Роза Люксембург Накопление капитала (НАЧАЛО)

"РЕВОЛЮЦИЯ НЕ ЗАКОНЧИЛАСЬ, БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ!"

Роза Люксембург

 Накопление капитала

(НАЧАЛО) 

Предисловие к пятому изданию

Вряд ли можно назвать другое произведение в марксистской экономической литературе, которое характеризовалось бы таким несоответствием между субъективно-революционными намерениями автора и объективным антиреволюционным смыслом его центральных идей, как «Накопление капитала» Розы Люксембург. Этот труд Р. Люксембург вызвал странную на первый взгляд, но далеко не случайную, группировку сторонников и противников. Против теории накопления Р. Люксембург выступили, с одной стороны, официальные социал-реформистские теоретики, и, с другой стороны, коммунистические теоретики. Последовательными сторонниками этой теории оказались преимущественно ренегаты коммунизма (Тальгеймер и др.). Ее методологические установки встретили также сочувствие среди отдельных «левых» с.-д. (Штернберг, Гроссман и др.). В последние же годы, как мы покажем ниже, среди «левых» с.-д. усилились тенденции опереться в той или иной степени на теорию накопления Р. Люксембург для обоснования «левых» фраз о современном капитализме. Попытки выступать под знаменем люксембургианства наблюдаются в последние годы и со стороны троцкистов.

Причины этой группировки противников и сторонников теории накопления Р. Люксембург станут понятными ниже, после выяснения существа ее ошибок. Совершенно очевидно однако, что критика социал-фашистов и коммунистов не может не отличаться в корне как по своим исходным позициям и существу, так и по своим выводам.

I. Теории реализации К. Маркса и Р. Люксембург

Теория реализации Р. Люксембург противопоставляется ею теории расширенного воспроизводства Маркса, развитой им в отделе III второго тома «Капитала».

Маркс рассматривает, как известно, проблему воспроизводства в «идеальном», «чистом» капиталистическом хозяйстве, состоящем из двух классов — буржуазии и пролетариата. Такая абстракция необходима для того, чтобы установить имманентные закономерности воспроизводства в капиталистической системе хозяйства как таковой. Но тем самым Маркс устанавливает имманентные закономерности воспроизводства в реальном капиталистическом хозяйстве, ибо капиталистическая система в нем господствует, и остатки докапиталистических систем в основном подчиняются законам развития капитализма, лишь частично их модифицируя.

Р. Люксембург, не возражая против правильности этой предпосылки Маркса при исследовании простого воспроизводства, решительно выступает однако против ее допустимости при исследовании расширенного воспроизводства.

«Теоретическое допущение общества, — пишет она, — состоящего из одних лишь капиталистов и рабочих… кажется мне неприменимым и мешающим анализу там, где речь идет о накоплении общественного капитала, взятого в целом. Так как последнее представляет действительный исторический процесс  капиталистического, развития, то его, по-моему, невозможно понять, если отвлечься от всех условий этой исторической действительности. Капиталистическое накопление как исторический процесс с первого до последнего дня развивается в среде различных докапиталистических формаций, в постоянной политической борьбе и непрерывном экономическом взаимодействии с ними. Как же можно правильно понять этот процесс и внутренние законы его развития в бескровной теоретической фикции , которая объявляет несуществующими всю эту среду, эту борьбу и это взаимодействие?»[1].

В этой цитате обращает на себя внимание странность аргументации Р. Люксембург. Ведь все процессы, исследуемые в «Капитале» Маркса, являются «действительными историческими процессами», все логические категории, отражающие капиталистическую экономику, являются историческими. Рассматривая эти процессы на определенной ступени абстракции, т. е. отвлекаясь от некоторых (а не всех) условий исторической действительности, Маркс тем самым обеспечивает возможность подлинного познания той же исторической  действительности. «Все научные (правильные, серьезные, не вздорные) абстракции отражают природу глубже, вернее, полнее »[2].

Вопреки утверждению Р. Люксембург, методологические предпосылки абстрактной теории расширенного воспроизводства Маркса вовсе не являются «бескровной теоретической фикцией». Маркс в действительности не абстрагируется в теории расширенного воспроизводства от всех исторических условий. То обстоятельство, что (с), (v) и (m) в схемах Маркса означают постоянный капитал, переменный капитал и прибавочную стоимость, свидетельствует, что проблема анализируется Марксом в условиях капиталистического хозяйства. То, общее всем системам общественного хозяйства, что есть в схемах Маркса (необходимость известной пропорциональности между подразделениями общественного воспроизводства и т. п.), дано в них в особенном, специфическом, историческом. Социальная природа и количественная определенность частей подразделений и их соотношений отражают специфические особенности капиталистического  хозяйства.

Таким образом Маркс во втором томе «Капитала» абстрагируется при исследовании расширенного воспроизводства не от всех исторических условий, а лишь от таких, которые усложняют действие имманентных  законов расширенного воспроизводства в капиталистическом хозяйстве. Если Р. Люксембург предпосылки исследования Маркса кажутся «бескровной теоретической фикцией», то в этом повинно отрицание ею самой возможности  расширенного воспроизводства в чистом капиталистическом хозяйстве.

Будучи несогласной с этой методологической предпосылкой исследования Маркса, Р. Люксембург пытается даже представить дело так, что эта предпосылка носит случайный характер, так как Маркс не успел будто бы проверить ее применимость к данной проблеме. В «Антикритике» она заявляет, что «Маркс специально в вопросе о накоплении не пошел дальше конструирования нескольких схем и начала их анализа» (стр. 376), что он «только поставил вопрос о накоплении совокупного общественного капитала, но не ответил на него» (стр. 389), что «для наглядности своей концепции он составил несколько математических схем, но едва только он приступил к объяснению их социальной практической возможности и к проверке их с этой точки зрения, как болезнь и смерть вырвали из рук его перо» (стр. 389).

Эти заявления Р. Люксембург вступают однако в резкое противоречие с тем фактом, что Маркс указывал на необходимость абстрактного анализа проблемы расширенного воспроизводства неоднократно как в «Капитале», так и в «Теориях прибавочной стоимости». Р. Люксембург вынуждена сама привести в гл. 25 «Накопления» ряд цитат из этих работ Маркса, которые доказывают, что необходимости исследования проблемы расширенного воспроизводства в «чистом» капитализме была им достаточно продумана. Р. Люксембург права, что «математические схемы служили Марксу лишь примером, иллюстрацией его экономических мыслей», но в том-то и дело, что эти иллюстрации соответствуют  экономическим рассуждениям Маркса, иллюстрируют его подлинные  взгляды.

Р. Люксембург утверждает, что в чистом капитализме не может быть покупателей для товаров, в которых овеществлена прибавочная стоимость, подлежащая накоплению. Мы не будем здесь воспроизводить ее рассуждений и аргументов по этому вопросу, так как читатель может познакомиться с ними в данной книге — в «Накоплении капитала» (гл. VII, VIII, XXV, XXVI) и в «Антикритике» (стр. 375–390)[3].

Обратимся непосредственно к анализу критических замечаний Р. Люксембург.

Когда Р. Люксембург ставит вопрос: «Кто же является покупателем, потребителем той части всех общественных товаров, продажа которой только и делает возможным накопление?» и отвечает на него: «Ясно одно: этими покупателями не могут быть ни рабочие, ни капиталисты», — то в этом ответе отсутствует ясность в главном вопросе: о каких рабочих и какой покупательной способности капиталистов идет речь. Речь ведь идет в данном случае о накоплении . Накопление же предполагает наличие дополнительного  спроса капиталистов на средства производства и дополнительного  их спроса на рабочую силу, т. е. дополнительного спроса рабочих на средства потребления.

Р. Люксембург замечает лишь тот факт, что все капиталисты выступают на рынке с предложением  тех товаров, в которых овеществлена подлежащая накоплению часть прибавочной стоимости. Но ведь именно потому, что эта часть прибавочной стоимости подлежит накоплению, каждый капиталист стремится к продаже своих товаров лишь для того, чтобы купить чужие . Таким образом в действительности все капиталисты нуждаются в товарах друг друга (в дополнительных средствах производства и средствах существования для дополнительных рабочих), т. е. наряду с предложением  существует и спрос . Если необходимая пропорциональность не нарушена (а это — предпосылка схем), то спрос на эти товары создается самой необходимостью расширения производства.

Вопрос, который Р. Люксембург считает неразрешимым в чистом капиталистическом хозяйстве, разрешается таким образом, что спрос на товары, в которых овеществлена накопляемая прибавочная стоимость, предъявляют дополнительно сами капиталисты (на средства производства) и нанятые ими дополнительные рабочие (на средства потребления).

Р. Люксембург подходит сама к подобному, т. е. правильному, решению вопроса, но немедленно отвергает его.

«Может быть, — пишет она, — мы уподобляемся тому всаднику, который безнадежно разыскивал коня, на котором он сидел? Может быть капиталисты сами покупают друг у друга этот остаток товаров и притом не для того, чтобы прокутить их в свое удовольствие, а затратить именно на расширение производства с целью накопления? Ибо что такое накопление, как не расширение капиталистического производства? Но для того чтобы удовлетворять этой цели, указанные товары должны состоять не из предметов роскоши для частного потребления капиталистов, а из разного рода средств производства (нового постоянного капитала) и средств существования для рабочих.

Пусть это будет так. Но подобное решение лишь переносит затруднение с данного момента на следующий. В самом деле, допустив, что накопление началось и что расширенное производство в следующем году выбрасывает на рынок еще большую массу товаров, чем в этом году, мы снова наталкиваемся на вопрос: где же мы тогда найдем покупателей для еще более возросшего количества товаров?

Если нам ответят, что это возросшее количество товаров и в следующем году будет обменено капиталистами между собой и затрачивается ими всеми опять-таки для расширения производства, и так из года в год, — то мы будем иметь перед собой карусель, которая вращается сама собой в пустом пространстве. Это будет в таком случае не капиталистическое накопление, т. е. не накопление денежного капитала, а нечто противоположное: производство товаров ради производства, стало быть, с точки зрения капитала, совершеннейшая бессмыслица»[4].

Признав таким образом возможность реализации подлежащей накоплению прибавочной стоимости, Р. Люксембург тут же отвергает ее (возможность) по тем соображениям, что: 1) такое производство ради производства с точки зрения капитала является бессмыслицей и 2) накопление должно представлять накопление денежного капитала.

Рассмотрим прежде всего первое соображение. Этот аргумент Р. Люксембург повторяет неоднократно, он является одним из ее центральных методологических положений. В той же «Антикритике» она заявляет: «Где здесь начало, инициатива импульса, — не видно. Мы явственно вращаемся в кругу, и проблема исчезает у нас под руками» (стр. 378).

Еще более резко этот вопрос формулирован ею в основной работе — «Накопление капитала».

«Но для того чтобы дать работу новым рабочим и приводить в движение новые средства производства, прежде всего, с капиталистической точки зрения, должна быть налицо какая-нибудь цель  для расширения производства, должен быть дополнительный спрос на продукты, подлежащие изготовлению» (стр. 85, разрядка наша. — В. М.).

«Для кого  происходит это прогрессирующее расширение: производства, — это на основании предпосылок марксовой схемы, определить невозможно… Спрашивается, для кого  же капиталисты производят, когда и поскольку они не потребляют, а проявляют „подвиги воздержания“, т. е. накопляют?.. Эти капиталисты являются, стало быть, фанатиками расширения производства ради расширения производства » (стр. 232, разрядка наша. — В. М.).

Тот факт, что такая постановка вопроса повторяется Р. Люксембург неоднократно, показывает, что она стала жертвой глубоко ошибочного методологического  подхода по данному вопросу к капиталистическому хозяйству. Ведь непосредственной целью, стимулом капиталистического производства является прогрессирующее производство прибавочной стоимости — получение прибыли . Капиталисты расширяют производство для того, чтобы обеспечить рост прибыли. В то же время капиталистическое производство, как и всякое общественное производство, существует для удовлетворения общественных потребностей, хотя это достигается в нем лишь косвенно и в весьма ограниченной и понижающейся степени. «Производство ради производства» и является в капиталистическом хозяйстве выражением того, что непосредственно  оно стимулируется не необходимостью удовлетворения общественных потребностей, а стремлением к прибыли. Таким образом все выражения о «бессмыслице», «абсурде» прогрессирующего производства ради производства, вопросы «для кого» и т. д. являются результатом забвения элементарных особенностей капиталистического хозяйства.

В том же «Накоплении капитала» Р. Люксембург дала правильные формулировки действительных стимулов производства для производства. Мы приведем несколько кратких цитат, которые прекрасно отвечают на вопросы, поставленные ею в той же работе, о цели, стимулах и т. п. расширенного воспроизводства как производства ради производства.

«Следовательно прибыль как конечная цель и определяющий момент господствует здесь не только над производством, но и над воспроизводством» (стр. 7).

«Целью и движущим мотивом капиталистического производства является не просто прибавочная стоимость в любом количестве и однократное присвоение ее, а прибавочная стоимость неограниченная, ее непрерывное нарастание, все увеличивающиеся количества ее» (стр. 11).

Чем же тогда объяснить эту странную аберрацию, это странное забвение Р. Люксембург установленных ею в той же работе элементарных особенностей капиталистического хозяйства? Роковую роль сыграл очевидно в данном случае телеологический  подход Р. Люксембург к воспроизводству общественного  капитала, непонимание ею связи, существующей между мотивами отдельных  капиталистов и движением общественного  капитала в целом.

Не лучше обстоит дело и с другим критическим соображением Р. Люксембург о том, что накопление должно представлять накопление денежного капитала. Этот аргумент приведен ею в «Антикритике» и в развернутом виде. Она утверждает там, что «накоплять капитал не значит производить все большие горы товаров, а превращать все больше товаров в денежный капитал». Рассматривая то объяснение вопроса, согласно которому деньги попеременно обслуживают реализацию прибылей отдельных капиталистов, Р. Люксембург заявляет: «Итак, мы остаемся при старом: совокупный общественный капитал приносит постоянно — и притом в денежной форме — совокупную прибыль, которая в целях совокупного процесса накопления должна постоянно возрастать. Но как эта сумма может возрастать, если слагаемые только путешествуют из одного кармана в другой?»[5].

Р. Люксембург и в данном случае делает существенную ошибку. В действительности накопление совокупного общественного капитала происходит главным образом в материальной форме — в форме средств производства и т. п. Денежный капитал есть не что иное как достигшая самостоятельности, обособившаяся функциональная форма кругооборота промышленного капитала, которую последний то принимает, то отторгает  в процессе своего кругооборота. Совокупная прибыль («сумма») может возрастать и в натуральном виде, ибо отдельные ее составные части лишь проходят  денежную форму. Индивидуальный капиталист знает, что он может превратить свой  капитал и свою  прибыль в деньги, в денежный капитал. Рост общественного капитала сопровождается обычно известным ростом денежного капитала, но оба процесса не идентичны.

Не считая целесообразным подвергать здесь рассмотрению все возражения, выдвинутые Р. Люксембург по вопросу о роли денег в процессе расширенного воспроизводства, мы считаем однако необходимым отметить имеющиеся у ней по этому вопросу противоречия. С одной стороны, Р. Люксембург упрекает Маркса в том, что вопрос, «откуда берется спрос на прибавочную стоимость», он подменил вопросом, «откуда берутся деньги для реализации прибавочной стоимости». С другой стороны, Р. Люксембург сама чрезвычайно преувеличивает значение денег, рисуя накопление капитала как накопление денежного капитала. В действительности Марксу чужды ошибки, приписываемые ему Р. Люксембург. Вопрос, «откуда берется спрос на прибавочную стоимость», он выясняет, как мы убедились выше, при помощи схем. Вопрос же об источнике денег фигурирует у него как особый вопрос.

Обратимся теперь к той теории реализации, которую Р. Люксембург противопоставила  марксовой. Считая невозможной реализацию прибавочной стоимости, подлежащей накоплению, в чистом капиталистическом хозяйстве, Р. Люксембург выдвигает в качестве необходимой предпосылки осуществления в капитализме расширенного воспроизводства существование некапиталистической среды, в которой капиталисты могли бы реализовать товары, представляющие накопляемую часть прибавочной стоимости.

«Таким образом между капиталистическим производством и его некапиталистической средой с самого начала должны были развиться отношения обмена, при которых для капитала создалась возможность реализовать в чистом золоте свою собственную прибавочную стоимость для целей дальнейшей капитализации, обеспечивать себя всякого рода необходимыми ему для расширения собственного производства товарами и, наконец, путем разрушения этих некапиталистических форм производства получать все новый и новый приток пролетаризованной рабочей силы»[6].

Мы не станем здесь излагать подробно теорию Р. Люксембург, ибо читатель может познакомиться с ней в настоящей книге[7].

Рассмотрим теорию реализации Р. Люксембург по существу.

В том же отделе III тома второго «Капитала», в котором изложена критикуемая Р. Люксембург абстрактная теория реализации Маркса, последний, в связи с вопросом о допустимости абстрагирования от внешней торговли, высказывает мысли, которые имеют прямое отношение и к вопросу о допустимости абстрагирования от некапиталистической среды.

«Капиталистическое производство, — пишет Маркс, — вообще не существует без внешней торговли. Но если мы предполагаем нормальное годичное воспроизводство в раз данном масштабе, мы тем самым представляем дело так, что внешняя торговля лишь замещает туземные предметы предметами иной потребительной или натуральной формы, причем она не оказывает влияния на отношения стоимости, а следовательно, и на те отношения стоимости, в которых обмениваются друг на друга две категории: средства производства и средства потребления, равно как на отношения постоянного капитала, переменного капитала и прибавочной стоимости, на которые может быть разложена стоимость продукта каждой из этих двух категорий. Поэтому привлечение внешней торговли к анализу ежегодно воспроизводимой стоимости продукта, не давая ничего нового ни для проблемы, ни для ее разрешения, может лишь внести путаницу. Следовательно, необходимо совершенно абстрагироваться от нее»[8].

Достаточно вдуматься в смысл аргументации Маркса, чтобы стало ясно, что она может быть целиком отнесена и к теории накопления Р. Люксембург.

На самом деле, если внешняя торговля лишь замещает  одни потребительные стоимости другими, то это означает, что она не дает с точки зрения абстрактной  теории реализации никаких новых  возможностей реализации накопляемой прибавочной стоимости по сравнению с теми, которые имеются и в чистом капитализме. Если мы теоретически предполагаем мировое чистое капиталистическое хозяйство, в котором производятся в с е необходимые потребительные стоимости, то ведь и в нем проблема реализации прибавочной стоимости, подлежащей накоплению, может быть разрешена замещением одних потребительных стоимостей другими. Если это возможно, как полагает Р. Люксембург, при наличии некапиталистической среды, то почему это невозможно в чистом капиталистическом хозяйстве?

Логическую несостоятельность припутывания внешней торговли при рассмотрении абстрактной теории реализации неоднократно подчеркивал и Ленин. Так например в своей работе «К характеристике экономического романтизма», критикуя теорию «третьих лиц» Сисмонди (с которой теория реализации Р. Люксембург в основном тождественна), Ленин заявлял следующее:

«А внешний рынок? Не отрицаем ли мы необходимости внешнего рынка для капитализма? Конечно, нет. Но только вопрос о внешнем рынке не имеет абсолютно ничего общего с вопросом реализации , и попытка связать их в одно целое характеризует лишь романтические пожелания „задержать“ капитализм и романтическую неспособность к логике. Теория, разъяснившая вопрос о реализации, показала это с полной точностью. Романтик говорит: капиталисты не могут потребить сверхстоимость и потому должны сбывать ее за границу. Спрашивается, не даром ли уже отдают капиталисты свои продукты иностранцам или не бросают ли они их в море? Продают — значит получают эквивалент; вывозят одни продукты — значит ввозят другие. Если мы говорим о реализации общественного продукта, то мы этим самым устраняем уже денежное обращение и предполагаем лишь обмен продуктов на продукты, ибо вопрос о реализации в том и состоит, чтобы анализировать возмещение  всех частей общественного продукта по стоимости и по материальной форме. Поэтому начать рассуждение о реализации и кончить его тем, что „сбудут-де продукт за деньги“, — так же смешно, как если бы на вопрос о реализации постоянного капитала в предметах потребления был дан ответ: „продадут“. Это просто грубый логический промах: люди сбиваются с вопроса о реализации всего общественного продукта на точку зрения единичного предпринимателя, которого, кроме „продажи иностранцу“, ничто дальше не интересует. Припутывать внешнюю торговлю, вывоз к вопросу о реализации — это значит увертываться от вопроса, отодвигая  его лишь на более широкое поле, но нисколько не выясняя  его. Вопрос о реализации ни на йоту не подвинется вперед, если мы вместо рынка одной страны возьмем рынок известного комплекса стран»[9].

Утверждение Ленина, что припутывание внешней торговли (а значит и некапиталистической среды) лишь отодвигает вопрос о реализации на более широкое поле, нисколько не выясняя его, можно проиллюстрировать следующим примером.

Допустим, что схема расширенного воспроизводства включает также производство некапиталистических товаропроизводителей, т. е. что выполнено основное требование Р. Люксембург об анализе проблемы расширенного воспроизводства в некапиталистической среде. Чтобы не усложнять дела новыми вычислениями, примем, что та схема расширенного воспроизводства, которая фигурирует у Маркса, отражает соотношение не только в чистом капиталистическом хозяйстве, но и в среде некапиталистических товаропроизводителей, т. е. что в (с) входит, кроме постоянного капитала капиталистов, стоимость средств производства самостоятельных товаропроизводителей, в (v), кроме переменного капитала, — та часть дохода некапиталистических товаропроизводителей, которая идет на личное потребление этих производителей и их семей, в накопляемую часть (m) — накопление (очень незначительное) некоторых групп этих товаропроизводителей. Хотя подобное включение в схемы простого товарного хозяйства весьма условно, оно все же для иллюстративных целей допустимо.

Спрашивается: изменится что-либо в проблеме реализации по сравнению с тем ее содержанием, которое она имеет в чистом капиталистическом хозяйстве? Применяя метод рассуждения Р. Люксембург, мы неизбежно должны притти к выводу, что и в этом случае нет покупателей накопляемой части (m). В самом деле, ведь покупательная способность капиталистов, рабочих и некапиталистических товаропроизводителей ограничена (с+v) плюс потребляемая часть (m). Раз другую часть (m) капиталисты и некапиталистические товаропроизводители хотят накопить, то по методу рассуждений Р. Люксембург для нее не должно оказаться покупателей. Кому в таком случае можно продать товары, в которых овеществлена эта часть (m)? Ведь покупательная способность некапиталистической среды уже учтена в нашем примере[10].

Таким образом спасительная роль некапиталистической среды оказывается мнимой . У сторонников Р. Люксембург остаются лишь два выхода: либо отрицать возможность накопления и при существовании некапиталистической среды, либо признать возможность реализации и в абстрактном чистом капитализме.

II. Противоречия расширенного воспроизводства и кризисы

Абстрактная теория реализации объясняет ту возможность расширенного воспроизводства, которая находит проявление в среднем в итоге цикла. Но эта теория отнюдь не утверждает, что возможность, расширенного воспроизводства реализуется без трудностей и нарушений.

«Абстрактная теория реализации, — пишет Ленин, — предполагает и должна предполагать пропорциональное распределение продукта между различными отраслями капиталистического производства. Но, предполагая это, теория реализации отнюдь не утверждает, что в капиталистическом обществе продукты всегда распределяются или могут распределяться пропорционально… Поскольку мы берем абстрактную теорию реализации… постольку неизбежен вывод о возможности реализации. Но, излагая абстрактную теорию, надо указать на те противоречия, которые присущи действительному процессу реализации»[11].

Исследуя, как происходит воспроизводство и обращение общественного капитала, схема Маркса предполагает наличие необходимой пропорциональности. Тем не менее неизбежность нарушений этой пропорциональности вытекает из самой сущности схемы. Поскольку последняя рассматривает, как отмечено было выше, процесс расширенного воспроизводства в капиталистическом  хозяйстве, постольку в схему включено противоречие между общественным характером производства и частным характером присвоения. Между тем именно это противоречие объясняет необходимость кризисов.

Устанавливая условия необходимой пропорциональности, при которых возможен процесс расширенного воспроизводства в капиталистическом хозяйстве, схема выясняет тем самым линии неизбежного нарушения этой пропорциональности, ибо в анархическом хозяйстве необходимая пропорциональность может реализоваться лишь через механизм нарушений этой пропорциональности и вызываемых ими тенденций к ее восстановлению.

Состояние необходимой пропорциональности, которое дается Марксом в схемах, не является для капитализма, а значит и для его теоретического изучения, исходным . Исходным при изучении капиталистического воспроизводства является движение антагонистических противоречий этого воспроизводства . Схемы непосредственно рисуют рост антагонистических противоречий капиталистического воспроизводства: во-первых , они показывают, что расширенное воспроизводство означает расширенное воспроизводство классовых отношений и противоречий капитализма, так как, с одной стороны, растет богатство капиталистов и воспроизводится в расширенном масштабе их классовое господство и, с другой — происходит расширенное воспроизводство класса наемных рабочих и нищеты масс; во-вторых , в силу этого более быстрый рост первого подразделения, производящего средства производства, по сравнению со вторым подразделением, производящим средства потребления, отражает рост и обострение в капиталистическом обществе противоречия между производством и потреблением. Схемы показывают, что потребление рабочих масс образует узкий базис капиталистического воспроизводства. Таким образом в схемах Маркс не только не отвлекается от противоречий капиталистического воспроизводства, но именно их исследует.

Всего этого не понимает Р. Люксембург. Справедливо выступая против ряда апологетических взглядов критиков-эпигонов (Экштейна, Бауэра и др.), она в пылу антикритики углубляет свои ошибки. Она утверждает, что на основе схемы расширенного воспроизводства Маркса кризисы как периодическое явление становятся необъяснимыми.

«Капиталистические кризисы становятся необъяснимым явлением. Или у нас в таком случае остается лишь одно объяснение — кризисы вытекают не из несоответствия между способностью к расширению капиталистического производства и способностью к расширению рынка сбыта, а исключительно только из диспропорциональности между различными отраслями капиталистического производства» [12].

Больше того, в гл. XXV «Накопления» Р. Люксембург утверждает, что теория расширенного воспроизводства, развитая Марксом в отделе III тома второго «Капитала», противоречит той характеристике хода капиталистического накопления, которую Маркс дал на протяжении всего «Капитала» и в особенности в третьем томе[13].

Такое противоречие Р. Люксембург усматривает прежде всего в том, что «схемы не учитывают регрессирующей производительности труда». Она пытается доказать, что при учете роста органического строения капитала основные отношения марксовых схем нарушатся. Оставляя здесь в стороне некоторые другие «противоречия», открытые Р. Люксембург, отметим далее, что весьма существенное противоречие между т. II и III «Капитала» она усматривает в том, что схема расширенного воспроизводства исключает установленное Марксом «глубокое основное противоречие между производительной и потребительной способностью капиталистического общества». Мы не будем воспроизводить здесь ее аргументацию по этим вопросам, отсылая читателей к гл. XXV «Накопления».

Что касается замечаний Р. Люксембург о противоречиях, связанных с ростом органического строения капитала, то те отдельные верные мысли, которые имеются в этих замечаниях, свидетельствуют не о невозможности расширенного воспроизводства в чистом капитализме, а о том, что оно может совершаться лишь среди трудностей и нарушений. Поэтому в абстрактной теории воспроизводства Маркс мог абстрагироваться от роста органического строения капитала.

Утверждение же Р. Люксембург, что из схемы расширенного воспроизводства будто бы исключено противоречие между производством и потреблением, что кризисы могут объясняться на основе схемы лишь диспропорциональностью между различными отраслями капиталистического производства, — является конечно глубоко ошибочным. Мы отметили уже выше, что схема включает противоречие между общественным характером производства и частным характером присвоения, а значит и вытекающее из него противоречие между производством и потреблением. Деление внутри подразделений на постоянный и переменный капитал и деление всего общественного воспроизводства на подразделения средств производства и средств потребления показывают, что в условия необходимой пропорциональности схем включена и пропорциональность между производством и потреблением.

Таким образом пропорциональность отраслей производства предполагает также пропорциональность между производством и потреблением.

«Потребительная сила общества», — пишет Ленин, — и «пропорциональность различных отраслей производства, — это вовсе не какие-то отдельные, самостоятельные, не связанные друг с другом условия. Напротив, известное состояние потребления есть один из элементов пропорциональности»[14].

При этом то обстоятельство, что определенное состояние потребления является элементом пропорциональности и не может быть поэтому противопоставляемо пропорциональности отдельных отраслей, отнюдь не противоречит особому характеру и особому значению  противоречия между производством и потреблением. Потребление является таким элементом пропорциональности, который оказывается наиболее «узким местом» этой пропорциональности. Хотя в периоды подъема и расцвета, предшествующие кризисам, потребление повышается, его рост отстает от роста производства. Поэтому в нарушениях пропорциональности процесса воспроизводства периодическое отставание роста потребления от роста производства играет особую роль.

Ленин подчеркивает неоднократно в своих статьях, ссылаясь на цитаты из работ Маркса, что «в конечном счете  изготовление средств производства необходимо связано с изготовлением предметов потребления, ибо средства производства изготовляются не ради самых же средств производства, а лишь ради того, что все больше и больше средств производства требуется в отраслях промышленности, изготовляющих предметы потребления»[15]. В то же время Ленин подчеркивает, что противоречие между производством и потреблением существует даже при предположении идеально-гладкого хода процесса воспроизводства.

«Даже  при идеально-гладком и пропорциональном воспроизводстве и обращении всего общественного капитала неизбежно противоречие между ростом производства и ограниченными пределами потребления. В действительности же кроме того  процесс реализации идет не с идеально-гладкой пропорциональностью, а лишь среди „затруднений“, „колебаний“, „кризисов“ и пр.»[16].

Маркс, Ленин не считали, в отличие от Р. Люксембург, что противоречие между производством и потреблением должно приводить к систематическому, хроническому  перепроизводству, к систематической  диспропорции между производством и потреблением.

«Я нигде не говорил, — писал Ленин, — что это противоречие должно систематически  давать избыточный продукт; я этого не думаю, и подобного взгляда нельзя вывести из слов Маркса. Противоречие между производством и потреблением, присущее капитализму, состоит в том, что производство растет с громадной быстротой, что конкуренция сообщает ему тенденцию безграничного расширения, тогда как потребление (личное), если и растет, то крайне слабо; пролетарское состояние народных масс не дает возможности быстро расти личному потреблению»[17].

Эта тенденция капиталистического хозяйства к безграничному расширению производства и к одновременному ограничению потребления и находит свое проявление в периодических  нарушениях пропорциональности в народном хозяйстве, в периодических  кризисах. Неправильно однако отрывать противоречие между производством и потреблением от всей системы противоречий капиталистического хозяйства, вырастающих на основе противоречия между общественным характером производства и частным характером присвоения. «Кризисы, — заявляет Маркс, — должны рассматриваться как реальное соединение и насильственное выравнивание всех  противоречий буржуазной экономики»[18].

В отличие от Маркса, Энгельса и Ленина Р. Люксембург отрывает противоречие между производством и потреблением, как от основного противоречия капитализма, противоречия между общественным характером производства и частным характером присвоения, так и от остальных противоречий, вырастающих из этого основного противоречия.

Р. Люксембург придает особое значение тому истолкованию схем расширенного воспроизводства Маркса, которое дано было Туган-Барановским в его теории накопления. Эту теорию Туган-Барановского она выдвигает в качестве пугала против схем расширенного воспроизводства Маркса. Между тем схемы Туган-Барановского имеют лишь формальное сходство со схемами Маркса, в корне противореча им по существу. Схемы Маркса, являясь иллюстрацией его экономического исследования, не только не абстрагируются от противоречия между производством и потреблением, но, как мы убедились выше, включают это противоречие. Наоборот, у Туган-Барановского связь между производством и потреблением оказывается по существу разорванной. Строя схемы, в которых потребление систематически падает, и доказывая на этом основании возможность реализации при любом сокращении потребления, Туган-Барановский лишает схемы всякого социального содержания . В то время как схемы Маркса являются содержательным  и абстракциями, отражающими имманентные соотношения воспроизводства и обращения общественного капитала, — схемы Туган-Барановского являются пустыми и бессодержательными абстракциями, арифметическими упражнениями, не имеющими никакого отношения к действительности капиталистического хозяйства.

Поскольку капиталистическое хозяйство характеризуется противоречием между производством и потреблением, и рост богатства правящих классов сопровождается в нем ростом народной нищеты, оно удовлетворяет общественные потребности в весьма ограниченной и понижающейся степени. Однако и в капиталистическом хозяйстве производство средств производства необходимо связано с производством предметов потребления и служит в конечном счете именно этому производству. Поэтому личное потребление образует и в капиталистическом хозяйстве базис воспроизводства в целом. Из того обстоятельства, что этот базис является весьма узким, отнюдь не вытекает однако возможность абстрагирования от потребления, от связи между производством и потреблением, от противоречия между ними. Вместе с тем отсюда не вытекает невозможность расширенного воспроизводства в капиталистическом хозяйстве.

«Это противоречие, — заявляет Ленин, — не означает невозможности капитализма, но оно означает необходимость превращения в высшую форму: чем сильнее становится это противоречие, тем дальше развиваются как объективные условия этого превращения, так и субъективные условия, т. е. сознание противоречия работниками»[19].

III. Теория империализма Р. Люксембург

Разбор основных возражений Р. Люксембург против теории реализации Маркса и основных положений ее собственной теории реализации дает нам возможность перейти теперь к теории империализма Р. Люксембург. Необходимость экономического объяснения империализма является, как это подчеркивается Р. Люксембург, не только в подзаголовке к названию книжки, но и неоднократно в тексте, — центральной  задачей ее книги.

Р. Люксембург не ограничивается формулировкой собственной теории империализма, но пытается также доказать, что предпосылки схем Маркса исключают самую возможность объяснения империализма. «Но Маркс, как мы видели, допускает во втором томе своего „Капитала“, что весь мир является лишь „одной капиталистической нацией“ и что все другие хозяйственные и общественные формы исчезли. Как же, спрашивается, объяснить империализм в таком обществе, где для него совершенно не осталось места?..»[20].

Это возражение, кажущееся на первый взгляд весьма убедительным, обнаруживает однако вопиющее непонимание методологического подхода Маркса к интересующим Р. Люксембург проблемам внешней торговли, экспорта капитала и т. п. Исследуя в отделе III второго тома «Капитала», как происходит процесс воспроизводства и обращения общественного капитала, Маркс для выяснения этой проблемы  абстрагируется от некапиталистической среды, ибо ее существование с точки зрения абстрактной теории реализации, предполагающей наличие пропорциональности и т. д., нисколько не облегчает познание процесса реализации и наоборот затрудняет выяснение соотношений воспроизводства общественного капитала. Но это не только не исключает, но именно предполагает необходимость продолжения восхождения от абстрактного к конкретному, а значит — и исследования в дальнейшем, в частности, вопроса о подлинной роли некапиталистической среды.

Вместе с тем в этом возражении проглядывает одна из центральных ошибок люксембургианских воззрений на империализм. Как явствует из этой цитаты, Р. Люксембург усматривает корни империализма, самую его необходимость лишь во взаимоотношениях капитализма с некапиталистической средой. В отношениях капиталистических стран друг к другу она необходимости империализма не видит. Мы покажем ниже, что в этом вопросе Р. Люксембург смыкается с Каутским.

Больше того, Р. Люксембург считает, что на основе теории расширенного воспроизводства Маркса нельзя понять не только такие яркие проявления империализма, как «стремительность в погоне за отдаленнейшими рынками сбыта и вывозом капитала», но даже самый факт существования внешней торговли.

«Если капиталистическое производство само для себя образует достаточный рынок и допускает расширение за счет всей накопленной прибавочной стоимости, то становится загадочным еще другое явление современного развития: стремительность в погоне за отдаленнейшими рынками сбыта и вывозом капитала, т. е. наиболее яркие явления современного империализма. В самом деле, зачем же весь этот шум? К чему завоевание колоний, война из-за опия в 40-х и 60-х гг. и к чему наконец современная драка из-за болот Конго и месопотамских пустынь? Ведь капитал может остаться у себя дома и добросовестно питаться»[21].

«С точки зрения изложенного выше понимания воспроизводства для внешней торговли на самом деле нет места. Если капитализм в любой стране с самого начала своего развития образует тот знаменитый „замкнутый круг“, в котором он вращается, подобно кошке вокруг своего собственного хвоста, и „сам себе довлеет“, в котором он для себя создает неограниченный сбыт и сам же создает препятствия для своего расширения, то и каждая капиталистическая страна представляет собой в экономическом отношении замкнутое „самодовлеющее“ целое. Только в одном случае была бы тогда понятна внешняя торговля: она была бы понятна как средство для покрытия естественного недостатка данной страны в определенных продуктах почвы и климата путем ввоза их из-за границы, — только как необходимый ввоз сырых материалов и средств питания»[22].

Нам придется остановиться на этих возражениях несколько подробнее, так как они имеют большое значение для выявления существа ошибок Р. Люксембург в теории империализма.

Утверждение Р. Люксембург, что с точки зрения критикуемой ею теории реализации не остается места для внешней торговли, свидетельствует о непонимании ею действительных причин необходимости внешней торговли при капитализме.

Если абстрактная теория реализации, рассматривающая мировое хозяйство как одну капиталистическую нацию и предполагающая наличие необходимой пропорциональности, абстрагируется тем самым по праву от внешней торговли, то это отнюдь не преуменьшает значение внешней торговли в конкретном капитализме. Если бы  нормы прибыли при продаже товаров внутри страны и за границей были равны, если бы  капитализм не развивался неравномерно, если бы  всегда сохранялась необходимая пропорциональность, то необходимость внешней торговли могла бы быть объяснена действительно лишь географическим разделением труда. Но капитализм не был бы тогда капитализмом.

Возможность реализации при посредстве внешней торговли повышенной нормы прибыли вытекает прежде всего из разницы в уровне национальных рыночных стоимостей (т. е. общественно-необходимого рабочего времени), из того факта, что передовая страна, продавая товары в отсталой (хотя бы и капиталистической) стране даже ниже  рыночной стоимости этой страны , продает их все же выше своей  рыночной стоимости, т. е. присваивает неоплаченный труд отсталой страны и реализует тем самым сверхприбыль. Отсталая страна подвергается в этом случае эксплоатации, несмотря на то, что обмен выгоден и ей, так как она получает товары дешевле, чем смогла бы их произвести сама.

«Капиталы, вложенные во внешнюю торговлю, — пишет Маркс, — могут давать более высокую норму прибыли, так как, во-первых, здесь идет конкуренция с товарами, которые производятся другими странами при менее благоприятных условиях производства, так что более передовая страна продает свои товары выше их стоимости, хотя дешевле конкурирующих стран. Поскольку труд более передовой страны оценивается при этом как труд более высокого удельного веса, норма прибыли повышается, потому что труд, не оплачиваемый как труд более высокого качества, продается как таковой. То же самое может иметь место по отношению к той стране, в которую отправляются товары и из которой покупаются товары; именно такая страна отдает овеществленного труда in natura более, чем получает, и все-таки получает при этом товары дешевле, чем могла бы сама их производить»[23].

Далее капитализму свойственна тенденция к безграничному  расширению производства. Когда определенные отрасли производства достигают внутри страны такого уровня развития, что емкость внутреннего рынка для их продукции оказывается исчерпанной, то стремления к максимальной прибыли и давление конкурентной борьбы вынуждают их продолжать расширение производства путем вывоза товаров за границу.

Наконец неизбежные в анархическом хозяйстве нарушения пропорциональности  побуждают искать выхода в расширении внешнего поля сбыта.

При этом следует подчеркнуть, что необходимость внешней торговли во всех этих случаях существует не только для реализации накопляемой прибавочной стоимости, но и для реализации тех товаров, в которых овеществлена стоимость постоянного капитала, переменного капитала и потребляемая часть прибавочной стоимости.

