еле. И есть много "ужимок и прыжков" (ухищрений оптимизации – прим. перев.), которые я мог вероятно сделать в моей системе, к чему я никогда не оставлял попыток, частично из‑за того, что меня прет от того, чтоб побыть Морлоком несколько дней, и частично из‑за того, что я боюсь неисправности в системе, которая обычно работает хорошо.

 

Хотя Linux работает для меня и многих других пользователей, чистая мощность и общность является его ахиллесовой пятой. Если вы знаете, что делаете, вы можете купить дешевый ПиСюк из любого магазина компьютеров, выбросить нафиг диски с "Окнами", которые идут с ним, превращаете это в линуховую систему умопомрачительной сложности и мощности. Вы можете подцепить к нему до двенадцати других "Линух–боксов" и сделать его частью параллельного компьютера. Вы можете сконфигурировать его так, что сотни других люди смогут регистрироваться на нем прямо по Интернету, через хренову тучу модемных соединений, карт Ethernet, TCP/IP розеток, и каналов пакетного радио.). Вы можете навесить полдюжины других мониторов и поиграть в DOOM с кем‑то в Австралии, прослеживая спутники связи на орбите и управляя освещением вашего дома и термостатами, и смотреть потоковое живое видео из вашей веб–камеры, и "серфить" по Сети, и разрабатывать печатные платы на других экранах. Но чистая мощность и сложность системы – качества, которые делают ее настолько технически более развитой по сравнению с другими ОСями – иногда заставляет ее казаться слишком ужасной для обычного повседневного использования. (Упертые юнихоиды: "Контрррра!" Переводчик: "Спакойна! Это еще не конец…")

 

Иногда, другими словами, я просто захочу пойти в Диснейлэнд.

 

Идеальной ОпСистемой для меня была бы та, которая имела бы хорошо запроектированный ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ, который можно легко настроить и использовать, но который включает терминальные окна, где я мог бы возвратитьсяв интерфейс командной строки, и выполнять программное обеспечение ГНУ, когда это имеет смысл. Несколько лет тому назад, Be Inc. изобрела точно такую ОСь. Ее назвали BeOS.

 

 

 

Etre

 

 

Многие люди в компьютерном бизнесе пожили в интересное время, сталкиваясь с корпорацией Be, по той простой причине, что ничто, что касается ее, кажется не имеет абсолютно никакого значения. Она была запущена поздним 1990, что делает ее приблизительно ровесницей Linux. Изначально она посвящалось созданию новой операционной системы, которая, конструктивно, несовместима со всеми другими (хотя, как будет видно, она совместима с Unix в некоторых весьма важных аспектах). Если по определению "знаменитость" – кто‑то, кто известен своей известностью, то Be в натуре антизнаменитость. Она известна своей незнаменитостью; она известна благодаря своей обреченности. Но она была обречена очень долго.

 

Миссия Be возможно поимела большее значение для хакеров, чем для всех прочих. Чтобы объяснить, почему, мне нужно ввести понятие "ремезло" (игра слов, хакерское cruft – искаженное craft, как уничижительное обозначение неудачных попыток "сделать как лучше" – прим. перев.), которое для людей, пишущих код, почти так же отвратительно, как и ненужное повторение.

 

Если вы были в Сан–Франциско, вы видали более старые здания, которые подверглись "сейсмическомуапгрейду,", который часто означает, что абсурдные надстройки современной арматуры воздвигаются вокруг зданий, построенных, как говорится, в классическом стиле. Когда новые угрозы возникают – пусть это будет Ледниковый Период, для смеха – дополнительные слои все более высокотехнологичных причиндалов могут создаваться, в свою очередь, вокруг этих, пока исходное здание, не станет подобно святой реликвии в соборе – типа кусочка пожелтевшей кости, хранящейся в пол–тонне причудливой защитной рухляди.

 

Аналогичные меры могут быть предприняты, чтобы поддержать скрипучую деятельность старых операционных систем. Это случается все время. Выбрасывание на помойку дохлой старой ОСи должно упрощаться тем, что, в отличие от старых зданий, ОпСистемы не имеют эстетического или культурное значения, которое делает их внутренне стоящими сохранения. Но этого не происходит на практике. Если Вы работаете с компьютером, то вероятно настроили под себя ваш "рабочий стол", ту среду, в которой вы сидите, чтобы работать каждый день, и затратили кучу денег на программное обеспечение, которое работает в этой среде, и посвятили много времени ознакомлению с тем, как оно все работает. Это отнимает время, а время – деньги. Как уже упоминалось, желание поиметь взаимодействие с сложными технологиями упрощенным при помощи интерфейса, и окружать себя с виртуальными фенечками и газонными орнаментами – естественно и повсеместно – возможно, это реакция против сложности и ужасающей абстрактности компьютерного мира. Компьютеры дают нам больше вариантов выбора, чем мы действительно хотим. Мы предпочитаем сделать этот выбор один раз, или принять варианты по умолчанию, установленные для нас софтовыми компаниями, и позволяющими не будить спящих собак (типа, "непереводимая игра слов" – прим. перев. На самом деле, вполне понятная без перевода: "не буди лихо, пока спит тихо" – применительно к компьютерам и технике вообще – не трогай это, пока оно работает, "не сломано – не чини"). Но, когда ОпСистемку "починят", все собаки вскакивают и начинают брехать.

 

Средний пользователь компьютера – технологический антиквар, который по натуре не любит, когда вещи меняются. Он или она – подобны городскому профессионалу, который только что купил прелестный лом и теперь перемещает мебель и безделушки вокруг, и переставляет кухонные шкафы, так, чтоб все было тип–топ. Если необходимо банде инженеров полазить вокруг оснований, подпирающих фундамент, чтоб поддержать новую чугунную ванну с когтистыми лапами, и просунуть длинные новые провода и трубы сквозь стены, чтобы поддержать современные примочки, почему бы нет – инженеры дешевы, по крайней мере, когда миллионы пользователей ОпСистем разделяют стоимость их услуг.

 

Аналогично, компьютерные пользователи хотят иметь самый последний Pentium в своих машинах, и мочь серфить в Паутине, не заморачиваясь обо всех вещах, которые заставляют их почувствовать, будто они в натуре знают, какого черта здесь происходит. Иногда это действительно возможно. Добавление большего количества ОпПамяти в вашу систему – хороший пример модернизации, которая вряд ли покорежит что‑нибудь.

 

Увы, лишь некоторые из этих модернизаций просты и понятны. Лоуренс Лэссиг, в бытность (whilom) Специальным Мастером в Отделе Юстиции антитрестовского иска против Microsoft, пожаловался, что он установил Internet Explorer в свой компьютер, и так случилось, потерял все свои закладки – его персональный список указателей, по которым он обычно лазил через лабиринт Интернета. Это было как если бы он купил новый комплект шин для своей тачки, и затем, выкатывая из гаража, обнаружил, что, благодаря некоторому непостижимому побочному эффекту, каждый дорожный знак и карта дорог в мире были уничтожены. Если он подобен большинству из нас, он потратил много усилий на составление этого списка закладок. Это только маленькая проба того типа проблем, которые могут быть вызваны модернизацией. Дерьмовенькие старые ОпСистемки имеют ту особенность, главным образом в отрицательном смысле, что переход на новые, заставляет нас захотеть, чтоб мы никогда не рождались.

 

Все исправления и заплатки, которые инженерам приходится делать, чтоб дать нам преимущества новой технологии, не заставляя нас, задумываться о них, или сворачивать с нашей дороги, порождают кучу программного кода, который, со временем, превращатся в гигантский ком жвачки, раздувающийся, наматывающий провода и шлейфы, окружающие каждую операционную систему. На жаргоне хакеров, это названо "ремезло" (гнилое дело по пришиванию нового пиджака к старым пуговицам – примерно тоже самое – прим. перев.). ОпСистема, которая поимела многие и многие слои этого самого, называется "заремезленной". Хакеры ненавидят делать одно и тоже дважды, но, когда они видят нечто заремезленное, их первым побуждением становится порвать это в клочья, выкинуть и начать заново.

 

Если б Марка Твена возвратили в Сан–Франциску сегодня и оставили в одном из этих старых, "сейсмически модернизированных" домов, они бы показались ему точно такими же, со всеми дверями и окнами на тех же местах, но если бы он выбрался наружу он бы не узнал их. И – если бы он возвратился обратно в здравом уме – он мог бы спросить стоило ли огород городить, решая так много проблем для их сохранения. В некотором смысле, он задался б вопросом: оно в натуре стоит того, или, быть может, нам просто снести все это нафиг и возвести заново, как говорится, "ладом"? Надо нам бросить очередную людскую волну строительных инженеров на выравнивание Падучей Башни в Пизе, или просто позволить клятой штуке упасть, наконец, и отгрохать башню, которая не валяет дурака?

 

Подобно апгрейду старого здания ремезло всегда кажется похожим на хорошую идею, когда первые слои этого только сотворяются – просто рутинное сопровождение, типа предусмотрительного управления. Это особенно верно, как если (если так и есть) вы никогда не заглядываете в подвал, или под штукатурку (drywall). Но если вы – хакер, который тратит все свое время, разглядывая все это, с такой точки зрения, ремезло вызывает сугубое отвращение, и вы не можете не захотеть подойти к нему с ломом. Или, даже лучше, просто выйти из здания – позволить Падучей Башне в Пизе… "пизануться с концами" – и пойти построить новую, КОТОРАЯ НЕ НАКЛОНЯЕТСЯ.