«Не только продукты (или части продуктов), возмещающие сверхстоимость, — пишет Ленин, — но и продукты, возмещающие переменный капитал; не только продукты, возмещающие переменный капитал, но и продукты, возмещающие постоянный капитал… не только продукты, существующие в форме предметов потребления, но и продукты, существующие в форме средств производства, — все одинаково реализуется лишь среди „затруднений“, среди постоянных колебаний, которые становятся все сильнее по мере роста капитализма, среди бешеной конкуренции, которая принуждает  каждого предпринимателя стремиться к безграничному расширению производства, выходя за пределы данного государства, отправляясь на поиски новых рынков в странах, еще не втянутых в капиталистическое обращение товаров. Мы подошли теперь и к вопросу о том, почему необходим внешний рынок для капиталистической страны? Совсем не потому, что продукт вообще не может быть реализован в капиталистическом строе. Это — вздор. Внешний рынок необходим потому, что капиталистическому производству присуще  стремление к безграничному  расширению — в противоположность всем старым способам производства, ограниченным пределами общины, вотчины, племени, территориального округа или государства. Между тем как при всех старых хозяйственных режимах производство возобновлялось каждый раз в том же виде и в тех же размерах, в которых шло раньше, — в капиталистическом строе это возобновление в том же виде становится невозможным , и законом производства становится безграничное  расширение, вечное движение вперед»[24]. Все эти причины объясняют экономическую необходимость внешней торговли в конкретном капитализме даже при наличии возможности с точки зрения абстрактной теории реализации расширенного воспроизводства в чистом капитализме.

Что касается экспорта капитала , то основной его причиной также является разница в нормах прибыли. В отсталых странах, где органическое строение капитала является низким и в то же время рабочие руки, сырье и т. д. дешевы, — норма прибыли значительно выше, чем в передовых. Это и вызывает экспорт капитала в отсталые страны и борьбу за возможность наиболее выгодного его приложения.

«Что касается капиталов, — пишет Маркс, — вложенных в колониях и т. д., то они могут давать более высокие нормы прибыли, так как там вследствие более низкого развития норма прибыли вообще стоит выше, а при условии применения рабов, кули и т. п. стоит выше и эксплоатация труда»[25].

«Если капитал, — пишет Маркс, — посылается за границу, то это происходит не потому, чтобы он абсолютно не мог найти применения внутри страны. Это происходит потому, что за границей он может быть помещен при более высокой норме прибыли»[26].

Отмеченные выше причины, вызывавшие экспорт товаров и капиталов и до эпохи империализма, продолжают действовать и при империализме. Но господство монополий, развитие новых форм конкурентной борьбы и борьба за передел мира оказывают существенное модифицирующее влияние, создавая в эпоху империализма необходимость  экспорта капитала.

Рост монопольных цен ограничивает в передовых капиталистических странах емкость внутреннего рынка, обостряет нищету масс, тормозит развитие сельского хозяйства. В результате этого усиливается нужда во внешних рынках сбыта для товаров и внешних сферах приложения для капиталов. Необходимость экспорта капитала усиливается также тем обстоятельством, что приложение его в картелированных отраслях не всегда возможно, а в некартелированных норма прибыли очень низка. Далее рост картельного протекционизма, затрудняя проникновение товаров в соответствующие страны, делает в то же время особенно выгодным экспорт в них капитала. «Необходимость вывоза капитала создается тем, что в немногих странах капитализм „перезрел“, и капиталу недостает (при условии неразвитости земледелия и нищеты масс) поприщ „прибыльного“ помещения»[27].

Наконец экспорт капитала становится орудием  борьбы монополистических объединений за монопольное  владение источниками дешевого сырья и рынками сбыта, за передел мира. Поэтому при одновременном обострении необходимости экспорта товаров и капиталов, — экспорт капитала «приобретает особо важное значение» (Ленин). Экспорт товаров оказывается в существенной зависимости от экспорта капитала.

Таким образом, вопреки мнению Р. Люксембург, «стремительность в погоне за отдаленнейшими рынками сбыта и вывозом капитала» может быть понята и объяснена именно на основе марксовой теории реализации, но при условии учета всей системы противоречий капитализма и, в особенности, тех противоречий, которые порождаются господством монополий и их политикой. Наоборот теория реализации Р. Люксембург не может объяснить, как мы убедились выше, даже возможности  реализации как таковой .

Р. Люксембург правильно отмечает в «Антикритике», что «объяснение экономического корня империализма должно быть выведено специально из закона накопления капиталов и приведено с ними в соответствие». Но в том-то и дело, что исследование процесса накопления и его результатов она подменила исследованием лишь проблемы реализации, выводя теорию империализма непосредственно из теории реализации.

Ленинская же теория империализма исходит именно из процесса накопления капитала, концентрации производства и роста на этой основе монополий. Ленин, как и Р. Люксембург, доказывает экономическую необходимость  империализма. Но в отличие от Р. Люксембург империализм, по Ленину, это — стадия  развития капитализма и при этом — последняя  его стадия, а не только политика .

Мы не станем здесь излагать всех рассуждений Р. Люксембург о природе империализма, так как читатель может познакомиться с ними в настоящей книге[28]. Но и из изложенного ясно, что империализм в понимании Р. Люксембург сопровождает капитализм с первого дня его появления как постоянная, необходимая особенность. Таким образом специфичность  империализма как последней стадии  капитализма не укладывается в рамки люксембургианской теории.

Вместе с тем теория реализации Р. Люксембург вызвала чрезвычайно одностороннее и ошибочное понимание ею империализма даже как политики. Она дает например такие определения империализма:

«Империализм является политическим выражением процесса накопления капитала в его конкурентной борьбе за остатки некапиталистической мировой среды, на которые никто еще не наложил своей руки»[29].

«Его сущность состоит именно в распространении господства капитала из старых капиталистических стран на новые области и в хозяйственной и политической конкурентной борьбе этих стран из-за подобных областей»[30].

Всякому, знакомому с определением империализма Каутским, должно сразу броситься в глаза сходство определения Р. Люксембург с определением Каутского. Последний писал, что империализм состоит «в стремлении каждой промышленной капиталистической нации присоединять к себе или подчинять все большие аграрные  (подчеркнуто Каутским) области». Если учесть, что некапиталистические области являются по существу аграрными, то сходство определения Р. Люксембург с определением Каутского становится очевидным. Весьма показательно поэтому, что и сам Каутский в «Материалистическом понимании истории» истолковывает теорию накопления Р. Люксембург в духе своего понимания взаимоотношения промышленности и сельского хозяйства и в этом толковании одобряет ее (солидаризируясь в то же время с социал-фашистскою критикою ее теории в целом и решительно отвергая ее теорию краха капитализма[31]).

Поэтому та критика, которую Ленин направил против определения Каутского, бьет в огромной степени и позицию Р. Люксембург. Сосредоточив свое внимание лишь на вопросе об отношении капитализма к некапиталистической среде и поняв это отношение односторонне вследствие ошибочной теории реализации, Р. Люксембург «не заметила», что борьба идет не только из-за новых, некапиталистических стран, но из-за самых промышленных высококапиталистических областей мира.

IV. Империализм и исторические условия накопления

Не ограничиваясь теоретическим анализом проблемы империализма, Р. Люксембург пытается показать правильность своей теории и на характеристике исторических условий накопления. Она пытается показать, что история колониальных завоеваний, история раздела мира есть выражение конкурентной борьбы капитала за остатки некапиталистической мировой среды. Характеризуя на большом историческом материале хозяйничание капитала в колониях и отсталых странах, она доказывает, что в целях создания необходимой некапиталистической среды для реализации прибавочной стоимости капитал ведет борьбу с натуральным хозяйством, стремясь разложить его и ввести товарное хозяйство, что орудием этой политики оказываются международные займы и охранительные пошлины и т. д. Эта часть «Накопления капитала» (отдел третий) привлекает обычно наименьшее внимание критиков.

Между тем ошибочность теории накопления Р. Люксембург предопределила глубоко ошибочное освещение тех исторических явлений и фактов, которые она приводит для обоснования своей концепции. И все же, несмотря на это, приводимые Р. Люксембург исторические иллюстрации даже в ее изложении вовсе не подтверждают того, что она пытается при их помощи обосновать, а в ряде случаев доказывают даже обратное. Особенно резко это проявляется в гл. XXVIII и XXX.

В гл. XXVIII Р. Люксембург характеризует процесс «вовлечения натурально-хозяйственных образований — после их разрушения и в процессе их разрушения — в товарное обращение и в товарное хозяйство». Смысл этого процесса она видит в создании рынка для реализации прибавочной стоимости. Далее следует подробное описание войны Англии с Китаем из-за опия, которая «заставила Китай покупать яд индийских плантаций, чтобы превратить его в деньги для английских капиталистов» (стр. 274). Как и почему внедрение опия индийских  плантаций должно было осуществить реализацию прибавочной стоимости капиталистических предприятий Англии — остается секретом. В этом отношении вся аргументация Р. Люксембург оказывается действующей вхолостую. Если же вдуматься в излагаемые Р. Люксембург исторические факты, то они свидетельствуют как раз о другом — о том, что в основе этих разбойничьих войн лежало не стремление к «реализации прибавочной стоимости», а погоня за гигантскими разбойничьими сверхприбылями путем осуществления неэквивалентного обмена и всесторонней эксплоатации трудящихся масс Китая. Усматривая весь смысл описываемых ею событий в создании рынка для реализации прибавочной стоимости, Р. Люксембург не только искажает подлинный смысл этих событий, но и вовсе не подтверждает приводимыми иллюстрациями свою концепцию. Недаром эта глава вызвала следующее ироническое замечание Ленина на полях книги; «Забавно!.. В начале: „реализирование“ Mehrwert (прибавочной стоимости. — В. М.)… — и рассказ о насильственном введении опиума  в Китае!!! Рассказ очень и очень интересен, подробный: сколько джонок потоплено 7.IX.1839 и т. п.!! О, ученость!!»[32].

Характеризуя в следующей, гл. XXIX, посвященной «Борьбе с крестьянским хозяйством», процесс истребления индейцев, разорение фермерства и рост крупнокапиталистических предприятий в США, разорение буров в Южной Африке и т. п., Р. Люксембург снова упрощает и искажает содержание этих явлений, сводя их лишь к процессу реализации прибавочной стоимости. В действительности и здесь содержание характеризуемых процессов глубже, многостороннее. Распространение капитализма вширь, на новые территории и слои населения, ведет к многосторонней  эксплоатации и экспроприации мелких производителей, — к неэквивалентному обмену с ними, к выжиманию из них арендных платежей, к экспроприации их доходов путем высоких цен на землю и т. п. Поверхностность и односторонность освещения Р. Люксембург процессов разложения натурального и простого товарного хозяйства в гл. XXVIII и XXIX нашли следующую убийственную оценку в замечаниях Ленину на полях книги: «Опиум в Китае — цитата из Н.-она о „bonanza farms“ (крупное капиталистическое с.-х. предприятие. — В. М.) и т. п. — буры, истязание негров в Южной Африке и т. д. Шумно, пестро, бессодержательно»[33].

Противоречие между теоретическими установками Р. Люксембург и действительным смыслом приводимых ею исторических иллюстраций достигает особой остроты в гл. XXX, посвященной проблеме международных займов. Вывоз капитала из передовых капиталистических стран в отсталые Р. Люксембург объясняет следующим образом; «Свободный капитал внутри страны не имел возможности накопляться, потому что не было потребности в добавочном продукте. Но за границей, где не развилось еще никакого капиталистического производства, возник или насильственно создан новый спрос в среде некапиталистических слоев. Именно то обстоятельство, что „потребление“ продукта переносится на других , и имеет решающее значение для капитала, так как потребление классов капиталистической страны — капиталистов и рабочих — при накоплении в счет не идет»[34]. Однако та характеристика экспорта капитала (внешних займов, вложений в железные дороги и пр.), которую Р. Люксембург дает в этой главе, показывает, что действительный стимул внешних займов и вложений заключается вовсе не в «перенесении потребления продуктов на других», а в ростовщических доходах, в возможности выколачивать из крестьян их доходы, экспроприировать их земли и т. д. «Если отрешиться от маскирующих посредствующих звеньев, — пишет в этой главе Р. Люксембург, — то окажется, что европейский капитал пожирал египетское крестьянское хозяйство: огромные пространства земли, бесчисленные рабочие силы и масса продуктов труда, которые в виде налогов вносились государству, все это в последнем счете превращалось в европейский капитал и подверглось накоплению. Ясно, что эта операция, которая свела нормальный ход многолетнего исторического развития к двум-трем десятилетиям, стала возможной только благодаря кнуту из кожи гиппопотама и что именно примитивность социальных отношений Египта создала несравненный операционный базис для накопления капитала»[35].

Таким образом Р. Люксембург вынуждена сама признать, что действительный смысл внешних займов и вложений заключался в «пожирании» европейским капиталом крестьянского хозяйства. Именно это пожирание, само по себе, как источник колоссальных сверхприбылей, а отнюдь не необходимость реализации  прибавочной стоимости, и составляло очевидно движущую силу хозяйничанья английских капиталистов в Египте. «Примитивность социальных отношений» сыграла лишь ту роль, что облегчала процесс всесторонней  эксплоатации и экспроприации, процесс выколачивания гигантских сверхприбылей . Ленин по поводу изложения Р. Люксембург процесса закабаления Египта замечает на полях книги: «Гибель Египта очень хорошо, по Ротштейну и т. д. Вывод: „nur durch die Nilpferdpeitsche“ (только благодаря кнуту из кожи гиппопотама. — В. М.). Именно! Сечет сама себя Р. Люксембург! Не ради „реализации Mehrwert“, а ради удобств  эксплуатации („Peitschen“, даровой труд etc) переселился капитал в дикие страны. Процент больше! Вот и все. Грабеж земли (дарма), займы по 12–13% etc. etc. — вот где корень »[36].

Итак, вопреки намерениям и утверждениям Р. Люксембург, приводимая ею характеристика исторических условий накопления вовсе не подтверждает ее теории. Даже из ее изложения явствует, что экспансия капитала в отсталые страны обусловлена не невозможностью реализации прибавочной стоимости внутри капиталистического хозяйства, а стремлением к получению — прямо или косвенно — большей прибыли, сверхприбыли, к завоеванию с этой целью новых рынков, источников дешевого сырья, сфер приложения капитала. Правда, в эпоху империализма необходимость экспорта капитала вызывается тем, что капиталу в монополистических странах нехватает поприщ прибыльного помещения. Однако, как мы убедились выше, это вызывается вовсе не имманентной невозможностью реализации прибавочной стоимости внутри капиталистического хозяйства, а влиянием монополий и монопольных цен на емкость внутреннего рынка, протекционизмом и т. п. Далее, даже в тех случаях, когда капитал вывозится непосредственно  не ради сверхприбылей  (например при вывозе в страны «старого» капитализма — из Франции в Швейцарию, из Голландии в Германию и т. п.), — в конечном счете , косвенно он служит все же и этой цели, так как усиливает в том или ином отношении позиции соответствующих групп финансового капитала и расширяет вообще их возможности получения сверхприбылей.

Оставив вне рамок своего труда, посвященного экономическому объяснению империализма, монополистические объединения капитала и их господство в новейшем капитализме, Р. Люксембург лишила себя тем самым возможности понять действительные движущие силы империалистической экспансии. Даже в тех случаях, когда простое описание явлений подводит Р. Люксембург вплотную к проблеме роли монополий и финансового капитала, усвоенная ею догма о роли некапиталистической среды направляет ее внимание по ложному пути и толкает к ошибочным выводам. Так например, рассматривая в гл. XXXI факт роста протекционизма в эпоху империализма, Р. Люксембург оказывается не в силах понять обусловленности этого протекционизма господством монополий. Она замечает лишь рост так называемых охранительных или покровительственных пошлин. Вследствие этого такие специфические явления империалистического протекционизма как картельные пошлины, бросовый экспорт и т. п., оказываются вне сферы ее внимания.

Неправильным является также объяснение Р. Люксембург природы и роли милитаризма. Милитаризм оказывается в ее трактовке лишь орудием борьбы за некапиталистические страны и поприщем капиталистического накопления. Связь новейшего милитаризма с политикой монополий и финансового капитала, с их стремлением к монопольному владению рынками сбыта, источниками сырья, сферами приложения капитала, связь его со стремлением империалистических держав к монопольному  владению территориями и к переделу мира, связь его с усилением и обострением неравномерности развития, — остается вне сферы внимания Р. Люксембург. Поглощенная надуманной проблемою реализации прибавочной стоимости, Р. Люксембург не замечает, что милитаризм служит делу выколачивания сверхприбылей  — и внутри монополистических стран (путем военных заказов по высоким ценам), и за границей (путем обеспечения военным давлением привилегий и т. п.).

Концепция Р. Люксембург ведет к упрощению и искажению проблемы эксплоатации колониальных народов. Под углом зрения этой концепции центр тяжести переносится на реализацию  произведенной в метрополии прибавочной стоимости — и только. Все другие методы эксплоатации, описываемые Р. Люксембург, оказываются лишь средством осуществления этой основной потребности капитала. Проблема выколачивания монополистических сверхприбылей  путем всесторонней  эксплоатации колоний в этой постановке, либо вовсе исчезает, либо отступает на задний план. И если в изложении Р. Люксембург исторических условий накопления дана местами неплохая характеристика методов хозяйничанья империалистов в колониях, то это получилось не благодаря ее концепции, а вопреки ей, — и соответствующий материал вовсе не подтверждает ее взглядов. Таким образом концепция Р. Люксембург ведет объективно к недоучету многосторонности и интенсивности эксплоатации колониальных народов, а значит и к недооценке остроты возникающих на этой основе противоречий.

Наиболее яркое выражение все это находит в том факте, что концепция Р. Люксембург приводит ее по существу к теории деколонизации . Под углом зрения «проблемы» реализации прибавочной стоимости Р. Люксембург видит в колониях лишь процесс превращения натурального хозяйства в простое товарное и последнего — в капиталистическое. Приведем несколько характерных цитат.

«Процесс накопления имеет тенденцию ставить всюду на место натурального хозяйства простое товарное хозяйство, на место последнего — капиталистическое хозяйство: он стремится осуществить во всех странах и отраслях абсолютное господство капиталистического производства как единственного и исключительного способа производства»[37].

«Империалистическая фаза накопления капитала… совпадает с индустриализацией и капиталистической эмансипацией прежних гинтерландов капитала, в которых происходила реализация его прибавочной стоимости»[38].

Эти цитаты, число которых можно было бы легко умножить, доказывают, что теория накопления Р. Люксембург подводила ее вплотную к теории деколонизации. Правда, в «Накоплении капитала» (в особенности в гл. XXVI) сама Р. Люксембург вынуждена признать, что империалистические державы консервируют в колониях докапиталистические формы хозяйства. Однако преобладают все же — в полном соответствии с логикою теории накопления Р. Люксембург — утверждения и рассуждения в духе деколонизации.

Вообще, не поняв сущности империализма как монополистического капитализма , Р. Люксембург оказалась не в силах теоретически осмыслить всю сложную и богатую действительность эпохи империализма. В своей «Антикритике» она правильно подчеркивает, что «лишь ясное теоретическое понимание сущности проблемы может нам дать в нашей практике борьбы с империализмом ту уверенность, ту ясность цели и ту ударную силу, которые столь необходимы в политике пролетариата». К сожалению этого-то понимания она не дала. Это становится особенно ясным при рассмотрении ее теории краха капитализма.

V. Проблема краха капитализма

Непосредственным выводом из теорий реализации и империализма Р. Люксембург является ее теория краха капитализма. Теория эта несложна. Раз капитализм не может существовать без некапиталистической среды и в то же время ее разъедает и вытесняет, значит он автоматически приближается к краху. Р. Люксембург формулирует свою теорию краха капитализма чрезвычайно ярко в пределах двух страниц[39]. Приведем небольшую выдержку, дающую отчетливое представление о понимании ею этого вопроса:

«Таким образом капитализм все более и более расширяется, благодаря взаимодействию с некапиталистическими общественными кругами и странами: он накопляет за их счет, но в то же время на каждом шагу разъедает и вытесняет их, чтобы самому стать на их место…

Но этим процессом капитал двояким образом подготовляет свою собственную гибель: во-первых, он своим расширением за счет всех некапиталистических форм производства держит курс на тот момент, когда все человечество в действительности будет состоять из одних лишь капиталистов и наемных пролетариев и когда дальнейшее расширение, следовательно, накопление, станет поэтому невозможным; во-вторых, он в то же самое время, по мере того как эта тенденция находит свое выражение, обостряет классовые противоречия, международную хозяйственную и политическую анархию настолько, что он должен вызвать восстание международного пролетариата против существования капиталистического господства задолго до осуществления крайнего результата экономического развития, т. е. задолго до того момента, когда будет достигнуто абсолютное и безраздельное господство капиталистического производства во всем мире»[40].

Эта схема подкупает своей внешней стройностью, отчетливостью и законченностью. В ее формулировках нашел яркое выражение революционный подход Р. Люксембург к империализму, ее субъективно-действенная революционная установка. И тем не менее достаточно вдуматься в смысл этой концепции, чтобы стало ясно, что между субъективной установкой Р. Люксембург и объективным смыслом ее теории имеется вопиющее противоречие.

В самом деле, если гибель капитализма зависит в основном от вытеснения некапиталистической среды, то имеются ли основания рассматривать современный период как период гибели капитализма? Ведь некапиталистические производители составляют еще огромное большинство человечества. Правда, с точки зрения Р. Люксембург в той мере, в какой они являются товаропроизводителями, их покупательная способность уже используется капитализмом, и в дальнейшем их вытеснение должно сокращать рынок. Но, во-первых, в пределах мирового хозяйства имеются еще (в Азии, Африке и т. д.) внушительные остатки натуральных форм хозяйства, охватывающие полностью или частично многие миллионы мелких производителей. Их разложение, их превращение в товаропроизводителей может еще значительно расширять рынок; во-вторых, количество некапиталистических товаропроизводителей вообще так велико, что их вытеснение не может не растянуться на длительную историческую эпоху. Таким образом, оставаясь на почве теории Р. Люксембург, нельзя утверждать, что экономически предел капитализма очень близок и тем более, — что он уже достигнут.

Любопытно, что Р. Люксембург сама это признала в другой работе — «Введение в политическую экономию», написанной после «Накопления капитала». В главе «Тенденции капиталистического хозяйства» она пишет:

«Правда, капиталистическое развитие само по себе имеет перед собою еще большой путь , так как капиталистическое производство как таковое составляет еще самую незначительную долю всего производства на земном шаре… Капиталистический способ производства сам по себе мог бы еще пережить колоссальное расширение, если бы ему удалось повсеместно вытеснить более отсталые формы производства…  Но именно в ходе этого развития капитализм запутывается в основном противоречии»[41].

Итак, когда Р. Люксембург попыталась сделать логический вывод из своей теории накопления, этот вывод оказался весьма нереволюционным: Р. Люксембург показала сама, что из ее теории вытекает долговечность капитализма.

Но гораздо важнее другая сторона вопроса. Субъективно  Р. Люксембург делает в «Накоплении капитала» революционные выводы. Является ли это однако обязательным при ее теоретической позиции? Вытекает ли это из существа ее теории? Нетрудно убедиться, что теория побуждает к обратному.

Если капитализм автоматически, механически, сам по себе  идет к гибели, то роль пролетариата как могильщика буржуазного строя стушевывается. Раз буржуазный строй должен погибнуть сам по себе в силу автоматических процессов, то роль сознательной борьбы пролетариата не является решающей . Теория автоматического краха капитализма демобилизует поэтому авангард пролетариата, ведет неминуемо к недооценке роли партии и ее сознательной борьбы, роли союзников пролетариата и т. д.

Между тем теория эта неверна по существу . Мы убедились, выше, что теория реализации Р. Люксембург ошибочна, что капитализм не гибнет автоматически от сокращения некапиталистической среды. При таких условиях теория автоматического краха сеет вредные иллюзии .

Р. Люксембург убеждена, что при ином взгляде на проблему краха капитализма «из-под социализма вырывается гранитная основа его объективной исторической необходимости». Больше того, она переходит именно в этом пункте в самое решительное наступление на противников, упрекая их в отказе от научного социализма.

«Если капиталистическое производство, — пишет она, — образует само для себя достаточный рынок сбыта, то капиталистическое накопление (объективно говоря) представляет собой неограниченный процесс. Так как производство может беспрепятственно расти, т. е. неограниченно развивать производительные силы, и в том случае, когда положительно над всем миром будет господствовать капитал и когда все человечество будет состоять из одних только капиталистов и наемных пролетариев, и так как экономическому  развитию капитализма этим самым не поставлены никакие границы, то падает одна из основных марксовых опор социализма. По Марксу, восстание рабочих, их классовая борьба — а именно в ней кроется залог его победоносной силы — является лишь идеологическим отражением объективной исторической необходимости социализма, вытекающей из объективной хозяйственной невозможности капитализма на определенной ступени его развития…

Если мы, напротив того, вместе со „специалистами“ станем на точку зрения экономической безграничности капиталистического накопления, то из-под социализма вырывается гранитная основа его объективной исторической необходимости. Мы впадаем в таком случае в болезнь домарксовых систем и школ, которые выводили социализм исключительно только из несправедливости и ужасов современного мира и из революционной решимости трудящихся классов»[42].

Если учесть, что под «границей экономического развития капитализма» и под «объективной хозяйственной невозможностью капитализма на определенной ступени его развития» Р. Люксембург понимает такое состояние, которое наступает автоматически, механически, само по себе и означает абсолютную  невозможность накопления, — то эти критические замечания Р. Люксембург теряют всякую убедительность.

Бесспорно, что объективная необходимость социализма является результатом экономических условий. Но сущность экономических процессов, которые обусловливают неизбежность гибели капитализма, Р. Люксембург поняла неправильно.

Основным противоречием капитализма является противоречие между общественным характером производства и частным характером присвоения. С развитием производительных сил и с ростом концентрации производства это противоречие нарастает и обостряется. Высшей своей ступени оно достигает в эпоху империализма, когда гигантское обобществление производительных сил оказывается в особенно остром противоречии с частным характером присвоения. Тот факт, что развитие монополий не устраняет конкуренцию, «а существует над ней и рядом с ней», порождает «ряд особенно острых и крупных противоречий, трений, конфликтов»[43].

Господство капиталистических монополий порождает тенденцию капитализма к паразитизму и загниванию. Но сосуществование монополий и конкуренции ведет к тому, что процессы загнивания и развития отраслей и стран переплетаются и чередуются во времени и в пространстве. В результате происходит частое и резкое изменение соотношения сил, ведущее в условиях завершенного раздела мира к борьбе за его передел, к конфликтам и катастрофам. Решающей силой империалистического развития становится неравномерность развития, обостряющаяся и усиливающаяся в эпоху империализма.

Усиление неравномерности развития и вызываемое им резкое и частое изменение соотношения сил в условиях, когда незанятых территорий больше уже не имеется, ведет неизбежно к военным столкновениям из-за передела уже поделенного мира, к ослаблению фронта мирового империализма, возможности прорыва этого фронта пролетарскими революциями, к возможности победы социализма в отдельных странах.

Вместе с тем гигантская сила монополистических групп капитала и финансовой олигархии делает недостаточными и менее эффективными прежние методы классовой борьбы. Гнет монополий и финансового капитала подводит рабочий класс вплотную к необходимости революции.

В то же время усиление эксплоатации финансовым капиталом колоний вызывает в них подъем национально-освободительного движения; создается возможность соединения под руководством пролетариата его революционной борьбы против империализма с революционной борьбой трудящихся масс колоний. Союзником пролетариата в его борьбе с империализмом становится также в возрастающей степени и крестьянство капиталистических стран, угнетаемое и разоряемое финансовым капиталом при посредстве монопольных цен, «ножниц», ростовщического кредита и т. д.

В результате всего этого империализм оказывается, по определению Ленина, умирающим  капитализмом, ибо он «доводит противоречия капитализма до последней черты, до крайних пределов, за которыми начинается революция» (Сталин).

В работе «Социализм и война», опубликованной в 1915 г., Ленин писал следующее; «Капитализм из прогрессивного стал реакционным, он развил производительные силы настолько, что человечеству предстоит либо перейти к социализму, либо годами и даже десятилетиями переживать вооруженную борьбу „великих“ держав за искусственное сохранение капитализма посредством колоний, монополий, привилегий и национальных угнетений всяческого рода»[44].

Констатируя, что производительные силы созрели для социализма, что капитализм стал реакционной системой хозяйства, Ленин не делал однако отсюда того вывода, что капитализм автоматически, сам по себе, может погибнуть. Наоборот в своих заметках об «Экономике переходного времени» Бухарина Ленин подверг критике те замечания Бухарина, которые рисовали крах капитализма как автоматический. В других своих работах Ленин подчеркивал, что абсолютно безвыходных положений для буржуазии нет, и переносил центр тяжести на вопрос о субъективных факторах, подчеркивая решающую роль пролетариата и его партии в осуществлении краха капитализма.

Со времени мировой империалистической войны начался общий кризис капитализма. Война, «развязавшая», по выражению программы Коминтерна, общий кризис капитализма, являлась сама показателем его наступления. Она выражала такую степень обострения противоречий, свойственных монополистической стадии капитализма, которая делала неизбежным начало эры мировой социалистической революции. «Война принесла неслыханное обострение всех капиталистических противоречий»[45]. Таким образом возникновение общего-кризиса капитализма неразрывно связано с особенностями империализма как монополистической стадии капитализма. Тенденции к загниванию и умиранию, свойственные этой стадии, до такой степени развились и углубились, что капитализм вступил со времени войны в период общего кризиса. Наиболее ярким выражением кризиса и важнейшим фактором его дальнейшего углубления является существование Советского союза и победоносное социалистическое строительство в нем.

Предельное обострение противоречий, свойственных империализму как монополистическому, загнивающему, умирающему капитализму, породило период общего кризиса капитализма, являющийся периодом войн и революций, раскола мирового хозяйства на социалистическую и капиталистическую системы, борьбы двух систем . Однако развитие общего кризиса капитализма отнюдь не представляет собою автоматический процесс. Капитализм может погибнуть лишь в результате созревания революционных кризисов и перерастания их в революции. Решающую роль играют в этом отношении факторы субъективные, т. е. связанные с сознательной борьбой пролетариата под руководством компартий.

В свете этих положений ошибочность теории краха Р. Люксембург совершенно очевидна. Вопреки ее мнению, отказ от ее узко экономической теории автоматического краха капитализма не только не представляет собою отказа от научного социализма, но вытекает как раз из правильного понимания последнего.

Правда, и в «Накоплении капитала», и во «Введении в политическую экономию», и в ряде других своих работ Р. Люксембург писала о необходимости «восстания международного рабочего класса против капиталистического господства», о необходимости «политической революции» для перехода к социализму. Но в том-то и дело, что это не является логическим выводом из ее учения о накоплении капитала. Концепция Р. Люксембург переносит центр тяжести не на классовые  противоречия капиталистического общества, а на взаимоотношения капитализма и некапиталистической среды. Ставя теоретически гибель капитализма в зависимость от сужения некапиталистической среды, Р. Люксембург отвлекает  тем самым внимание от проблемы внутренних  противоречий капитализма, а значит и от борьбы пролетариата с буржуазией. Вот почему в ее объемистом труде, посвященном экономическому объяснению империализма, не уделяется почти никакого внимания положению и борьбе пролетариата, вот почему ее утверждения о роли пролетарской революции носят декларативный характер, не вытекают из всего изложения. Перенося центр тяжести на объективный экономический предел капитализма, Р. Люксембург превращает пролетарскую революцию в подчиненный момент  процесса автоматического  краха капитализма.

VI. Методология экономических исследований Р. Люксембург

В предыдущих разделах выявлены уже отдельные методологические ошибки Р. Люксембург. Последовательный разбор ее взглядов подвел нас теперь к вопросу о характере и особенностях той методологии, которая лежит в основе ее теории в целом. Наличие у Р. Люксембург целостной своеобразной концепции по ряду важнейших проблем экономической теории капитализма свидетельствует несомненно и о наличии у нее своеобразной методологии исследования этих проблем.

Сама Р. Люксембург считает очевидно, что исследуемые проблемы разрешаются ею в духе марксовой диалектики. «Решение проблемы в духе марксова учения, — заявляет она, — заключается в диалектическом противоречии: капиталистическое накопление для своего движения нуждается в некапиталистических общественных формациях как в окружающей его среде; оно прогрессирует в постоянном обмене веществ с этими формациями и может существовать лишь до тех пор, пока оно находит эту среду»[46].

Таким образом установленную ею зависимость движения (и гибели) капитализма от некапиталистической среды Р. Люксембург считает соответствующей духу марксовой диалектики.

Нетрудно однако показать, что в этом положении Р. Люксембург ничего общего с марксовой диалектикой нет.

Марксова диалетика, диалектический материализм учит, что источник движения, двигательная сила последнего находится не вне данной системы, данного процесса, а в них самих . Все процессы и явления мира могут быть познаны лишь в их самодвижении . Источником этого самодвижения, его двигательной силой является борьба противоположностей, образующая развитие данного явления, данной системы. Именно борьба противоположностей ведет «к уничтожению старого и возникновению нового» (Ленин).

Таким образом двигательную силу развития и гибели капитализма надо искать не вне капиталистической системы, а в ней самой, в ее имманентных противоречиях. Поэтому для выяснения основных законов развития капитализма Маркс концентрирует в «Капитале» внимание именно на капитализме как таковом, на «чистом» капитализме. Всеобщий закон капиталистического накопления, являющийся по существу основным законом развития и гибели капитализма, выведен Марксом из внутренних противоречий капитализма, из его самодвижения. Маркс показывает как на основе концентрации и централизации капитала, роста органического состава капитала, роста относительного перенаселения обостряется противоречие между общественным производством и частным присвоением, как обострение этого противоречия находит выражение в обострении противоречий между буржуазией и пролетариатом, — как борьба противоположностей ведет капитализм к гибели в результате неизбежной пролетарской революции.

«Наряду с постоянным уменьшением числа магнатов капитала, — доказывает Маркс, — которые узурпируют и монополизируют все выгоды этого процесса переворота, растет масса нищеты, гнета, порабощения, вырождения и эксплоатации, но вместе с тем растет и возмущение рабочего класса, непрерывно увеличивающегося, вышколенного, объединенного и организованного самым механизмом капиталистического процесса производства»[47]. Ленин и Сталин показали, что это гениальное утверждение Маркса находит свое решающее выражение в эпоху империализма и, в особенности, в ее заключительную фазу — в период общего кризиса капитализма.

Концентрируя внимание на самодвижении капитализма, на выяснении его законов, классики марксизма не игнорировали однако вопроса о взаимоотношениях капитализма и докапиталистических формаций. Маркс в «Капитале», Ленин в «Развитии капитализма в России», в работах по аграрному вопросу и т. д. показали, что при господстве капитализма остатки докапиталистических формаций подчиняются ему и движутся на его основе. Это конечно не означает, что они не имеют вовсе самодвижения, что их движение является лишь отраженным. Но все же в основном их движение подчинено капитализму, претерпело соответствующие глубокие изменения и не может вносить принципиальные отклонения от законов движения капиталистической системы.

Все это показывает, что методология Р. Люксембург, ставящая движение и гибель капитализма в зависимость от взаимоотношений между капитализмом и некапиталистической средой, ничего общего с марксовой диалектикой не имеет. Капитализм должен погибнуть, согласно воззрениям Р. Люксембург, в силу исчерпания внешней  среды. Капитализм сам по себе, без внешней среды, оказывается неспособным к движению. Значение внутренних  противоречий капитализма стушевывается, отступает на задний план.

Концепция, ставящая движение и гибель системы в зависимость от среды, является несомненно механистической. Таким образом, вопреки утверждению Р. Люксембург, ее теория разрешает проблему не в духе марксовой диалектики, а в духе механицизма, в духе «теории равновесия».

Однако было бы неправильно думать, что этим особенности методологии Р. Люксембург исчерпываются. Неменьшего внимания заслуживает отчетливо выраженная в ее исследованиях меновая концепция . Р. Люксембург ищет законы движения и гибели капитализма не в сфере производства, производственных отношений, а в сфере обращения . Главные трудности и противоречия капитализма она усматривает в области сбыта, реализаци  и произведенной прибавочной стоимости. Превалирующим моментом оказывается в ее концепции не производство, а обмен, обращение. Наряду с этим Р. Люксембург неправильно понимает и соотношение производства и потребления. Она не понимает того, что развитие производства раздвигает рамки потребления, что противоречие между производством и потреблением, свойственное всегда капитализму, имеет однако циклическую форму движения, приводящую лишь периодически к кризисам.

Чтобы показать, что в «Накоплении капитала» Р. Люксембург мы сталкиваемся не с изолированными методологическими ошибками, а с существенными особенностями ее методологии, предрешающими в огромной степени ошибочность ее самостоятельных экономических теорий, — остановимся кратко на другой экономической работе Р. Люксембург, связанной с «Накоплением капитала», — на ее «Введении в политическую экономию». Р. Люксембург подчеркивает сама в предисловии к «Накоплению капитала» связь этой работы с «Введением».

«Толчок к настоящей работе, — пишет она, — дало мне популярное введение в политическую экономию, которое я уже довольно долго подготовляю для того же самого издательства… Когда я в январе текущего года, после выборов в рейхстаг, снова взялась за работу, чтобы по крайней мере в основных чертах закончить эту популяризацию экономического учения Маркса, я натолкнулась на неожиданное затруднение. Мне не удавалось представить с достаточной ясностью совокупный процесс капиталистического производства в его конкретных отношениях, а также его объективные исторические границы. При ближайшем рассмотрении я пришла к убеждению, что здесь дело идет не только о вопросе изложения, но что перед нами проблема, которая теоретически находится в связи с содержанием тома второго „Капитала“ Маркса и в то же время связана с практикой современной империалистической политики и ее экономическими корнями».

Это «Введение» посвящено самым общим вопросам экономической теории капитализма. Р. Люксембург выясняет в нем предмет политической экономии, делает обширный экскурс в историю народного хозяйства, дает теоретическую характеристику товарного производства, закона заработной платы, тенденций капиталистического хозяйства. Однако, несмотря на то, что, по заявлению Р. Люксембург, «Введение» должно было популяризировать экономическое учение Маркса, оно в ряде вопросов его искажает и извращает. Не ставя себе здесь задачи подробного разбора «Введения» в целом, отметим лишь те методологические особенности этой работы Р. Люксембург, которые нашли отражение и развитие в «Накоплении капитала».

В этой книге, в особенности в главе о товарном производстве, прежде всего бросается в глаза более или менее резко выраженная меновая концепция. Р. Люксембург противопоставляет товарное производство как неорганизованное, бесплановое, анархическое — предшествующим общественно-экономическим формациям как организованным. Этот момент выпячивается ею на первый план как решающий.

Маркс, Энгельс, Ленин рассматривали бесплановость, анархию капиталистического производства как выражение основного противоречия капиталистического производства, противоречия между общественным производством и частным присвоением. Например Энгельс в «Анти-Дюринге» писал, что «противоречие между общественным производством и капиталистическим присвоением выступает наружу как противоположность между организацией производства на отдельных фабриках и анархией производства во всем обществе »[48].

Ленин в полемике с народниками заявил: «„Анархия производства“, „отсутствие планомерности производства“ — о чем говорят эти выражения? О противоречии между общественным характером производства и индивидуальным характером присвоения»[49].

Между тем, Р. Люксембург бесплановость, анархию капиталистического производства выводит не из этого основного противоречия, а непосредственно из факта господства обмена как основной связи товарного общества. В результате получается примат обмена над производством. Она утверждает например, что «обмен создал новую связь между разрозненными, оторванными друг от друга частными производителями»[50], что обмен представляет «единственное экономическое связующее звено между членами общества»[51] и т. п. Больше того, объединяя изложенные ею отдельные моменты, она утверждает, что «уже один факт товарного обмена, без всякого вмешательства и регулирования, определяет троякого рода важные отношения: 1. Участие  каждого члена общества в общественном труде …2. Доля  каждого члена общества в общественном богатстве… 3. И наконец механизмом обмена регулируется и самое общественное разделение  труда»[52].

Такая переоценка роли обмена вытекает очевидно из непонимания определяющего влияния разделения труда и его особого характера в товарном обществе, определяющего влияния структуры производства и его развития на факт товарного обмена и на развитие последнего. Р. Люксембург неоднократно наталкивается на вопрос о роли разделения труда, но разрешает его не в духе Маркса. Чтоб показать это, сопоставим, напр., высказывание Р. Люксембург с высказыванием Маркса.

Р. Люксембург

«Таким образом мы натыкаемся на странное противоречие: обмен возможен лишь при частной собственности и развитом разделении труда, разделение же труда может возникнуть при наличии обмена и частной собственности, частная же собственность, со своей стороны, возникает лишь благодаря обмену… Как возможно подобное переплетение? Мы очевидно вертимся в заколдованном кругу… Но эта безвыходность положения лишь кажущаяся… Что сегодня является причиной другого явления, то завтра будет его следствием и наоборот, причем эти непрерывные перемены в отношениях не задерживают течения жизни общества»[53].

К. Маркс

«Обмен представляется независимым и индеферентным по отношению к производству только в последней стадии, когда продукт непосредственно обменивается для потребления. Однако: 1) не существует обмена без разделения труда, будь последний результатом естественных или исторических условий, 2) частный обмен предполагает частное производство, 3) интенсивность обмена, его распространение, так же как и его форма, определяются развитием и структурой производства, например, обмен между городом и деревней, обмен в деревне, обмен в городе и т. д. Обмен, таким образом, во всех своих моментах или непосредственно заключен в производстве, или определяется этим последним»[54].

В то время как Р. Люксембург в этой цитате ограничивается примитивной концепцией взаимодействия, а в других местах книги чаще склоняется к концепции примата обмена, Маркс четко и убедительно формулирует и развивает концепцию примата производства над обменом, хотя вслед за проводимой нами цитатой и он отмечает взаимодействие производства и обмена.

Взаимодействие не только не исключает, но именно предполагает примат производства над обменом, потреблением и распределением.

Тот факт, что Р. Люксембург склоняется в своих экономических работах к меновой концепции и в ряде вопросов проводит ее вполне отчетливо, заслуживает особого внимания. Меновая концепция является, как известно, существенной особенностью «методологии» социал-фашистских теоретиков. Концентрируя внимание на сфере обращения и всячески преувеличивая и раздувая ее роль и влияние, социал-фашистские теоретики стремятся этим путем затушевать коренные противоречия капитализма и отвлечь от них внимание рабочих масс, запугать рабочие массы сложностью и хрупкостью сферы обращения, внушить им идею наличия общих интересов у пролетариата и буржуазии в области обращения и, главное, убедить их в невозможности и бесполезности непосредственной экспроприации экспроприаторов, непосредственной социализации, производства. Р. Люксембург, проводя концепцию примата обмена, не преследует конечно этих задач. Но все же и в ее трактовке меновая концепция объективно ведет, как показано выше, к затушевыванию коренных противоречий капитализма и к отвлечению внимания от этих противоречий. Таким образом в ее трактовке меновая концепция играет антиреволюционную роль, оказывается существенным полуменьшевистским элементом методологии.

«Введение в политическую экономию» свидетельствует, как и «Накопление капитала», о неспособности Р. Люксембург понять и применить в ряде вопросов марксову диалектику. Начиная исследование капиталистического общества с его простейшей клеточки, с товара, Маркс вскрывает в последнем единство противоположностей — потребительной стоимости и стоимости. За противоречием товара Маркс вскрывает противоречие труда — абстрактного и конкретного, общественного и частного. Он показывает, как внутреннее противоречие, заключенное в товаре, находит внешнюю форму проявления в раздвоении товара на товар и деньги, как это ведет к дальнейшему движению и росту этого противоречия — к превращению денег в капитал, к развитию противоречия между общественным производством и капиталистическим присвоением, к всеобщему закону капиталистического накопления и т. д.

«У Маркса в „Капитале“, — пишет Ленин, — сначала анализируется самое простое, обычное, основное, самое массовидное, самое обыденное, миллиарды раз встречающееся отношение  буржуазного (товарного) общества: обмен товаров. Анализ вскрывает в этом простейшем явлении (в этой „клеточке“ буржуазного общества) все  противоречия (resp. зародыши всех  противоречий) современного общества. Дальнейшее изложение показывает нам развитие (и рост и движение) этих противоречий и этого общества, в сумме его отдельных частей, от его начала до его конца»[55].

«Введение» Р. Люксембург не только не отражает этой марксовой диалектики, но — в решающих главах — прямо противоречит ей. Например в главе о товарном производстве анализ противоречий товара и движения этого противоречия подменяется описанием и противопоставлением планового и беспланового хозяйства, ошибочной характеристикою роли обмена и т. п. Необходимость денег выводится, как у буржуазных экономистов, из организационно-технических моментов удобства обмена. В главе о тенденциях капиталистического хозяйства центр тяжести переносится на расширение капитализма, сужение некапиталистической среды и т. п. В этой главе Р. Люксембург развивает концепцию, аналогичную «Накоплению капитала».

Было бы неправильным рисовать методологию экономических работ Р. Люксембург как выдержанно-механистическую. Во-первых, по ряду вопросов Р. Люксембург излагает Маркса правильно, понимая правильно и его методологию. Во-вторых, в то же время методология Р. Люксембург характеризуется не только сильнейшим механицизмом, но и наличием элементов идеализма. Таким идеалистическим элементом ее методологии является например меновая концепция, ибо эта концепция отрывает явления обмена от производственных, материальных общественных отношений, подчиняет последние зависимым от них меновым отношениям. Таким идеалистическим элементом является далее понимание Р. Люксембург простого воспроизводства. В то время как Маркс рассматривает простое воспроизводство как составную часть, и притом самую значительную часть, расширенного воспроизводства, т. е. анализирует простое воспроизводство как реальное явление, Роза Люксембург считает простое воспроизводство научной фикцией. Число таких примеров можно умножить. Все это дает право характеризовать методологию Розы Люксембург как эклектическую . Именно своеобразный эклектический  характер методологии Р. Люксембург, — сочетание в ней механистической концепции соотношения системы и среды, концепции примата обмена над производством, вульгарного понимания противоречия между производством и потреблением и т. п. — объясняет особенности теории накопления Р. Люксембург.

Отказ Р. Люксембург от марксовой диалектики при экономическом объяснении империализма привел к тому, что это объяснение оказалось глубоко ошибочным, искажающим и затемняющим действительную природу империализма.

VII. Сторонники и противники теории накопления Р. Люксембург

Экономическая концепция Р. Люксембург теснейшим образом связана со всей системой ее полуменьшевистских ошибок, являясь по существу их экономической основой.

Из этой концепции объективно вытекает, как показано было выше, стушевывание роли классовой борьбы пролетариата, превращение проблемы пролетарской революции в подчиненный момент процесса автоматического крушения капитализма, недооценка интенсивности и многосторонности эксплоатации колониальных народов, непонимание проблемы союзников пролетариата и т. п. Поэтому типичные ошибки люксембургианства — переоценка роли стихийности в рабочем движении, недооценка и принижение роли партии, непонимание значения крестьянского и национально-колониального вопросов в эпоху империализма, отрицательное отношение к лозунгу права наций на самоопределение и т. п. — опираются в большой степени на глубоко ошибочное понимание экономического процесса как стихийно, автоматически ведущего капитализм к крушению.

Правда, Р. Люксембург преодолевала свои полуменьшевистские ошибки и в последний период жизни большую часть этих ошибок исправила. Но тот факт, что она не успела проделать это до конца, что в частности экономические ее теории не были ею пересмотрены, создает возможность использования ее полуменьшевистских ошибок «левыми» социал-демократами.

Не случайно, что сторонниками Р. Люксембург оказались в большей или меньшей степени ренегаты коммунизма (Тальгеймер и др.) и «левые» социал-демократы (Штернберг, Гроссман и др.). В условиях обостряющегося общего кризиса капитализма «левые» социал-демократы нуждаются в такой теории, которая, с одной стороны, позволяла бы признать в той или иной степени наличие этого кризиса, но, с другой стороны, переносила центр тяжести на стихийные процессы и не требовала от них действенных лозунгов, подлинной революционной борьбы и т. д. Такой теорией и оказывается для них в условиях общего кризиса капитализма теория накопления Р. Люксембург.

Революционный авторитет Р. Люксембург и эти особенности ее теории накопления используются «левыми» социал-демократами для подкрепления их революционной фразеологии. С другой стороны, идея автоматического краха капитализма позволяет им пропагандировать пассивность и бездейственность в условиях назревающего революционного кризиса, т. е. фактически оказывать услуги буржуазии.

Весьма любопытны те поправки, которые внесены в автоматическую теорию краха Штернбергом и Гроссманом. Штернберг[56] вынужден признать, что теория накопления Р. Люксембург в том виде, в каком она была развита ею, не доказывает невозможности накопления в чистом капитализме. Он развивает поэтому новый вариант этой теории. Он пытается доказать, что в чистом капитализме не может быть реализована не вся накопляемая прибавочная стоимость, а лишь некоторая часть ее во втором подразделении. Больше того, под давлением критики Штернберг вынужден был даже признать абстрактную возможность существования чистого капитализма, но с преобладанием депрессивного состояния. Характерно однако, что при всех его поправках к теории Р. Люксембург он остается все же верен теории автоматического краха капитализма.

Гроссман[57] сконструировал «новую» теорию краха капитализма, по которой капитализм терпит крах от падения нормы прибыли. Он даже вычислил, что к такому краху капитализм может притти при определенных предпосылках через 35 лет. Хотя Р. Люксембург зло высмеяла в «Антикритике» в одном из примечаний подобную «теорию» краха капитализма (см. стр. 400), тем не менее следует признать, что методологически работа Гроссмана близка по объективному смыслу к автоматической теории краха Р. Люксембург.

В последние годы среди «левых» группировок в австро-германской социал-демократии усилилась тенденция опереться на Р. Люксембург. В коллективной работе о кризисе капитализма, выпущенной группой редакторов и сотрудников «левого» социал-демократического журнала «Дер Классенкампф» к лейпцигскому партейтагу, мы сталкиваемся с попыткой опереться как на прежние ошибки Р. Люксембург в организационном вопросе, так и на ее теорию накопления. В предисловии к этой книге Зейдевиц в оправдание того, что авторы книги не хотят «давать рецепты для всех мыслимых тактических ситуаций», т. е. в оправдание революционных фраз о современном капитализме без отказа от социал-фашизма, ссылается при этом на цитату из прежних ошибочных высказываний Р. Люксембург по организационному вопросу, эксплоатируя в социал-демократических интересах прежние ошибки Р. Люксембург. Эта же тенденция наблюдается в статье Петриха о теории кризиса. Выступая против правого социал-демократического теоретика Браунталя, Петрих в то же время весьма сочувственно, хотя и не без оговорок, отзывается о теориях империализма Р. Люксембург и Штернберга.

«Оба теоретика империализма, — пишет Петрих, — имеют несомненно ту заслугу, что подвергли анализу современную ситуацию совокупного капитализма, достигнув существенных и ценных выводов относительно новейшего развития капитализма. Они показывают обостренную борьбу за рынки сбыта, сферы приложения капитала, источники сырья, возможности эксплоатации; они рисуют с большой убедительностью проблему взаимоотношений между капиталистической экономикой и политикой; они выясняют пролетариату беспримерный масштаб его исторических задач. Если обозреть развитие империализма до сих пор, его современное положение и ближайшее будущее, то теория империализма Люксембург-Штернберга находит существенное подтверждение, оказывается важным средством ориентации»[58].

Наряду с этими попытками «левых» социал-фашистов опереться на полуменьшевистские ошибки Р. Люксембург и эксплоатировать их в своих интересах, весьма показателен тот факт, что последние годы наблюдаются также и попытки троцкистов выступать под знаменем люксембургианства. Между идеологией и методологией троцкизма и люксембургианства имеется в действительности известное сходство. В частности в области экономического объяснения империализма сходство заключается в том, что и троцкистское объяснение империализма характеризуется меновой концепцией и склоняется к теории автоматического краха капитализма. Теории стагнации производительных сил Троцкого и концепция Преображенского в «Закате капитализма» представляют собою варианты теории автоматического краха капитализма, ибо переносят центр тяжести на достижение капитализмом объективного экономического предела, на закупорку производительных сил. Наличие идеологического и методологического сходства между концепциями троцкизма и люксембургианства нашло яркое проявление в том факте, что теория перманентной революции Парвуса и Р. Люксембург была подхвачена Троцким и противопоставлена им ленинской теории перерастания буржуазно-демократической революции в пролетарскую. Таким образом попытки троцкистов использовать идеи люксембургианства не представляют чего-либо принципиально нового или случайного. Но возобновление этой тактики на данном этапе весьма характерно и знаменательно. Причины этой тактики ярко формулированы т. Кагановичем после опубликования исторического письма т. Сталина в редакцию журнала «Пролетарская революция».

«…Дело в том, товарищи, — заявил т. Каганович в речи на собрании, посвященном десятилетию ИКП, — и в этом новое сегодняшнего дня, — что троцкисты, настоящие троцкисты, стыдливые, белеющие, краснеющие, чернеющие в прямом и переносном смысле этого слова, троцкисты не могут сейчас выступать под опозоренным, контрреволюционным знаменем Троцкого, которое подхвачено теперь самыми лютыми, злейшими врагами пролетарской диктатуры. А поэтому открытые и скрытые троцкисты подхватывают новое знамя, знамя люксембургианства, знамя Розы Люксембург, замученной немецкими социал-демократами, чтобы злоупотреблять им в своих троцкистских целях»[59].

Историческое письмо т. Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма» обратило внимание партии на необходимость последовательной большевистской критики ошибок люксембургианства, на необходимость непримиримой большевистской борьбы с троцкистскою контрабандою в нашей литературе. Это относится в частности к теории накопления Р. Люксембург и ко всем разновидностям люксембургианских и троцкистских вариантов теорий автоматического краха капитализма.

Коммунистическая мысль, воспитанная на работах Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, не могла пройти мимо ревизионистского характера главных идей «Накопления капитала» Р. Люксембург не могла не заметить, что их объективный смысл является антиреволюционным.

Поэтому теория накопления Р. Люксембург встретила уже критику со стороны коммунистических теоретиков[60]. Однако на современном этапе, когда люксембургианские идеи подхватываются «левыми» социал-демократами и троцкистами и используются в качестве орудия борьбы с Коминтерном, — задача теоретического разоблачения люксембургианства вообще и люксембургианской теории накопления в частности, становится особенно актуальной.

«Накопление капитала» Р. Люксембург встретило, как известно, критику и со стороны официальных теоретиков социал-демократии. Они понимали, что эта книга по замыслу автора направлена против них. В отличие от социал-демократических теоретиков, рассматривавших империализм как нечто такое, что может быть устранено и при сохранении капитализма, Р. Люксембург доказывала в своей книге необходимость  империализма, его органическую связь с природой капитализма. Она доказывала неизбежность крушения  капитализма, выступая тем самым против назревавших тогда теорий организованного капитализма, госкапитализма, хозяйственной демократии и т. д. «Накопление капитала» появилось в период, когда Р. Люксембург вела ожесточенную борьбу с социал-реформизмом. Зная, что эта книга принадлежит перу революционера, официальные теоретики социал-демократии с тем большим рвением использовали удачную возможность выступить против ее автора. Критику теории накопления Р. Люксембург они вели естественно с апологетических позиций. Ошибки этой теории они пытались использовать для противопоставления ей своих апологетических теорий, часто более или менее искусно замаскированных (напр. Отто Бауэр, Экштейн и др.).

Возражая в «Антикритике» критикам-эпигонам и доказывая, что они скатываются к вульгарному «гармонисту» Сэю, Р. Люксембург проявила большую чуткость и прозорливость. То, что в статьях ее критиков-эпигонов выступало в замаскированном виде, в дальнейшем высказывалось теоретиками социал-фашизма открыто. Так например один из современных теоретиков австро-германской социал-демократии Альфред Браунталь прямо заявляет в своей книге «Современное хозяйство и его законы», что «исследование отношений обмена между сферами производства привело Маркса по существу к подтверждению теории Сэя о путях сбыта»[61]. Однако ошибочная позиция самой Р. Люксембург в теории реализации привела к тому, что критика эпигонов перерастает у нее в критику Маркса.

Критикуя полуменьшевистские ошибки Р. Люксембург, в частности ее теорию накопления, нельзя вместе с тем не разделять то презрительное отношение, которое Р. Люксембург проявила к своим, критикам-эпигонам, то бурное негодование революционера, с которым она выступила против них.

Р. Люксембург вступила на путь преодоления и исправления своих полуменьшевистских ошибок, и лишь подлая рука убийцы помешала тому, чтобы она это проделала до конца. Критикуя ошибки Р. Люксембург, коммунисты делают то, что делала бы она сама в порядке большевистской самокритики. Отношение коммунистов к Р. Люксембург прекрасно выяснил Ленин в связи с попытками ренегатов коммунизма опереться на ее ошибки.

«Павел Леви, — писал Ленин, — желает теперь особо выслуживаться перед буржуазией — и, следовательно , перед 2 и 2 1/2 Интернационалами, ее агентами, — переиздавая как раз те сочинения Розы Люксембург, в которых она была неправа. Мы ответим на это двумя строками из одной хорошей русской басни; орлам случается и ниже кур спускаться, но курам никогда, как орлы, не подняться. Роза Люксембург ошибалась в вопросе о независимости Польши; ошибалась в 1903 г. в оценке меньшевизма; ошибалась в теории накопления капитала; ошибалась, защищая в июле 1914 г., рядом с Плехановым, Вандервельдом, Каутским и др., объединение большевиков с меньшевиками; ошибалась в своих тюремных писаниях 1918 г. (причем сама же по выходе из тюрьмы в конце 1918 и 1919 гг. исправила большую часть своих ошибок). Но, несмотря на эти свои ошибки, она была и остается орлом; и не только память о ней будет всегда ценна для коммунистов всего мира, но ее биография и полное  собрание ее сочинений… будут полезнейшим уроком для воспитания многих поколений коммунистов всего мира. „Немецкая социал-демократия после 4 августа 1914 г. — смердящий труп“ — вот с каким изречением Розы Люксембург войдет ее имя в историю всемирного рабочего движения»[62].

В. МОТЫЛЕВ.

Накопление капитала

 

Том первый. Накопление капитала

 

 

(К вопросу об экономическом объяснении империализма)

 

Предисловие автора

Толчок к настоящей работе дало мне популярное введение в политическую экономию, которое я уже довольно долго подготовляю для того же самого издательства («Vorwarts»), но окончание которого все время тормозилось то моей работой в партийной школе, то моей агитационной деятельностью. Когда я в январе текущего года, после выборов в рейхстаг, снова взялась за работу, чтобы по крайней мере в основных чертах закончить эту популяризацию экономического учения Маркса, я натолкнулась на неожиданное затруднение. Мне не удавалось представить с достаточной ясностью совокупный процесс капиталистического производства в его конкретных отношениях, а также его объективные исторические границы. При ближайшем рассмотрении я пришла к убеждению, что здесь дело идет не только о вопросе изложения, но что перед нами проблема, которая теоретически находится в связи с содержанием II тома «Капитала» Маркса и в то же время связана с практикой современной империалистической политики и ее экономическими корнями. Если попытка дать научное решение этой проблемы мне удалась, то моя работа, помимо чисто теоретического интереса, как мне кажется, должна иметь и некоторое значение для нашей практической борьбы с империализмом.

Р. Л.

Декабрь 1912 г.

Отдел первый. Проблема воспроизводства

Глава первая. Предмет исследования

К неувядаемым заслугам Карла Маркса в области теории политической экономии принадлежит постановка проблемы воспроизводства всего общественного капитала. Характерно, что в истории политической экономии мы находим лишь две попытки точной постановки этой проблемы: одну — в эпоху зарождения политической экономии, у отца школы физиократов Кенэ, другую — на исходе этой науки, у Карла Маркса. За период, их разделяющий, эта проблема не перестает мучить буржуазную политическую экономию, которая не только не сумела разрешить эту проблему, но даже поставить ее в ее чистом виде, освобожденную от родственных ей и перекрещивающих ее побочных проблем. При основной важности этой проблемы можно, однако, основываясь на попытках ее разрешения, до известной степени проследить вообще судьбу теоретической экономии.

В чем состоит проблема воспроизводства (репродукции) совокупного общественного капитала?

Репродукция означает буквально воспроизводство, повторение, возобновление процесса производства, причем с первого взгляда может быть неясно, чем, собственно, понятие воспроизводства отличается от ясного для всех понятия производства, и для чего здесь нужно новое непривычное выражение. Но как раз в повторении, в постоянном возобновлении процесса производства кроется момент, имеющий, сам по себе существенное значение. Регулярное повторение процесса производства является прежде всего общей предпосылкой и основой регулярного потребления, а потому и предварительным условием культурного существования человеческого общества на всем пути его исторического развития. В этом смысле понятие воспроизводства заключает в себе культурно-исторический момент. Производство не может быть возобновляемо, и воспроизводство не может иметь места, если нет налицо определенных предварительных условий: орудий, сырых материалов и рабочей силы, являющихся результатом предшествующего периода производства. Но на самых первоначальных ступенях культурного развития, в начале завоевания внешней природы, возможность возобновления производства всякий раз в большей или меньшей мере зависит еще от случая. Пока основой существования общества являются по преимуществу охота и рыбная ловля, регулярное повторение процесса производства прерывается периодами общей голодовки. У некоторых первобытных народов условия производства, как регулярно возобновляющегося процесса, уже очень рано нашли свое традиционное и общественно-связующее выражение в определенных церемониях религиозного характера. Так, согласно обстоятельным исследованиям Спенсера и Гиллена, культ тотемизма у австралийских негров по существу представляет собой не что иное, как застывшую в религиозных обрядах традицию, возникшую на почве определенных, с незапамятных времен регулярно повторявшихся мероприятий общественных групп, — мероприятий, направленных к добыванию и сохранению их животной и растительной пищи. Лишь переход к мотыжному земледелию, приручение домашних животных и разведение в целях питания скота делают возможным регулярный кругооборот потребления и производства, который является признаком воспроизводства. В этом смысле само понятие воспроизводства заключает в себе нечто большее, чем простое повторение: оно уже предполагает определенную ступень завоевания обществом внешней природы или, выражаясь экономически, — определенную высоту производительности труда.

С другой стороны, самый процесс производства на всех ступенях общественного развития представляет собой единство двух различных, хотя и тесно связанных между собой, моментов: он является единством технических условий, т. е. определенных отношений людей к природе, и общественных условий, т. е. отношений людей между собой. Воспроизводство в равной мере зависит от обоих моментов. Насколько оно связано с условиями человеческой трудовой техники и насколько оно само является результатом определенной высоты производительности труда, мы только что отметили. Но не меньшее значение имеют существующие в данное время общественные формы производства. В первобытной коммунистической земельной общине воспроизводство, как и весь план хозяйственной жизни, определяется всеми работающими и их демократическими органами; решение о возобновлении работы, о ее организации, забота о необходимых предварительных условиях — о сырых материалах, об орудиях и рабочей силе — и, наконец, определение размеров и распределение воспроизводства по отраслям, все это — результат планомерной совместной работы всех трудящихся в пределах общины. В рабовладельческом или в барщинном хозяйстве воспроизводство совершается и во всех деталях регулируется на основе принуждения, покоящегося на отношении личного господства. Пределы для размеров воспроизводства определяются при этом правом распоряжения господствующего центра над большим или меньшим кругом чужой рабочей силы. В капиталистически производящем обществе воспроизводство принимает совершенно своеобразный вид. Определенные, резко выделяющиеся моменты убеждают нас в этом с первого взгляда. Во всяком другом исторически известном обществе воспроизводство протекает регулярно, поскольку это допускается наличностью предварительных условий — средств производства и рабочей силы. Только внешние воздействия — опустошительная война или большая эпидемия чумы, вызывающие сокращения населения и вместе с тем массовое уничтожение рабочей силы и запасов средств производства, — обычно служили причиной того, что на огромных пространствах прежней культурной жизни воспроизводство в течение более или менее продолжительных периодов или вовсе не возобновлялось, или возобновлялось лишь в незначительной части. Подобные же явления могут быть вызваны отчасти и деспотическим установлением плана производства. Если воля какого-нибудь фараона в древнем Египте приковывала на десятки лет тысячи феллахов к постройке пирамид, если Измаил-паша в новом Египте отправил в качестве крепостных (Fronknechte) 20 000 феллахов на постройку Суэцкого канала, или если император Ши-Хоанг-Ти, основатель династии Тзин, за 200 лет до христианской эры дал погибнуть 400 000 человек от голода и истощения и истребил целое поколение, чтобы выстроить на северной границе Китая «Великую Стену», то результатом всего этого было то, что колоссальные пространства крестьянской земли остались необработанными, что регулярная хозяйственная жизнь была здесь прервана на долгие периоды. Но в каждом из указанных случаев перерывы воспроизводства имели совершенно очевидные и ясные причины; они заключались в одностороннем, основанном на отношениях господства, распоряжении над всем планом воспроизводства в целом. В капиталистически производящем обществе мы видим другое. В определенные периоды мы видим, что имеются налицо все необходимые материальные средства производства и рабочая сила для возобновления процесса воспроизводства, что, с другой стороны, потребности общества остаются неудовлетворенными, и, наконец, что воспроизводство, несмотря на это, отчасти совершенно прервано, а отчасти происходит лишь в сокращенных размерах. Но здесь нет никаких деспотических вторжений в хозяйственный план, которые были бы ответственны за затруднения в процессе воспроизводства. Возобновление воспроизводства, кроме всех технических условий, зависит здесь скорее от чисто общественных условий: производятся только те продукты, относительно которых есть надежда, что они будут реализованы, обменены на деньги, и не только вообще реализованы, а реализованы с определенной прибылью, обычной для данной страны. Следовательно, прибыль как конечная цель и определяющий момент господствует здесь не только над производством, но и над воспроизводством, т. е. от нее зависит не только то, что производится и как производится, что распределяется и как распределяется, но и вопрос, будет ли после завершения одного рабочего периода вновь начат процесс воспроизводства, в каком размере, в каком направлении. «Если производство имеет капиталистическую форму, то и воспроизводство имеет такую же форму»[63].

Итак, вследствие таких чисто социально-исторических моментов процесс воспроизводства в капиталистическом обществе в целом принимает вид своеобразной, весьма запутанной проблемы. Уже внешняя характеристика капиталистического процесса воспроизводства показывает его специфическую историческую особенность: он охватывает не только производство, но и обращение (процесс обмена), он является единством того и другого.

Прежде всего капиталистическое производство представляет собой производство бесчисленного множества частных производителей без всякого планомерного регулирования. Единственной общественной связью между ними является обмен. Воспроизводство находит здесь точку опоры для определения общественных потребностей исключительно только в опыте предшествующего рабочего периода. Но этот опыт представляет собой личный опыт отдельных производителей, который не находит себе единого общественного выражения. Кроме того этот опыт не дает положительных и прямых указаний относительно потребностей общества, а лишь отрицательные и косвенные: из движения цен он позволяет делать заключение об избытке или недостатке произведенной массы продуктов по отношению к платежеспособному спросу. Но к воспроизводству всегда приступают на основании опыта, приобретенного отдельными частными производителями за предшествующий период производства. Благодаря этому в следующий период также может получиться избыток или недостаток; отдельные отрасли производства идут своими особыми путями, и в одной отрасли может обнаружиться избыток, а в другой, напротив того, — недостаток. Но благодаря взаимной технической зависимости почти всех отдельных отраслей производства избыток или недостаток произведенных продуктов в нескольких крупных, руководящих отраслях производства влечет за собой подобное же явление в большинстве остальных отраслей. Так время от времени обнаруживается попеременно то всеобщий излишек, то всеобщий недостаток продуктов по отношению к спросу, предъявляемому обществом. Уже отсюда следует, что воспроизводство в капиталистическом обществе принимает своеобразный вид, отличный от всех прочих исторических форм производства. Во-первых, каждая отрасль производства совершает внутри определенных границ независимое движение, которое время от времени ведет к более или менее продолжительным перерывам в воспроизводстве. Во-вторых, отклонения воспроизводства в отдельных отраслях от общественных потребностей периодически суммируются в общее несовпадение (Inkongruenz) с последними, за которым следует всеобщий перерыв воспроизводства. Капиталистическое воспроизводство этим самым являет собой весьма своеобразную картину. В то время как воспроизводство при всех прочих хозяйственных формах, — мы оставляем в стороне внешние насильственные вторжения, — протекает как непрерывный и равномерный кругооборот, капиталистическое воспроизводство, если применить известное выражение Сисмонди, может быть представлено только как бесконечный ряд отдельных спиралей, обороты которых вначале малы, затем возрастают и, наконец, становятся очень большими, для того чтобы после этого съежиться и начать вновь описывать следующие спирали с малыми оборотами и чтобы далее, до следующего перерыва, повторять ту же самую фигуру.

Периодическая смена наибольшего расширения воспроизводства и его сокращения вплоть до частичного перерыва, т. е. то, что называют периодическими циклами низкой конъюнктуры, высокой конъюнктуры и кризиса, представляет собой наиболее яркую особенность капиталистического воспроизводства.

Однако очень важно установить с самого начала, что периодическая смена конъюнктур и кризис, правда, представляют собой существенные моменты воспроизводства, но не самую проблему капиталистического воспроизводства как таковую. Периодическая смена конъюнктур и кризисы являются специфической формой движения в капиталистическом хозяйстве, но не самым движением. Чтобы представить в чистом виде проблему капиталистического воспроизводства, мы, напротив того, должны именно отвлечься от периодической смены конъюнктур и кризисов. Как бы это ни казалось странным, это все же вполне рациональный метод; более того, это с научной точки зрения единственно приемлемый метод исследования. Чтобы представить в чистом виде и разрешить проблему стоимости, мы должны отвлечься от колебаний цен. Вульгарно-экономическое понимание всегда пытается разрешить проблему стоимости ссылками на колебание спроса и предложения. Классическая экономия от Смита до Маркса подходила к вопросу с противоположной стороны: она заявляла, что колебания спроса и предложения могут только объяснить отклонения цен от стоимости, а не самую стоимость. Чтобы найти, что такое стоимость товаров, мы должны подойти к проблеме, предполагая, что спрос и предложение находятся в состоянии равновесия, т. е. что цена и стоимость товаров совпадают. Научная проблема стоимости начинается, следовательно, как раз там, где кончается влияние спроса и предложения. То же самое можно сказать и о проблеме воспроизводства всего общественного капитала. Периодическая смена конъюнктур и кризисы приводят к тому, что капиталистическое воспроизводство, как правило, колеблется вокруг суммы платежеспособных потребностей общества, что оно то подымается над ними, то опускается ниже их, падая почти до полного своего прекращения. Однако если взять более длительный период, целый цикл с меняющимися конъюнктурами, то высокая конъюнктура и кризис, т. е. высшее напряжение воспроизводства с его упадком и перерывом, уравновешиваются, и мы в итоге получаем для всего цикла некоторую среднюю величину воспроизводства. Эта средняя величина представляет собой не только теоретическую, идеальную величину, но и реальный, объективный факт. Ибо, несмотря на резкие подъемы и падения конъюнктур, несмотря на кризисы, потребности общества так или иначе удовлетворяются, воспроизводство идет вперед своим запутанным ходом, и производительные силы продолжают развиваться. Каким же образом это совершается, если мы отвлекаемся от кризисов и от смены конъюнктур? — Здесь начинается вопрос по существу, и попытка разрешить проблему воспроизводства ссылками на периодичность кризисов в основе своей столь же вульгарна с экономической точки зрения, как и попытка разрешить проблему стоимости колебаниями спроса и предложения. Несмотря на это, мы далее увидим, что политическая экономия постоянно проявляет эту склонность, и стоит ей только полусознательно поставить проблему воспроизводства или всего-на-всего догадаться о ее существовании, как она неожиданно заменяет ее проблемой кризисов, чтобы этим самым закрыть себе путь к разрешению вопроса. Если мы в дальнейшем говорим о капиталистическом воспроизводстве, то под этим всегда надо понимать тот итог, который получается как средний вывод из смены конъюнктур внутри цикла.

Все капиталистическое производство осуществляется бесконечным и постоянно колеблющимся числом частных производителей, которые производят независимо друг от друга, без всякого общественного контроля, кроме наблюдения за колебаниями цен, и без всякой общественной связи, кроме товарного обмена. Как же из этих бесчисленных, не связанных друг с другом движений складывается все действительное производство? Когда вопрос ставится таким образом, — а это первая общая форма, в которой непосредственно представляется проблема, — то при этом упускается из виду, что частные производители в данном случае являются не простыми товаропроизводителями, а капиталистическими , что и все общественное производство представляет собой не просто производство для удовлетворения человеческих потребностей, даже не простое товарное производство, а производство капиталистическое . Посмотрим, какие изменения это вносит в проблему.

Производитель, который производит не просто товары, но капитал, должен прежде всего производить прибавочную стоимость. Прибавочная стоимость является конечной целью и движущим мотивом капиталистического производителя. Произведенные товары после их реализации должны принести ему не только все его издержки, но сверх того еще некоторую стоимость, которой не соответствует никакая затрата с его стороны и которая представляет собой чистый излишек. С точки зрения производства прибавочной стоимости авансированный капиталистом капитал, — помимо его сознания и вопреки его пустым разговорам об основном и оборотном капитале, которыми он обманывает себя и весь мир, — распадается на две части: на часть, которая представляет собой его издержки на средства производства — на здания, в которых производится работа, на сырье и вспомогательные материалы и инструменты, — и на другую часть, затрачиваемую на заработную плату. Первую часть, которая при ее потреблении в процессе труда переносит свою стоимость на продукт не измененной, Маркс называет постоянной частью капитала; вторую часть, которая вследствие присвоения неоплаченного труда ведет к приращению стоимости, к созданию прибавочной стоимости, он называет переменной частью капитала. С этой точки зрения стоимость всякого товара, произведенного капиталистически, составляется нормально по формуле

c + v + m,

причем (с) представляет собой затраченную постоянную капитальную стоимость, т. е. перенесенную на товар часть стоимости потребленных неодушевленных средств производства, (v) обозначает переменную часть капитала, затраченную на заработную плату, и, наконец, (m) — прибавочную стоимость, т. е. приращение стоимости, происходящее из неоплаченной части наемного труда. Все эти три части стоимости воплощаются одновременно в конкретной форме произведенного товара, — в форме каждого отдельного товара, как и всей массы товаров, рассматриваемой как нечто единое, — независимо от того, идет ли речь о бумажных тканях, о балетных представлениях, о чугунных трубах или либеральных газетах. Производство товаров является для капиталистического производителя не целью, а лишь средством для присвоения прибавочной стоимости. Но пока прибавочная стоимость воплощена в форме товара, она не может быть потреблена капиталистом. После ее производства она должна быть реализована, превращена в чистую форму стоимости, т. е. деньги. Для того, чтобы это имело место и чтобы прибавочная стоимость могла быть присвоена капиталистом в денежной форме, все его капитальные затраты также должны сбросить свою товарную форму и вернуться к нему в денежной форме. Только когда это удалось, когда, следовательно, вся масса товаров отчуждена по своей стоимости за деньги, цель производства достигнута. Формула c + v + m относится тогда в точности к количественному составу вырученных от продажи товаров денег, как она раньше относилась к составу стоимости товаров: одна часть (с) возмещает капиталисту издержки на потребленные средства производства, другая часть (v) — его издержки на заработную плату, последняя часть (m) образует ожидаемый излишек, «чистую прибыль» капиталиста наличными[64]. Это превращение капитала из первоначальной формы, которая представляет собой исходный пункт всякого капиталистического производства, в неодушевленные и одушевленные средства производства (т. е. в сырые материалы, инструменты и рабочую силу), из них через живой процесс труда — в товары и, наконец, из товаров через процесс обмена опять в деньги, и притом в большее количество денег, чем на начальной стадии, — это превращение капитала необходимо, однако, не только для производства и присвоения прибавочной стоимости: целью и движущим мотивом капиталистического производства являются не просто прибавочная стоимость в любом количестве и однократное присвоение ее, а прибавочная стоимость не ограниченная, ее непрерывное нарастание, все увеличивающиеся количества ее. Но это может быть достигнуто опять-таки при помощи того же самого волшебного средства — при помощи капиталистического производства, т. е. путем присвоения неоплаченного наемного труда в процессе производства товаров и реализации произведенных таким образом товаров. Постоянное возобновление производства, т. е. воспроизводство как регулярное явление, этим самым приобретает в капиталистическом обществе совершенно новый мотив, не известный всем прочим формам производства. При всякой другой исторически известной форме хозяйства определяющим моментом воспроизводства являются постоянные потребности общества, будь это потребности, регулируемые демократически всеми трудящимися земельной коммунистической общины, или же потребности антагонистического классового общества, рабовладельческого барщинного хозяйства и т. п., т. е. потребности, регулируемые деспотически. При капиталистическом способе производства для отдельного частного производителя, — а только такового приходится принимать в расчет, — потребности общества не являются мотивом к производству. Для него существует только платежеспособный спрос, и то лишь как необходимое средство для реализации прибавочной стоимости. Хотя производство продуктов для потребления, которое удовлетворяет платежеспособные потребности общества, является поэтому для отдельных капиталистов велением необходимости, но оно вместе с тем представляется окольным путем с точки зрения истинной цели, т. е. присвоения прибавочной стоимости. Это же является и мотивом, побуждающим к постоянному возобновлению воспроизводства. Производство прибавочной стоимости превращает в капиталистическом обществе воспроизводство жизненных потребностей, взятое в целом, в perpetuum mobile. С своей стороны капиталистическое воспроизводство, начальным моментом которого является всегда капитал, и притом в его чистой форме стоимости, в денежной форме, очевидно, лишь тогда может быть начато, когда реализованы продукты предшествующего периода, т. е. когда товары этого периода превращены в их денежную форму. Следовательно, в качестве первого условия воспроизводства для капиталистического производителя выступает удачная реализация товаров, произведенных в течение предшествующего периода производства.

Теперь мы пришли ко второму важному обстоятельству. Определение размера воспроизводства в условиях частного хозяйства покоится на соизволении и благоусмотрении отдельного капиталиста. Но его движущим мотивом является присвоение прибавочной стоимости, и притом присвоение возможно более быстро прогрессирующее. Ускорение в присвоении прибавочной стоимости возможно, однако, только благодаря расширению капиталистического производства, создающего прибавочную стоимость. Крупное предприятие при производстве прибавочной стоимости имеет во всех отношениях преимущество по сравнению с мелким. Капиталистический способ производства создает, следовательно, не просто постоянный мотив для воспроизводства вообще, — он создает еще мотив для постоянного расширения  воспроизводства, для возобновления производства в больших размерах, чем раньше.

Но этого мало. Капиталистический способ производства не просто создает в жажде капиталиста получить прибавочную стоимость импульс к беспрестанному расширению воспроизводства, — он превращает это расширение прямо-таки в принудительный закон, в условие хозяйственного существования для отдельного капиталиста. При господстве конкуренции самым важным оружием отдельного капиталиста в борьбе за место на рынке сбыта является дешевизна товаров. Но все методы, имеющие целью устойчивое понижение издержек производства товаров, т. е. направленные к повышению прибавочной стоимости сверх обычной нормы не путем уменьшения заработной платы и удлинения рабочего дня, что, кстати сказать, наталкивается на разного рода затруднения, — сводятся к расширению производства. Идет ли речь об экономии на постройки и орудия производства, о применении наиболее продуктивных средств производства, о прогрессирующей замене ручного труда машинами или же о быстром использовании благоприятной рыночной конъюнктуры для приобретения дешевого сырья, — во всех этих случаях крупное производство имеет преимущества над мелким и средним производством.