 

Долгое время было очевидно для "Яблока" с "Мелкософтом", и их клиентов, что первое поколение ОпСистем с ГРАФИЧЕСКИМ ИНТЕРФЕЙСА ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ было обречено, и что они были бы, в конечном счете, выброшены на помойку и заменены полностью свежими. В конце восьмидесятых, начале девяностых, "Яблоко" возобновило некоторый прерванные усилия, направленные на то, чтобы построить принципиально новые "пост–маковые" ОпСистемы, как например, Pink и Taligent. Когда те пропали даром, они запустили новый проект названный Copland, который также потерпел неудачу. В 1997 они заигрывали с идеей получения Be, но взамен приобрели Next (это названия фирм – прим. перев.), у которого завелась ОпСистемка, названная NextStep, что, по сути, вариант Unix. По мере того как эти усилия продолжались, и снова, и так далее, и проваливались, и проваливались, и проваливались, "яблочные" инженеры, кои были среди лучших в бизнесе, продолжали заниматься "ремезлом". Они стойко пытались пришпандорить к небольшому тостеру многозадачный режим, превратить его в машину, знакомую с Интернетом, и проделали изумительно хорошую работу в этом направлении за долгое время – типа как герой кина, форсирующий реку в джунглях, прыгая по спинам крокодилов (crocodiles' backs – машинный перевод "обратная сторона крокодилов" – есть в этом что‑то иносказательное – прим. перев.). Но в реальном мире вы, в конечном счете, испытываете недостаток крокодилов, или наступите на действительно умного.

 

Если говорить о ней, Microsoft взялась за ту же проблему со значительно более нормального боку, создавая новую ОСь, названную Windows NT, которая явно собирается стать прямым конкурентом Unix ("ой, да не смешите меня!" – прим. Юниха). NT представляется как "Новая Технология", которую можно считать явным отказом от ремезла. И на самом деле, NT поимела репутацию много менее "ремезленной", чем то, во что MacOS в конечном счете превратилась; хотя бы с той точки зрения, что документация, нужная, чтоб писать код для "Маков", занимает приблизительно 24 талмуда (н–да? А сколько занимают талмуды для NT? –  вопр. перев., к тем, кто в курсе). "Окно" 95 было, и "Окно 98" осталось "заремезленным" из‑за того, что они должны быть обратно–совместимы с более старыми "мелкомягкими" ОСями. Линух обходится с "ремезленной" проблемой так же, как эскимосы предположительно обращались со старыми согражданами: если вы упорствуете в использовании старых версий линуховых софтинок, вы рано или поздно начнете дрейф через Меринов Пролив на тающей льдине. Они могут справиться с этим, поскольку большинство софтин здесь свободные, так что ничего не стоит, загрузить обновленные версии, и поскольку большинство пользователей Линуха – Морлоки.

 

Большая идея, чьи уши видны за BeOS, состояла в том, чтоб начать с чистого листа и разработать ОСь правильным способом (и верной дорогой, товарищи! –  прим. ВИЛа с броневика). И это точно то, что они делали. (Ну, по крайней мере… начали. –  Прим. перев) Это была, очевидно, хорошая идея с эстетической позиции, но не похоже на надежный бизнес–план. Немногих людей, которых я знаю в мире GNU/Linux Be раздражает, как донкихотская выходка тех, чьи могучие способности могли быть направлены, чтобы помочь проповедовать Linux.

 

На самом деле, ни что из этого не имеет смысла, пока вы не припомните, что основатель компании, Жан–Луи Гессе, –  из Франции – страны, которая в течение многих лет отстаивала собственную отдельную и независимую версию Английской монархии в сент–жерменском суде, вплоть до придворных, церемоний коронации, государственной религии и внешней политики. Теперь, то же самое раздражение все еще отличных от других несгибаемых шей, которые дали нам Якобинцев, движение сопротивления, Аэробус, и знаки ARRET в Квебеке, дало нам действительно крутую ОпСистему. Я пержу в вашем общем направлении, англосаксонские свиньи! (Просьба не принимать на свой счет: этот выпад на совести автора оригинального текста – прим. перев.)

 

Создание полностью новой ОСи с нуля, просто потому, что ни одна из существующих не была в натуре правильной, потрясло меня, как действие такого колоссального нерва, что я почувствовал необходимость поддержать его. Я купил BeBox как только смог. BeBox был двухпроцессорной машиной, "умощенной" (powered by) процами от "Моторолы" (да–да, эта фирма не только телефоны умеет – прим. прев.), сделанной специально, чтобы выполнять BeOS; он не мог выполнять никакую другую операционную систему. Вот почему я купил его. Я ощущал это как способ, сжечь мои мосты. Наиболее отчетливая фишка – две линейки светодиодов на лицевой панели, которые ездили вверх и вниз, подобно тахометрам, чтобы передать ощущение, насколько круто пашет каждый процессор. Я подумал, что это выглядит прикольно, и, кроме того, я прикинул, что, когда компания вышла из бизнеса через несколько месяцев, мой BeBox оказался ценным коллекционным образцом.