Эти преимущества возрастают в весьма значительных размерах вместе с расширением предприятия. Поэтому всякое расширение одной части капиталистических предприятий в силу самой конкуренции навязывается- другим как условие их существования. Так создается непрерывная тенденция к расширению воспроизводства, которая распространяется механически-непрерывно, волнообразно по всей поверхности частного производства.

Для отдельного капиталиста расширение воспроизводства проявляется в том, что он прибавляет часть присвоенной прибавочной стоимости к капиталу, — в том, что он накопляет . Накопление, т. е. превращение прибавочной стоимости в действующий капитал, представляет собой капиталистическое выражение расширенного воспроизводства.

Расширенное воспроизводство не есть изобретение капитала. Напротив того, оно издавна является правилом для всякой исторической общественной формы, которая обнаруживает хозяйственный и культурный прогресс. Правда, простое воспроизводство, т. е. постоянное повторение процесса производства в прежнем масштабе, возможно, и мы можем его наблюдать на протяжении огромных периодов общественного развития. Таковы, например, первобытные коммунистические деревенские общины, в которых прирост населения делается возможным не благодаря постепенному расширению производства, а благодаря периодическому выделению прироста населения и основанию столь же крошечных и самодовлеющих филиальных общин. Маленькие древние ремесленные предприятия Индии или Китая также дают пример традиционного повторения производства в тех же формах и в том же масштабе, — повторения, идущего по наследству от поколения к поколению. Но во всех подобных случаях простое воспроизводство является основой и верным признаком всеобщего хозяйственного и культурного застоя. Все значительные успехи производства и памятники культуры, каковы огромные водные сооружения Востока, египетские пирамиды, большие римские дороги, греческие искусства и науки, развитие ремесла и городов средневековья, были бы невозможны без расширенного воспроизводства, ибо только постепенное расширение производства сверх непосредственных нужд и постоянный рост населения и его потребностей образуют в одно и то же время хозяйственную основу и социальное побуждение к решающим культурным успехам. Обмен, а вместе с ним возникновение классового общества и его историческое развитие вплоть до капиталистической формы хозяйства также были бы немыслимы без расширенного воспроизводства. Но в капиталистическом обществе к расширенному воспроизводству прибавляются некоторые новые характерные черты. Прежде всего оно становится здесь, как уже указано, принудительным законом для отдельного капиталиста Простое воспроизводство и даже попятное движение в воспроизводстве не исключены и при капиталистическом способе производства; напротив того, они образуют периодические явления кризисов, следующих за периодическим чрезмерным напряжением расширенного воспроизводства при высокой конъюнктуре. Но общее движение воспроизводства, проходя через периодические колебания циклической смены конъюнктур, все же идет в направлении непрерывного его расширения. Для отдельного капиталиста невозможность итти в ногу с этим общим движением означает выход из конкурентной борьбы, хозяйственную смерть.

Далее сюда присоединяются еще другие черты. При всяком чисто натуральнохозяйственном или по преимуществу натуральнохозяйственном способе производства — в аграрно-коммунистической деревенской общине Индии или в римской вилле с рабским трудом, или в феодально-крепостной вотчине средневековья — понятие и цель расширенного воспроизводства относятся только к количеству продуктов, к массе произведенных предметов потребления. Потребление как цель господствует над размером и характером как процесса труда в частности, так и воспроизводства вообще. Иное мы видим при капиталистическом способе производства. Капиталистическое производство является не производством, преследующим цели потребления, а производством стоимостей. Отношения стоимости господствуют над всем процессом производства и воспроизводства. Капиталистическое производство представляет собой не производство предметов потребления, даже не производство просто товаров, а производство прибавочной стоимости. Таким образом, расширенное воспроизводство означает с капиталистической точки зрения расширение производства прибавочной стоимости. Правда, производство прибавочной стоимости протекает в форме производства товаров и, следовательно, в конечном счете как производство предметов потребления. Однако в процессе воспроизводства эти два момента постоянно разделяются благодаря изменениям в производительности труда. Одно и то же количество капитала и прибавочной стоимости будет благодаря росту производительности представляться в виде прогрессивно увеличивающегося количества предметов потребления. Таким образом, одно лишь расширение производства в смысле изготовления большей массы потребительных стоимостей не является обязательно расширенным воспроизводством в капиталистическом смысле. Наоборот, капитал без изменения производительности труда может в известных пределах извлечь большую прибавочную стоимость путем увеличения степени эксплоатации — например уменьшением заработной платы, — не производя при этом большей массы продуктов. Но и в том и в другом случаях элементы расширенного воспроизводства одинаково производятся капиталистически. Ибо эти элементы представляют собою и прибавочную стоимость как некоторое количество стоимости и сумму вещественных средств производства. Расширение производства прибавочной стоимости как правило обусловливается увеличением капитала, а последнее — присоединением части присвоенной прибавочной стоимости к капиталу. При этом безразлично, применяется ли капиталистическая прибавочная стоимость для расширения старого предприятия или для основания нового. Расширенное воспроизводство в капиталистическом смысле приобретает, следовательно, специфическое выражение роста капитала через прогрессивное капитализирование прибавочной стоимости или, как Маркс это называет, через накопление капитала . Всеобщая формула расширенного воспроизводства при господстве капитала принимает таким, образом следующий вид:

(c + v) + m/x + m',

где m/x представляет собой капитализированную часть присвоенной в продолжение предыдущего периода прибавочной стоимости, а m' — новую прибавочную стоимость, произведенную при помощи возросшего уже капитала. Часть этой новой прибавочной стоимости в свою очередь капитализируется. Постоянное течение этих последовательных присвоений прибавочной стоимости и ее капитализаций — явлений, которые взаимно обусловливаются, — образует процесс расширенного воспроизводства в капиталистическом смысле.

Только здесь мы пришли к всеобщей абстрактной формуле воспроизводства. Рассмотрим ближе те конкретные условия, которые необходимы для осуществления этой формулы в действительности.

Сбросивши удачно на рынке свою товарную форму, присвоенная прибавочная стоимость выступает в виде определенной денежной суммы. В этом виде она обладает абсолютной формой стоимости, с которой она может начать свое движение в качестве капитала. Но в этой форме она в то же время стоит лишь у исходной точки своего движения: деньги сами по себе не могут создавать прибавочную стоимость.

Для того, чтобы часть прибавочной стоимости, предназначенная для накопления, действительно была капитализирована, она должна принять ту конкретную форму, которая только и делает ее способной действовать в виде производительного капитала, т. е. капитала, приносящего прибавочную стоимость. Для этого необходимо, чтобы она, подобно первоначальному капиталу распалась на две части: на постоянную часть — на неодушевленные средства производства, и на переменную часть, представляющую собой заработную плату. Лишь тогда ее можно будет по примеру старого капитала подвести под формулу

Но для этого недостаточно доброй воли капиталиста к накоплению, недостаточно и его «бережливости» и «воздержания», благодаря которым он употребляет большую часть прибавочной стоимости на воспроизводство, вместо того, чтобы растратить ее на свои личные удовольствия. Для этого необходимо, чтобы он нашел на товарном рынке те конкретные формы, которые он намерен придать приращению своего капитала. Он должен, во-первых, найти вещественные средства производства — сырые материалы, машины и т. д., — которые нужны ему для намеченного и избранного им рода производства, чтобы таким образом придать постоянной части капитала производительную форму. Во-вторых, доля капитала, предназначенная служить его переменной частью, также должна претерпеть превращение, а для этого необходимы двоякого рода условия: прежде всего, чтобы на рабочем рынке имелись добавочные рабочие силы в количестве, достаточном для того, чтобы привести в движение новый прирост капитала, а затем, чтобы на товарном рынке, — ведь рабочие не могут жить золотом, — имелись добавочные средства существования, на которые вновь поступающие в предприятие рабочие могли бы обменять полученную от капиталиста переменную часть капитала.

Если все эти предварительные условия налицо, капиталист может привести в движение капитализированную им прибавочную стоимость и использовать ее как функционирующий капитал для создания новой прибавочной стоимости. Но этим задача еще не решена окончательно. Новый капитал вместе с созданной прибавочной стоимостью пока еще воплощен в форме новой добавочной массы товаров определенного сорта. В этой форме новый капитал пока только еще авансирован, а созданная им прибавочная стоимость имеется лишь в форме, непригодной для ее потребления капиталистом. Чтобы новый капитал мог выполнить цель своей жизни, он должен сбросить свою товарную форму и вместе с созданной им прибавочной стоимостью вернуться в руки капиталиста в чистой форме стоимости, в виде денег. Если это не удается, то новый капитал и прибавочная стоимость целиком или частью пропадают, капитализирование прибавочной стоимости терпит неудачу, и накопление не имеет места. Следовательно, для того, чтобы накопление действительно было произведено, безусловно необходимо, чтобы добавочная масса товаров, произведенная новым капиталом, завоевала для себя место на рынке чтобы она, таким образом, могла быть реализована.

Итак, мы видим, что расширенное воспроизводство при капиталистических условиях, т. е. накопление капитала, связано с целым рядом своеобразных условий. Рассмотрим ближе эти условия. Первое условие: производство должно создавать прибавочную стоимость, так как последняя представляет собой элементарную форму, при которой только и возможно расширение капиталистического производства. Это условие должно быть соблюдено в самом процессе производства, в отношениях между капиталистом и рабочим, в производстве товаров. Второе условие: для того, чтобы прибавочная стоимость, предназначенная для расширения воспроизводства, была присвоена, она по соблюдении первого условия должна быть сперва реализована, т. е. превращена в денежную форму. Это условие ведет нас на товарный рынок, где шансы обмена решают дальнейшие судьбы прибавочной стоимости, а следовательно, и предстоящего воспроизводства. Третье условие: предполагая, что реализация прибавочной стоимости удалась и что часть реализованной прибавочной стоимости прибавлена с целью накопления к капиталу, новый капитал должен сперва принять производительную форму, т. е. форму неодушевленных средств производства и рабочей силы; далее часть капитала, обмененная на рабочую силу, должна принять форму средств существования для рабочих. Это условие ведет нас опять на товарный рынок и на рынок труда. Если здесь найдено все необходимое, то расширенное воспроизводство товаров имеет место. Но тут выступает четвертое условие: добавочная масса товаров, которая представляет новый капитал вместе с новой прибавочной стоимостью, должна быть реализована, превращена в деньги. И только если это удалось, мы можем сказать, что расширенное воспроизводство в капиталистическом смысле имело место. Это последнее условие ведет нас опять на товарный рынок.

Так капиталистическое воспроизводство и производство беспрестанно разыгрываются между местом производства и товарным рынком, между частной конторой и фабричным помещением, куда «вход посторонним строго воспрещается» и где суверенная воля отдельного капиталиста является высшим законом, — и товарным рынком, которому никто не пишет законов, и где никакая воля и никакой разум не имеют никакого значения. Но именно в произволе и анархии, господствующих на рынке, дает себя чувствовать зависимость отдельного капиталиста от общества, от совокупности производящих и потребляющих отдельных членов его. Для расширения процесса воспроизводства ему нужны дополнительные средства производства и рабочая сила, а также средства существования для ее обладателей, но наличность всех этих элементов зависит от таких моментов, обстоятельств и фактов, которые совершаются за его спиной совершенно независимо от него. Чтобы он был в состоянии реализовать возросшую массу своих продуктов, ему нужен расширенный рынок сбыта, но фактическое расширение спроса вообще и спроса на товары поставляемого им сорта в частности представляет собой явление, по отношению к которому он совершенно безвластен.

Все названные условия, в которых находит свое выражение имманентное противоречие между частным производством и потреблением и общественной связью того и другого, не представляют собой новых моментов, которые выступают лишь при воспроизводстве. Это — общие противоречия капиталистического производства, но они представляются в виде особых затруднений процесса воспроизводства, и вот по каким причинам: под углом зрения воспроизводства, в особенности воспроизводства расширенного, капиталистический способ производства выступает не только в своих общих и основных характерных чертах, но и в определенном ритме движения, как процесс в его непрерывности, причем выступает наружу специфическое сцепление между отдельными зубчатыми колесиками его периодов производства. С этой точки зрения вопрос ставится, следовательно, не в его общей формулировке, которая гласит так: как может отдельный капиталист найти нужные ему средства производства и рабочие силы, как может он сбыть на рынке произведенные товары, несмотря на то, что нет никакого общественного контроля и планомерности, которые приводили бы в соответствие производство и спрос? Ответ на этот общий вопрос таков: с одной стороны, тяга отдельных капиталов к прибавочной стоимости конкуренция между ними, а также автоматическое действиё капиталистической эксплоатации и капиталистической конкуренции заботятся как о том, чтобы были произведены разные, товары — в том числе средства производства, — так и о том, чтобы в распоряжении капиталиста был растущий класс пролетаризированных рабочих; с другой стороны, отсутствие в этих связях планомерности проявляется в том, что согласование спроса и предложения двигается во всех областях только благодаря постоянным отклонениям от их точки совпадения, благодаря ежечасным колебаниям цен и периодическим колебаниям конъюнктур и кризисов.

Под углом зрения воспроизводства вопрос ставится иначе: как возможно, что протекающее без всякого плана снабжение рынка средствами производства и рабочей силой и неподдающиеся предвидению изменчивые условия сбыта обеспечивают отдельному капиталисту соответствующие потребностям его накопления — и, следовательно, возрастающие в известных количественных отношениях — массы и сорта средств производства, рабочие силы и возможность сбыта?

Рассмотрим ближе этот вопрос. Пусть капиталист производит согласно известной нам формуле в следующей пропорции:

40c + 10v + 10m,

где постоянный капитал в четыре раза больше переменного, и норма эксплоатации равняется 100%. Количество товара представит тогда стоимость в 60 единиц. Предположим, что капиталист в состоянии капитализировать половину своей прибавочной стоимости и что он прибавляет ее к старому капиталу соответственно его составу.

Следующий период производства можно было бы выразить в такой формуле:

44c + 11v + 11m = 66.

Положим, что капиталист и в дальнейшем будет в состоянии капитализировать половину своей прибавочной стоимости, и что он может это проделывать каждый год. Для того чтобы он мог это осуществлять, недостаточно, чтобы он вообще находил средства производства, рабочие силы и район для сбыта, — он должен находить их в определенной прогрессии, соответствующей прогрессу его накопления.

Глава вторая. Анализ процесса воспроизводства у Кэнэ и у Адама Смита

До сих пор мы рассматривали воспроизводство с точки зрения отдельного капиталиста, этого типичного представителя и агента воспроизводства, которое всегда осуществляется отдельными частнокапиталистическими предприятиями. Это рассмотрение уже достаточно выявило перед нами трудности проблемы. Но трудности необыкновенно возрастают и усложняются, лишь только мы от отдельного капиталиста обращаемся ко всей совокупности капиталистов.

Уже поверхностный взгляд на вещи показывает, что капиталистическое воспроизводство как общественное целое не следует понимать просто как механическую сумму воспроизводств отдельных частных капиталистов. Мы видели, например, что одной из основных предпосылок для расширенного воспроизводства отдельного капиталиста является соответствующее расширение возможности сбыта на товарном рынке. Это расширение возможности сбыта может удаваться отдельному капиталисту не только благодаря абсолютному расширению рамок сбыта, взятого целиком, но и благодаря конкурентной борьбе с другими разрозненными капиталистами, так что одному идет на пользу то, что для другого или для многих других вытесненных с рынка капиталистов является убытком. В этом случае один капиталист расширяет воспроизводство за счет сокращения воспроизводства, на которое вынуждается другой капиталист. Один капиталист сумеет осуществить расширенное воспроизводство, а другие не смогут даже вести простого воспроизводства; в капиталистическом же обществе в целом произойдет лишь внутреннее перемещение, а не количественное изменение воспроизводства. Расширенное воспроизводство одного капиталиста может быть осуществлено за счет тех средств производства и рабочих сил, которые освободились вследствие банкротства, т. е. полной или частичной остановки воспроизводства других капиталистов.

Эти повседневные явления показывают, что воспроизводство всего общественного капитала представляет собой нечто иное, чем бесконечно возрастающее воспроизводство отдельного капиталиста; более того, что процессы воспроизводства отдельных капиталов беспрестанно перекрещиваются и что их действия могут во всякий момент парализовать друг друга в большей или меньшей степени. Следовательно, прежде чем исследовать механизм и законы всего капиталистического воспроизводства, необходимо поставить вопрос, что мы, собственно, должны понимать под воспроизводством капитала, взятого в целом, и возможно ли вообще из всей беспорядочной массы бесчисленных движений отдельных капиталов, — движений, которые каждое мгновение меняются согласно законам, не поддающимся контролю и предвидению, и которые отчасти протекают параллельно друг другу, а отчасти перекрещиваются и парализуют друг друга, — возможно ли нечто подобное конструировать как воспроизводство всего капитала? Существует ли вообще совокупный общественный капитал, и, во всяком случае, что представляет собой это понятие в реальной действительности? Это первый вопрос, который должно себе поставить научное исследование законов воспроизводства. Отец школы физиократов Кенэ, который на заре политической экономии и буржуазного хозяйственного строя подошел к проблеме с классическим бесстрашием и простотой, без всяких околичностей принял существование совокупного капитала как реально действующей величины, как чего-то само собой понятного. Его знаменитое и никем до Маркса не разгаданное «Tableau economique» представляет в нескольких цифрах движение воспроизводства всего капитала, причем Кенэ в то же время обращает внимание на то, что это движение следует понимать в форме товарного обмена, т. е. как процесс обращения. «Tableau», показывает, как годовой продукт национального производства определенной стоимости распределяется посредством обращения так, чтобы производство снова могло вступить в свои права. «Бесчисленные индивидуальные акты обращения с самого начала объединяются в характерно-общественное массовое движение — в обращение между крупными функционально-определенными экономическими классами общества»[65].

По Кенэ общество состоит их трех классов: из класса производительного, т. е. из сельских хозяев, из класса бесплодного (sterile), охватывающего всякую деятельность, кроме сельского хозяйства, — промышленность, торговлю и либеральные профессии, — и из класса земельных собственников, включая сюда суверенов и получателей десятины. Весь национальный продукт выступает перед нами как масса средств продовольствия и сырых материалов стоимостью в 5 миллиардов ливров, находящаяся в руках производительного класса. Из этой суммы два миллиарда представляют собой годовой оборотный капитал сельского хозяйства, один миллиард — годовое снашивание основного капитала, а два миллиарда — чистый доход, который переходит к земельным собственникам. Кроме этого совокупного продукта, сельские хозяева, — которые мыслятся здесь чисто капиталистически, как арендаторы, — имеют на руках два миллиарда ливров деньгами. Обращение протекает таким образом: класс арендаторов уплачивает земельным собственникам в качестве арендной платы два миллиарда деньгами (результат предшествующего периода обращения), на эту сумму класс земельных собственников покупает на один миллиард средства существования у арендаторов, а на другой миллиард — продукты промышленности у класса бесплодных. Арендаторы, с своей стороны, покупают на вернувшийся к ним миллиард продукты промышленности, после чего бесплодный класс покупает на имеющиеся у него на руках два миллиарда продукты сельского хозяйства: за один миллиард он покупает сырье и проч. для возмещения годового капитала предприятий и за один миллиард — средства существования. Так деньги, наконец, возвращаются к своей исходной точке — к классу арендаторов, продукт распределен между всеми классами, так что потребление всех обеспечено, производительный и бесплодный классы в то же время возобновили свои средства производства, а класс земельных собственников получил свой доход. Предпосылки воспроизводства все налицо, условия обращения все соблюдены, и воспроизводство может начать свой регулярный ход[66]. Насколько неудовлетворительно и примитивно это представление при всей гениальности его замысла, мы увидим в ходе дальнейшего исследования. Во всяком случае Кенэ нужно здесь воздать должное за то, что он на заре научной политической экономии не питал ни малейшего сомнения в возможности представить весь общественный капитал и его воспроизводство как нечто целое. Однако уже Адам Смит, давая более глубокий анализ капиталистических отношений, в то же время начинает вносить путаницу в ясные и мощные штрихи картины, данной физиократами. Смит разрушил всю основу научного понимания капиталистического процесса, взятого в целом. Он сделал это, дав тот ложный анализ цен, который, начиная с него, долгое время господствовал в буржуазной экономии. Мы говорим именно о той теории, согласно которой стоимость товара хотя и представляет собой массу затраченного на него труда, но цена в то же время слагается из трех составных частей: из заработной платы, прибыли на капитал и земельной ренты. Так как это должно, очевидно, относиться и ко всей совокупности товаров, ко всему национальному продукту, то мы приходим к поразительному открытию: стоимость капиталистически произведенных товаров в ее совокупности представляет собою сумму всей выплаченной заработной платы плюс прибыль на капитал и рента, т. е. плюс совокупная прибавочная стоимость; она, следовательно, может возместить все эти элементы; постоянному же капиталу, примененному при производстве этих товаров, не соответствует никакая часть стоимости товарной массы, v + m — такова по Смиту формула стоимости всего капиталистического продукта. «Эти три части (заработная плата, прибыль и земельная рента), — говорит Смит, выясняя свой взгляд на примере зернового хлеба, — оказывается, составляют непосредственно или в последнем итоге всю цену зернового хлеба. Можно было бы, быть может, признать необходимым прибавить еще четвертую часть, чтобы возместить снашивание рабочего скота и орудий. Но следует принять во внимание, что цена какой бы то ни было принадлежности земледелия складывается опять-таки из тех же трех частей; так, например, цена рабочей лошади составляется, во-первых, из ренты на землю, на которой она выращена, во-вторых, из труда по уходу за ней и, в-третьих, из прибыли арендатора, который авансирует ренту с этой земли и плату за этот труд. Следовательно, если цена зернового хлеба содержит стоимость лошади, равно как и издержки по ее содержанию, то она все же косвенно или непосредственно распадается на три названные составные части: на земельную ренту, на труд и на прибыль на капитал»[67]. Отсылая нас таким образом по выражению Маркса от Понтия к Пилату, Смит беспрестанно все снова и снова разлагает постоянный капитал на v + m. У Смита, конечно, были иногда сомнения, и он высказывал противоположные мнения. Во второй книге он говорит: «В первой книге показано, что цена большинства товаров распадается на три части, из коих одна идет на заработную плату, другая — на прибыль на капитал и третья — на земельную ренту, — на части, которые были затрачены на производство товара и на его доставку на рынок. Так как это справедливо по отношению ко всякому отдельно взятому товару, то это, как уже замечено, должно быть справедливо для всех товаров в их совокупности, составляющих весь годовой продукт земли и труда каждой страны. Вся цена или меновая стоимость этого годового дохода должна распадаться на те же три части и распределяться между различными обитателями страны или как плата за их труд, или как прибыль на их капитал, или как рента с их земли». Здесь Смит приходит в смущение и непосредственно после этого заявляет:

«Хотя совокупная стоимость названного годового дохода и распределяется подобным образом между разными жителями страны, образуя их доход, но мы в последнем точно так же, как и в ренте частного имения, должны отличать валовую ренту от чистой ренты».

«Валовая рента частного имения состоит из того, что уплачивает арендатор, чистая рента — из того, что остается у земельного собственника после вычета расходов по управлению, ремонту и проч., или из того, что он без вреда для своего имения может отнести к своему потребительскому запасу и израсходовать на стол, на семью, на украшение квартиры, на домашнюю утварь, на личные удовольствия и развлечения. Его действительное богатство зависит не от его валовой ренты, а от его чистой ренты».

«Валовой доход всех обитателей большой страны заключает в себе весь годовой продукт земли и труда, чистый доход — часть, остающуюся в их распоряжении за вычетом из валового дохода расходов по содержанию, во-первых, их основного капитала, во-вторых, оборотного капитала, или ту часть, которую они, не трогая своего капитала, могут отнести к своему потребительскому запасу или израсходовать на свое содержание, комфорт и удовольствия. Их действительное богатство тоже пропорционально не валовому, а чистому доходу»[68].

Но Смит вводит сюда часть стоимости совокупного продукта, соответствующую постоянному капиталу только для того, чтобы тотчас же устранить ее, разложивши ее на заработную плату, прибыль и ренту. И он в конце концов остается при своем объяснении:

«…Как машины, инструменты и пр., составляющие основной капитал отдельных людей или всей их совокупности, не представляют собой части валового чистого дохода, точно так же и деньги, при посредстве которых весь общественный доход распределяется равномерно между всеми членами общества, не представляют собой составной части этого дохода»[69].

Постоянный капитал [который называется у Смита основным (fixed), а в неуклюжем переводе Левенталя «прочнолежащим» (festliegend)] ставится таким образом на одну ступень с деньгами; он вообще не входит в совокупный продукт общества (в его «валовой доход»); постоянный капитал и не существует как часть стоимости совокупного продукта!

Но так как даже король теряет свои права там, где ничего нет, то очевидно, что из обращения, из взаимного обмена частей составленного таким образом совокупного продукта можно добиться лишь реализации заработных плат (v) и прибавочной стоимости (m), но отнюдь не возместить постоянный капитал. Продолжение воспроизводства оказывается невозможным. Правда, Смит хорошо знал, и ему не приходило в голову отрицать, что каждый отдельный капиталист, кроме фонда заработной платы, т. е. переменного капитала, нуждается для производства еще в постоянном капитале. Но в приведенном выше анализе цен товаров постоянный капитал загадочным образом исчез бесследно для всего капиталистического производства, и проблема воспроизводства всего общественного капитала была тем самым совершенно запутана. Если самая элементарная предпосылка проблемы воспроизводства — анализ совокупного общественного капитала — потерпела фиаско, то ясно, что такая же судьба должна была постигнуть и весь анализ в целом. Ошибочную теорию Адама Смита переняли Рикардо, Сэй, Сисмонди и др., и все они при рассмотрении проблемы воспроизводства спотыкались на этом элементарном затруднении — на анализе совокупного капитала.

С самого начала научного анализа к этой трудности примешивалась другая. Что такое совокупный капитал общества? Применительно к отдельному капиталисту дело ясно: его затраты на предприятие составляют его капитал. Стоимость его продукта, — предполагая капиталистический способ производства и, следовательно, наемный труд, — приносит ему, кроме всех его издержек, еще некоторый излишек, прибавочную стоимость, которая является не возмещением, его капитала, а чистым доходом, и которую он может потребить целиком без ущерба для своего капитала; она, таким образом, является его потребительным фондом. Капиталист может, конечно, «сберечь» часть этого чистого дохода, он может, не израсходовав ее на личное потребление, присоединить ее к капиталу, но это уже нечто другое, — это новый процесс, образование нового капитала, который вместе с соответствующим излишком также возмещается из последующего воспроизводства. Но во всех случаях капитал отдельного лица представляет собой то, что ему нужно было для производства в качестве аванса для предприятия, а доход — то, что он израсходовал или мог израсходовать как фонд потребления. Если мы обратимся к капиталисту и спросим его, что такое заработная плата, которую он уплачивает своим рабочим, то он ответит, что это, очевидно, часть капитала его предприятия. Но если мы спросим, что представляет собой эта заработная плата для рабочих, получивших ее, то ответ отнюдь не будет гласить, что это — капитал, ибо для рабочих полученная ими заработная плата представляет собой не капитал, а доход, фонд потребления. Возьмем другой пример. Собственник машиностроительного завода производит машины; его ежегодный продукт слагается из известного количества машин. В этом годовом продукте, в его стоимости, заключен как авансированный капитал, так и добытый чистый доход. Одна часть произведенных в его предприятии машин вследствие этого представляет его доход и предназначена реализовать этот доход в процессе обращения, в обмене. Но тот, кто покупает у нашего заводчика его машины, покупает их, очевидно, не как доход и не для того, чтобы потребить их, а для того, чтобы применить их как средства производства; для него эти машины являются капиталом.

Эти примеры приводят нас к следующему выводу: то, что для одного является капиталом, является для другого доходом, и наоборот. Как же при данных обстоятельствах может быть конструирован совокупный капитал общества? На деле почти вся научная экономия до Маркса пришла к заключению, что совокупного общественного капитала вовсе не существует[70]. У Смита точно также, как и у Рикардо, мы находим еще в этом вопросе колебания и противоречия. Какой-нибудь Сэй заявляет уже категорически:

«Таким образом происходит распределение в обществе совокупной стоимости продуктов. Я говорю совокупной  стоимости, ибо, если моя прибыль представляет лишь часть стоимости продукта, в производстве которого я принимал участие, то остальная часть образует прибыль моих сопроизводителей. Суконный фабрикант покупает у фермера шерсть, он выплачивает заработную плату разного рода рабочим и продает полученное таким образом сукно по цене, которая возвращает ему издержки и оставляет некоторую прибыль. Как прибыль, как фонд дохода его предприятия, он рассматривает только то, что у него после вычета его издержек остается в виде чистого дохода. Но эти издержки были не чем иным, как авансами, которые он дает другим производителям разных частей дохода и которые он возмещает себе из валовой стоимости сукна. То, что он заплатил фермеру за шерсть, было доходом сельского хозяина, его пастухов и собственника арендуемого имения. Своим чистым продуктом  арендатор считает только то, что у него остается после расчета с рабочими и с собственником арендуемой им земли, но то, что он уплатил им, является частью их дохода: для рабочих это была заработная плата, а для землевладельца — арендная плата; следовательно, для одного это был доход от его труда, для другого доход от его земли. И стоимость сукна все это возместила. Нельзя себе представить ни одной части стоимости этого сукна, которая не служила бы для того, чтобы оплатить чей-нибудь доход. Вся стоимость сукна исчерпывается именно таким образом.

Отсюда видно, что выражение чистый продукт  приложимо только к отдельному предпринимателю, но что доход отдельных лиц, взятых вместе, или доход общества равняется национальному сырому продукту  земли, капиталов и индустрии (Сэй называет так труд). Это разрушает (ruine) систему экономистов восемнадцатого века (физиократов), которые считали доходом общества только чистый продукт земли и выводили отсюда, что общество может потребить лишь стоимость, соответствующую этому чистому продукту, как будто бы общество не могло потребить всю созданную им стоимость»[71].

Сэй обосновывает эту теорию характерным образом. В то время как Адам Смит  пытался доказать свою теорию тем, что он переносил каждый частный капитал на место его производства, чтобы представить его только как продукт труда, и понимал всякий продукт труда строго капиталистически, как сумму оплаченного и неоплаченного труда, как v + m, и таким образом приходил в конце концов к разложению всего продукта общества на v + m, — Сэй, конечно, ничтоже сумняшеся, спешит перевести эти классические ошибки на язык плоской вульгарщины. Ход доказательства Сэя покоится на том, что предприниматель на любой стадии производства платит  за средства производства (которые для него  являются капиталом) другим лицам, именно представителям предыдущих стадий производства, и что эти лица, со своей стороны, часть этой платы оставляют в собственном кармане как доход, а часть ее употребляют для возмещения издержек, которые они сами авансировали для того, чтобы оплатить доход еще других лиц. Смитовская бесконечная цепь процессов труда превращается у Сэя в бесконечную цепь взаимных авансов дохода и их возвращения благодаря продаже; даже рабочий выступает здесь как лицо, находящееся в совершенно одинаковом положении с предпринимателем: в виде заработной платы ему «авансируется» его доход, который он оплачивает выполненной работой. Таким образом окончательная стоимость совокупного общественного продукта представляется как сумма, состоящая исключительно только из «авансированных» доходов; она целиком уходит на то, чтобы в процессе обмена возместить все авансы. Для поверхностности Сэя характерно, что он демонстрирует общественные связи капиталистического воспроизводства на примере производства часов, — на отрасли в ту пору (а отчасти еще и теперь) чисто мануфактурной, — в котором «рабочие» фигурируют и как мелкие предприниматели, а процесс производства прибавочной стоимости маскируется последовательными меновыми актами простого товарного производства.

Таким путем Сэй приводит внесенную Смитом путаницу к самому грубому выражению: вся производимая ежегодно обществом масса продуктов входит своей стоимостью только в доход; она, следовательно, ежегодно целиком потребляется. Возобновление производства без капитала, без средств производства, выступает как загадка, а капиталистическое воспроизводство — как неразрешимая проблема.

Если оценить сдвиг, который претерпела проблема воспроизводства от физиократов до Адама Смита, то нельзя не признать, что она отчасти подвинулась вперед, но отчасти сделала и шаг назад. Для экономической системы физиократов было характерно предположение, что только сельское хозяйство создает излишек, т. е. прибавочную стоимость, что земледельческий труд является единственным — в капиталистическом смысле — производительным трудом. Соответственно этому мы видим в «Tableau economique», что «стерильный» класс мануфактурных рабочих создает лишь стоимость тех двух миллиардов, которые он потребляет в виде сырых материалов и средств существования. Соответственно этому же все мануфактурные товары переходят наполовину к классу арендаторов, а наполовину к классу земельных собственников, в то время как сам мануфактурный класс вовсе не потребляет собственных продуктов. Таким образом мануфактурный класс в своей товарной стоимости воспроизводит, собственно говоря, только потребленный оборотный капитал; дохода класса предпринимателей здесь вовсе не создается. Единственный доход общества сверх всех капитальных затрат, выступающий в обращение, создается в сельском хозяйстве и в виде земельной ренты потребляется земельными собственниками, в то время как класс арендаторов (фермеров) только возмещает свой капитал: 1 миллиард процентов на основной капитал и 2 миллиарда оборотного капитала, который во всех своих материальных частях состоит на две трети из сырых материалов и средств существования и на одну треть из продуктов мануфактур. Далее обращает на себя внимание то обстоятельство, что Кенэ допускает существование основного капитала, — который он, в отличие от avances annuelles, называет avances primitives, — вообще только в сельском хозяйстве. Мануфактура у него работает, повидимому, без всякого основного капитала, только с ежегодно оборачивающимся оборотным капиталом; соответственно этому она в своей годовой товарной массе совершенно не создает части стоимости для возмещения изнашивания основного капитала (как построек, орудий производства и так далее)[72].

По сравнению с этими очевидными недостатками английская классическая школа делает решительный шаг вперед прежде всего тем, что она объявляет всякий  род труда производительным, т. е. тем, что она открывает создание прибавочной стоимости как в мануфактуре, так и в сельском хозяйстве. Мы говорим: английская классическая школа, потому что даже Адам Смит в этом отношении, несмотря на ясность и определенность своих заявлений в указанном смысле, при случае сам преспокойно возвращается к физиократическим воззрениям; лишь у Рикардо теория трудовой стоимости получает то высшее и последовательнейшее развитие, какого она только могла достигнуть в рамках буржуазного понимания. А отсюда получился вывод, что мы в мануфактурной части всего общественного производства должны точно так же, как и в сельском хозяйстве, допустить ежегодное производство некоторого излишка над всеми затратами капитала — некоторого чистого дохода, т. е. прибавочной стоимости[73]. С другой стороны, Смит, благодаря открытию производительного свойства — свойства создавать прибавочную стоимость — в любого  рода труде — в мануфактуре или в сельском хозяйстве, безралично, — пришел к тому, что сельскохозяйственный труд, помимо земельной ренты для класса земельных собственников, должен еще производить и для класса арендаторов излишек над всеми затратами капитала. Так рядом с возмещением капитала возник и ежегодный доход класса арендаторов[74]. Наконец,

«Труд фабричного рабочего (прибавляет) к стоимости обрабатываемых им сырых материалов стоимость его собственного содержания и прибыли его хозяина; напротив, труд слуги не прибавляет никакой новой стоимости. Хотя фабричный рабочий и получает заработную плату от своего хозяина в виде аванса, но он в действительности не вводит последнего в издержки, потому что он повышенной стоимостью выработанных предметов обыкновенно возмещает ему эти издержки с прибавлением некоторой прибыли». (L. с., стр. 341.)

Смит путем систематической разработки введенных Кенэ понятий avances primitives и avances annuelles под рубрикой основного и оборотного капитала между прочим выяснил, что мануфактурная часть общественного производства точно так же, как и сельское хозяйство, нуждается, помимо оборотного капитала, еще в основном капитале, а следовательно, и в соответствующей части стоимости для возмещения изнашивания этого капитала. Таким образом Смит шел прямо к тому, чтобы привести в систему понятия капитал и общественный доход и дать им точное определение. Достигнутый им в этом отношении апогей ясности выражается в следующей формулировке:

«Хотя весь годовой продукт земли и труда любой страны в последнем счете, несомненно, предназначен для потребления ее жителей и для того, чтобы доставлять этим последним доход, но лишь только он отделяется от земли, которая его произвела, или выходит из рук производительных рабочих, как он естественно распадается на две части. Одна из этих частей — и часто наибольшая — предназначена прежде всего для восстановления капитала или для возобновления средств существования, сырых материалов и готовых товаров, взятых из капитала; другая часть предназначена образовать доход или для собственника этого капитала как его прибыль, или для кого-нибудь другого как его земельная рента[75].

Валовой доход всех обитателей большой страны заключает в себе весь годовой продукт земли и труда; чистый доход — часть, остающуюся в их распоряжении за вычетом из валового дохода расходов по содержанию, во-первых, их основного капитала, во-вторых, их оборотного капитала; или ту часть, которую они, не трогая своего капитала, могут отнести к своему потребительскому запасу или израсходовать на свое содержание, комфорт и удовольствия. Их действительное богатство тоже пропорционально не их валовому, а чистому доходу»[76].

Понятия общественного капитала и дохода выступают здесь в общей и более строгой формулировке, чем в «Tableau economique»; понятие общественный доход уже не связывается исключительно с сельским хозяйством; капитал в его двух формах — в форме основного и оборотного капиталов — становится основой всего общественного производства. Вместо чреватого ошибками разграничения между двумя отраслями производства, между сельским хозяйством и мануфактурой, здесь выдвигаются на первый план другие категории функционального значения; различие между капиталом и доходом и, далее, между основным и оборотным капиталом. Отсюда Смит переходит к анализу взаимоотношений и превращений этих категорий в их общественном движении: в производстве и в обращении, т. е. в их общественном процессе воспроизводства. Он отмечает коренное различие между основным и оборотным капиталом с общественной точки зрения: «Все затраты на поддержание основного капитала, очевидно, подлежат исключению из чистого дохода общества. В этот доход не могут входить в качестве составных частей ни сырые материалы, необходимые для содержания в надлежащем виде его полезных машин, промышленных орудий, строений и т. д., ни продукт труда, который требуется для превращения этих сырых материалов в надлежащую форму. Цена этого труда, конечно, будет составлять часть совокупного чистого дохода, так как рабочие, занятые в этой области, могут свою заработную плату вложить в запас, предназначенный для их непосредственного потребления. Но в других областях труда в этот фонд потребления входит как цена, так и продукт; его цена входит в фонд потребления рабочего, а его продукт — в соответствующий фонд других лиц, жизненные средства, комфорт и удовольствия которых повышаются благодаря труду этих рабочих»[77].

Здесь Смит наталкивается на важнейшее различие между рабочими, производящими средства производства, и рабочими, производящими средства потребления. Относительно первых он замечает, что та составная часть стоимости, которую они создают для возмещения их заработной платы, появляется на свет в виде средств производства (как сырье, машины и пр.), т. е. что часть продукта, составляющая доход рабочего, существует в такой натуральней форме, которая никак не может служить для потребления. Что касается последней категории рабочих, то Смит замечает, что здесь, напротив того, совокупный продукт, следовательно, как содержащаяся в нем часть стоимости, которая возмещает заработную плату (доход) рабочих, так и остальная часть (Смит этого не высказывает, но по смыслу его вывод должен гласить следующее: так и часть, представляющая потребленный основной капитал) выступает в виде средств потребления. Мы увидим дальше, насколько близко подошел здесь Смит к тому исходному положению, с которого Маркс начал анализ проблемы. Однако общее заключение, при котором остался сам Смит, не проследив далее основного вопроса, таково: все то, что предназначено для содержания и возобновления основного капитала общества, нельзя считать чистым доходом последнего.

Другое дело — оборотный капитал.