 

Теперь, примерно двумя годами позже, я печатаю это на моем BeBox. Светодиоды (Das Blinkenlights, как их называют в "пчелином" сообществе) весело мерцают около моего правого локтя, когда я нажимаю клавиши. Корпорация Be. все еще в бизнесе, хотя они перестали делать "яшшики для Be" почти сразу после того, как я купил свой. Они сделали печальное, но вероятно самое мудрое решение, что "железо" было гнилой игрой, и портировали BeOS на аналоги "Макинтошей" и сами "Маки". Так как те использовали того же типа процы от "Моторолы" (так и хочется сказать, "от мотороллера"), которые "умощняли" BeBox, это было не особенно трудно.

 

Затем, очень скоро, "Яблоко" задушило изготовителей клонов "Мака" и восстановило "железную монополию". Так, на некоторое время, единственные новые машины, которые могли бы выполнять BeOS были сделаны "Яблоком".

 

В этой точке "Пчела", как Спайдермэн с его паучьей сутью, испытала острое чувство, что она оказалась на грани того, чтоб быть раздавленной подобно жуку. Даже если бы она и не поимели такое ощущение, представление о зависимости от "Яблока" – такого хрупкого и все еще своенравного – для ее непрерывного существования означало бы всеобщий кошмар. Теперь, вовлеченные в свое собственное рисковое приключение для прыжков по крокодилам, "пчеловоды" портировали BeOS на процы от Intel – те же чипы, что используются в машинах "Окон". И не далек был тот момент, когда "Яблоко" выступило со своими новыми высококачественными "железяками", основанными на "мотороллерном" чипе G3, они утаили технические данные, которые нужны были инженерам Be, чтоб запускать BeOS на тех машинах. Это убило бы, "Пчелу", подобно пуле прямо промеж глаз, если бы они не перепрыгнули на Intel.

 

Теперь, значитца, BeOS пашет на почти невероятно пестром ассортименте "железяк": "БиБоксы", устаревшие "Маки" и их безымянные клоны, и машины Intel, которые ориентированы на использование с "Окнами". Конечно, последний тип железа вездесущ и потрясающе дешев в последнее время, так что может показаться, что "железные проблемы" "Пчелы" наконец‑то заканчиваются. Некоторые немецкие хакеры даже нашли замену Das Blinkenlights: это комплект печатных плат, который вы можете подключить к PC–совместимой машине, выполняющей BeOS. Он дает вам "прыгающие" изображения тех светодиодных тахометров, которые были такой популярной фишкой "Пчелиного яшшика" (не улья, а BeBox, разумеется – прим. перев.).

 

Мой BeBox уже выглядит старым, как и все компьютеры через пару лет, и рано или поздно мне, возможно, придется заменить его машиной Intel. Даже после этого, однако, я все еще смогу им пользоваться. Поскольку, неизбежно, кто‑то теперь портирует "Линух" на BeBox.

 

Во всяком случае, BeOS имеет чрезвычайно хорошо продуманный ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ, основанный на технологическом каркасе, который твердо стоит на ногах. Он зародился на почве современных объектно–ориентированных принципов софтостроения. Программное обеспечение BeOS состоит из псевдонезависимых программных сущностей, называемых объектами, которые "общаются" посылая "сообщения" друг другу. Сама ОпСистема состоит из таких объектов, и служит чем‑то вроде почты или Интернета, который переправляет сообщения, туда и обратно, от объекта к объекту. ОпСистема многопоточная, это означает, что как все другие современные ОСи, она может ходить и жевать жвачку одновременно; но также дает программистам большую власть над размножением и завершением потоков, или независимых подпроцессов. Это также мульти–процессорная ОСь – значит, она от рождения хороша в работе на компьютерах, которые имеют более чем один центральный процессор (Linux и Windows NT также могут делать это профессионально).

 

Для ее пользователя, большим сильным аргументом в пользу BeOS является встроенное терминальное приложение, которое позволяет вам открываться окна, которые эквивалентны окнам xterm в Linux. Другими словами, интерфейс командной строки доступен, если вы этого хотите. И поскольку BeOS "срублена" в определенном стандарте, названном POSIX, она способно выполнять большинство все тех же "ГНУ–сных" софтинок (POSIX – стандарт де факто для переносимой операционной системы: среди "настоящих" ОпСистем считается хорошим тоном хотя бы частично его поддерживать – прим. перев.). То есть этот обширный массив софтинок командной строки, разработанных "ГНУсным сбродом", будет работать в терминальных окнах BeOS без всяких гвоздей. В него входят и "ГНУсные" инструментальных средства разработки – компилятор и компоновщик. И он включает все удобные небольшие софтинки–утилиты. Я пишу это, используюя современный, типа дружественный, текстовый редактор названный Pe, написанный голландцем по имени Маартин Киккмен, но, как только мне приспичит выяснить насколько он велик – я перескакиваю в терминальное окно и запускаю "wc."

 

Как предполагается в примере сообщения о дефекте, которое я цитировал раньше, люди, которые работают для "Пчелы", и разработчики, которые пишут код для BeOS, кажется, нравятся самим себе больше, чем их коллеги в других ОпСистемах. Они также кажутся более разнообразыми в общих чертах. Пару лет тому обратно, я пришел в аудиторию в местном университете, чтобы увидеть некоторых представителей Be, участников презентации. Я пришел, потому что подумал, что место окажется пустым и гулким, и я почувствовал, что они заслужили аудиторию по крайней мере из одного. Фактически, я остался стоять в проходе, примерно сотня студентов заняли все место. Это было подобно рок–концерту. Один из двух "пчелиных" инженеров на сцене был черный, что к несчастью – очень редкая вещь в высокотехнологичном мире. Другой сделал звонкое обличение ремезла, и превознес BeOS за ее свободные от ремезла качества, и в натуре разошелся и заявил, что через десять или пятнадцать лет, когда BeOS станет вся "заремезленной", подобно MacOS и "Окну" 95, это будет время, чтобы просто выкинуть ее нафиг и создать новую ОпСистему с листа. Я сомневаюсь, что это официальная политика "Пчелиной Корпорации", но это, уверен, произвело большое впечатление на каждого в том зале! В поздних восьмидесятых, MacOS долго была, ОСью крутых людей – художников и творчески мыслящих хакеров – и BeOS, кажется, имеет потенциал, чтобы привлечь ту же толпу теперь. В "мыльных" списках Be собираются хакеры с именами типа Владимир и Олаф и Пьер, посылая ругательные письма друг другу на ломанном техноанглийском.

 

Единственный реальный вопрос о BeOS – обречена она или нет.

 

За последнее время, Be отреагировала на утомительное обвинение, что они обречены, утверждением, что BeOS – " медийная операционная система", сделанная для производителей медийного конента, и, следовательно, на самом деле не конкурирует с "Окнами" вообще. Это – немного неискренне. Возвращаясь к аналогии автомобильных сделок, она подобна дилеру "Бэтмобилей", заявившему, что он на самом деле не конкурирует с другими, поскольку его автомобиль может ездить в три раза быстрее и даже способен летать.

 

Be имеет офис в Париже, и, как упоминалось, разговор в списках рассылки Be имеет сильный европейский привкус. В то же самое время они приложили огромные усилия, чтобы найти нишу в Японии, и Hitachi недавно начала увязывать BeOS со своими "ПиСюками". Так что, если я должен сделать дикую догадку, я, пожалуй, скажу, что они играют в Го, пока Microsoft играет в шахматы. Они остаются свободными сейчас от подавляюще прочной позиции Microsoft в Северной Америке. Они пытаются закрепиться у краев доски, как в Европе и Японии, где люди возможно более падки до альтернативных ОСей, или, по крайней мере, более враждебны к Microsoft, чем в Соединенных Штатах.

 

Что держит Be спиной к этой стране – то, что интеллектуальные люди боятся выглядеть похожим на лохов. Вы рискуете выглядеть наивным, когда говорите "Я попробовал BeOS и здесь – то, что я о ней думаю" Кажется более умным говорить, "шансы Be отвоевать новую нишу на очень конкурентоспособном рынке ОпСистем близки к нулю."

 

Это, технически говоря, проблема "разделения мозгов"(mindshare). И ОСином бизнесе, эти "мозги на шару" – больше, чем просто вопрос ПиАра; у него есть прямое влияние на саму технологию. Все переферийные примочки, которые можно навесить на персонального компьютера (это я специально так выразился – прим. перев.) – принтеров, сканеров, интерфейсов PalmPilot, и "Мозговых штормов" Lego – требуют софтинок, которые называются драйверы. Аналогично, видеокартам и (в меньшей степени) мониторам нужны драйверы. Даже материнские платы разных типов, представленные на рынке, обращаются к ОСи другими способами, и отдельным программным кодом, необходимым для каждой из них. Весь этот "железно–специфический" код должен не только быть написан, но также тестироваться, отлаживаться, модернизироваться, сопровождаться и поддерживаться. Поскольку рынок "железа" стал таким обширным и заумным, что действительно определяет судьбу ОпСистемы – не то, как хороша ОСь технически, или сколько она стоит, но больше доступностью аппаратного–специфического кода. Линуховые хакеры должны написать этот код сами, и они сделали изумительно хорошую работу, продолжая успевать это. Корпорация Be. должна написать все свои драйверы сама, хотя когда BeOS начала набирать обороты, независимые разработчики начали поставлять драйверы, которые доступны на вебсайте Be.

 

Но владения Microsoft сейчас велики, из‑за того, что ей не нужно писать свои собственные драйверы. Любой изготовитель "железа", поставляющий новую видеокарту или периферийное устройство, на рынок сегодня, знает, что ее будет не продать, если она приходит без специфического аппаратно–зависимого кода, который заставит ее работать под "Окном", и значит каждый изготовитель "железа" принял бремя создания и сопровождения собственной библиотеки драйверов.