«Если таким образом все расходы по содержанию основного капитала по необходимости исключаются из чистого дохода общества, то этого однако нельзя сказать об оборотном капитале. Из четырех составных частей оборотного капитала — денег, средств существования, сырых материалов и готовых товаров — три последние части, как уже указано, регулярно извлекаются из него и приобщаются либо к основному капиталу, либо к запасу общества, предназначенному для непосредственного потребления. Та часть этих годных для потребления товаров, которая не обращается на содержание основного капитала, присоединяется к запасу, предназначенному для потребления, и образует часть чистого дохода общества. Следовательно, содержание этих трех составных частей оборотного капитала отнимает от чистого дохода общества лишь столько, сколько необходимо взять из ежегодного дохода для содержания основного капитала»[78].

Итак Смит объединил здесь под категорией оборотного капитала попросту все, кроме приложенного уже постоянного капитала, — следовательно, как средства существования и сырые материалы, так и весь не реализованный еще товарный капитал (сюда вошли, стало быть, отчасти вторично те же средства существования и сырые материалы и отчасти товары, которые соответственно своей вещественной форме предназначены для возмещения основного капитала), — и сделал понятие оборотного капитала двусмысленным и неопределенным. Но среди этой путаницы он проводит дальнейшее очень важное различие:

«Оборотный капитал общества в этом отношении отличается от оборотного капитала отдельного лица. Оборотный капитал последнего ни в коем случае не является частью его чистого дохода, который должен происходить исключительно только из прибыли. Но хотя оборотный капитал каждого отдельного лица составляет часть оборотного капитала общества, к которому это лицо принадлежит, однако он отнюдь не безусловно исключается из чистого дохода этого общества».

Смит разъясняет сказанное следующим примером:

«Хотя все товары в лавке торговца отнюдь не могут быть отнесены к запасу, предназначенному для его собственного непосредственного потребления, тем не менее они могут входить в потребительный фонд других людей, которые доходами, полученными иными путями, регулярно возмещают торговцу стоимость его товаров вместе с его прибылью, так что это не влечет за собой уменьшения ни его, ни их капитала»[79].

Смит вывел здесь фундаментальные категории по отношению к воспроизводству и движению всего общественного капитала. Основной и оборотный капитал, частный капитал и общественный капитал, частный доход и общественный доход, средства производства и средства потребления выдвигаются здесь как важные категории и отчасти намечены в их действительном, объективном перекрещивании, отчасти же тонут в субъективных теоретических противоречиях смитовского анализа. Сжатая, строгая и классически ясная схема физиократов превращена здесь в груду понятий и соотношений, которые на первый взгляд представляют собой хаос. Но из этого хаоса выступают уже наполовину новые связи общественного процесса воспроизводства, схваченные глубже, современнее и жизненнее, чем у Кенэ, но они остаются в этом хаосе незаконченными, подобно рабу Микель Анджело в глыбе мрамора.

Это то, что Смит вносит в проблему. Но он в то же время берется за нее совсем с другой стороны — со стороны анализа стоимости. Как раз теория о способности всякого труда создавать стоимость — теория, вышедшая за пределы физиократических представлений, — равно как строгое капиталистическое разграничение всякого труда на труд оплаченный (возмещающий заработную плату) и неоплаченный (создающий прибавочную стоимость) и, наконец, строгое разделение прибавочной стоимости на ее две главные категории: на прибыль и земельную ренту, — все эти положения, являющиеся прогрессом по отношению к физиократическому анализу, привели Смита к тому странному утверждению, согласно которому цена всякого товара состоит из заработной платы плюс прибыль, плюс земельная рента или, короче, в символах Маркса, из v + m. Отсюда вытекало, что совокупность ежегодно производимых обществом товаров по своей общей стоимости распадается без остатка на две части: на заработную плату и прибавочную стоимость. Категория капитала здесь внезапно совершенно исчезла; общество не производит ничего, кроме дохода, ничего, кроме средств потребления, которые целиком и потребляются обществом. Воспроизводство без капитала становится загадкой, а анализ проблемы в целом делает огромный шаг назад по сравнению с физиократами.

Последователи Смита берутся за его двойственную теорию как раз с ее неправильной стороны. В то время как серьезные попытки к точной постановке проблемы, которые он делает во второй книге, вплоть до Маркса никем не затрагивались, данный им в первой книге неправильный в своей основе анализ цен большинством его последователей был превознесен в виде драгоценного наследия и принят без критики, как у Рикардо , или закреплен в виде плоской догмы, как у Сэя. Там, где у Смита были чудотворные сомнения и будящие мысль противоречия, у Сэя выступила высокомерная самоуверенность вульгаризатора. Смитовское наблюдение, согласно которому то, что для одного является капиталом, может быть для другого доходом, для Сэя становится основанием, чтобы вообще объявить абсурдом всякое различие между капиталом и доходом в общественном масштабе. Напротив того, абсурдное положение, по которому вся стоимость годичного производства входит единственно только в доходы и потребляется, Сэй возводит в дозу абсолютной значимости. Так как общество таким образом потребляет ежегодно без остатка весь продукт, то общественное воспроизводство, которое начинается при этом без средств производства, обращается в ежегодное повторение библейского чуда — сотворения мира из ничего. В таком положении проблема воспроизводства оставалась до Маркса.

Глава третья. Критика смитовского анализа

Резюмируем выводы, к которым привел смитовский анализ. Они могут быть выражены в следующих положениях:

1. Существует основной капитал общества, который ни одной своей частью не входит в чистый доход последнего. Этот основной капитал образуют «сырые материалы, при помощи которых должны содержаться в исправности полезные машины, и промышленные орудия», и «продукт труда, который требуется для превращения этих сырых материалов в надлежащий вид». Смит еще резко противопоставляет производство этого основного капитала производству непосредственных средств существования, как особую категорию. Этим самым он фактически превращает основной капитал в то, что Маркс называет постоянным, т. е. в часть капитала, которая в противоположность рабочей силе состоит из вещественных средств производства.

2. Существует оборотный капитал общества. Но после выделения из него «основного» (читай: постоянного) капитала остается лишь категория средств существования, которая однако образует для общества не капитал, а чистый доход, фонд потребления.

3. Капитал и чистый доход отдельных лиц не совпадают с капиталом и чистым доходом общества. То, что для общества является только основным (читай: постоянным) капиталом, для отдельных лиц может быть не капиталом, а доходом, фондом потребления, именно в тех частях стоимости основного капитала, которые представляют собою заработную плату и прибыль капиталистов. Наоборот, оборотный капитал отдельных лиц может быть для общества доходом, а не капиталом, именно поскольку он представляет средства существования.

4. Производимый ежегодно совокупный общественный продукт вообще не содержит в своей стоимости ни атома капитала, а целиком распадается на три вида дохода: на заработную плату, прибыль на капитал и земельную ренту.

Тот, кто из приведенных здесь фрагментов мысли пожелал бы составить себе картину годового воспроизводства всего общественного капитала и его механизма, должен был бы отчаяться в этой задаче. Как общественный капитал при всем этом ежегодно обновляется, как потребление всех гарантируется доходом и как совместить с этим точки зрения отдельных лиц на их капитал и доход, — все это еще бесконечно далеко от разрешения. Но нужно себе представить всю путаницу идей и всю массу противоречивых точек зрения, чтобы судить о том, сколько света внес впервые Маркс в эту проблему.

Если мы начнем с последнего догмата Адама Смита, то этого одного достаточно, чтобы проблема воспроизводства в классической политической экономии потерпела крушение. Корень странного смитовского представления, согласно которому стоимость всего продукта общества должна без остатка распадаться исключительно на заработную плату, прибыль и земельную ренту, покоится как раз на его своеобразном научном понимании теории стоимости. Труд — источник всякой стоимости. Всякий товар, рассматриваемый как стоимость, является продуктом труда, и только. Но всякий выполненный труд, как труд наемный, — это отождествление человеческого труда с капиталистическим наемным трудом как раз является у Смита классическим, — в то же время представляет собой возмещение затраченных заработных плат плюс излишек от неоплаченного труда в виде прибыли капиталистов и ренты земельных собственников. То, что верно для отдельного товара, должно быть верно и для всех товаров, взятых вместе. Вся товарная масса, которая ежегодно производится обществом как некоторое количество стоимости, является продуктом труда, и притом как оплаченного, так и неоплаченного; она, стало быть, тоже распадается только на заработную плату, прибыль и земельную ренту. Конечно, при всякой работе принимаются еще во внимание сырые материалы, орудия и т. д. Однако что же такое эти сырые материалы и орудия, как не продукты труда, и притом опять-таки труда отчасти оплаченного и отчасти неоплаченного? Мы можем до бесконечности продолжать цепь смитовских рассуждений и как угодно поворачивать вопрос, но мы в стоимости и в цене любого товара не найдем ничего такого, что не было бы просто человеческим трудом. Но всякий труд распадается на часть, которая возмещает заработные платы, и на другую часть, которая, идет капиталистам и земельным собственникам. Нет ничего, кроме заработной платы и прибыли, но есть все же капитал — капитал отдельных лиц и капитал общества. Итак, как выйти из этого явного противоречия? Что здесь действительно был налицо крайне сложный теоретический вопрос, доказывает тот факт, что сам Маркс, — как это можно проследить по его «Теориям прибавочной стоимости», ч. I, стр. 179–252, — долгое время вникал в сущность проблемы, не подвигаясь вперед и не находя ее решения. Но решение проблемы все же блестяще ему удалось, именно на основе его теории стоимости. Смит был вполне прав: стоимость всякого товара, взятого в отдельности, или всех товаров в их совокупности представляет собой не что иное, как труд. Он был прав и далее, когда он говорил: всякий труд (рассматриваемый капиталистически) распадается на труд оплаченный (возмещающий заработные платы) и неоплаченный (который в виде прибавочной стоимости переходит к разным классам, владеющим орудиями производства). Но он забыл или, скорее, упустил из виду, что труд наряду со способностью создавать новую стоимость, обладает еще способностью переносить на новый товар, произведенный при помощи средств производства, старую стоимость, воплощенную в последних. Десятичасовой рабочий день пекаря не может создавать стоимость большую, чем 10часов, и эти 10 часов капиталистически распадаются на оплаченные и на неоплаченные, на v + m. Но произведенный в эти 10 часов товар будет представлять собой стоимость большую, чем стоимость десятичасовой работы. Он будет содержать в себе еще стоимость муки, использованной печи, построек, топлива и т. д., словом, всех средств производства, необходимых для печения хлеба. Стоимость товара можно было бы представить просто как v + m только при том условии, если бы человек работал в пустом пространстве, без сырых материалов, без рабочих инструментов и без мастерской. Но так как всякий материальный труд предполагает какие-нибудь средства производства, которые являются продуктом прошлого труда, то он должен этот прошлый труд, т. е. стоимость, созданную до него, перенести на новый продукт.

Здесь идет речь не о явлении, имеющем место лишь в капиталистическом производстве, но об общих основах человеческого труда, независимых от исторической формы общества. Оперирование с искусственными орудиями труда является основным культурно-историческим признаком человеческого общества. Понятие прошлого труда, который предшествует всякому новому труду и подготовляет для него операционный базис, выражает культурно-историческую связь между человеком и природой, непрерывную цепь друг друга поглощающих трудовых усилий человеческого общества, — цепь с началом, которое теряется в ранних сумерках общественного бытия человека, и с концом, который может быть достигнут только с гибелью всего культурного человечества. Мы должны таким образом всякий человеческий труд представлять себе совершающимся при помощи средств труда, которые сами являются продуктами прошлого труда. Стало быть, во всяком новом продукте воплощен не только новый труд, который придал ему его последнюю форму, но и прошлый труд, который доставил для него материал, орудия труда и т. д. В производстве стоимостей, т. е. в товарном производстве, к которому принадлежит и производство капиталистическое, это явление не исчезает, оно получает только специфическое выражение. Оно выражается в двойственном характере производящего товары труда, который, с одной стороны, как полезный конкретный труд какого-нибудь определенного вида, создает полезную вещь — потребительную стоимость, а с другой стороны, как абстрактный, всеобщий и общественно-необходимый труд, — создает стоимость. Как конкретный труд, он делает то, что всегда делал человеческий труд: он переносит на новый продукт прошлый труд, воплощенный в использованных средствах производства, причем этот прошлый труд выступает теперь как стоимость — как старая стоимость. Как труд абстрактный, он создает новую стоимость, которая капиталистически распадается на оплаченный и не оплаченный труд, на v + m. Следовательно, стоимость всякого товара должна содержать как старую стоимость, которую труд в своем качестве полезного, конкретного труда переносит со средств производства на товар, так и новую стоимость, которую создает тот же труд в своем качестве общественно-полезного труда самым фактом своего расходования в продолжение определенного времени. Этого различия Смит провести не мог, потому что он не различал двойственного характера труда, создающего стоимость. Маркс в одном месте думает, что в этой фундаментальной ошибке смитовской теории стоимости следует даже усматривать истинный и глубочайший источник его странного догмата о распадении всей произведенной массы стоимости без остатка на v + m[80]. Игнорирование различия между обеими сторонами труда, создающего товары, — между трудом конкретным, полезным, и абстрактным общественно-необходимым трудом, — является фактически отличительным признаком не только смитовской теории стоимости, но и теории стоимости всей классической школы.

Не задумываясь над всеми социальными выводами, классическая экономия признала человеческий труд единственным фактором, создающим стоимость; она развила эту теорию до той степени ясности, которую мы находим в изложении Рикардо. Но коренная разница между рикардовской и марксовской теориями трудовой стоимости — разница, которую не сумели оценить буржуазные экономисты и которая почти всегда оставляется без внимания в популяризациях учения Маркса, — заключается в том, что Рикардо, соответственно своему общему естественно-правовому пониманию буржуазного хозяйства, считал и создание стоимости естественным свойством человеческого труда, индивидуального конкретного труда отдельного человека.

Это понимание выступает еще резче у Адама Смита, который, например, «склонность к обмену» прямо объявил особенностью человеческой натуры, после того как он раньше тщетно искал ее у животных, например, у собак и др.

Впрочем если Смит и сомневался насчет «склонности к обмену» у животных, то он все же приписывает труду животного наравне с трудом человека свойство создавать стоимость, он делает это там, где он изредка возвращается к физиократической концепции:

«Никакой другой капитал одинаковой величины не приводит в движение большее количество производительного труда, чем Капитал фермера. Не только его рабочая прислуга, но и его рабочий скот состоит из производительных работников… Итак, занятые в земледелии рабочие и рабочий скот не только воспроизводят стоимость, равную их собственному потреблению, или капиталу, дающему им занятия, вместе с прибылью капиталиста, как это делают фабричные рабочие: они воспроизводят гораздо большую стоимость. Сверх капитала арендатора и всей его прибыли они регулярно воспроизводят еще и ренту для земледельца»[81].

Здесь находит наиболее резкое выражение тот факт, что Смит прямо считал создание стоимости физиологическим свойством труда как проявления животного организма человека. Точно так же как паук производит из своего тела паутину, так создает стоимость работающий человек, — всякий человек, который создает полезные вещи, — потому что работающий человек с самого начала является товаропроизводителем, как человеческое общество от природы является обществом, покоящимся на обмене, а товарное хозяйство — нормальной формой человеческого хозяйства.

Лишь Маркс впервые увидел в стоимости особое общественное отношение, возникающее при определенных исторических условиях; он пришел вследствие этого к разграничению между обеими сторонами труда, создающего товар: между конкретным, индивидуальным и безразличным общественным трудом — к разграничению, благодаря которому решение денежной загадки бросилось в глаза, как при свете ослепительного фонаря.

Чтобы этим путем в пределах буржуазного хозяйства статически  различить двойственный характер труда работающего человека и создающего стоимость товаропроизводителя, Маркс должен был сперва динамически , в исторической последовательности, провести разницу между товаропроизводителем и просто работающим человеком; это значит, что он должен был признать товарное производство лишь определенной исторической формой общественного производства. Словом, чтобы разгадать иероглифы капиталистического хозяйства, Маркс должен был приступить к исследованию с дедукцией, противоположной дедукции классиков; вместо того, чтобы рассматривать буржуазный способ производства как нечто отвечающее нормальной природе человека, он должен был бы понять его как явление исторически преходящее; метафизическую дедукцию классиков он должен был превратить в ее противоположность, в дедукцию диалектическую[82].

Этим самым сказано, что Смит не мог провести ясное различие между обеими сторонами труда, создающего стоимость, поскольку последний, с одной стороны, переносит старую стоимость средств производства на новый продукт и, с другой стороны, в то же время создает новую стоимость. Нам кажется однако, что его догмат о распадении совокупной стоимости на v + m вытекает еще из другого источника. Нельзя допустить, чтобы Смит упустил из виду тот факт, что всякий произведенный товар содержит не только стоимость, созданную при его непосредственном производстве, но и стоимость всех средств производства, использованных при его изготовлении. Как раз тем, что он для безостаточного разложения совокупной стоимости на v + m все время отсылает нас от данной стадии производства к предыдущей — от Понтия к Пилату, как выражается Маркс, — он доказывает, что он сам хорошо сознавал этот факт. Замечательно при этом только то, что он и старую стоимость средств производства разлагает на v + m и в конце концов сводит таким образом всю стоимость, содержащуюся в товаре, к этой формуле.

Так, в цитированном уже нами месте относительно цены хлеба он говорит: «Часть цены зерна, например, оплачивает ренту землевладельца, другая часть окупает заработную плату или содержание рабочих и содержание рабочего скота, а третья часть оплачивает прибыль фермера. Эти три части, как кажется, или непосредственно, или в конечном счете составляют всю цену зерна. Необходима, повидимому, и четвертая часть, чтобы возместить капитал арендатора или чтобы возместить снашивание его рабочего скота и других земледельческих принадлежностей. Но следует принять во внимание, что цена какой бы то ни было принадлежности земледелия, например, цена рабочей лошади, в свою очередь, слагается из трех частей: во-первых, из ренты на землю, на которой она выращена, во-вторых, из труда по уходу за лошадью и, в-третьих, из прибыли фермера, который авансирует и ренту с этой земли, и плату за этот труд. Поэтому, хотя цена зерна и может возместить как цену, так и издержки по содержанию лошади, все же цена непосредственно или в конечном счете целиком разлагается на те же три части: земельную ренту, труд и прибыль».

Что спутало Смита, так это, как нам кажется, следующее:

1. Всякая работа совершается с какими-нибудь средствами производства, но то, что для данной работы было средствами производства (сырым материалом, орудием и т. д.), само является продуктом прежнего труда. Для пекаря мука является средством производства, к которому он присоединяет новый труд, но мука сама произошла от труда мельника, где она была не средством производства, а продуктом, каковым является теперь выпеченный хлеб. Для этого продукта необходимо было зерно как средство производства, но если мы спустимся ступенью ниже, то окажется, что для крестьянина зерно было не средством производства, а продуктом. Нельзя найти средства производства, содержащего стоимость, которое само не было бы продуктом прежнего труда.

2. Выражаясь капиталистически, отсюда следует, что всякий капитал, который был потреблен для производства товара от начала до конца, можно в конце концов представить как известное количество выполняемого труда.

3. Вся стоимость товара, включая и затраты капитала, представляется таким образом просто как определенное количество труда. И то, что относится к каждому отдельному товару, должно иметь место и по отношению ко всей массе товаров, ежегодно производимой обществом: ее стоимость тоже представляется в виде определенное количества выполненного труда.

4. Всякий капиталистически выполненный труд распадается на две части: на труд оплаченный, который возмещает заработную плату, и на труд неоплаченный, который создает прибыль и ренту, т. е. прибавочную стоимость. Всякому капиталистически выполненному труду соответствует формула v + m[83].

Все приведенные до сих пор тезисы совершенно правильны и неоспоримы, и если они были постигнуты Смитом, то это свидетельствует о силе и последовательности его научного анализа, а также о том, что он в теории стоимости и прибавочной стоимости пошел дальше физиократов. Но он иногда сильно грешит в отношении третьего тезиса, умозаключая, что вся стоимость ежегодно производимой массы товаров представляется как количество труда, выполненного в этом году , в то время как он сам в других местах показывает, что ему хорошо известно, что стоимость товара, произведенного нацией за данный год, необходимо включает и труд прежних лет, именно труд, заключенный в перешедших от прежних лет средствах производства.

И тем не менее смитовский вывод, что вся стоимость любого товара, равно как и годовой товарной массы общества, распадается без остатка на v + m, — вывод, сделанный на основании вышеприведенных четырех совершенно правильных тезисов, должен быть признан ошибочным. Правильный тезис, согласно которому вся стоимость товара представляет только общественный труд, Смит отождествляет с другим тезисом, по которому вся стоимость товара представляет только v + m. Формула v + m выражает функцию живого труда при капиталистических хозяйственных отношениях, именно его двойственную функцию: во-первых, возмещение переменного капитала (заработной платы) и, во-вторых, создание прибавочной стоимости для капиталиста. Эту функцию наемный труд выполняет во время применения его капиталистом, а капиталист, реализуя товарную стоимость в деньгах, извлекает обратно авансированный на заработную плату переменный капитал и кладет себе в карман прибавочную стоимость; v + m выражает, следовательно, отношение между наемным рабочим и капиталистом, — отношение, которое прекращается всякий раз, когда кончается производство товара. Когда товар продан и отношение v + m реализовано для капиталиста в деньгах, в товаре исчезает всякий след этого отношения. Товар и его стоимость абсолютно ничего не говорят нам ни о той пропорции, в которой оплаченный и неоплаченный труд участвовали при их создании, ни о том, применялся ли неоплаченный труд вообще. Единственным несомненным фактом является то обстоятельство, что товар содержит определенное количество общественно-необходимого труда, что находит свое выражение в обмене товара. Следовательно, для обмена, равно как и для потребления товара, совершенно безразлично, распадается ли труд, который его производит, на v + m или нет. Только количество труда как стоимость играет роль в обмене, и только ее конкретные свойства, ее полезность играют роль в потреблении. Следовательно, формула v + m выражает только, так сказать, интимное отношение между капиталом и трудом; она выражает социальную функцию наемного труда, которая совершенно исчезает в продукте. Иначе обстоит дело с израсходованной частью капитала, вложенной в средства производства, т. е. с постоянным капиталом. Кроме наемного труда, капиталист должен запастись еще средствами производства, ибо каждый труд, — для того, чтобы он мог функционировать, — нуждается в определенных сырых материалах, орудиях и постройках. Капиталистический характер этого условия производства находит свое выражение в том, что эти средства производства выступают, как (с), как капитал , т. е. во-первых, как собственность лица, не принадлежащего к рабочим, как нечто отделенное от рабочей силы, как собственность неработающих; во-вторых, как простой аванс, как затрата, имеющая целью создание прибавочной стоимости. Постоянный капитал с выступает здесь лишь как основа для v + m. Но постоянный капитал выражает и нечто большее, именно функцию средств производства в процессе человеческого труда, независимо от какой бы то ни было общественно-исторической формы. В сырых материалах и инструментах для работы нуждаются в одинаковой мере житель Огненной Земли при изготовлении своего семейного челнока, коммунистическая крестьянская община в Индии при обработке общинного поля, египетский феллах при возделывании его полей и при постройке пирамид для фараона, греческий раб в маленькой афинской мануфактуре, феодальный крепостной крестьянин, средневековый цеховой ремесленник и современный наемный рабочий. Созданные уже человеческим трудом средства производства являются выражением соприкосновения человеческого труда с природой, а вследствие этого вечным и всеобщим условием процесса человеческого производства. Символ (с) в формуле c + v + m выражает таким образом определенную функцию средств производства — функцию, которая не исчезает с окончанием работы. В то время как для обмена и потребления товара совершенно безразлично, произведен ли он оплаченным или неоплаченным трудом, произведен ли он наемным, крепостным, рабским или еще каким-нибудь другим трудом, для потребления товара имеет решающее значение вопрос о том, является ли он средством производства или средством существования. Тот факт, что при производстве машины применен оплаченный и неоплаченный труд, имеет значение только для фабриканта машины и его рабочих; для общества, которое приобретает эту машину путем обмена, имеет значение только ее качество, как средства производства, только ее функция в процессе производства. И как всякое производящее общество всегда должно было считаться с важной функцией средств производства и заботиться в каждом периоде производства об изготовлении средств производства, потребных для следующего периода, точно так же капиталистическое общество может ежегодно приступать к производству стоимостей по формуле v + m, т. е. приступать к эксплоатации наемного труда только тогда, когда имеется налицо потребное для образования постоянного капитала количество средств производства как продукта предшествующего периода производства. Эта специфическая связь всякого истекшего периода производства с последующим — связь, которая образует всеобщую и вечную основу общественного процесса воспроизводства и которая состоит в том, что часть продукта каждого периода предназначена для того, чтобы образовать средства производства для следующего периода, — эта связь ускользнула от взора Смита. В средствах производства его интересовала не их специфическая функция в процессе производства, в котором они применяются, а лишь тот факт, что они, как всякий другой товар, сами являются продуктом капиталистически примененного наемного труда. Специфически капиталистическая функция наемного труда в процессе производства прибавочной стоимости совершенно скрыла от него вечную и всеобщую функцию средств производства в процессе труда. Благодаря своей буржуазной предвзятой точке зрения, он за особым социальным отношением между наемным трудом и капиталом совершенно проглядел всеобщее отношение между человеком и природой. Нам кажется, что здесь кроется действительный источник странного догмата Адама Смита о распадении общей стоимости всего общественного годового продукта на v + m. Смит упустил из виду, что (с), как первый член формулы c + v + m, является необходимым выражением для всеобщей общественной основы капиталистической эксплоатации наемного труда.

Итак, стоимость товара должна быть выражена формулой:

c + v + m.

Но спрашивается, насколько это применимо ко всей совокупности товаров какого-нибудь общества. Обратимся к сомнению Смита по этому поводу, именно к его положению, что основной и оборотный капиталы, равно как и доход отдельного лица, не совпадают с теми же категориями, взятыми с общественной точки зрения (стр. 44, пункт 3). То, что для одного является оборотным капиталом, является для другого не капиталом, а доходом; таковы, например, авансы капитала на заработную плату. Это утверждение покоится на ошибке. Когда капиталист уплачивает рабочим заработную плату, то он отдает не переменный капитал, который переходит в руки рабочих, чтобы превратиться в их доход, он отдает только форму стоимости своего переменного капитала за его натуральную форму, за рабочую силу.

Переменный капитал всегда находится в руках капиталиста — сперва в денежной форме, потом в виде рабочей силы, которую он покупает, затем в форме части стоимости произведенных товаров, чтобы в конце концов, после реализации товаров, в денежной форме вернуться к нему с приращением. Напротив того, рабочий никогда не становится владельцем переменного капитала. Для него рабочая сила никогда не является капиталом: она представляет собой лишь его способность к труду, единственное достояние, которым он обладает. Если он ее продал и получил в качестве заработной платы деньги, то эта плата тоже не является для него капиталом, а ценой проданного им товара. Наконец, тот факт, что рабочий на полученную им заработную плату покупает средства существования, имеет так же мало общего с функцией, которую выполняли эти деньги в виде переменного капитала в руках капиталистов, как и частное потребление, которое любой продавец товара дает вырученным им деньгам. Итак, не переменный капитал капиталиста становится доходом рабочего, а цена проданного последним товара — рабочей силы, тогда как переменный капитал все время остается в руках капиталиста и функционирует как таковой. Точно так же неправильно представление, что доход (прибавочная стоимость) одного капиталиста — например собственника машиностроительного завода, — заключающийся в непроданных еще машинах, является основным капиталом для другого, именно для покупателя машин. Доходом заводчика являются не машины и не часть машин, а воплощенная в них прибавочная стоимость, стало быть, неоплаченный труд его наемных рабочих. После продажи машины этот доход, как и раньше, остается в руках заводчика, он изменил только свою форму проявления, превратившись из формы машины в денежную форму. И обратно: покупка машины вовсе не означает, что ее покупатель только в этот момент вступил в обладание своим основным капиталом, он имел его уже раньше как денежный капитал определенной величины. Покупкой машины он только придал своему капиталу соответствующую вещественную форму — форму, которая нужна ему для того, чтобы заставить этот капитал функционировать производительно. Как до, так и после продажи машины доход (прибавочная стоимость) остается в руках заводчика, а основной капитал — в руках другого лица, капиталистического покупателя машины, подобно тому как в первом примере переменный капитал постоянно находился в руках капиталиста, а доход — в руках рабочего.

Путаница понятий привела Смита и его последователей к тому, что они в капиталистическом товарообмене смешивают потребительную стоимость товаров с их отношениями стоимости, и далее к тому, что они не разделяют отдельных процессов обращения капитала и обращения товаров — процессов, которые переплетаются друг с другом на каждом шагу. Один и тот же акт товарообмена можно рассматривать, с одной стороны, как обращение капитала, с другой стороны, как простой товарообмен, направленный к удовлетворению потребления. Ошибочное положение, согласно которому то, что для одного является капиталом, является для другого доходом, и, наоборот, сводится таким образом к следующему правильному положению: то, что для одного является обращением капитала, для другого является простым товарообменом, и наоборот. Этим выражается только способность превращения, которую капитал проявляет в своем движении, и взаимное переплетение различных сфер интересов в общественном процессе обмена, но в то же время не стирается резкая грань между доходом и капиталом в его двух характерных формах постоянного и переменного капитала. И тем не менее Смит в своих утверждениях, что капитал и доход отдельных лиц не покрывают целиком соответствующих категорий всего общества, подходит очень близко к истине, но для того, чтобы вскрыть со всей ясностью рассмотренную связь, ему нужны были еще другие промежуточные звенья.

Глава четвертая. Марксова схема простого воспроизводства

Рассмотрим формулу с + v + m как выражение всего общественного продукта. Имеем ли мы здесь дело только с теоретической конструкцией, с абстрактной схемой, или эта формула обладает в применении ко всему обществу реальным смыслом и имеет объективное общественное существование?

(с), постоянный капитал, был теоретически впервые введен Марксом как категория основного значения. Уже сам Смит, который оперирует исключительно с категориями основного и оборотного капитала, фактически бессознательно превращает основной капитал в постоянный, т. е. понимает под этим не только те средства производства, которые снашиваются в продолжение нескольких лет, но и те, которые ежегодно целиком затрачиваются в производстве[84]. Его собственный догмат о распадении совокупной стоимости на v + m и ход доказательства, которое он для этого применяет, приводят его к различению двух категорий условий производства: живого труда и всех неодушевленных средств производства. С другой стороны, когда он пытается конструировать общественный процесс производства из отдельных капиталов отдельных доходов, у него в качестве «основного» капитала на самом деле остается постоянный капитал.

Каждый отдельный капиталист применяет для производства своих товаров определенные вещественные средства производства: постройки, сырые материалы и орудия. Для производства всей совокупности товаров необходимы, очевидно, все вещественные средства производства, примененные в данном обществе отдельными капиталистами. Существование в обществе этих средств производства является совершенно реальным фактом, хотя бы они и существовали исключительно только в форме отдельных частных капиталов. В этом находит свое выражение всеобщее абсолютное условие общественного производства при всех его исторических формах. Специфически капиталистическая форма проявляется в том, что вещественные средства производства функционируют как (с), как капитал, т. е. как собственность неработающих, как противоположный полюс пролетаризированной рабочей силе, как противоположность наемному труду.

(v), переменный капитал, представляет собой сумму заработных плат, действительно уплаченных в течение годового производства. Этот факт тоже имеет реальное объективное существование, хотя он и выступает перед нами в виде бесчисленного множества отдельных заработных плат. Во всяком обществе число действительно занятых в производстве рабочих сил и их содержание в течение года являются вопросами первостепенной важности. Особая капиталистическая форма этой категории как (v), как переменного капитала, означает, что средства существования рабочих противостоят им, во-первых, как заработная плата, т. е. как цена проданной ими рабочей силы, как капитал (Kapitaleigentum), находящийся в руках других лиц, не принадлежащих к трудящимся и владеющих вещественными средствами производства, во-вторых, как денежная сумма, т. е. как форма стоимости их средств существования, (v) выражает как то, что рабочие «свободны» — «свободны» в двояком смысле: лично свободны и свободны от всяких средств производства — так и то, что товарное производство является всеобщей формой производства в данном обществе.

Наконец, (m) — прибавочная стоимость — представляет собой сумму всех прибавочных стоимостей, добытых отдельными капиталистами. Прибавочный труд существует во всяком обществе и должен будет существовать, например, в обществе социалистическом, и притом в трояком смысле: как количество труда, необходимое для содержания неработающих (неработоспособных, детей, стариков, увечных, должностных лиц и так называемых лиц свободных профессий, которые не принимают непосредственного участия в процессе производства)[85], как страховой фонд общества против стихийных бедствий, которые отражаются неблагоприятно на количестве произведенных за год продуктов (неурожай, лесной пожар, наводнение), и, наконец, как фонд для расширения производства, независимо от того, является ли это расширение результатом прироста населения или культурного повышения потребностей. Капиталистическая форма проявляется в двояком смысле, во-первых, в том, что прибавочный труд существует в виде прибавочной стоимости, т. е. в товарной форме, которая может быть реализована в деньгах, и, во-вторых, в том, что она выступает как собственность нетрудящихся, владельцев средств производства.

Наконец, оба символа v + m представляют собою в сумме объективную, общезначимую величину: всю сумму выполненного в обществе в течение года живого труда. Всякое человеческое общество какой бы то ни было исторической формы должно интересоваться этим фактом как в отношении к достигнутым результатам, так и вообще в отношении к наличным рабочим силам, имеющимся в его распоряжении. Разделение на v + m тоже представляет собой всеобщее явление, независимое от особых исторических форм общества. Капиталистическое выражение этой формулы проявляется не только в отмеченных уже качественных особенностях (m) и (v), но и в их количественном отношении, — в том, что (v) обнаруживает тенденцию быть низведенным к физиологическому и социальному минимуму, необходимому для существования рабочего, и что (m) имеет тенденцию постоянно расти за счет (v) и в отношении к нему.

Наконец, последнее обстоятельство выражает главную особенность капиталистического производства; оно выражает тот факт, что создание и присвоение прибавочной стоимости является конечной целью и движущей силой этого производства.

Итак, отношения, лежащие в основе капиталистической формулы всего общественного продукта, обладают всеобщей значимостью; при планомерно организованной форме хозяйства они становятся предметом сознательного регулирования со стороны общества, со стороны всех трудящихся и их демократических органов (в обществе коммунистическом) и со стороны имущего центра и его деспотической власти (в обществе, основанном на классовом господстве). При капиталистической форме производства не существует планомерного регулирования хозяйства, взятого в целом. Совокупность всех капиталов и товаров общества в действительности состоит из суммы бесчисленного множества разрозненных отдельных капиталов и отдельных масс товаров.

Таким образом может возникнуть вопрос, не представляют ли сами эти суммы в капиталистическом хозяйстве попросту статистические данные и притом еще данные неточные и колеблющиеся? Однако с точки зрения общества, взятого в целом, совершенно самостоятельное и раздельное существование суверенных частно-капиталистических предприятий является лишь исторически обусловленной формой, в то время как общественная связь является основой. Несмотря на то, что отдельные капиталы действуют совершенно независимо и что общественное регулирование совершенно отсутствует, общее движение всех капиталов совершается как единое целое. Это общее движение также проявляется в специфически капиталистических формах. В то время как регулирование при всякой планомерно организованной форме производства имеет в виду прежде всего отношение между всем выполненным и подлежащим выполнению трудом, с одной стороны, и средствами производства, с другой (выражаясь в символах нашей формулы: между (v + m) и (с)), — или отношение между суммой необходимых средств существования и необходимых средств производства (формулой то же самое выражается, как отношение (v + m) к (с)), — общественный труд, необходимый для поддержания мертвых средств производства и живых рабочих сил, рассматривается капиталистически как нечто целое, как капитал, которому выполненный прибавочный труд противопоставляется, как прибавочная стоимость. Отношение этих обеих величин, (m) и (c + v), является реальным, объективным и осязательным отношением капиталистического общества, именно средней нормой прибыли , которая фактически рассматривает каждый частный капитал только как часть общего целого, как часть всего общественного капитала, и которая определяет размер прибыли на частный капитал как часть всей выжатой в пределах общества прибавочной стоимости, соответствующую его величине и приходящуюся на его долю, независимо от того количества прибавочной стоимости, которое он фактически произвел. Следовательно, весь общественный капитал вместе со всей общественной прибавочной стоимостью является не только объективно существующими реальными величинами: их отношение, средняя прибыль направляет — при посредстве механизма закона стоимости — весь обмен; оно определяет количественные отношения обмена отдельных видов товара, независимо от их особых отношений стоимости; далее, оно направляет общественное разделение труда, т. е. предоставление соответствующих частей капитала и рабочих сил отдельным сферам производства; средняя прибыль определяет развитие производительности труда, т. е., с одной стороны, дает толчок отдельным капиталам к выступлению в качестве пионеров в новых отраслях производства, что дает возможность подняться над средней нормой прибыли, и с другой стороны, способствует распространению успехов, достигнутых отдельными лицами, на все производство и т. д. Словом, совокупный общественный капитал при посредстве средней нормы прибыли господствует целиком над самостоятельными, на первый взгляд, движениями отдельных капиталов[86].

Следовательно, формула c + v + m приложима к составу стоимости не только каждого отдельного товара, но и ко всей совокупности капиталистически произведенных в данном обществе товаров. Но это относится только к составу стоимости. За пределами этого аналогия прекращается.

Указанная формула совершенно точна, если мы хотим разложить на соответствующие составные части весь продукт капиталистически производящего общества как целое, как продукт труда одного года. Символ (с) показывает нам, сколько прошлого труда, выполненного в предыдущие годы, вошло в виде средств производства в продукт этого года. Символ (v + m) показывает ту составную часть стоимости продукта, которая создана новым трудом исключительно за последний год; наконец, отношение (v) к (m) показывает распределение годового труда общества на две части: на часть, идущую на содержание работающих, и часть, идущую на содержание неработающих. Этот анализ остается правильным и сохраняет свое значение и для воспроизводства отдельного капитала вне всякой зависимости от вещественной формы созданного им продукта. У капиталиста машинной промышленности (с), (v) и (m) одинаково воспроизводятся в виде машин или частей машин. У его коллеги в сахарном производстве (с), (v) и (m) выходят из процесса производства в виде сахара. Для собственника кафешантана они овеществляются в телесных прелестях и «эксцентриках». В однородном продукте (с), (v) и (m) различаются только как составные части стоимости  этого продукта. И этого вполне достаточно для воспроизводства отдельного капитала, ибо оно начинается с чистой формы стоимости капитала, ибо его исходной точкой является определенная сумма денег, которая получается из реализации произведенного продукта. Формула (c + v + m) является в этом случае основанием для разделения указанной суммы на три части: 1) на часть, предназначаемую для покупки вещественных средств производства, 2) часть, предназначаемую для покупки рабочей силы, и 3) на часть, которая идет на личное потребление капиталиста, — это имеет место в рассматриваемом нами случае простого воспроизводства, — или только отчасти на личное потребление, а отчасти на увеличение капитала, что имеет место в случае расширенного воспроизводства. Что он для фактического воспроизводства должен снова отправиться на товарный рынок с распределенным указанным образом денежным капиталом, чтобы приобрести вещественные средства производства — сырые материалы, орудия и т. д. — и рабочие силы, это понятно само собой. Тот факт, что отдельный капиталист действительно находит на рынке потребные для его предприятия средства производства и рабочие силы, тоже кажется само собой понятным отдельному капиталисту и его научному идеологу — вульгарному экономисту.