 

 

 

Обмен разумов

 

 

Утверждение правительства Соединенных Штатов, что Microsoft имеет монополию на рынке ОпСистем может быть наиболее нелепой претензией, когда‑либо предъявленной юридическим умом. Linux, технически превосходящая операционная система, доступна свободно, и BeOS доступна по номинальной цене. Это – просто факт, с которым следует считаться, любите ли вы Microsoft или нет.

 

Microsoft в натуре велика и богата, и, если некоторые правительственные мудрецы так уверены, они нехорошие парни (они – это Микрософт, –  прим. перев.). Но обвинение в монополии просто не имеет никакого смысла.

 

Что действительно происходит – то, что Microsoft захватила, во время оно, определенный тип господствующей высоты они доминируют в соревновании по разделению мозгов (mindshare – вообще‑то, это обмен опытом, но идиома, я полагаю, и так понятна на ум приходит еще и Обмен разумов, кого‑то из ихних авторов… кто догадался – может взять с полки пирожок – прим. перев.), и значит, любой изготовитель аппаратных средств или программного обеспечения, который хочет быть воспринятым серьезно, чувствует себя обязанным сделать продукт, который совместим с их операционными системами. Поскольку Окно–совместимые драйверы, получается, пишутся железными изготовителями, Microsoft не обязана писать их сама; фактически, изготовители железа добавляют новые компоненты к Винде, делая ее более совместимой ОСью, не привлекая для этого Microsoft. Это – очень хорошая позиция, чтобы ее иметь. Единственный способ, поиметь такого оппонента, это завести армию очень крутых кодировщиков, которые пишут эквиалентные драйверы бесплатно, как Линух и делает.

 

Но обладание этой психологической господствующей высотой отличается от монополии в любом нормальном значении этого слова, поскольку здесь преобладание не имеет ничего общего с техническим исполнением или ценой. Старые баронско–разбойничьи монополии были монополиями из‑за того, что они физически управляли средствами производстваи иили распределением. Но в софтовом бизнесе, средствами производства являются хакеры, набирающие код (здесь хакеры – в первоначальном значении крутые программисты. Ничего общего с взломщиками, чтобы там не врали любители жаренных фактов из прессы – прим. перев.), и средством распределения является Интернет, и никто не скажет, что Microsoft его контролирует.

 

Вместо этого здесь преобладание в умах людей, которые покупают программное обеспечение. Microsoft обладает мощью поскольку люди верят, что так и есть. Эта мощь очень реальна. Он делает массу денег. Выводы из последнего юридического судопроизводства в обоих Вашингтонах, выявили, что эта власть и эти деньги вдохновили некоторых очень специфических руководителей, пойти и работать для Microsoft, и, что Билл Гейтс должно быть провел тест на слюноотделение на некоторых из них, прежде чем вручить им опознавательные карты Microsoft.

 

Но это власть не того типа, которая удовлетворяет любому нормальному определению слова монополия, и оно не подлежит юридическому исправлению. Суды могут заставить Microsoft работать иначе. Они могут даже разделить компанию нафиг. Но они не могут в натуре сделать что‑нибудь с монополией на обмен разумов, кроме как взять каждого мужчину, женщину, и ребенка в сложившемся мире и подвергнуть их длительной процедуре промывки мозгов.

 

Преобладание в обмене разумов является, другими словами, действительно диковинным зверем, чем‑то, что определители наших антитрестовских законов возможно не способны представить себе. Он выглядит похожим на одно из этих современных, эксцентричных явлений теории хаоса, сложнейшей штукой, в которой целая куча независимых, но связанных сущностей (компьютерных пользователей всего мира), принимая решения себе на уме, согласно некоторый простым правилам голосования, порождают большой феномен (общего преобладания на рынке одной компании), который не может иметь смысла при любом типе рационального анализа. Такие явления чреваты скрытыми точками локальных максимумов и все–запутывающими причудливыми циклами обратной связи, и не может быть понят; люди, которые пытаются, заканчивают (a) сходом с катушек, (b) отказываясь пытаться, (c) формируя сумасбродные теории, или (d) становясь высокооплачиваемыми консультантами по теории хаоса.

 

Сейчас, возможно есть один или два человека в Microsoft, тупых достаточно, чтобы поверить, что преобладание в обмене разумов – что‑то типа стабильной и стойкой позиции. Может быть, это даже делает некоторых из чудаков, которых они наняли в краю чистого делового функционирования, зелотами, которые продолжают получать повестки в суд от разъяренных судьей. Но большинство их должно обладать умом, чтобы понять, что подобные явления сводят с ума своей неустойчивостью, и не факт, что странные, на вид непоследовательные события не могут заставить систему перейти в совершенно другую конфигурацию.

 

Для того, чтобы перевести ее на другой путь, Microsoft может быть уверена, что Томас Пенфилд Джексон. Это могло бы объяснить некоторое поведение Microsoft, как например, их политику хранения офигительно больших резервов наличных, размещенных там и сям, и экстремального беспокойства, которое они (не наличные, а компания–вкладчик – прим. перев.) показывают всякий раз, когда что‑то типа Java маячит на горизонте.

 

Я никогда не видeл изнутри здание Microsoft, где зависают высшие руководители, но я поимел такую фантазию, что в прихожей, на равных интервалах, большие красные аварийные ящики прикреплены к стене. Каждый содержит большую красную кнопку, защищенную оконным стеклом. Металлический молоток болтается на цепи около нее. Выше – огромный знак, вопиющий В СЛУЧАЕ АВАРИИ В ДОЛЕ РЫНОЧНОГО УЧАСТИЯ, РАЗБИТЬ СТЕКЛО.

 

Что случается, когда кто‑то бьет стекла и хреначит по кнопке, я не знаю, но на это без балды было бы интересно поглядеть. Кому‑то померещится обрушение банков во всем мире, когда Microsoft забирает свои денежные резервы, и плотно упакованные пачки счетов на сотни долларов, валящиеся с неба. Несомненно, у Microsoft есть план. Но что я действительно хотел бы узнать, –  не испустили бы, на некотором этапе, их программисты мощный вздох облегчения, если бы бремя написания ЕДИНОГО УНИВЕРСАЛЬНОГО ИНТЕРФЕЙСА КО ВСЕМУ И СРАЗУ вдруг свалилось с их плеч.

 

 

 

Право пнуть бога

 

 

В его книге "Жизнь Космоса", которую всем неплохо почитать, Ли Смолин (Lee Smolin) дает наилучшее описание, которое я когда‑либо читал, о том, как наша вселенная возникла из необъяснимо точной балансировки всех фундаментальных констант. Масса протона, сила гравитации, предел слабоядерного взаимодействия, и несколько дюжин других фундаментальных констант полностью определяют, какого типа вселенная возникнет из Большого Взрыва. Если б эти величины были даже немного другими, вселенная могла бы быть обширным океаном тепловатого газа или горячим сгустком плазмы, или некоторой другой в не особенно интересной вещью – короче, отстоем. Единственный способ, чтобы получить вселенную, которая не отстой – ту, в которой есть звезды, тяжелые элементы, планеты, и жизнь – это сделать основные числа правильными. Если бы была некоторая машина, где‑нибудь, которая могла бы плеваться вселенными с произвольно выбранными величинами для их фундаментальных констант, тогда на каждую вселенную, подобную нашей, она должна производить 10 в 229 степени отстойных.

 

Хотя я не сидел и не считал эти цифры, мне это кажется сравнимым с вероятностью заставить юниховый компьютер делать нечто полезное, зарегистрировавшись в tty и печатая в командной строке, когда вы забыли все небольшие опции и ключевые слова. Каждый раз, когда ваше "право пинка" (каюсь, не знаю адекватного эквивалента right pinky, что однако породило шутку в переводе названия главы "Right Pinky of God" – прим. перев.) завершается кнопкой ВВОД, вы делаете другую попытку. В некоторых случаях операционная система не делает ничего. В других – она стирает все ваши файлы. В большинстве случаев она просто даст вам сообщение об ошибке. Другими словами, вы получаете кучу отстоев. Но иногда, если вам поимелось сделать все в точечности правильно, компьютер пережевывает это некоторое время и затем выдает что‑то типа emacs. Он действительно генерирует сложность, которая является критерием интересности по Смолину.

 

Не только поэтому, но он начинает выглядеть как если бы вы оказались меньше определенного размера – по пути к уровню ниже кварков и далее вниз, в область теории струн – где вселенная не может быть описана очень хорошо той физикой, какую практикуют со времен Ньютона. Если вы посмотрите на достаточно маленькую шкалу, вы увидите процессы, которые выглядят почти вычислительными по природе.

 

Я думаю, что посыл здесь очень ясный: где‑нибудь вне и за нашей вселенной – операционная система, закодированная в незапамятные времена каким‑то, типа, хакером–демиургом. Космическая операционная система использует интерфейс командной строки. Он работает на чем‑то вроде телетайпа, очень шумного и горячего; "выбитые" биты сыплются вниз в свой бункер, подобно разлетающимся звездам. Демиург сидит за своим телетайпом и отстукивает одну строку команд за другой, определяя величины фундаментальных физических констант: universe ‑G 6.672e‑11 ‑e 1.602e‑19 ‑h 6.626e‑34 ‑protonmass 1.673e‑27… (Если кто не въехал – эта строчка выдержана в духе синтаксиса команд ОпСистемы Unix, где universe – что‑то типа названия того самого крутого компилятора вселенных, который способен произвести на свет что‑то стоящее только в руках программиста–демиурга, в натуре понимающего, что он делает – прим. перев.)