Другое мы видим во всем общественном производстве. С точки зрения всего общества, товарный обмен может только произвести транслокацию, всестороннее перемещение отдельных частей всего продукта, но он не может изменить его вещественного состава. Как до, так и после этого перемещения воспроизводство всего капитала только тогда может иметь место, когда во всем продукте, произведенном в прошлый период производства, имеется, во-первых, достаточное количество средств производства, во-вторых, средства существования в количестве, достаточном для содержания прежнего числа рабочих сил, в-третьих, last not least, средства существования, потребные для содержания класса капиталистов и связанных с ним групп, и притом для содержания, «приличествующего их званию». Мы переходим здесь в новую область — от чистых отношений стоимости к вещественной точке зрения. Теперь дело идет о потребительной форме всего общественного продукта. То, что для отдельного капиталиста было совершенно безразлично, для собирательного капиталиста представляется серьезной заботой. В то время как для отдельного капиталиста совершенно безразлично, является ли произведенный им товар машиной, сахаром, искусственным удобрением или свободомыслящей газетой, лишь бы ему удалось сбыть этот товар и выручить свой капитал вместе с прибавочной стоимостью, — для собирательного капиталиста необыкновенно важно, чтобы весь его продукт имел строго определенную потребительную форму, чтобы в нем имелись троякого рода продукты: средства производства для возобновления процесса труда, обыкновенные средства существования для поддержания рабочего класса и средства существования лучшего качества, а также необходимые предметы роскоши для содержания самого собирательного капиталиста. Мало того, потребность в указанных трех элементах ощущается не в общей и смутной форме, но принимает вполне точное количественное выражение. Если мы спросим, как велики потребные для собирательного капиталиста количества продуктов всех трех категорий, то мы, предполагая простое воспроизводство как исходный пункт, найдем в составных частях стоимости всего продукта последнего года точную смету. Формула (c + v + m), которую мы до сих пор понимали — как в применении ко всему капиталу, так и в применении к отдельному капиталу — просто как количественное разделение всей стоимости, т. е. количества труда, воплощенного в годовом продукте общества, выступает теперь в то же время и как основание для вещественного  разделения продукта. Для того, чтобы начать воспроизводство в тех же самых размерах, собирательный капиталист, очевидно, должен найти в своем новом совокупном продукте такое количество средств производства, которое соответствует величине (с), такое количество обыкновенных средств существования для рабочих, которое соответствует сумме заработных плат (v), и такое количество средств существования лучшего качества для класса капиталистов и его придатков, которого требует величина (m). Следовательно, состав стоимости годового продукта общества выражается в вещественной форме этого продукта следующим образом: совокупное (с) общества должно выступать перед нами как равное ему количество средств производства; то же самое должно иметь место по отношению к (v) как к средствам существования рабочих и к (m) как к средствам существования капиталистов. В противном случае простое воспроизводство невозможно.

Здесь мы приходим к осязаемому различию между отдельным и собирательным капиталистом. Первый всякий раз воспроизводит свой постоянный и переменный капитал и свою прибавочную стоимость так, что, во-первых, все три части воплощаются в однородном продукте, имеющем одну и ту же вещественную форму, и что, во-вторых, эта конкретная форма продукта, различная у каждого отдельного капиталиста, не имеет для него никакого значения. Собирательный капиталист воспроизводит каждую часть стоимости своего годового продукта в иной вещественной форме: (с) как средства производства, (v) как средства существования рабочих и (m) как средства существования капиталистов. Если принять наличность вещественных условий воспроизводства как явление понятное само собой, то для воспроизводства отдельного капитала имеют значение только отношения стоимости. Для воспроизводства всего капитала одинаково имеют значение и отношения стоимости и его вещественный состав. Впрочем, совершенно ясно, что отдельный капитал лишь постольку может становиться исключительно на точку зрения стоимости и рассматривать вещественные условия воспроизводства как данный свыше закон, поскольку весь капитал считается с вещественными моментами. Если совокупное (с) общества не воспроизводится ежегодно в виде того же самого количества средств производства, то отдельный капиталист со своим (с), реализованным в деньгах, будет напрасно ходить по товарному рынку; он не найдет вещественных условий, необходимых для его индивидуального воспроизводства. Следовательно, с точки зрения воспроизводства общая формула (c + v + m) в применении ко всему капиталу оказывается недостаточной — лишнее доказательство, что понятие воспроизводства есть нечто реальное и представляет собой нечто большее, чем парафраз понятия производство. Мы должны провести различия вещественного характера и представить весь капитал не как единое целое, а в его трех главных частях или же в. целях упрощения, — так как это теоретически пока не может повредить, — рассматривать его в двух подразделениях: как производство средств производства и как производство средств существования для рабочих и капиталистов. Каждое подразделение должно быть рассматриваемо особо, причем в каждом из них должны быть соблюдены основные условия капиталистического производства. Но в то же самое время мы должны с точки зрения воспроизводства остановиться на взаимной связи обоих подразделений. Ибо только взятые в связи они дают основы для воспроизводства всего общественного капитала как целого.

Так, если мы будем представлять себе совокупный капитал и весь его продукт, исходя из отдельного капитала, то мы столкнемся с известным перемещением его элементов. Количественно, по своей стоимости, (с) общества в точности составляется из суммы постоянных частей отдельных капиталов; то же самое относится и к обоим другим символам (v) и (m). Но форма проявления их изменилась. В то время как (с) отдельных капиталов вновь выходит из процесса производства как стоимость самых разнообразных вещей, оно в совокупном продукте выступает, если можно так выразиться, сведенным воедино, в определенную массу средств производства. То же можно сказать и о (v) и (m), которые у отдельных капиталов то и дело выплывают как части товарной массы (Warenbrei) самого пестрого вида, а в общественном продукте складываются в соответствующие массы средств существования для рабочих и капиталистов. Это и есть тот факт, на который почти натолкнулся Смит, рассматривая несовпадение категорий постоянного капитала, переменного капитала и дохода у отдельного капиталиста и у общества.

Мы пришли к следующим результатам:

1) Производство всего общества, взятого в целом, может быть точно так же, как и производство отдельного капиталиста, выражена формулой (c + v + m).

2) Общественное производство распадается на два подразделения: на производство средств производства и на производство средств существования.

3) Оба подразделения ведутся капиталистически, т. е. как производство прибавочной стоимости; следовательно, формула (c + v + m) находит применение к каждому из этих подразделений в отдельности.

4) Оба эти подразделения находятся во взаимной зависимости; они поэтому должны находиться в известных количественных отношениях друг к другу, а именно: одно подразделение должно производить все средства производства для обоих подразделений, другое — средства существования для рабочих и капиталистов обоих же подразделений.

Исходя их этих точек зрения, Маркс конструирует следующую формулу капиталистического воспроизводства:

I. 4000 с + 1000 v + 1000 m = 6000 средств производства.

II. 2000 c + 500 v + 500 m = 3000 средств потребления[87].

Числовые значения этой формулы выражают величины стоимости, следовательно, денежные суммы; сами по себе они взяты произвольно, но в точной пропорции друг к другу. Оба подразделения отличаются друг от друга потребительной формой произведенных товаров. Их взаимное обращение протекает следующим образом. Первое подразделение доставляет средства производства для всего производства, следовательно, как для себя, так и для второго подразделения; а отсюда уже вытекает, что для беспрепятственного хода воспроизводства (мы все время кладем еще в основу простое воспроизводство — воспроизводство в прежнем масштабе) весь продукт первого подразделения (6000 I) должен быть равен по стоимости сумме постоянных капиталов обоих подразделений (I 4000 с + II 2000 с). Второе подразделение должно доставлять средства существования для всего общества, т. е. как для своих рабочих и капиталистов, так и для рабочих и капиталистов первого подразделения. Отсюда следует, что для беспрепятственного хода потребления и производства и для их возобновления в прежнем масштабе необходимо, чтобы вся масса средств существования, доставленная вторым подразделением, равнялась по стоимости доходам всех занятых рабочих и капиталистов общества (здесь 3000 II = (1000 v + 1000 m) I + (500 v + 500 m) II).

Здесь мы собственно выразили лишь в отношениях стоимости тот факт, который является основой не только капиталистического воспроизводства, но и воспроизводства всякого общества. Во всяком производящем обществе, какова бы ни была его социальная форма, — будь это первобытная маленькая сельская община бразильских бакаири, большой рабовладельческий ойкос Тимона Афинского или императорское барщинное имение Карла Великого, — находящаяся в распоряжении общества масса труда должна быть распределена таким образом, чтобы средства производства и средства существования производились в достаточном количестве. При этом первых должно хватать как для непосредственного производства средств существования, так и для предстоящего возобновления самых средств производства; средств существования должно хватать для содержания рабочих, занятых как в производстве этих средств существования, так и в производстве средств производства, и сверх того еще для содержания неработающих. В этом отношении марксова схема в ее общей пропорции является всеобщей абсолютной основой общественного воспроизводства с той только особенностью, что общественно-необходимый труд выступает здесь как стоимость, средства производства — как постоянный капитал, труд, необходимый для содержания рабочих, — как переменный капитал, а труд, необходимый для содержания неработающих, — как прибавочная стоимость.

Но обращение между названными двумя крупными подразделениями покоится в капиталистическом обществе на товарообмене, на обмене эквивалентов. Рабочие и капиталисты подразделения I могут получить лишь столько средств существования от подразделения II, сколько они сами могут дать этому последнему из собственного товара в виде средств производства. Но потребность подразделения II в средствах производства измеряется величиной его постоянного капитала. Отсюда вытекает, что сумма переменного капитала и прибавочной стоимости в производстве средств производства (в данном случае (1000 v + 1000 m I)) должна равняться постоянному капиталу в производстве средств существования (в данном случае 2000 с II).

По поводу приведенной схемы нужно еще сделать одно важное замечание. Указанный постоянный капитал обоих подразделений в действительности является только частью примененного обществом постоянного капитала. Последний распадается, во-первых, на основной капитал — постройки, орудия и рабочий скот, — который функционирует в продолжение нескольких периодов производства, но в продолжение каждого периода производства входит в продукт лишь частью своей стоимости, соответствующей его собственному изнашиванию, и, во-вторых, на оборотный капитал — сырье, вспомогательные материалы, топливо и осветительный материал, — который в продолжение каждого периода производства входит в новый продукт всей своей стоимостью. Но при воспроизводстве принимается во внимание только та часть средств производства, которая действительно вошла в производство стоимости; остальную часть основного капитала, оставшуюся вне продукта и продолжающую функционировать, не следует упускать из виду, но при точном представлении общественного обращения ее все же можно без ущерба для правильности этого представления не принимать во внимание. Это можно легко доказать.

Предположим, что 6000 с, постоянный капитал подразделений I и II, действительно входящие в годовой продукт I, состоят из 1500 с основного и 4500 с оборотного капитала, причем эти 1500 с основного капитала представляют собой годовое изнашивание построек, машин, рабочего скота и т. д. Путь это изнашивание равно 10% стоимости всего применяемого основного капитала. Тогда мы фактически имели бы в обоих подразделениях 15 000 с основного + 4500 с оборотного капитала, а всего, стало быть, 19 500 с + 1500 с совокупного, общественного капитала. Однако весь основной капитал, продолжительность жизни которого (при 10% годового изнашивания) принята за 10, должен быть возобновлен лишь через 10 лет. В течение этого времени в общественный продукт входит ежегодно одна десятая часть стоимости основного капитала. Если бы все части всего основного капитала общества изнашивались равномерно и если бы они обладали одинаковой продолжительностью существования, то при нашем предположении его пришлось бы возобновлять целиком каждые десять лет в один прием. Но этого на самом деле нет. Из различных потребительных форм и частей основного капитала одни служат дольше, другие меньше: степень изнашивания и продолжительность существования различны для основного капитала и зависят от его видовых и индивидуальных свойств. Отсюда вытекает, что и возобновление основного капитала в его конкретной потребительной форме, т. е. его воспроизводство, отнюдь не должно быть производимо сразу для всего основного капитала, но что в различных пунктах общественного производства все время происходит возобновление одних частей основного капитала, в то время как другие части еще продолжают функционировать в своей старой форме. Следовательно, принятое в нашем примере 10% изнашивание основного капитала означает не то, что каждые 10 лет должно иметь место однократное воспроизводство основного капитала стоимостью в 15 000 с; оно означает, что в среднем ежегодно должно происходить возобновление и восстановление части всего основного капитала общества, которая соответствует десятой части стоимости этого капитала. Это значит, что в подразделении I, которое должно покрыть всю потребность общества в средствах производства, ежегодно рядом с воспроизводством всего сырья, всех вспомогательных материалов и прочих вещественных элементов оборотного капитала стоимостью в 4500 должно еще иметь место производство потребительных форм основного капитала, следовательно, построек, машин и проч., всего стоимостью в 1500, которые соответствуют фактическому изнашиванию основного капитала. Всего таким образом должно быть воспроизведено 6000 с, которые приняты и в схеме. Если подразделение I будет продолжать таким путем возобновлять ежегодно десятую часть основного капитала в его потребительной форме, то окажется, что весь основной капитал общества за десять лет обновился от начала до конца, а это значит, что вышеприведенная схема вполне учитывает воспроизводство тех частей основного капитала, стоимости которых мы не приняли во внимание.

Практически этот факт проявляется в том, что капиталист после реализации товаров отчисляет из своего годового производства известную денежную сумму для амортизации основного капитала. Эти отдельные годовые списывания должны достигнуть известной величины, прежде чем капиталист действительно возобновит свой основной капитал, т. е. прежде чем он заменит его новыми экземплярами, более пригодными для производства. Эти попеременные отчисления денежных сумм для возобновления основного капитала и периодическое применение собранных денег для фактического его возобновления не совпадают во времени у различных индивидуальных капиталистов, так что одни еще делают отчисления в то время, как другие уже принимаются за обновление основного капитала. Этим путем происходит ежегодно возобновление части основного капитала. Денежные отношения только маскируют здесь те действительные явления, которые характерны для процесса воспроизводства основного капитала. И это при ближайшем рассмотрении оказывается вполне в порядке вещей. Основной капитал целиком принимает участие в процессе производства, но только как масса потребительных предметов. Постройки, машины и рабочий скот участвуют в процессе труда как предметы неделимые. Но в производство стоимости они входят лишь частью своей стоимости, а в этом как раз и состоит их особенность как основного капитала. Так как в процессе воспроизводства (предполагая простое воспроизводство) важно только, чтобы стоимости, действительно потребленные в продолжение годового производства в виде средств существования и средств производства, были восстановлены в их натуральной форме, то основной капитал лишь постольку принимается во внимание для воспроизводства, поскольку он действительно входит в произведенные товары. Остальная часть стоимости основного капитала, заключенная в его потребительной форме, имеет решающее значение для производства как процесса труда, но не существует для годового воспроизводства общества как процесса, создающего стоимость.

Впрочем этот процесс, выражающийся здесь в отношениях стоимости, оказывается вполне верным для всякого общества, даже не производящего товаров. Если, например, в древнем Египте для создания Меридова озера и связанных с ним нильских каналов, для создания того чудесного озера, о котором Геродот нам рассказывает, что «оно было сделано руками», потребовалась, скажем, десятилетняя работа 1000 феллахов, и если для содержания в исправности этого величайшего водного сооружения в мире требовалась ежегодно рабочая сила дальнейших ста феллахов (числа взяты, понятно, произвольно), то можно сказать, что Меридово озеро с его каналами воспроизводилось через каждые сто лет, хотя эти сооружения в действительности вовсе не создавались заново раз в столетие. И это действительно так: когда с бурными превратностями политической истории и с вторжениями чужеземцев началось обычное грубое запускание старых произведений культуры, — как это произошло, например, в Индии при англичанах, — когда исчезло сознание необходимости воспроизводства древней культуры, тогда с течением времени исчезло и Меридово озеро с его водами, плотинами, каналами, с обеими пирамидами в середине его, с возвышающимся над всем этим колоссом и с другими чудесными сооружениями, и исчезло настолько бесследно, как будто всего этого никогда и не существовало. Лишь десять строчек у Геродота, пятнышко на птолемеевой карте мира, и следы древних культур, больших деревень и городов свидетельствуют о том, что там, где теперь тянутся безлюдные песчаные пустыни внутренней Ливии и необитаемые болота, идущие вдоль морского побережья, некогда, благодаря грандиозному водному сооружению, била ключом жизнь, полная достатка.

В одном только случае марксова схема простого воспроизводства могла бы нам показаться неудовлетворительной и неполной с точки зрения основного капитала; это случилось бы тогда, если бы мы перенеслись в тот период производства, когда весь основной капитал был только что создан. В самом деле, общество владеет большим количеством овеществленного труда, чем та часть основного капитала, которая периодически переходит на стоимость годового продукта, а затем вновь ею восстанавливается. Выражая эту мысль в числовых значениях нашего примера, мы получим, что весь общественный капитал составляет не 6000 с + 1500 v, как в схеме, а 19 500 с + 1500 v. Хотя 1500 основного капитала, составляющего по нашему предположению 15 000 с, и воспроизводится ежегодно в виде соответствующих средств производства, но такое же количество потребляется ежегодно в том же производстве. Хотя весь основной капитал в его потребительной форме как совокупность определенных предметов и обновляется целиком каждые десять лет, но общество по истечении десяти лет, как и в любом году, будет обладать 15 000 с, в то время как оно ежегодно производит только 6000 с; или, производя только 6000 с, оно обладает в общей сложности 19 500 постоянного капитала. Очевидно, что этот излишек в 13 500 основного капитала оно должно было создать своим трудом; оно владеет большим количеством накопленного прошедшего труда, чем это вытекает из нашей схемы воспроизводства. Каждый общественный годовой рабочий день опирается уже на нескольких истекших накопленных годовых рабочих днях как на предварительно данном базисе. Но с вопросом о прошлом труде, образующем основу всякого теперешнего труда, мы переносимся к тому «началу всех начал», которое столь же мало уясняет хозяйственное развитие человека, как и естественное развитие материи. Схема воспроизводства не должна и не может изображать начальный момент — общественный процесс in statu nascendi: она схватывает его в движении как звено «бесконечной цепи бытия». Прошлый труд всегда является предпосылкой общественного процесса воспроизводства, как бы далеко мы ни возвращались к его началу. Как общественный труд не имеет конца, так не имеет он и начала. Возникновение первоначальной основы для процесса воспроизводства теряется в тех же мифических сумерках истории культуры, в которых теряется история возникновения геродотовского Меридова озера. С техническим прогрессом и культурным развитием изменяется и характер средств, производства; неуклюжие палеолиты заменяются шлифованными орудиями, каменные орудия — изящными орудиями из бронзы и железа, ручные инструменты — паровою машиною. Но при наличности всех этих изменений характера средств производства и общественных форм процесса производства общество в качестве основы для процесса труда всегда обладает известной массой овеществленного прошлого труда, который служит базисом для ежегодного воспроизводства.

При капиталистическом способе производства накопленный в средствах производства прошлый труд общества получает форму капитала, вопрос о происхождении прошлого труда, образующего основу процесса воспроизводства, превращается в вопрос о генезисе капитала. А генезис имеет, конечно, гораздо менее мифический характер: он кровавыми буквами записан в истории нового времени в виде главы о так называемом первоначальном накоплении. Но тот самый факт, что мы не можем себе мыслить простое воспроизводство иначе, как при условии наличности прошлого накопленного труда, который количественно превосходит труд, затрачиваемый ежегодно для содержания общества, — этот самый факт затрагивает больное место простого воспроизводства и показывает, что оно является фикцией не только для капиталистического производства, но и для всякого культурного прогресса вообще. Чтобы представить себе точно — в схеме — эту фикцию, мы в качестве ее предпосылки должны принять наличность результатов прошлого процесса труда — процесса, который сам по себе никак не мог ограничиваться простым воспроизводством, а напротив того, уже основывался на расширенном воспроизводстве. Чтобы пояснить этот факт на примере, мы можем сравнить весь основной капитал общества с железной дорогой. Продолжительность существования, а следовательно, и ежегодное изнашивание различных частей железной дороги весьма различны. Такие части, как виадуки и туннели, могут служить столетия, локомотивы — десятилетия, прочий подвижной состав изнашивается в совсем короткие периоды, некоторые его части даже в несколько месяцев. При всем том получается, однако, некоторый средний период изнашивания, который определяется, скажем, в 30 лет. Следовательно, ежегодная потеря стоимости железной дороги будет равняться 1/10 всей ее стоимости. Обновляя сегодня вагон, завтра часть локомотива, а послезавтра часть полотна, мы непрерывно возмещаем эту потерю стоимости частичным воспроизводством железной дороги (которое может иметь характер починок). Таким путем старая железная дорога по истечении (согласно нашему предположению) 30 лет заменяется новой, причем общество из года в год выполняет одну и ту же массу труда, следовательно, имеет место простое воспроизводство. Но так железная дорога может быть воспроизведена, а не произведена. Чтобы можно было пользоваться железной дорогой и постепенно восстанавливать ее постепенное же изнашивание от употребления, железная дорога должна быть когда-нибудь выстроена целиком. Железную дорогу можно чинить частями, но использовать ее частями — сегодня ось, а завтра вагон — невозможно. Ибо для основного капитала как раз характерно то, что он в своей вещественной форме как потребительная стоимость во всякое время входит в процесс труда целиком. Следовательно, чтобы создать его потребительную форму целиком, общество сразу должно концентрировать на его производстве увеличенную массу труда. Переводя эту мысль на числовые значения нашего примера, можно сказать, что оно должно всю тридцатилетнюю массу труда, затраченную на починки, втиснуть, скажем, всего лишь в два или три года. В течение периода постройки общество должно затратить количество труда, превышающее обычную среднюю норму: оно должно, стало быть, прибегнуть к расширенному воспроизводству, после чего — в данном случае после окончания постройки железной дороги — оно опять может перейти к простому воспроизводству. Конечно, весь основной капитал общества не следует представлять себе при этом как целостный предмет или как комплекс предметов, который должен быть всегда создаваем в один прием; но все-таки все важнейшие рабочие инструменты, постройки, средства сообщения и сельскохозяйственные сооружения требуют для своего производства более значительной концентрации трудовых затрат, а это относится в равной мере как к современной железной дороге и воздушному кораблю, так и к нешлифованному каменному топору и ручной мельнице. Отсюда вытекает, что само по себе простое воспроизводство мыслимо только в периодическом чередовании с воспроизводством расширенным. Это обусловливается не только прогрессом культуры и ростом населения вообще, но и экономической формой основного капитала или средств производства, которые в каждом обществе соответствуют основному капиталу.

Маркс занимается прямо этим противоречием между формой основного капитала и простым воспроизводством. Что он особенно отмечает, так это необходимость постоянного «перепроизводства», следовательно, расширенного воспроизводства в связи с неравномерными долями изнашивания основного капитала, которые в одном году больше, в другом меньше. В случае, если бы простое воспроизводство строго соблюдалось, последствием этого был бы периодический дефицит в воспроизводстве. Но, следовательно, рассматривает здесь расширенное воспроизводство с точки зрения общественного страхового фонда для основного капитала, а не с точки зрения его производства[88].

В совершенно иной связи Маркс косвенно, как нам кажется, вполне подтверждает изложенное выше понимание. При анализе превращения прибыли в капитал во 2-й части тома II «Теорий прибавочной стоимости» он рассматривает своеобразное воспроизводство основного капитала, восстановление которого само по себе дает фонд накопления, и выводит следующие заключения:

«Но мы приходим здесь к следующему. Если бы весь капитал, примененный в машиностроении, был лишь настолько велик, чтобы возместить ежегодное изнашивание машин, то он уже производил бы много больше машин, чем это необходимо каждый год, потому что изнашивание существует отчасти idealiter, и realiter его приходится восстанавливать in natura лишь по истечении известного ряда лет. Примененный таким образом капитал доставляет ежегодно массу машин, которые предназначаются для новых затрат капитала и сами антиципируют эти затраты. Обратимся к примеру. Машиностроитель начинает свое производство в течение данного года. Пусть он в продолжение года доставляет на 12 000 фунтов стерлингов машин. Тогда ему в продолжение каждого из одиннадцати следующих лет при простом воспроизводстве производимых им машин пришлось бы производить на 1000 фунтов стерлингов, и даже это ежегодное производство не подвергалось бы ежегодно потреблению. Тем более, если он станет применять весь свой капитал. Чтобы капитал остался в действии и продолжал ежегодно просто воспроизводиться, необходимо, чтобы имело место непрерывное расширение производства, которое потребляет эти машины. Это тем более необходимо, если он сам накопляет. Следовательно, даже если бы вложенный в эту сферу производства капитал только воспроизводился , было бы необходимо постоянное накопление во всех прочих сферах производства»[89].

Машиностроителя марксова примера мы можем себе мыслить как сферу производства основного капитала всего общества. А отсюда вытекает, что при соблюдении в этой сфере простого воспроизводства, когда общество ежегодно затрачивает на производство основного капитала одно и то же количество труда (что, впрочем практически невозможно), — общество ежегодно должно будет приниматься за расширение производства во всех остальных сферах. Но если оно держится только в пределах простого воспроизводства, то оно должно затрачивать для простого возобновления уже раз созданного основного капитала лишь незначительную часть примененного для его производства труда. Или, — если дать вопросу обратную формулировку, — чтобы получить возможность единовременных крупных затрат основного капитала, общество даже при условии простого воспроизводства должно периодически применять расширенное воспроизводство.

С прогрессом культуры меняется не только форма, но и величина стоимости средств производства, вернее — накопленный в них общественный труд. Кроме труда, необходимого для непосредственного содержания общества, оно сберегает все большее количество рабочего времени и рабочих сил, которые оно во все возрастающем масштабе применяет для производства средств производства. Но как это выражается в процессе воспроизводства? Выражаясь капиталистически, как общество из своего годового труда создает больше капитала чем тот, которым оно обладало раньше? Этот вопрос связан с расширенным воспроизводством, которым мы пока еще не занимаемся.

Глава пятая. Денежное обращение

До сих пор мы при рассмотрении процесса воспроизводства абстрагировались от обращения денег, но не денег как выражения и мерила стоимости. Все отношения общественного труда были нами приняты выраженными в деньгах и деньгами же измерялись. Теперь необходимо данную схему простого воспроизводства подвергнуть испытанию и с точки зрения денег как средства обращения.

Для понимания общественного процесса воспроизводства необходимо, как полагал уже старик Кенэ, предположить, что общество, кроме определенных средств производства и потребления, обладает еще определенной суммой денег[90]. Спрашивается, во-первых, в чьих руках должна находиться эта сумма, и, во-вторых, как велика она должна быть? Первое, что не подлежит сомнению, это тот факт, что наемный рабочий должен получать свою заработную плату в деньгах, чтобы покупать на них средства существования. С точки зрения общественной, это выражается в процессе воспроизводства в том, что рабочие получают право на определенный фонд средств существования, который предоставляется в их распоряжение во всяком обществе, независимо от исторической формы производства. Но то обстоятельство, что рабочие получают здесь средства существования не непосредственно, а через товарообмен, столь же существенно для капиталистической формы производства, как и то, что они предоставляют свою рабочую силу собственникам средств производства не непосредственно на основе отношений личного господства, а путем продажи ее. Продажа рабочей силы и свободная покупка рабочими средств существования являются решающим моментом производства капитала. И то и другое выражается и совершается при посредстве денежной формы  переменного капитала (v).

Итак, деньги прежде всего вступают в обращение через выплачиваемую заработную плату. Следовательно, капиталисты обоих подразделений, т. е. все капиталисты, должны раньше всего бросить в обращение деньги — каждый в сумме выплаченных им заработных плат. Капиталисты I должны обладать 1000, а капиталисты II 500 в деньгах, которые они выплачивают своим рабочим. По нашей схеме в обращение вступают таким образом две суммы денег: I 1000 v и II 500 v. Обе эти суммы затрачиваются рабочими на средства существования, т. е. на продукты подразделения II. Этим поддерживается рабочая сила, т. е. переменный капитал общества воспроизводится в своей натуральной форме как основа воспроизводства остального капитала. Этим путем капиталисты II освобождаются в то же самое время от 1500 единиц всего своего продукта: 500 переходит к их собственным рабочим, а 1000 к рабочим другого подразделения. В результате этого обмена капиталисты II получили 1500 деньгами: 500 вернулись к ним как их собственный переменный капитал, который снова сможет функционировать как таковой и который пока, следовательно, закончил свое движение; 1000 же приобретена ими вновь от реализации третьей части их собственного продукта. На эту 1000 в деньгах капиталисты II покупают у капиталистов I средства производства для обновления потребленного ими постоянного капитала. Этой покупкой подразделение II обновило половину необходимого ему постоянного капитала (II с) в натуральной форме, зато денежная сумма 1000 перешла к капиталистам I. Для последних эта сумма является лишь их собственными деньгами, которые они выплатили своим рабочим в виде заработной платы и которые после двух меновых актов вернулись к ним, чтобы потом опять функционировать как переменный капитал; пока движение указанной денежной суммы этим исчерпывается. Общественное обращение однако еще не закончилось. Капиталисты I не реализовали еще своей прибавочной стоимости, которая воплощена в непригодной для их потребления форме средств производства, чтобы купить для себя средства существования, а капиталисты II не обновили еще второй половины своего постоянного капитала. Эти два меновых акта покрывают друг друга как по величине стоимости, так и материально. Ибо капиталисты I получают средства существования от подразделения II, реализуя таким образом свою прибавочную стоимость I 1000 m, и в то же самое время доставляют со своей стороны капиталистам II недостающие им средства производства II 1000 с. Для этого обмена необходимо однако посредничество новой денежной суммы. Правда, мы могли бы еще раз бросить в обращение приведенные раньше в движение денежные суммы. Теоретически против этого ничего нельзя было бы возразить, но практически этого принять нельзя, ибо потребление капиталистов должно удовлетворяться так же непрерывно, как и потребление рабочих; то и другое идет параллельно процессу производства и должно совершаться при посредстве особой денежной суммы. Отсюда вытекает, что капиталисты обоих подразделений, т. е. все капиталисты, должны, кроме денежной суммы для переменного капитала, иметь еще на руках запас денег для реализации их собственной прибавочной стоимости в предметах потребления. С другой стороны, параллельно с производством, — стало быть, до реализации совокупного продукта, — идет непрерывная закупка определенных частей постоянного капитала, именно его оборотной части (сырья, вспомогательных и осветительных материалов и пр.). Отсюда вытекает, что не только капиталисты I должны иметь на руках известную денежную сумму для удовлетворения своего собственного потребления, но и капиталисты II должны иметь деньги для покрытия своих потребностей в постоянном капитале. Обмен I 1000 m в средствах производства на II 1000 с в средствах существования производится, следовательно, при посредстве денег, которые авансируются отчасти капиталистами I на нужды их потребления, а отчасти капиталистами II для потребностей их производства[91]. Из необходимой для этого обмена денежной суммы в 1000 каждое подразделение капиталистов может авансировать по 500 или распределить между собой эту сумму в другой пропорции; во всяком случае устанавливаются два положения: во-первых, их общей запасной суммы должно хватать для того, чтобы посредством нее осуществить обмен I 1000 m и II 1000 с, во-вторых, как бы эта сумма ни была распределена, каждая группа капиталистов по окончании всего общественного обмена будет обладать такой же суммой денег, какую она бросила в обращение. Последнее вообще относится ко всему общественному обращению; после того как обращение закончилось, деньги всегда возвращаются к своей исходной точке, так что все капиталисты после всестороннего обмена достигают двоякой цели: во-первых, они обменивают свои продукты, натуральная форма которых для них не имеет значения, на такие продукты, натуральную форму которых они потребляют как средства производства или как средства собственного потребления; во-вторых, деньги, которые они сами бросили в обращение для производства этих меновых актов, опять возвращаются в их руки.

С точки зрения простого товарного обращения это непонятный феномен. Товары и деньги меняют здесь постоянно свое место; обладание товаром исключает обладание деньгами; деньги всегда занимают место, освобожденное товаром, и наоборот. Это относится целиком к каждому индивидуальному акту товарообмена, под формою которого протекает общественное обращение. Но само общественное обращение представляет собой нечто большее, чем товарообмен; оно является обращением капитала. А для последнего как раз характерно и существенно то, что оно не только возвращает в руки капиталистов стоимость капитала вместе с прибылью, — прибавочной стоимостью, — но и выступает как посредник при общественном воспроизводстве и, следовательно, обеспечивает натуральную форму производительного капитала (средства производства и рабочую силу), а также содержание неработающих. Так как весь общественный процесс обращения исходит от капиталистов, владеющих как средствами производства, так и деньгами, необходимыми для обращения, то после каждого кругооборота общественного капитала все должно снова очутиться в их руках и притом у каждой группы и у каждого отдельного капиталиста в сумме, соответствующей их затратам. В руках рабочих деньги находятся только временно и служат посредником для обмена денежной формы переменного капитала на его натуральную форму: в руках капиталистов деньги выступают как форма проявления их капитала, а потому они постоянно должны к ним возвращаться. До сих пор мы рассматривали обращение лишь постольку, поскольку оно совершается между двумя крупными подразделениями производства. Но кроме этого у нас остались еще: 1) от продукта первого подразделения 4000 в форме средств производства, которые остаются в подразделении 1, чтобы обновить его собственный постоянный капитал 4000 с, и 2) во втором подразделении 500 в средствах существования, которые также остаются в том же подразделении как средства потребления соответствующей части капиталистов и составляют их прибавочную стоимость на сумму II 500 m. Так как производство имеет в обоих подразделениях капиталистический характер, т. е. так как оно представляет собой нерегулируемое частное производство, то распределение собственного продукта каждого подразделения между относящимися к нему капиталистами — как средств производства подразделения I или как средств потребления подразделения II — не может произойти иначе, как путем товарообмена, следовательно, в результате большого числа отдельных актов купли-продажи, происходящих между капиталистами одного и того же подразделения. Для этого обмена, стало быть, для возобновления средств производства I 4000 с и для возобновления средств потребления класса капиталистов II 500 m, капиталисты обоих подразделений тоже должны иметь на руках определенные денежные суммы. Эта часть обращения сама по себе на представляет особого интереса, так как она носит характер простого товарного обращения (покупатели и продавцы принадлежат к одной и той же категории агентов производства) и обусловливает лишь то обстоятельство, что деньги и товар обмениваются местами в пределах одного и того же класса и подразделения. Тем не менее деньги, необходимые для этого обращения, должны заранее находиться в руках капиталистов и являются частью их капитала.

До сих пор обращение всего общественного капитала, даже с точки зрения обращения денег, не представляло собой ничего особенного. То обстоятельство, что общество для этого обращения должно обладать известной суммой денег, вытекает как нечто само собой понятное из следующих причин: во-первых, всеобщей формой капиталистического способа производства является товарное производство, а этим уже дается денежное обращение; во-вторых, обращение капитала покоится на постоянной метаморфозе трех форм капитала — денежного капитала, производительного капитала и товарного капитала. Для того, чтобы эти метаморфозы могли совершаться, должны быть налицо деньги, которые могли бы выполнять роль денежного капитала. Наконец, так как эти деньги функционируют в данном случае как капитал, — в нашей схеме мы имеем дело исключительно с капиталистическим производством, — то отсюда явствует, что эти деньги, как и капитал во всякой его форме, должны быть собственностью класса капиталистов и выбрасываться последним в обращение с тем, чтобы они из обращениями нему же вернулись обратно.

Только одна деталь может нас с первого взгляда озадачить. Если все циркулирующие в обществе деньги брошены в обращение капиталистами, то отсюда следует, что капиталисты сами должны авансировать деньги даже для реализации своей собственной прибавочной стоимости. Это похоже на то, как будто бы капиталисты как класс оплачивали свою собственную прибавочную стоимость своими же деньгами. А так как соответствующие деньги еще до реализации продукта каждого периода производства, т. е. уже заблаговременно, должны составлять собственность класса капиталистов, то на первый взгляд может показаться, что присвоение прибавочной стоимости основано не на неоплаченном труде наемных рабочих, как это имеет место в действительности, но что оно является результатом простого товарообмена, для которого сами капиталисты доставляют соответствующие суммы денег. Но стоит немного подумать, чтобы эта обманчивая видимость рассеялась как дым. Как до, так и после окончания процесса обращения класс капиталистов имеет на руках свои деньги, которые либо вернулись к нему, либо оставались у него, а между тем он приобрел и потребил на равную сумму средств существования, — надо заметить, что мы все время остаемся при основном условии схемы воспроизводства, — при простом воспроизводстве; мы предполагаем возобновление производства в старом масштабе и расходование всей производственной прибавочной стоимости на личное потребление класса капиталистов.

Но эта обманчивая видимость исчезает впрочем совершенно, если мы остановимся не на одном периоде воспроизводства, а рассмотрим несколько периодов в их последовательности и взаимном сплетении. То, что капиталисты в данный момент бросают в обращение в виде денег для реализации своей собственной прибавочной стоимости, представляет собою не что иное, как денежную форму их прибавочной стоимости, истекшего периода производства. Если капиталист должен из собственного кармана авансировать деньги для покупки средств существования, так как его вновь произведенная прибавочная стоимость имеет негодную для его потребления форму, а в ее годной для потребления форме она находится в руках другого, то те деньги, которые он сам теперь авансирует, в свою очередь очутились у него в кармане в результате реализации его прибавочной стоимости предыдущего периода. Эти деньги также вернутся к нему, когда он реализирует свою новую прибавочную стоимость, воплощенную в товарной форме. Итак, из наблюдения над несколькими периодами получается следующая картина: класс капиталистов вылавливает из обращения не только все натуральные формы своего капитала, но и предметы собственного потребления; при этом его начальная денежная сумма, не изменяясь в своей величине, всегда остается его собственностью.

Из рассмотрения денежного обращения вытекает, что отдельный капиталист никогда не может превратить весь свой денежный капитал в средства производства, напротив того, он всегда должен оставлять известную часть капитала в денежной форме для переменного капитала, для заработных плат и отложить некоторый запас капитала для закупки в продолжение периода производства средств производства. Кроме этого запаса капитала, он должен еще обладать денежным запасом для личного потребления.

Отсюда вытекает, что для процесса воспроизводства всего общественного капитала необходимо производство и воспроизводство денежного материала. Но так как воспроизводство денежного материала тоже должно мыслиться, согласно нашему допущению, как производство капиталистическое, — в рассмотренной схеме Маркса мы имеем в виду только капиталистическое производство, — то схема, собственно, должна показаться неполной. Рядом с двумя крупными подразделениями общественного производства — производством средств производства и производством средств потребления — следовало бы в виде третьего подразделения поставить производство средств обмена, для которых как раз характерно то, что они не служат ни для производства, ни для потребления, а представляют общественный труд в безразличном, негодном для потребления товаре. Правда, деньги и производство денег, равно как и обмен и товарное производство, много старше, чем капиталистический способ производства, но при капиталистическом способе производства денежное обращение впервые стало всеобщей формой общественного обращения, а потому и существенным элементом общественного процесса воспроизводства. Лишь представление производства и воспроизводства денег в их органическом сплетении с двумя другими подразделениями общественного производства дало бы исчерпывающую схему всего капиталистического процесса в его существенных пунктах.