 

И, когда он закончит набирать командные строки, его "право пинка" колебается над клавишей ВВОД втечение эона–другого, со своеобычным удивлением по поводу того, что происходит, когда нажатие таки случится – и КЛАЦ, который вы слышите, –  новый Большой Взрыв.

 

Теперь ЭТО – крутая операционная система, и если такую вещь действительно сделали бы доступной в Интернете (бесплатно, конечно) каждый хакер в мире мог бы загрузить ее немедленно и затем просидеть ночь напролет, подолгу возясь с ней, бацая вселенные направо и налево. Большинство их было бы замечательно дурацкими вселенными, но некоторые из них могли бы быть просто изумительны. Потому что те хакеры стремились бы к гораздо более амбициозной цели, чем вселенная, в которой есть немножко звезд и галактик. Любой заурядный хакер мог бы сделать это. Нет, способом приобрести высокую репутацию в Интернете могло бы стать настолько хорошее трюкачество с вашей командной строкой, что ваши вселенные должны спонтанно породить жизнь. И как только способ, сделать это станет общим знанием, те хакеры должны поторопиться, пытаясь заставить их вселенные породить правильный тип жизни, пытаясь находить одно изменение в энном десятичном порядке некоторой физической константы, которое должно дать нам Землю, на которой, скажем, Гитлер был принят в школу искусств, в конце концов, и закончил свои дни как уличный художник со странными политическими взглядами.

 

Даже если бы эта фантазия осуществилась, хотя, большинство пользователей (включая меня самого, в определенные дни) не захочет помешать собрату обучаться использовать все те заумные команды, и бороться со всеми неудачами; несколько вселенных неудачника могут действительно загромоздить ваш фундамент. После того, как мы потратили время на набирание командных строк и удары по ЕНТЕРу и размножение тупых, отстойных вселенных, мы должны начать ожидать ОпСистему, которая может пройти весь путь к противоположному пределу: ОСь, которая имеет власть, чтобы делать все, чтоб нам жить нашей жизнью для нас самих. В этой ОпСистеме, все возможные решения, которые мы могли когда‑либо захотеть сделать, преопределены умными программистами, и сконденсированы в серию диалоговых меню. Нажимая на радио–кнопки мы могли бы выбраться из взаимно исключительных выборов (Гетеросексуальный/гомосексуальный). Столбцы независимых опций должны позволять нам выбирать вещи, которые мы бы хотели поиметь в нашей жизни одновременно (ЖЕНИТЬСЯ/НАПИСАТЬ БОЛЬШОЙ АМЕРИКАНСКИЙ РОМАН) и для более сложных опций мы могли бы заполнить небольшие "текстовые ящики" (КОЛИЧЕСТВО ДОЧЕРЕЙ… КОЛИЧЕСТВО СЫНОВЕЙ…).

 

Даже этот интерфейс с пользователем сделается на вид ужасно заумным через какое‑то время, с таким количеством выборов, и таким обилием скрытых взаимовлияний между выборами. Это могло бы стать проклятием почти неуправляемым – проблема мигающего двенадцати, все по новой. Люди, которые бы привели нас к этой операционной системе должны были бы обеспечить шаблоны и мастера, давая нам несколько жизней по умолчанию, которые мы могли бы использовать в качестве начальной заготовки для проектирования наших собственных. Есть шансы, что эти жизни по умолчанию, могут действительно выглядеть, черт их побери, чудо как хорошо для большинства людей, хорошо достаточно, во всяком случае, чтоб они сопротивлялись соблазну вскрыть их и повозиться с ними, из‑за страха сделать их хуже. Таким образом, после нескольких версий программное обеспечение должно начать выглядеть гораздо более простым… Вы бы загрузили его и оно бы предоставило вам диалоговое меню с единственной большой кнопкой в середине, помеченной как "ЖИВОЙ". Как только вы нажали эту кнопку, ваша жизнь начинается. Если вообще ничего из этого не вышло, или не оправдало ваши ожидания, вы могли бы пожаловаться на это в "Мелкомягий Отдел Поддержки Клиента". Если вы наткнулись на сук по пути, он или она должна сообщить вам, что ваша жизнь была в натуре хорошая, что с ней не было никаких проблем, и в любом случае она будет много лучше после того, как будет скачан следующий апгрейд. Но если бы вы заупрямились и идентифицировали себя как "Продвинутого", вы могли связаться с настоящим инженером.

 

Что инженер сказал бы, после того, как вы бы объяснили вашу проблему, и перечислили все неудовлетворенности в вашей жизни? Он бы вероятно сообщил вам, что жизнь является очень трудной и сложной вещью, что никакой интерфейс не может изменить ее, что каждый, кто верит в иное – отсос, и что если вы не любите получать готовые ответы на вопросы, вам пора начинать делать ваши собственные.