Здесь мы, без сомнения, уклоняемся от Маркса. Маркс относит производство золота (ради простоты все производство денег сводится к производству золота) к первому подразделению общественного производства. «Производство золота, как и вообще производство металлов, относится к классу I, к категории, которая охватывает производство средств производства»[92]. Это верно лишь постольку, поскольку речь идет о производстве золота в смысле производства металла, т. е. металла для промышленных целей (для украшений, зубных пломб и т. д.); как деньги, золото — не металл, а олицетворение абстрактного общественного труда; а как таковые, они не являются ни средствами производства, ни средствами потребления. Впрочем один только взгляд на схему воспроизводства показывает, к каким неудобствам должно повести смешение средств обмена со средствами производства. Если мы рядом с обоими подразделениями общественного производства поставим схематическую картину годового производства золота (в смысле денежного материала), то мы получим следующие три ряда:

I. 4000 с + 1000 v + 1000 m = 6000 средств производства.

II. 2000 с + 500 v + 500 m = 3000 средств потребления.

III. 20 c + 5 v + 5 m = 30 денежных средств.

Величина стоимости в 30 (выбранная для примера Марксом), очевидно, не соответствует количеству денег, ежегодно обращающихся в обществе, она соответствует лишь ежегодно воспроизводимой части этой суммы денег, следовательно, ежегодному снашиванию денежного материала, которое при неизменном размере общественного воспроизводства, при неизменной продолжительности оборота капитала и при неизменной быстроте обращения товаров в среднем остается одним и тем же. Если мы, согласно Марксу, рассмотрим третий ряд как составную часть первого, то обнаружится следующее затруднение. Постоянный капитал третьего подразделения 20 с состоит, как и в прочих двух подразделениях, из действительных, конкретных средств производства (строений, орудий, вспомогательных материалов, приборов и т. д.), но продукт этого подразделения 30 д, представляющий собою деньги, ни в каком процессе производства не может функционировать в своей натуральной форме как постоянный капитал. Следовательно, если мы примем этот продукт — 30 д — за составную часть продукта первого подразделения 6000 сп., то мы получим общественный дефицит в средствах производства стоимостью в 30, — дефицит, который сделает невозможным воспроизводство в прежнем масштабе либо в подразделении I, либо в подразделении II. Согласно сделанному допущению, — которое образует основу всей марксовой схемы, — продукт каждого из обоих подразделений в своей вещественной, потребительной форме является исходной точкой воспроизводства, взятого в целом; пропорции марксовой схемы базируются именно на этом допущении — без него они приняли бы совершенно хаотический вид. Так, первая основная связь между стоимостями покоится на уравнении I 6000 сп = I 4000 с + II 2000 с. К продукту III 30 д это соотношение неприложимо, так как золото (хотя бы, например, в пропорции I 20 с + II 10 с) не может быть применено ни одним из подразделений как средство производства. Вторая основная связь, выведенная из первой, основывалась на уравнении I 1000 v + 1000 m = II 2000 с. Для производства золота это означало бы, что оно отнимает у подразделения II столько средств потребления, сколько оно дает ему средств производства. Но и это не имеет места. Правда, производство золота отнимает от всего общественного продукта как конкретные средства производства, которые оно применяет как постоянный капитал, так и конкретные средства потребления для его капиталистов и рабочих в количестве, соответствующем его переменному капиталу и прибавочной стоимости, но его собственный продукт так же мало может функционировать в качестве средств производства в каком-нибудь производстве, как входить в качестве средств существования в человеческое потребление. Включение производства денег в подразделение I нарушило бы все вещественные соотношения и пропорции стоимости марксовой схемы и лишило бы ее всякого значения.

Попытка подвести производство золота под подразделение I (средства производства) как часть его приводит Маркса к сомнительным результатам. Первый акт обращения между этим новым подразделением второго порядка, — которое Маркс называет I д, — и подразделением II (средства потребления) состоит в том, что рабочие подразделения I д покупают на денежную сумму (5 v), полученную от капиталистов в виде заработной платы, средства потребления у подразделения II. Употребленные для этого деньги еще не являются продуктом нового производства: они представляют собой денежный запас капиталистов I д из той денежной суммы, которая уже раньше имелась в стране, что вполне в порядке вещей. Но тут Маркс заставляет капиталистов II купить у I д за счет полученных 5 в деньгах на 2 золота как «товарного материала»; он перескакивает таким образом от производства денег к производству золота для промышленных целей, к производству, которое имеет столько же общего с проблемой производства денег, как производство сапожной ваксы. Но так как из полученных I д 5 v все еще остается 3, для которых капиталисты II не могут найти применения по той причине, что они не могут их потребить в виде постоянного капитала, то Маркс заставляет их накоплять эту сумму как денежное сокровище. Но чтобы не возник дефицит в постоянном капитале II, который ведь должен быть целиком обменен на средства производства (I v + m), Маркс находит следующий выход: «Эти деньги целиком подлежат перенесению из II с в II m, заключается ли последнее в средствах существования или в средствах роскоши, и, напротив, соответственная товарная стоимость подлежит перенесению из II m в II с. Результат: часть прибавочной стоимости накопляется как денежное сокровище»[93]. Результат — довольно странный. При рассмотрении воспроизводства ежегодного изнашивания денежного материала внезапно обнаруживалось накопление денег в виде, сокровища, т. е. избыток в денежном материале. Этот избыток — неизвестно почему — возникает за счет капиталистов подразделения средств существования, которые должны поститься и притом не для того, чтобы расширить собственные производства прибавочной стоимости, но для того, чтобы работающие в производстве золота имели достаточное количество средств существования.

Но за эту христианскую добродетель капиталисты подразделения II получают достаточно плохую награду. Несмотря на «воздержание», они не только не могут приняться за расширение своего производства, но не в состоянии даже продолжать его в прежнем размере. Ибо если даже и перенести «товарную стоимость» из II m в II с, то ведь дело зависит не от одной стоимости, но и от вещественной конкретной формы этой стоимости; и так как часть продукта I состоит теперь из денег, которые не могут быть потреблены как средства производства, то II, несмотря на воздержание, фактически не может обновить свой постоянный капитал в полном объеме. Таким образом условие схемы — простое воспроизводство — было бы нарушено в двух направлениях: во-первых, обнаружилось бы накопление прибавочной стоимости в виде сокровища, и, во-вторых, обнаружился бы дефицит в постоянном капитале. Эти полученные Марксом результаты показывают, что производство денег нельзя подвести ни под одно из двух подразделений его схемы, не разрушая самой схемы. Это обнаруживается уже из первого обмена между подразделениями I и II. Задуманного Марксом исследования об обмене вновь произведенного золота, совершающемся в пределах постоянного капитала подразделения I, в рукописи, как отмечает Фр. Энгельс («Капитал», т. II, стр. 463, прим. 59), не оказалось. Оно бы только увеличило затруднения. Впрочем сам Маркс подтверждает наше понимание и исчерпывает вопрос в двух словах, когда он так сжато и метко заявляет, что «деньги сами по себе не составляют элемента действительного воспроизводства»[94].

Представление производства денег как особого третьего подразделения всего общественного производства имеет еще одно веское основание. Марксова схема простого воспроизводства как основа и исходная точка процесса воспроизводства имеет силу не только для капиталистического, но mutatis mutandis и для всякого планомерно регулируемого хозяйственного строя, например, для социалистического. Напротив того, производство денег отпадает вместе с товарной формой продукта, т. е. с частной собственностью на средства производства. Оно образует «ложные расходы» (falsche Kosten) анархического способа хозяйства при капитализме, специфическое бремя частнохозяйственного общества, находящее свое выражение в ежегодном расходовании значительной массы труда на производство продуктов, которые не могут служить ни средствами производства, ни средствами потребления. Эта специфическая затрата труда капиталистически производящего общества, — затрата, которая отпадает в общественно регулируемом хозяйстве, — находит самое точное выражение в особом подразделении процесса воспроизводства всего капитала. При этом совершенно безразлично, представляем ли мы себе такую страну, которая сама производит золото, или такую, которая получает его из-за границы. В последнем случае посредством обмена производится та же самая затрата общественного труда, которая нужна была для непосредственного производства золота.

Из сказанного до сих пор видно, что проблема воспроизводства всего общественного капитала не так проста, как это часто представляется исключительно с точки зрения кризисов. С точки зрения кризисов вопрос ставится примерно так: как это возможно, что в хозяйстве бесконечного числа отдельных капиталистов, в хозяйстве, лишенном всякого плана, все потребности общества покрываются его производством? Ответом на этот вопрос должна служить ссылка на постоянные колебания производства около спроса, т. е. ссылка на периодическую смену конъюнктур. При этом понимании, когда весь общественный продукт рассматривается как одна сплошная товарная масса, а общественные потребности соответствующим образом трактуются в общей и неясной форме, совершенно упускается из виду самое главное — differentia specifica капиталистического способа производства. Проблема капиталистического воспроизводства, как мы видели, таит в себе целый ряд точных соотношений, которые относятся как к специфически капиталистическим категориям, так и — mutatis mutandis — к всеобщим категориям человеческого труда, — соотношений, которые будучи объединены в их противоречии и в их совпадении, и составляют действительную проблему капиталистического воспроизводства. Марксова схема является научным разрешением этой проблемы.

Мы должны себе поставить вопрос, какое значение имеет анализированная схема процесса воспроизводства в действительности. Согласно этой схеме, весь общественный продукт входит в обращение без всякого остатка, все запросы потребления удовлетворены, воспроизводство протекает гладко, денежное обращение следует за товарным обращением, круг движения общественного капитала замыкается правильно. Но как это выглядит на деле? Для планомерно направляемого производства, — предполагая, опять-таки, простое воспроизводство, т. е. неизменный размер производства, — схема в своих соотношениях дает точное основание для разделения общественного труда. Но в капиталистическом хозяйстве нет никакой планомерной организации всего процесса. Поэтому он и не протекает в капиталистическом хозяйстве так гладко по математической формуле, как это показывает схема. Напротив того, кругооборот воспроизводства протекает при постоянных отклонениях от соотношений схемы. Это проявляется:

в ежедневном колебании цен,

в постоянных изменениях прибыли,

в беспрестанном передвижении капиталов из одной отрасли в другую,

в периодическом циклическом колебании воспроизводства между чрезмерным напряжением и кризисом.

Но марксова схема при всех этих отклонениях представляет собой ту необходимую общественную среднюю, вокруг которой совершаются указанные движения и к которой они снова стремятся после того, как они от нее отклонились. Благодаря этой средней достигается то, что колебательные движения отдельных капиталов не вырождаются в хаос, а удерживаются в пределах известной закономерности, которая гарантирует обществу дальнейшее существование, несмотря на отсутствие в нем планомерности.

Если сравнивать марксову схему воспроизводства с «Tableau economique» Кенэ, то сходство, равно как и громадная разница, сразу бросается в глаза. Обе эти схемы, из которых одна начинает, а другая заканчивает период развития классической политической экономии, являются единственными попытками точного представления того кажущегося хаоса, который представляет собой все движения капиталистического производства и потребления в их взаимном сплетении и распадении на бесчисленное множество частных производителей и потребителей. Обе схемы сводят беспорядочное движение отдельных капиталов к нескольким простым связям, на которых держится возможность существования и развития капиталистического общества, несмотря на то, что оно носит анархический и нерегулированный характер. Обе они объединяют двойственную точку зрения, которая лежит в основе движения всего общественного капитала, — оно в одно и то же время, как движение капитала, является производством и присвоением прибавочной стоимости и, как общественное движение, — производством и потреблением вещественных предметов, необходимых для культурного существования человечества. В обеих схемах весь процесс совершается при посредстве обращения продуктов как обращения товаров, а движение денег следует за обращением товаров на его поверхности и является лишь его внешним выражением.

Но в самом характере проведения этих основных линий есть глубокая разница. Кенэ в «Tableau» делает производство прибавочной стоимости одним из полюсов всего общественного производства, но прибавочную стоимость он рассматривает еще в наивной феодальной форме земельной ренты и принимает, следовательно, часть за целое.

Вещественные различия в массе всего продукта «Tableau» делает вторым полюсом общественного воспроизводства, но эти вещественные различия оно рассматривает под углом зрения наивного противопоставления сельскохозяйственных и мануфактурных продуктов; оно принимает таким образом внешние различия в материи, с которой работающему человеку приходится иметь дело, за основные категории процесса человеческого труда вообще.

Маркс понимает производство прибавочной стоимости в ее чистой и всеобщей, а следовательно, и абсолютной форме производства капитала. В то же самое время Маркс рассматривает вечные вещественные условия производства, проводя основное разделение между производством средств производства и производством средств потребления; соотношение между тем и другим он сводит к точным пропорциям стоимости.

На вопрос о том, почему решение проблемы, так удачно начатое Кенэ, потерпело крушение в позднейшей буржуазной политической экономии, и что потребовалось для того огромного шага вперед, который был сделан анализом проблемы при помощи марксовой схемы, — придется ответить, что здесь имели значение главным образом два предварительных условия. Прежде всего марксова схема воспроизводства покоится на проведении ясного и резкого различия между двумя сторонами труда в товарном производстве: между полезным конкретным трудом, создающим определенные потребительные стоимости, и абстрактным общечеловеческим трудом, создающим общественно-необходимые стоимости. Эта гениальная основная мысль марксовой теории стоимости, которая между прочим сделала для него возможным решение денежной проблемы, привела его к разделению и соединению обеих точек зрения во всем процессе воспроизводства: точки зрения стоимости и точки зрения вещественных отношений. Далее в основе марксовой схемы лежит резкое разделение между постоянным и переменным капиталом, — разделение, при котором только и стало возможно вскрыть внутренний механизм производства прибавочной стоимости и привести ее как отношение стоимости в точную связь с обеими вещественными категориями производства — со средствами производства и средствами потребления.

С этими положениями почти что столкнулась классическая экономия после Кенэ в лице Смита и Рикардо. У Рикардо теория стоимости получила то строгое изложение, благодаря которому ее часто смешивают с теорией Маркса. С точки зрения своей теории стоимости Рикардо признал, неправильным смитовское разложение цены всех товаров на (v + m), которое наделало столько бед в анализе воспроизводства; но он не думал дальше над этой ошибкой Смита и не интересовался проблемой всего воспроизводства, взятого в целом. Вообще рикардовский анализ сделал в известном смысле шаг назад по отношению к Смиту, который со своей стороны отчасти сделал шаг назад по сравнению с физиократами. Если Рикардо разработал основные категории буржуазной экономии — стоимость, заработную плату, прибавочную стоимость, капитал — гораздо резче и последовательнее, чем все его предшественники, то он зато придал им более неподвижную форму.

Ад. Смит проявил гораздо больше понимания живых связей и движения в его целом. Если Смиту подчас ничего не стоило дать для одной и той же проблемы два и, как в случае проблемы стоимости, даже три и четыре различных решения и в различных частях анализа впадать в явное противоречие с самим собой, то именно его противоречия приводили его к тому, что он рассматривал проблему, взятую целиком, со всех сторон и мыслил ее в состоянии движения. Препятствием, на котором потерпели крушение и Смит и Рикардо, был их ограниченно-буржуазный горизонт. Чтобы понять основные категории капиталистического производства — стоимость и прибавочную стоимость — в их живом движении как общественный процесс воспроизводства, надо было понять это движение исторически, а самые категории — как исторически обусловленные формы всеобщих отношений труда. Отсюда следует, что проблема воспроизводства всего общественного капитала могла быть разрешена только социалистом. Между «Tableau economique» и схемой воспроизводства во II томе «Капитала» лежит расцвет и исход буржуазной экономии не только по времени, но и по ее содержанию.

Глава шестая. Расширенное воспроизводство

Недостаточность схемы простого воспроизводства очевидна: она дает законы такой формы воспроизводства, которая встречается при капиталистических производственных отношениях только как случайное исключение. Для капиталистического способа хозяйства еще в большей мере, чем для всякого другого хозяйства, типично не простое, а расширенное воспроизводство[95]. Несмотря на это, схема имеет вполне научное значение и притом в двояком смысле. Практически даже при расширенном воспроизводстве наибольшая часть всего продукта постоянно умещается в рамки простого воспроизводства. Последнее образует широкий базис, на котором происходит постоянное расширение производства за пределы прежних границ. Теоретически анализ простого воспроизводства образует необходимую исходную точку всякого точного научного представления расширенного воспроизводства. Этим самым проблема простого воспроизводства всего общественного капитала сама ведет к проблеме расширенного воспроизводства всего капитала.

Мы знаем уже историческую особенность расширенного воспроизводства на капиталистическом базисе; оно должно выступать в виде накопления капитала , которое является в одно и то же время его специфической формой и его условием. Это значит, что все общественное производство, которое на капиталистическом базисе является производством прибавочной стоимости, может расширяться лишь в том смысле и в той мере, поскольку общественный капитал, действовавший до момента расширения производства, получает прирост за счет созданной им прибавочной стоимости. Применение части прибавочной стоимости, и притом части все возрастающей, для производительных целей, вместо того, чтобы расходовать ее на личное потребление класса капиталистов или накоплять в виде денежного сокровища, — таков базис расширенного воспроизводства при капиталистических отношениях производства.

Элементом расширенного воспроизводства всего общественного капитала точно так же, как при простом воспроизводстве, которое предполагалось нами до сих пор, является воспроизводство отдельного капитала. Ибо все производство в целом, — станем ли мы рассматривать его как простое, или как расширенное, — совершается фактически в виде бесчисленного множества самостоятельных процессов воспроизводства отдельных частных капиталов. Первый исчерпывающий анализ накопления отдельного капитала дан в первом томе «Капитала» Маркса в седьмом отделе, в главах 22 и 23. Здесь Маркс рассматривает разделение прибавочной стоимости на капитал и доход, обстоятельства, определяющие размер накопления независимо от той пропорции, в которой прибавочная стоимость распадается на капитал и доход, степень эксплоатации рабочей силы и производительность труда, далее, рост основного капитала по сравнению с оборотным как момент накопления и, наконец, прогрессивное возрастание промышленной резервной армии, которая является одновременно и следствием и предпосылкой процесса накопления. Попутно Маркс разделывается здесь с двумя выдумками буржуазной экономии относительно накопления: во-первых, с вульгарно-экономической «теорией воздержания», которая выдает акт деления прибавочной стоимости на капитал и доход, а следовательно, и само накопление за этический подвиг капиталистов, и, во-вторых, с ошибкой классической экономии, по которой вся капитализированная часть прибавочной стоимости идет на «потребление производительных рабочих», т. е. расходуется на заработную плату для вновь занимаемых рабочих. Это неправильное допущение, которое совершенно упускает из виду, что всякое расширение производства должно выражаться не только в увеличении числа занятых рабочих, но и в увеличении вещественных средств производства (построек, инструментов и уже во всяком случае сырых материалов), покоится на рассмотренном уже неправильном «догмате» Ад. Смита. Ошибочное представление, по которому цена всех товаров — при полном игнорировании постоянного капитала — распадается только на заработную плату и прибавочную стоимость, обусловливало и допущение, что для расширения производства достаточно затратить больше капитала на заработную плату. Удивительно, что даже Рикардо, который подчас по крайней мере признавал ошибки смитовского учения, определенно перенимает ошибочные выводы этой теории, когда он пишет: «Необходимо понять, что все продукты страны потребляются; но величайшее различие, которое можно себе представить, состоит в том, потребляются ли они теми, кто воспроизводит новую стоимость, или теми, кто ее не воспроизводит. Если мы говорим, что доход сберегается и превращается в капитал, то мы разумеем под этим, что та часть дохода, о которой говорится, что она превратилась в капитал, потребляется производительными, а не непроизводительными рабочими». Согласно этому странному представлению, по которому все произведенные продукты потребляются людьми, вследствие чего в совокупном общественном продукте совершенно не остается места для несъедобных средств производства, каковы орудия, машины, сырые материалы и постройки, — расширенное воспроизводство осуществляется, как это ни странно, таким образом, что вместо части более утонченных средств существования для класса капиталистов производятся обыкновенные средства существования для новых рабочих в количестве, соответствующем капитализированной части прибавочной стоимости. Иного изменения, кроме того, которое происходит внутри производства средств существования, классическая теория расширенного воспроизводства не знает. После того, что изложено выше, само собой понятно, что Маркс шутя справился с этой элементарной ошибкой Смита-Рикардо. Как при простом воспроизводстве рядом с производством необходимой для рабочих и капиталистов массы средств существования должно иметь место регулярное возобновление постоянного капитала — вещественных средств производства, так и при расширенном воспроизводстве часть нового добавочного капитала должна быть затрачена на увеличение постоянной части его, т. е. на увеличение количества вещественных средств производства. Здесь выступает еще другой открытый Марксом закон. Постоянная часть капитала, забываемая всегда классической экономией, неизменно растет в отношении к переменной части капитала, затраченной на заработную плату. Это — лишь капиталистическое выражение общих результатов возрастающей производительности труда. С техническим прогрессом живой труд приобретает возможность в меньшие промежутки времени приводить в движение все увеличивающиеся массы средств производства и вырабатывать все большие массы продуктов. Капиталистически это означает прогрессивное уменьшение издержек на живой труд, т. е. на заработную плату, по сравнению с издержками на мертвые средства производства. Следовательно, расширенное воспроизводство должно не только — вопреки допущению Смита-Рикардо — начинаться с разделения капитализированной части прибавочной стоимости на постоянный и переменный капитал: это деление с техническим прогрессом производства должно происходить таким образом, чтобы относительно все большая доля приходилась на постоянный капитал и относительно все меньшая доля — на переменный. Это непрерывное количественное изменение в составе капитала образует специфическую форму проявления процесса накопления капитала, т. е. расширенного воспроизводства на капиталистическом базисе [96].

Другая сторона этого постоянного изменения отношения постоянной части капитала к переменной состоит в том, что Маркс называет образованием относительного, т. е. для средних потребностей капитала избыточного, а потому излишнего или добавочного рабочего населения. Производство этих резервов незанятых промышленных рабочих (это понятие здесь употреблено в широком смысле, оно включает и пролетариев, которые находятся под властью торгового капитала), имеющихся всегда в запасе и образующих со своей стороны необходимую предпосылку внезапного расширения производства во времена высокой конъюнктуры, входит в число специфических условий накопления капитала[97].

Итак, из накопления отдельного капитала мы можем вывести четыре следующих момента расширенного воспроизводства:

1. Размер расширенного воспроизводства в известных границах независим от прироста капитала и может переступить пределы этого прироста. Методы, которыми это достигается, состоят в повышении эксплоатации рабочей силы и сил природы и в повышении производительности труда (включая в последнее повышение деятельности основной части капитала).

2. Исходной точкой всякого действительного накопления является деление подлежащей капитализации части прибавочной стоимости на постоянный и переменный капитал.

3. Накопление как общественный процесс сопровождается постоянным изменением отношения постоянного капитала к переменному, при этом часть капитала, затраченная на неодушевленные средства производства, постоянно растет в отношении к части капитала, затраченной на заработные платы.

4. Другое попутное явление и условие процесса накопления состоит в образовании промышленной резервной армии.

Уже эти моменты, полученные из рассмотрения процесса воспроизводства отдельного капитала, представляют огромный шаг вперед по сравнению с анализом буржуазной экономии. Но теперь дело идет о том, чтобы, исходя из движения отдельного капитала, дать картину накопления всего капитала. Как и в схеме простого воспроизводства, производство прибавочной стоимости, как таковой, и вещественный процесс труда (производство средств производства и производство средств потребления) должны быть и для расширенного воспроизводства приведены в точное соотношение между собой под углом зрения накопления.

Самое существенное различие между расширенным воспроизводством и простым состоит в том, что при последнем вся прибавочная стоимость потребляется классом капиталистов и его придатками, в то время как при первом часть прибавочной стоимости отнимается от фонда личного потребления ее владельца, но не для того, чтобы накоплять ее в виде денежного сокровища, а для того, чтобы прибавить ее к действующему капиталу, иначе говоря, чтобы капитализировать ее. Однако для того, чтобы последнее действительно могло иметь место, необходимо, чтобы новый добавочный капитал нашел предварительно данными вещественные условия своей деятельности. Следовательно, здесь должен быть принят во внимание конкретный состав всего общественного продукта. Уже при рассмотрении накопления отдельного капитала в I томе «Капитала» Маркс говорит:

«Прежде всего годичное производство должно доставить все те предметы (потребительные стоимости), на счет которых могут быть возмещены вещественные составные части капитала, потребленные в течение года. За исключением этой части остается чистый или прибавочный продукт, в котором заключается прибавочная стоимость. Но из чего состоит этот прибавочный продукт? Быть может, из предметов, предназначенных для удовлетворения потребностей и прихотей класса капиталистов, — предметов, входящих таким образом в их потребительный фонд? Если бы это было так, то прибавочная стоимость была бы прокучена до последнего гроша, и мы имели бы перед собой простое воспроизводство. Для того, чтобы накоплять, необходимо часть прибавочного продукта превращать в капитал. Но, не совершая чуда, можно превращать в капитал лишь такие предметы, которые могут быть применены в процессе труда, т. е. средства производства, и далее, такие предметы, которые способны поддерживать жизнь рабочего, т. е. средства существования. Следовательно, часть годичного прибавочного труда должна быть употреблена на изготовление добавочных средств производства и существования, избыточных по сравнению с тем их количеством, которое необходимо для возмещения авансированного капитала. Одним словом, прибавочная стоимость лишь потому может быть превращена в капитал, что прибавочный продукт, стоимостью которого она является, уже заключает в себе вещественные составные части нового капитала»[98].

Но добавочных средств производства и добавочных средств существования, разумеется, еще недостаточно, чтобы осуществить расширенное воспроизводство: необходимы еще добавочные рабочие силы. Но это условие, по Марксу, не сулит особых затруднений: «Об этом также позаботился самый механизм капиталистического производства: он воспроизводит рабочий класс как класс, зависящий от заработной платы, обычный уровень которой достаточен не только для его самосохранения, но и для его размножения. Эти добавочные рабочие силы различных возрастов ежегодно доставляются капиталу самим рабочим классом, так что остается только соединить их с добавочными средствами производства, уже заключающимися в продукте годового производства, — и превращение прибавочной стоимости в капитал готово» [99].

Здесь мы имеем первое решение, которое Маркс дает для проблемы накопления всего капитала. Не занимаясь дальше этой стороной вопроса в томе I «Капитала», Маркс возвращается к этой проблеме лишь в конце тома II своего главного труда: последняя, 21 глава этого тома посвящена накоплению и расширенному воспроизводству всего общественного капитала.

Рассмотрим теперь поближе схематическое изображение накопления у Маркса. По примеру уже известной нам схемы простого воспроизводства Маркс конструирует схему расширенного воспроизводства. При сравнении обеих схем яснее всего обнаруживается различие между ними.

Допустим, что весь годичный продукт общества представляет собой величину в 9000 (под которыми можно понимать миллионы рабочих часов, или, выражаясь капиталистически, — в деньгах — любую сумму денег). Пусть весь этот продукт распределяется следующим образом:

I. 4000 с + 1000 v + 1000 m = 6000

II. 2000 с + 500 v + 500 m = 3000 } сумма 9000

Первое подразделение представляет средства производства, второе — средства существования. Один лишь взгляд на числовые отношения показывает, что здесь может иметь место только простое воспроизводство. Средства производства, изготовленные в первом подразделении, равняются сумме действительно потребленных в обоих подразделениях средств производства, простое обновление которых допускает лишь повторение производства в прежнем масштабе. С другой стороны, весь продукт второго подразделения, представляющего производство средств существования, равняется сумме заработных плат и прибавочных стоимостей обоих подразделений; это показывает, что и наличные средства существования дают возможность занимать лишь прежнее количество рабочих сил и что вся прибавочная стоимость уходит на средства существования класса капиталистов, т. е. на их личное потребление.

Но возьмем тот же совокупный продукт в 9000 в следующем составе:

I. 4000 с + 1000 v + 1000 m = 6000

II. 1500 с + 750 v + 750 m = 3000 } сумма 9000

Здесь бросаются в глаза двоякого рода несоразмерности. Изготовленная масса средств производства (6000) по стоимости на 500 больше количества средств производства, действительно потребленных обществом (4000 с + 1500 с). В то же самое время количество произведенных средств существования (3000) на 500 меньше итога, который получается от сложения суммы выплаченных заработных плат, т. е. потребностей рабочих (1000 v + 750 v), и суммы произведенной прибавочной стоимости (1000 m + 750 m). Но так как возможность уменьшения количества занятых рабочих исключена, то отсюда следует, что потребление класса капиталистов должно быть меньше выжатой ими прибавочной стоимости. Этим самым соблюдаются оба предварительных условия, которые необходимы для расширенного воспроизводства на капиталистическом базисе: часть присвоенной прибавочной стоимости не потребляется, а применяется для производительных целей и в то же время производится увеличенное количество средств производства, дабы капитализированная прибавочная стоимость действительно могла быть применена для расширения производства.

Если мы при рассмотрении схемы простого воспроизводства нашли, что его основные общественные условия заключаются в следующем точном соотношении: сумма произведенных средств производства (продукт подразделения I) должна по своей стоимости равняться постоянному капиталу обоих подразделений, а сумма произведенных средств существования (продукт подразделения II) — сумме переменных капиталов и прибавочных стоимостей обоих подразделений, — то мы для расширенного воспроизводства должны вывести два противоположных соотношения. Всеобщая предпосылка расширенного воспроизводства состоит в следующем: продукт подразделения I по стоимости больше постоянного капитала обоих подразделений, продукт подразделения II — опять-таки по стоимости — меньше суммы переменных капиталов и прибавочных стоимостей обоих подразделений.

Но этим мы далеко еще не исчерпали анализа расширенного воспроизводства. Напротив того, мы только едва к нему подошли.

Мы должны проследить выведенные для схемы соотношения в их дальнейшем движении, в процессе обращения воспроизводства. Если простое воспроизводство можно сравнить с движением по раз навсегда проложенному кругу, то расширенное воспроизводство, по выражению Сисмонди, идет по спирали, которая все расширяется. Нам предстоит таким образом прежде всего ближе исследовать обороты этой спирали. Первый общий вопрос, который при этом возникает, таков: каким образом действительное накопление в обоих подразделениях совершается при известных нам теперь предварительных условиях так, чтобы капиталисты, капитализируя часть прибавочной стоимости, находили в то же самое время необходимые вещественные условия для расширенного воспроизводства?

Маркс разъясняет этот вопрос на следующей схематической картине.

Положим, что половина прибавочной стоимости I идет на накопление. Следовательно, капиталисты затрачивают 500 на свое потребление, а 500 прибавляют к капиталу. Чтобы дать занятие этому дополнительному капиталу в 500, он, как мы уже знаем, должен быть разделен на постоянный и переменный капитал. Положим, что отношение между последними, несмотря на расширение производства, остается так и же, как и в первоначальном капитале, т. е. равным отношению 4:1. В таком случае капиталисты подразделения I распределят свой добавочный капитал в 500 следующим образом: на 400 они купят средства производства, а на 100 новую рабочую силу. Приобретение на 400 новых средств производства не представляет никаких затруднений; мы знаем, что подразделение I уже произвело избыточных средств производства на 500. Стало быть из этого количества 4/5 будут применены в пределах подразделения I для того, чтобы осуществить расширение производства. Но для соответствующего увеличения переменного капитала недостаточно 100 единиц в деньгах: новые, добавочные, рабочие силы должны найти соответствующие средства существования, и эти последние могут быть получены только от подразделения II. Следовательно, обращение между нашими двумя большими подразделениями теперь видоизменяется. Прежде, при простом воспроизводстве, подразделение I должно было взять у подразделения II на 1000 средств существования для своих собственных рабочих. Теперь оно должно выйти за пределы этой суммы и взять у подразделения II еще на 100 средств существования для рабочих. Подразделение I начнет таким образом расширенное воспроизводство с

4400 с + 1010 v.

Подразделение II со своей стороны получает возможность через продажу дополнительных средств существования на 100 приобрести у подразделения I на 100 единиц больше средств производства, чем раньше. В самом деле, от всего избытка продукта подразделения I осталось как раз 100. Это количество приобретает подразделение II, чтобы со своей стороны приняться за расширение производства. Но одним только увеличением количества средств производства и здесь ничего не сделаешь. Чтобы привести их в движение, необходимы дополнительные рабочие силы. Если мы допустим, что капитал сохраняет свой прежний состав, т. е. что отношение постоянного капитала к переменному остается равным отношению 2:1, то для приведения в движение дополнительных средств производства на 100 необходимо иметь новых рабочих сил на 50. Но для новых рабочих сил нужны еще новые средства существования на сумму, равную их заработной плате; эти последние поставляет само подразделение II. Соответственно этому из всего продукта подразделения II помимо дополнительных средств существования в 100 для новых рабочих подразделения I, для рабочих подразделения II должно быть затрачено средств существования на 50 больше, чем раньше. Следовательно, второе подразделение начинает расширенное воспроизводство следующими соотношениями:

1600 с + 800 v.

Теперь весь продукт подразделения I (6000) целиком исчерпан в обращении: 5500 были необходимы для простого возобновления старых потребленных средств производства в обоих подразделениях, 400 были употреблены на расширение производства в подразделении I, a 100 — для той же цели в подразделении II. Что касается всего продукта подразделения II (3000), то 1900 из этого количества затрачены на возросший штат рабочих сил обоих подразделений. Остальные 1100 в средствах существования служат для личного потребления капиталистов, для потребления их прибавочной стоимости; при этом 500 потребляются в подразделении I, a 600 идут на потребление капиталистов подразделения II, которые из своей прибавочной стоимости в 750 капитализируют лишь 150 (100 для средств производства и 50 для заработной платы).

Теперь расширенное воспроизводство может начаться. Если мы оставим норму эксплоатации равной 100%, как при начальном капитале, то мы для следующего периода получим:

I. 4400 с + 1100 v + 1100 m = 6600

II. 1600 с + 800 v + 800 m = 3200 } сумма 9800

Весь продукт общества возрос с 9000 до 9800, прибавочная стоимость подразделения I — с 1000 до 1100, прибавочная стоимость подразделения II — с 750 до 800, и цель капиталистического расширения производства — увеличенное производство прибавочной стоимости — достигнута. Но в то же самое время вещественный состав всего общественного продукта опять обнаруживает, во-первых, излишек средств производства (6600) величиной в 600 над количеством средств производства, которое было потреблено в действительности (4400 + 1600), и, во-вторых, дефицит в средствах существования (3200) по сравнению с суммой выплаченных в истекший период заработных плат (1100 v + 800 v) и добытой за это время прибавочной стоимости (1100 m + 800 m). Но этим уже опять дается вещественное основание и необходимость употребить некоторую часть прибавочной стоимости не на потребление капиталистов, а на новое расширение процесса производства.

Таким образом вторичное расширение производства и увеличенное производство прибавочной стоимости с их математически точными соотношениями вытекают сами собой из первого. Раз начавшееся накопление капитала продолжается уже чисто механически. Круг обратился в спираль, которая, описывая все более широкие обороты, нарастает таким образом, как будто бы это происходило под принудительным давлением математически точного закона природы. Если мы и для следующих лет примем капитализирование половины прибавочной стоимости подразделения I и сохраним прежний состав капитала и норму эксплоатации, то мы получим следующую прогрессию для воспроизводства всего общественного капитала:

Второй год:

I. 4840 с + 1210 v + 1210 m = 7260

II. 1760 с + 880 v + 880 m = 3520 } сумма 10 780

Третий год:

I. 5324 с + 1331 v + 1331 m = 7986

II. 1936 с + 968 v + 968 m = 3872 } сумма 11 858

Четвертый год:

I. 5856 с + 1464 v + 1464 m = 8784

II. 2129 с + 1065 v + 1065 m = 4249[100] } сумма 13 033

Пятый год:

I. 6442 с + 1610 v + 1610 m = 9662

II. 2342 с + 1172 v + 1172 m = 4686 } сумма 14 348

Таким образом, за пять лет накопления весь общественный продукт возрос бы с 9000 до 14 348, весь общественный капитал — с 5400 с + 1750 v = 7150 до 8784 с + 2782 v = 11 566, а прибавочная стоимость — с 1000 m + 500 m = 1500 до 1464 m + 1065 m = 2529; при этом личное потребление капиталистами прибавочной стоимости увеличилось с 1500 в начале накопления до 732 + 958 (в последнем году) = 1690[101]. Таким образом, класс капиталистов больше капитализировал, проявил большее «воздержание» и в то же время мог жить более широко, чем раньше. Общество стало богаче как в вещественном отношении, — оно богаче средствами производства и средствами существования, — так и в капиталистическом смысле, — оно производит все возрастающую прибавочную стоимость. Весь общественный продукт целиком расходуется в процессе общественного обращения: он служит отчасти для расширения воспроизводства, отчасти для целей потребления. В то же самое время потребности капиталистического накопления совпадают с вещественным составом всего общественного продукта; дело происходит так, как указывал Маркс в I томе «Капитала»: возросшая прибавочная стоимость именно потому может быть прибавлена к капиталу, что общественный прибавочный продукт рождается на свет прямо в вещественной форме средств производства — в форме, которая не допускает иного потребления, кроме применения в процессе производства. Расширение воспроизводства протекает при этом при строгом соблюдении законов обращения. Взаимное обеспечение обоих подразделений производства дополнительными средствами производства и средствами существования протекает как обмен эквивалентами, как товарообмен, причем накопление в одном подразделении делает возможным и обусловливает накопление в другом подразделении. Сложная проблема накопления превратилась таким образом в схематическую прогрессию поразительной простоты. Начатую выше цепь равенств можно продолжать до бесконечности. Нужно только принять во внимание следующие простые правила: увеличению постоянного капитала в первом подразделении всегда должно соответствовать определенное увеличение его переменного капитала; этим увеличением a priori дается, как велико может быть увеличение постоянного капитала во втором подразделении; это последнее увеличение со своей стороны должно сопровождаться соответствующим увеличением переменного капитала; наконец, величиной возросшего переменного капитала в обоих подразделениях всегда дается, какая часть из всей массы средств существования остается для личного потребления класса капиталистов. При этом окажется также, что масса средств существования, остающаяся для частного потребления капиталистов, по стоимости в точности совпадает с некапитализированной частью прибавочной стоимости обоих подразделений.

Продолжение схематического развития накопления на основании приведения двух легких правил, как сказано, может быть продолжено до бесконечности. Но здесь настала пора посмотреть, не потому ли мы пришли к таким поразительно простым результатам, что мы все время только производим известные математические упражнения с сложением и вычитанием — упражнения, которые не сулят никаких неожиданностей, и не потому ли процесс накопления идет так гладко до бесконечности, что бумага терпит всякие математические уравнения? Другими словами, наступила пора оглянуться на конкретные общественные условия накопления.

Глава седьмая. Анализ марксовой схемы расширенного воспроизводства

I. 4400 с + 1100 v + 1100 m = 6600

II. 1600 с + 800 v + 800 m = 3200 } сумма 9800

Здесь уже находит свое отчетливое выражение взаимная зависимость процессов накопления в обоих подразделениях. Но эта зависимость имеет своеобразную природу. Накопление начинается здесь с подразделения I, подразделение II только следует этому движению, и размер накопления определяет при этом исключительно только подразделение I. Маркс заставляет накопление совершаться таким образом: он предоставляет I капитализировать половину прибавочной стоимости, а II — лишь столько, сколько необходимо для того, чтобы обеспечить производство и накопление в первом. При этом он заставляет капиталистов подразделения II потребить 600 m, в то время как капиталисты первого подразделения, присваивающие себе двойную стоимость и гораздо большую прибавочную стоимость, потребляют всего только 500. В следующем году он опять заставляет капиталистов I капитализировать половину их прибавочной стоимости, а капиталистов II он на этот раз еще в большей мере, чем в прошлом году, «принуждает», и притом произвольно, капитализировать в той мере, в какой это нужно для I; при этом для потребления капиталистов II на сей раз остается 560 m — меньше, чем в прошлом году, что опять-таки является весьма странным последствием накопления. Маркс рисует процесс следующим образом:

«Накопление в I будет продолжаться в такой же пропорции; следовательно, 550 будет расходоваться как доход, а 550 m накопляться.

В таком случае прежде всего 1100 I v будут возмещены посредством 1100 II с, далее еще должны быть реализованы 550 I m в товарах II равной стоимости, т. е. в общем итоге 1650 I (v + m). Но подлежащий возмещению постоянный капитал II составляет только 1600, следовательно (!), остальные 50 должны быть пополнены из 800 II m. Если на время оставить в стороне деньги, то в результате такой сделки получится следующее:

I. 4400 с + 550 m (которые подлежат капитализации); кроме того, в потребительном фонде капиталистов и рабочих 1650 (v + m), реализованные в товарах II с.

II. 1650 с (в том числе 50, как сказано выше, добавлены из II m) + 800 v + 750 m (потребительный фонд капиталистов).

Но если во II между (v) и (с) сохраняется прежняя пропорция, то на 50 с придется еще затратить 25 v; их можно взять из 750 m; таким образом, мы получим:

II. 1650 c + 825 v + 725 m.

В I капитализации подлежит 550 m; если сохраняется прежняя пропорция, то 440 из них составляют постоянный капитал и 110 переменный капитал. Эти 110 могут (!) быть заимствованы и из 725 II m, т. е. средства потребления стоимостью в 110 будут потреблены рабочими I, вместо капиталистов II; следовательно, последние будут вынуждены (!) капитализировать эти 110 m, которых они не могут потребить. Таким образом из 725 II m остается 615 II m. Но если II таким образом превращает эти 110 в дополнительный постоянный капитал, то ему понадобится еще 55 дополнительного переменного капитала; их он должен будет взять опять-таки из своей прибавочной стоимости; если вычесть их из 615 II m, то для потребления капиталистов II останется 560; совершив все эти действительные и потенциальные перемещения, мы получим такую капитальную стоимость:

I. (4400с + 440c) + (1100v + 110v) = 4840c + 1210v = 6050

II. (1600с + 50c + 110c) + (800v + 25v + 55v) = 1760c + 880v = 2640 } сумма 8690»

Мы привели эту пространную цитату, потому что она необыкновенно ясно показывает, как Маркс достигает накопления в I за счет подразделения II. Не менее сурово поступает он с капиталистами подразделения средств существования в последующие годы. В третьем году он заставляет их, согласно тому же правилу, накопить 264 m и потребить 616, — на этот раз больше , чем в оба истекших года. В четвертом году он заставляет их 290 m капитализировать и 678 потребить, в пятом году они накопляют 320 m и потребляют 745 m. Маркс при этом даже говорит следующее: «Для того, чтобы дело шло нормально, накопление во втором должно совершаться быстрее, чем в первом, так как часть I (v + m), которая должна быть обменена на товары II с, возрастает быстрее, чем II с, на которое она только и может быть обменена»[102]. Но приведенные цифры показывают, что во втором подразделении происходит не более быстрое, а, скорее, колеблющееся накопление, при этом правилом служит следующее. Маркс ведет накопление все дальше, заставляя подразделение I производить на более широком базисе; во втором подразделении накопление выступает как следствие и условие накопления в I: оно накопляет, во-первых, для того, чтобы поглотить избыточные средства производства, и, во-вторых, для того, чтобы доставить необходимый избыток средств потребления для дополнительных рабочих сил. Инициатива движения все время остается на стороне подразделения I, подразделение II является лишь пассивным придатком. Так, капиталисты II должны всякий раз накоплять и потреблять столько, сколько это необходимо для накопления в I. В то время как подразделение I всякий раз капитализирует половину прибавочной стоимости, а другую половину потребляет, — а это означает равномерное расширение производства и личного потребления класса капиталистов, — капитализация и потребление прибавочной стоимости классом капиталистов во втором подразделении протекает скачками:

в 1-м году капитализируется 150, потребляется 600

— 2-м — 240, — 560

— 3-м — 254, — 626[103][104]

— 4-м — 290, — 678

— 5-м — 320, — 745

В ходе этого накопления и потребления нельзя усмотреть никакой закономерности; и то и другое служит лишь потребностям накопления в I. Что абсолютные числовые значения в каждом уравнении схемы произвольны, понятно само собой, и это не умаляет их научной ценности. Что здесь важно, так это отношения величин , которые должны выражать точные пропорции. Но в данном случае получается, что отношения накопления подразделения I с их ясною закономерностью покупаются совершенно произвольной конструкцией отношений в подразделении II, и это обстоятельство подает повод для проверки внутренних связей анализа.

Но можно было бы подумать, что здесь выбран не особенно удачный пример. Сам Маркс не удовлетворяется приведенной схемой, и он сейчас же после первого дает второй пример для пояснения процесса накопления. В этом примере числовые значения уравнения выбраны следующим образом:

I. 5000 с + 1000 v + 1000 m = 7000

II. 1430 с + 285 v + 285 m = 2000 } сумма 9000

Отличие этого примера от приведенного раньше, как видно, заключается в том, что здесь состав капитала в обоих подразделениях один и тот же: отношение постоянного капитала к переменному равняется 5:1. Это предполагает уже значительное развитие капиталистического производства и соответственно с этим производительности общественного труда, значительное, имевшее уже раньше место расширение производства, и, наконец, развитие всех условий, которые производят в рабочем классе относительное перенаселение. Мы, следовательно, уже не делаем, как в первом примере, первоначального перехода от простого к расширенному воспроизводству, которое имеет по существу лишь абстрактно-теоретическое значение, а рассматриваем процесс накопления в его движении — уже на высокой ступени развития. Сами по себе эти допущения вполне позволительны, они ничего не изменяют в тех правилах, которыми мы должны руководиться при проведении отдельных оборотов спирали воспроизводства. Маркс здесь опять берет за исходную точку капитализирование половины прибавочной стоимости подразделения I.

«Предположим теперь, что класс капиталистов I половину прибавочной стоимости = 500 потребляет, а другую половину накопляет. Тогда (1000 v + 500 m) I = 1500 подлежал бы обмену на 1500 II с. Но так как II с составляет в этом случае только 1403, то 70 должны быть добавлены из прибавочной стоимости; вычитая их из 285 II m, получаем в остатке 215 II m. Следовательно, мы имеем:

I. 5000 с + 500 m (для капитализации) + 1500 (v + m) в потребительном фонде капиталистов и рабочих.

II. 1430 с + 70 m (для капитализации) + 285 v + 215 m.

Так как при этом 70 II m прямо присоединяется к II с, то для того, чтобы привести в движение этот дополнительный постоянный капитал, требуется переменный капитал в 70/5=14; эти 14 опять берутся из 215 II m; остается 201 II m, и мы имеем:

II. (1430 с + 70 с) + (285 v + 14 v) + 201 m.

После этих предварительных действий капитализирование может начаться. Оно происходит следующим образом:

В I подлежащие капитализированию 500 m распределяются на 5/6 = 417 с + 1/6 = 83 v. Эти 83 v заимствуют такую же сумму у II m, которое покупает элементы постоянного капитала, 83 v прибавляются таким образом к II с. Увеличение II с на 83 обусловливает увеличение II v на 1/5 от 83 = 17. После этого перемещения мы получаем:

I. (5000с + 417m) + (1000v + 83m)v = 5417c + 1083v = 6500

II. (1500c + 83m) + (299v + 17m)v = 1583c + 316v = 1899 } сумма 8399

Капитал в I возрос с 6000 до 6500, следовательно, на 1/12, во II — с 1715 до 1899, следовательно, без малого на 1/9.

Воспроизводство на такой основе дает в конце следующего года:

I. 5417 с + 1083 v + 1083 m = 7583

II. 1583 с + 316 v + 316 m = 2215 } сумма 9798

Если накопление протекает дальше в той же пропорции, то мы в конце второго года будем иметь:

I. 5869 с + 1173 v + 1173 m = 8215

II. 1715 с + 342 v + 342 m = 2399 } сумма 10 614

И в конце третьего года:

I. 6358 с + 1271 v + 1271 m = 8900

II. 1858 с + 371 v + 371 m = 2600 } сумма 11 500»

За три года весь общественный капитал увеличился с 6000 I + 1715 II = 7715 до 7629 I + 2229 II = 9858, а весь продукт с 9000 до 11 500.

В отличие от первого примера накопление здесь шло равномерно в обоих подразделениях: как в I, так и во II, начиная со второго года, половина прибавочной стоимости капитализировалась, а половина потреблялась. Может показаться, что произвольное в первом примере кроется лишь в неудачно выбранных числовых рядах. Мы должны однако проверить, представляет ли собой на этот раз гладкий ход накопления нечто большее, чем математические действия над удачно выбранными числами.

Как общее правило накопления, и в первом и во втором примере одинаково бросается в глаза следующее: для того, чтобы накопление вообще могло начаться, подразделение II должно всякий раз настолько увеличить свой постоянный капитал, насколько подразделение I увеличивает, во-первых, потребленную часть прибавочной стоимости и, во-вторых, переменный капитал. Иллюстрируя это на примере первого года, нужно сказать, что к постоянному капиталу в II должно быть прежде всего прибавлено 70. Почему? Потому, что этот капитал до сих пор представлял собою 1430. Но если капиталисты I половину своей прибавочной стоимости (1000) накопляют, а половину потребляют, то они нуждаются в средствах существования для себя и для своих рабочих всего на сумму в 1500. Эти средства существования они могут получить от подразделения II только в обмен на свой собственный продукт — на средства производства. Но так как подразделение II может покрыть свою собственную потребность в средствах производства только в сумме своего постоянного капитала (1430), то обмен может осуществиться только в том случае, если подразделение II приходит к решению увеличить свой постоянный капитал на 70, т. е. расширить собственное производство, а это может быть проведено не иначе как капитализацией соответствующей части прибавочной стоимости. Если прибавочная стоимость подразделения II равняется 285 m, то 70 из этой суммы должно быть прибавлено к постоянному капиталу. Первый шаг к расширению производства у II определяется здесь как условие и следствие расширения потребления капиталистов I. Пойдем дальше. Пока класс капиталистов I в состоянии только обратить половину своей прибавочной стоимости (500) на личное потребление. Чтобы он мог капитализировать вторую половину, он должен распределить ее стоимость, равную 500, по крайней мере соответственно прежнему составу капитала: он должен, стало быть, прибавить 417 к постоянному и 83 к переменному капиталу. Первая операция не сопряжена ни с какими затруднениями: капиталисты I располагают избытком в 500 собственного продукта — избытком, состоящим из средств производства и обладающим, следовательно, той натуральной формой, которая дает возможность применить его сразу в процессе производства; так в подразделении I образуется расширение постоянного капитала за счет соответствующего количества продуктов этого самого подразделения. Но для того, чтобы применить упомянутые 83, как переменный капитал, необходимо иметь такое же количество средств существования для вновь нанимаемых рабочих. Здесь вторично выступает наружу зависимость накопления в I от подразделения II. I должен заимствовать у II на 83 больше средств существования для своих рабочих, чем раньше. Но так как это опять-таки совершается только при помощи товарообмена, то указанная потребность подразделения I может быть удовлетворена только при том условии, что подразделение II со своей стороны изъявит готовность принять от I на 83 продуктов, т. е. средств производства. Но так как II может применить эти средства производства только в процессе производства, то для него создается возможность и в то же время необходимость снова расширить свой постоянный капитал и притом на 83; этим самым из прибавочной стоимости этого подразделения опять берется 83, которые идут на капитализирование вместо того, чтобы быть затраченными на личное потребление. Второй шаг при расширении производства II обусловлен расширением переменного капитала у I. Теперь в I все вещественные условия накопления налицо, и расширенное воспроизводство может начаться. Напротив того, в II пока что имело лишь место двукратное расширение постоянного капитала. Из этого факта вытекает, что если вновь приобретенные средства производства действительно будут использованы, то создается необходимость соответствующего увеличения количества рабочих сил. При сохранении прежнего состава капитала для нового постоянного капитала в 153 необходим новый переменный капитал в 31. Этим самым сказано, что снова должно быть капитализировано такое же количество прибавочной стоимости. Фонд личного потребления капиталистов II оказывается при этом остатком прибавочной стоимости (285 m) величиной в 101 — остатком, который получается после вычитания из прибавочной стоимости суммы, равной двукратному увеличению постоянного капитала (70 + 83) плюс соответствующее увеличение переменного капитала (31), т. е. 184. Если мы будем производить подобные же манипуляции, то мы во втором году накопления II получим распределение прибавочной стоимости на 185 для капитализации и на 158 для потребления капиталистов, в третьем году — 172 и 170.

Мы подробно шаг за шагом проследили ход накопления. Мы сделали это потому, что здесь ясно обнаруживается, что накопление в подразделении II целиком зависит от накопления в I, которое господствует над ним. Правда, эта зависимость уже не выражается больше в том, что распределение на части прибавочной стоимости II изменяется произвольно, как это имело место в первом примере марксовой схемы; но факт зависимости накопления II от накопления I остается, несмотря на то, что прибавочная стоимость обоих подразделений великолепно распадается теперь на две равные части, из которых одна предназначена для целей капитализации, другая — для личного потребления. Несмотря на то, что в цифровом отношении не существует никакого различия между капиталистами обоих подразделений, ясно однако, что весь процесс накопления активно направляется I, в то время как II принимает лишь пассивное участие. Эта зависимость находит свое выражение в следующем точном правиле: накопление может происходить только одновременно в обоих подразделениях и при том условии, что подразделение средств существования будет как раз настолько расширять свой постоянный капитал, насколько капиталисты подразделения средств производства расширяют свой переменный капитал и фонд своего личного потребления. Эта пропорция (прирост II с = приросту I v + прирост I m) является математической основой схемы накопления у Маркса, на каких бы числовых пропорциях мы ее ни демонстрировали.

Теперь мы должны проверить, соответствуют ли этому строгому правилу капиталистического накопления действительные отношения.

Вернемся сперва к простому воспроизводству. Марксова схема, как мы помним, гласила:

I. 4000 с + 1000 v + 1000 m = 6000 средств производства

II. 2000 с + 500 v + 500 m = 3000 средств потребления

Сумма 9000 совокупного производства

Здесь тоже были установлены определенные пропорции, на которых покоится простое воспроизводство. Они заключались в следующем:

1. Весь продукт подразделения I равняется (по стоимости) сумме обоих постоянных капиталов I и II.

2. Постоянный капитал подразделения II, как это явствует из п. 1-го, равняется сумме переменного капитала и прибавочной стоимости подразделения I.

3. Продукт подразделения II, как это вытекает из п. 1-го и п. 2-го, равняется сумме переменных капиталов и прибавочных стоимостей обоих подразделений.

Эти соотношения соответствуют условиям капиталистического товарного производства (сведенного разумеется к простому воспроизводству). Так, например, п. 2-й обусловлен товарным производством, т. е. тем обстоятельством, что предприниматели каждого подразделения могут получить продукт другого подразделения только в обмен на равные эквиваленты. Переменный капитал и прибавочная стоимость подразделения I, взятые вместе, выражают потребность этого подразделения в средствах существования. Эти последние должны быть заимствованы из продукта подразделения II, но они могут быть получены только в обмен на равное количество стоимости продукта I, т. е. средств производства. Так как этот эквивалент благодаря своей натуральной форме может быть применен в подразделении II только в процессе производства в качестве постоянного капитала, то этим самым дана величина постоянного капитала подразделения II. Если бы здесь имела место диспропорциональность, если бы, например, постоянный капитал II был больше (по стоимости), чем (v + m) I, то он не мог бы быть превращен целиком в средства производства, ибо подразделение I имело бы слишком малую потребность в средствах существования. Если бы постоянный капитал II был меньше, чем (v + m) I, то это подразделение не могло бы снова занять прежнее количество рабочих, или его капиталисты не могли бы потребить всю свою прибавочную стоимость. И в том и в другом случае условия простого воспроизводства были бы нарушены.

Но эти пропорции не являются однако простыми математическими упражнениями; они не обусловлены также исключительно товарной формой производства. Мы имеем простое средство, чтобы убедиться, что это действительно так. Представим себе на мгновение, что мы имеем дело не с капиталистическим, а с социалистическим способом производства, т. е. с планомерно регулируемым хозяйством, в котором на место обмена выступает общественное разделение труда. Пусть и в этом обществе имеется деление труда на производство средств производства и производство средств существования. Представим себе далее, что высота техники обусловливает то обстоятельство, что две трети общественного труда затрачиваются на производство средств производства, а одна треть — на производство средств существования. Положим, что при этих условиях для содержания всей работающей части общества требуется ежегодно 1500 трудовых единиц (дней, месяцев или лет) — 1000 для подразделения средств производства и 500 для подразделения средств существования. При этом в каждом году потребляются средства производства от прежнего рабочего периода, которые сами представляют 3000 трудовых единиц. Этого количества труда не хватает однако для общества, так как содержание всех неработающих (в материальном, производительном смысле) членов общества — детей, стариков, больных, должностных лиц, художников и ученых — требует значительного избытка труда.

Кроме того, всякое культурное общество нуждается в известном страховом фонде, чтобы застраховать себя от обычных несчастных случаев. Допустим, что содержание всех неработающих и страховой фонд требуют вместе столько же труда, сколько содержание работающих, и, следовательно, такого же количества средств производства. В этом случае мы соответственно раньше принятым числам получили бы следующую схему регулированного производства:

I. 4000 с + 1000 v + 1000 m = 6000 средств производства

II. 2000 с + 500 v + 500 m = 3000 средств потребления

В этой схеме (с) означает потребленные вещественные средства производства, выраженные в общественном рабочем времени, (v) — общественно-необходимое рабочее время для содержания работающих, a (m) — общественно-необходимое время для содержания неработающих и для страхового фонда.

Если мы проверим пропорции схемы, то мы получим следующее: товарного производства, следовательно, обмена тут нет, но имеется зато общественное разделение труда. Продукты I передаются в потребном количестве работающих во II, продукты II передаются работающим и неработающим (обоих подразделений), равно как и в страховой фонд, не потому, что здесь имеет место обмен эквивалентами, но потому, что общественная организация планомерно руководит всем процессом, и потому, что производство здесь не имеет никакой другой цели, кроме удовлетворения наличных потребностей.

Несмотря на это, числовые пропорции сохраняют свое значение. Продукт I должен равняться I с + II с; это означает попросту, что все средства производства, потребленные обществом в первом подразделении в его годовом трудовом процессе, должны быть ежегодно заменены новыми. Продукт II должен равняться сумме (v + m) I + (v + m) II; это означает, что общество каждый год производит столько средств существования, сколько нужно для удовлетворения всех работающих и неработающих членов его и для отчислений в страховой фонд. Пропорции схемы оказываются при планомерно регулируемом способе производства столь же естественными и необходимыми, как и при капиталистическом способе производства, основанном на товарном обмене и на анархии. Этим самым доказана объективная общественная значимость схемы, несмотря на то, что она как схема простого воспроизводства и в капиталистическом и в регулируемом обществе мыслима лишь теоретически и что она на практике может встретиться лишь в виде исключения.

Попробуем теперь проверить таким же путем схему расширенного воспроизводства.

Представим себе социалистическое общество и положим в основу нашей проверки схему второго примера Маркса. С точки зрения регулируемого общества мы должны подойти к делу, конечно, не с подразделения I, а с подразделения II. Положим, что общество растет быстро. При этом условии растет и потребность в средствах существования для работающих и для неработающих. Эта потребность растет так быстро, что — оставляя пока в стороне прогресс производительности труда — для производства средств существования требуется все возрастающая масса труда. Пусть потребная масса средств существования, выраженная в воплощенном в них общественном труде, возрастает из года в год, скажем, в отношении 2000-2215-2399–2600 и т. д. Чтобы произвести эту возрастающую массу средств существования, технически необходима возрастающая масса средств производства, которые, будучи измерены в общественном рабочем времени, возрастают из года в год в следующем отношении: 7000-7583-8215-8900 и т. д. Далее, для этого расширения производства, согласно сделанному допущению, необходима ежегодная затрата труда в 2570–2798–3030–3284 (числа эти соответствуют суммам (v + m) I + (v + m) II). Положим, наконец, что распределение затрачиваемого ежегодно труда производится таким образом, что половина его идет всякий раз на содержание самих работающих, четверть — на содержание неработающих, а последняя четверть — на расширение производства в следующем году. При этих условиях мы получаем для социалистического общества пропорции второй марксовой схемы расширенного воспроизводства. В действительности расширение производства во всяком обществе, в том числе и в регулируемом, возможно только тогда, во-первых, когда общество имеет в своем распоряжении возрастающее количество рабочей силы, во-вторых, когда непосредственное содержание общества за каждый рабочий период не требует всего рабочего времени, так что часть времени может быть посвящена заботам о будущем и его возрастающим требованиям, и, в-третьих, когда из года в год изготовляется возрастающая в достаточной мере масса средств производства, без которых не может быть осуществлено прогрессивное расширение производства.

Таким образом марксова схема расширенного воспроизводства с этих точек зрения — mutatis mutandis — сохраняет свою объективную значимость и для регулируемого общества.

Испытаем теперь пригодность схемы для капиталистического хозяйства. Здесь мы должны поставить вопрос: что является исходной точкой для накопления? С этой точки зрения мы должны проследить взаимную зависимость процессов накопления в обоих подразделениях. Несомненно, что подразделение II и в капиталистическом хозяйстве постольку зависит от I, поскольку его накопление связано с соответствующей массой свободных добавочных средств производства. Наоборот, накопление в подразделении I связано с соответствующей дополнительной массой средств существования для дополнительных рабочих сил. Отсюда однако не следует, что достаточно соблюсти оба условия, чтобы накопление в обоих подразделениях действительно могло начаться и протекать из года в год совершенно автоматически, как это кажется по марксовой схеме. Приведенные условия накопления являются только условиями, без которых накопление не может иметь места. Допустим, что у капиталистов I и II имеется желание накоплять. Но воли к накоплению и наличности его технических предпосылок недостаточно в товарно-капиталистическом хозяйстве. Для того, чтобы накопление действительно совершалось, т. е. чтобы производство расширялось, необходимо еще другое условие: расширение платежеспособного спроса на товары. Но откуда исходит этот постоянно возрастающий спрос, который лежит в основе прогрессирующего расширения производства в марксовой схеме?

Прежде всего ясно одно: он никак не может исходить от самих капиталистов I и II, т. е. от их личного потребления. На самом деле накопление состоит как раз в том, что капиталисты часть прибавочной стоимости — и притом часть, возрастающую по крайней мере абсолютно, — потребляют не лично, а применяют для создания благ, которыми пользуются другие. Личное потребление капиталистов растет, правда, вместе с накоплением, и это потребление может возрастать по своей стоимости, но часть, идущая на потребление капиталистов, все-таки составляет лишь часть прибавочной стоимости. Основой накопления является как раз то обстоятельство, что капиталисты не потребляют всей прибавочной стоимости. Для кого же производит эта другая, накопленная часть прибавочной стоимости? Согласно схеме Маркса, движение начинается с подразделения I, с производства средств производства. Кто же потребляет возросшее вследствие этого количество средств производства? Схема отвечает: потребляет подразделение II, чтобы иметь возможность производить больше средств существования. Но кто потребляет это возросшее количество средств существования? Схема отвечает: их потребляет подразделение I, потому что оно занимает теперь больше рабочих. Мы вращаемся, очевидно, в кругу. Производить больше средств потребления только для того, чтобы содержать больше рабочих, и производить добавочное количество средств производства только для того, чтобы этим самым дать занятие этому увеличенному числу рабочих, — да ведь это абсурд с капиталистической точки зрения! Конечно, для отдельного капиталиста рабочий, если он платежеспособен, такой же хороший потребитель, т. е. такой же хороший покупатель его товара, как и капиталист или еще кто-нибудь: в цене товара, который продается рабочему, отдельный капиталист точно так же реализует свою прибавочную стоимость, как и в цене товара, который он продает любому другому покупателю. Иначе обстоит дело с точки зрения класса капиталистов, взятого в целом. Класс капиталистов ассигнует рабочему классу лишь строго определенную часть всего общественного продукта — на сумму, равную переменному капиталу. Следовательно, если рабочие покупают средства существования, то они возмещают классу капиталистов только полученную от него заработную плату — ассигнованную им сумму, равную переменному капиталу. Вернуть больше они не могут ни на грош. Они скорее могут вернуть немного меньше; это имеет место тогда, когда они «сберегают» для того, чтобы стать самостоятельными, маленькими предпринимателями, что однако представляет собой исключение. Часть прибавочной стоимости потребляет в виде средств существования класс капиталистов, сохраняющий в своем кармане взаимно обмененные при этом деньги. Но кто забирает у них продукты, в которых воплощена другая, капитализированная часть прибавочной стоимости? Схема отвечает: отчасти сами капиталисты, производящие новые средства производства для расширения производства, отчасти новые рабочие, которые нужны, чтобы привести в движение эти новые средства производства. Но для того, чтобы дать работу новым рабочим и приводить в движение новые средства производства, прежде всего — с капиталистической точки зрения — должка быть налицо какая-нибудь цель для расширения производства, должен быть дополнительный спрос на продукты, подлежащие изготовлению.

Может быть, ответ на поставленный вопрос заключается в том, что естественный прирост населения создает этот возрастающий спрос? При наших гипотетических исследованиях расширенного воспроизводства в социалистическом обществе мы действительно исходили из прироста населения и его потребностей. Но тут потребности общества были как достаточным основанием, так и единственной целью производства. В капиталистическом обществе проблема имеет другой характер. О каком населении идет речь, когда мы говорим о его приросте? Мы знаем в схеме Маркса лишь два класса населения — капиталистов и рабочих. Прирост класса капиталистов и без того предполагается возросшей абсолютной величиной потребленной части прибавочной стоимости. Но всей прибавочной стоимости он во всяком случае потребить не может, так как мы в этом случае вернемся к простому воспроизводству. Остаются рабочие. Рабочий класс тоже увеличивается вследствие естественного прироста. Но этот прирост не является для капиталистического хозяйства исходной точкой возрастающих потребностей.

Производство средств существования удовлетворения I v и II v не представляет собой самоцели, как это имеет место в обществе, где работающие и удовлетворение их потребностей образуют основу хозяйственной системы. Определенное количество средств существования производится в подразделении II (мы предполагаем капиталистическое хозяйство) не потому, что необходимо прокормить рабочий класс I и II. Наоборот, определенное количество рабочих I и II может прокормиться именно потому, что их рабочая сила находит применение при данных условиях сбыта. Это означает, что не данное число рабочих и их потребности являются исходной точкой для капиталистического производства: эти величины сами представляют собой колеблющиеся «зависимые переменные» капиталистических перспектив на прибыль. Спрашивается таким образом, не означает ли естественный прирост рабочего населения в то же время и увеличение платежеспособного спроса по сравнению с размером переменного капитала? На этот вопрос приходится ответить отрицательно. В нашей схеме единственным источником денежных средств рабочего класса является переменный капитал. Следовательно, понятие переменный капитал наперед предполагает прирост рабочего класса. Стало быть, одно из двух: или заработная плата рассчитана так, чтобы она могла прокормить и молодое поколение рабочих, — тогда последнее не может быть вторично принято как основа для расширенного потребления; или же это не имеет места, тогда юные рабочие, молодое поколение, сами должны работать, чтобы получать заработную плату и средства существования, тогда это работающее молодое поколение уже включено в число занятых рабочих. Следовательно, естественный прирост населения не может нам объяснить процесса накопления в марксовой схеме.

Впрочем постойте! Общество и при господстве капитализма состоит не только из капиталистов и наемных рабочих. Кроме этих двух классов имеется еще большое количество населения: земельные собственники, служащие, представители либеральных профессий — врачи, присяжные поверенные, художники, ученые, есть еще церковь с ее служителями — духовенством, есть, наконец, государство с его чиновниками и войском. Все эти слои населения не могут быть категорически причислены ни к капиталистам, ни к наемным рабочим. Но общество должно их кормить и содержать. Они-то, надо думать, и образуют те не принадлежащие ни к рабочим, ни к капиталистам слои, спрос которых делает необходимым расширение производства. Но ближайшее рассмотрение показывает, что это только кажущийся выход. Земельные собственники, как потребители ренты, т. е. части капиталистической прибавочной стоимости, должны быть, очевидно, отнесены к классу капиталистов, их потребление уже включено в потребление класса капиталистов, потому что мы рассматриваем здесь прибавочную стоимость в ее неразделенной первоначальной форме. Представители либеральных профессий получают свои денежные средства, т. е. ассигнования на часть общественного продукта, большей частью прямо или косвенно из рук класса капиталистов, которые уделяют им крохи своей прибавочной стоимости. В этом смысле представители либеральных профессий как потребители прибавочной стоимости должны быть вместе с их потреблением причислены к классу капиталистов. То же самое относится к духовенству, только оно получает часть своих средств от рабочих, т. е. из заработной платы. Наконец, государство с его чиновничеством и войском содержится за счет налогов, которые ложатся или на прибавочную стоимость, или на заработную плату. Вообще мы знаем в рамках марксовой схемы только два источника общественного дохода: или заработную плату или прибавочную стоимость. Таким образом все указанные слои населения, не принадлежащие ни к рабочим, ни к капиталистам, являются лишь участниками в деле потребления обоих видов дохода. Ссылку на этих «третьих лиц» как на покупателей, разрешающих проблему спроса, сам Маркс отвергает как пустую уловку: «Все члены общества, не принимающие прямого участия в воспроизводстве, будет ли то участие трудом или участие без труда, могут получить свою долю годового товарного продукта, т. е. средства своего потребления, в первую очередь лишь из рук тех классов, которым в первую очередь достается продукт: из рук производительных рабочих, промышленных капиталистов и землевладельцев. В этом смысле их доходы материально происходят от заработной платы (производительных рабочих), прибыли и земельной ренты и потому являются доходами производными по отношению к этим первичным доходам. С другой стороны, эти производные в таком смысле доходы приобретаются их получателями посредством их общественной функции, как королей, попов, профессоров, проституток, солдат и т. д.; это дает им возможность видеть в своих функциях первичные источники их доходов»[105]. Ссылки на потребителей процента и земельной ренты, как на представителей самостоятельного спроса, Маркс также отвергает, говоря: «Но если та часть прибавочной стоимости товаров, которую промышленный капиталист должен отдать как земельную ренту и процент другим совладельцам прибавочной стоимости, в течение долгого времени не может быть реализирована посредством продажи самих товаров, то это означает конец и для уплаты ренты или процента, и потому ни землевладельцы, ни получатели процента не могут посредством расходования ренты и процента послужить как deus ex machina для того, чтобы по усмотрению превращать в деньги определенные части годичного воспроизводства. Также обстоит дело с расходованием всех так называемых непроизводительных рабочих — государственных чиновников, врачей, адвокатов и т. д. и вообще всех, которые в форме „большой публики“ оказывают экономистам ту „услугу“, что объясняют необъясненное ими»[106].

Так как этим путем в пределах капиталистического общества решительно невозможно найти покупателей товаров, в которых заключена накопленная часть прибавочной стоимости, то остается только одно — внешняя торговля. Против этого метода, заключающегося в том, что внешняя торговля рассматривается как удобное место сбыта продуктов, которых некуда девать в процессе воспроизводства, возникает однако много возражений. Ссылка на внешнюю торговлю оказывается лишь пустой отговоркой: затруднение, которое встречается при анализе, переносится из одной страны в другую, но не разрешается. Анализ процесса воспроизводства, вообще говоря, относится не к отдельной капиталистической стране, а к капиталистическому мировому рынку, для которого все страны являются отечеством (Inland). Маркс отчетливо отмечает это уже в первом томе «Капитала» при рассмотрении накопления: «Мы оставляем здесь в стороне внешнюю торговлю, при помощи которой нация может превратить предмет роскоши в средства производства и существования или наоборот. Для того, чтобы рассмотреть предмет нашего исследования в совершенно чистом виде, независимо от затемняющих дело побочных обстоятельств, мы должны весь торгующий мир рассматривать как одну нацию и предположить, что капиталистическое производство укрепилось повсеместно и овладело всеми отраслями производства»[107].

Анализ представляет ту же самую трудность, если рассмотреть вопрос с другой стороны. В марксовой схеме накопления предполагается, что подлежащая капитализации часть общественной прибавочной стоимости рождается на свет сразу в своей натуральной форме, которая обусловливает и допускает ее применение в целях накопления: «Одним словом, прибавочная стоимость лишь потому может быть превращена в капитал, что прибавочный продукт, стоимостью которого она является, уже заключает в себе вещественные составные части нового капитала»[108]. В цифрах схемы мы имеем:

I. 5000 с + 1000 v + 1000 m = 7000 средств производства

II. 1430 с + 285 v + 285 m = 2000 средств потребления

Здесь прибавочная стоимость в сумме 570 m может быть капитализирована, потому что она состоит прямо из средств производства; но этой массе средств производства соответствует добавочное количество средств существования в сумме 114 m; итого, следовательно, вместе может быть капитализировано 684 m. Но принятое здесь простое перенесение соответствующих средств производства на постоянный капитал и средств существования на переменный капитал противоречит основам капиталистического товарного производства. Прибавочная стоимость, в какой бы натуральной форме она ни заключалась, не может быть прямо перенесена в места производства для накопления: она должна быть сперва реализована, т. е. обменена на деньги[109]. Прибавочная стоимость I в сумме 500 могла бы быть капитализирована, но для этой цели она сперва должна была быть реализована: она должна сбросить свою натуральную форму и принять свою чистую форму стоимости, прежде чем она прибавляется к производительному капиталу. Это относится к каждому отдельному капиталисту, но оказывается верным и для общественного собирательного капиталиста, так как реализация прибавочной стоимости в чистой форме стоимости является одним из основных условий капиталистического производства, и при рассмотрении общественного воспроизводства «не следует впадать в манеру, заимствованную Прудоном у буржуазной экономии, и смотреть на дело таким образом, как будто общество капиталистического способа производства, взятое en bloc как целое, утрачивает этот свой специфический историко-экономический характер. Напротив, в таком случае приходится иметь дело с коллективным собирательным капиталистом»[110]. Следовательно, прибавочная стоимость непременно должна пройти через денежную форму; она должна сбросить форму прибавочного продукта, прежде чем вновь принять ее в целях накопления. Но что представляют собой и кто такие покупатели прибавочного продукта I и II? Уже для того, чтобы реализовать прибавочную стоимость I и II согласно вышеизложенному, должен быть налицо сбыт вне I и II. Но при этом условии прибавочная стоимость была бы только превращена в деньги. Для того, чтобы эта реализованная прибавочная стоимость могла еще быть применена для расширения производства, для накопления, необходимы виды еще на больший спрос в будущем — на спрос, который опять-таки лежит вне I и II. Следовательно, этот сбыт прибавочного продукта должен возрастать ежегодно на накопляемую часть прибавочной стоимости. Или, наоборот, накопление лишь постольку может иметь место, поскольку растет сбыт вне I и II.

Глава восьмая. Попытка разрешить затруднение у Маркса

Мы находим, что полное игнорирование денежного обращения в схеме расширенного воспроизводства, представившей нам так ясно и просто процесс накопления, ведет к большим несуразностям. При анализе простого воспроизводства этот метод вполне себя оправдал. Там, где производилось исключительно только для потребления и где производство только на него рассчитывалось, деньги служили лишь мимолетным посредником для распределения общественного продукта между различными потребительными группами, с одной стороны, и массой, предназначенной для обновления производства — с другой. Здесь при накоплении денежная форма выполняет существенную функцию: она служит не только простым посредником при товарном обращении, но и формой проявления капитала и моментом в его обращении. Превращение прибавочной стоимости в денежную форму хотя и не является существенным моментом действительного воспроизводства, но оно представляет собой существенную экономическую предпосылку капиталистического накопления. Между производством и воспроизводством лежат здесь, следовательно, две метаморфозы прибавочного продукта: сбрасывание потребительной формы и затем принятие в целях накопления соответствующей натуральной формы. Суть дела не в том, чтобы смена отдельных периодов производства непременно совершалась по истечении года. Для нас безразлично, будут ли это месяцы, или метаморфозы отдельных частей прибавочной стоимости I и II в своем чередовании будут перекрещиваться во времени. Эти смены годичных периодов на самом деле означают не промежутки времени, а правильное чередование экономических превращений. Но это чередование должно совершаться независимо от того, требует ли оно больших или меньших промежутков времени, если накопление сохраняет капиталистический характер. Мы таким образом опять приходим к вопросу: кто реализует накопленную прибавочную стоимость? Маркс сам чувствует пробел в своей с внешней стороны безупречной схеме накопления и многократно и с разных сторон рассматривает проблему. Послушаем, что он говорит:

«В книге I было показано, как происходит накопление у отдельного капиталиста. Вследствие обращения в деньги товарного капитала превращается в деньги и прибавочный продукт, представляющий прибавочную стоимость. Эту прибавочную стоимость, превратившуюся таким образом в деньги, капиталист снова превращает в дополнительные натуральные элементы своего производительного капитала. При следующем кругообороте производства увеличенный капитал доставляет большее количество продукта. Но то, что происходит с индивидуальным капиталом, должно проявляться и во всем годовом воспроизводстве , совершенно подобно тому, что мы видели при рассмотрении простого воспроизводства, где при индивидуальном капитале последовательное осаждение потребленной основной составной части в виде денег, накопляемых как сокровище, находит себе выражение и в годовом общественном воспроизводстве»[111].

Далее Маркс исследует механизм накопления как раз с этой точки зрения, т. е. под углом зрения, что прибавочный продукт должен, прежде чем подвергнуться накоплению, пройти через денежную форму.

«Если, например, капиталист А в продолжение одного года или нескольких лет продает последовательно производимые им количества товарного продукта, то вместе с тем он последовательно превращает в деньги и ту часть товарного продукта, в которой заключается прибавочная стоимость, — прибавочный продукт, — следовательно, самую прибавочную стоимость, произведенную им в товарной форме, превращает в деньги, мало-помалу накопляет деньги, и таким образом составляется новый потенциальный денежный капитал; это — потенциальный капитал вследствие способности и предназначения этих денег претерпеть превращение в элементы производительного капитала. Фактически же он накопляет лишь простое сокровище, которое не представляет элемента действительного воспроизводства. При этом его деятельность состоит прежде всего только в последовательном извлечении из обращения обращающихся денег, причем, конечно, возможно, что обращающиеся деньги, которые он таким образом держит под замком, перед тем как попасть в обращение, сами были частью другого сокровища.

Деньги извлекаются из обращения и накапливаются в виде сокровища посредством продажи товара, за которой не следует купля. Если представить себе, что эта операция имеет характер всеобщности, то, невидимому, нельзя понять, откуда возьмутся покупатели, так как в этом процессе, — а его следует представлять себе всеобщим потому, что каждый индивидуальный капитал может находиться в стадии накопления, — все желают продавать для накопления сокровища, никто не хочет покупать.

Если представить себе, что процесс обращения между различными частями годового воспроизводства протекает как бы по прямой линии, — что неверно, так как за немногими исключениями он всегда составляется из взаимно противоположных движений, — то придется начать с производителя золота (или серебра), который покупает, не продавая, и предположить, что все другие продают ему. В таком случае весь годовой общественный прибавочный продукт (представляющий всю прибавочную стоимость) перешел бы к нему, а все другие капиталисты pro rata распределили бы между собою его прибавочный продукт, от природы существующий в виде денег, представляющий естественное воплощение в золоте его прибавочной стоимости, потому что часть продукта золотопромышленника, которая должна возместить его функционирующий капитал, уже связана и использована соответствующим образом. Произведенная в виде золота прибавочная стоимость золотопромышленника была бы в таком случае единственным фондом, из которого все остальные капиталисты получали бы материал для превращения в золото своего годового прибавочного продукта. Следовательно, по величине стоимости она должна была бы равняться всей общественной годовой прибавочной стоимости, которой предстоит временно закоконироваться в форму сокровища. При всей своей нелепости такие предположения ничего не дали бы нам, кроме того, что объяснили бы возможность всеобщего одновременного образования сокровища, причем самое воспроизводство за исключением воспроизводства у золотопромышленников не подвинулось бы ни на шаг далее.

Прежде чем разрешить это кажущееся затруднение , мы должны разграничить накопление и т. д.»[112].

Маркс здесь называет затруднение в реализации прибавочной стоимости кажущимся. Но все дальнейшее исследование вплоть до конца второго тома «Капитала» служит преодолению этого затруднения. Сперва Маркс пытается разрешить вопрос ссылкой на образование сокровищ, которое в капиталистическом производстве неизбежно вытекает из несовпадения моментов обращения различных постоянных капиталов. Так как из различных индивидуальных затрат одни произведены раньше, другие позже, а часть затрат возобновляется лишь по истечении более или менее продолжительных периодов, то мы видим, что в каждый данный момент некоторые отдельные, капиталисты уже возобновляют свои затраты, в то время как другие производят для этого лишь отчисления от продажи своих товаров, пока эти отчисления не составят суммы, достаточной для обновления основного капитала. Так образование сокровищ протекает на капиталистическом базисе параллельно с общественным процессом воспроизводства как проявление и условие своеобразного обращения основного капитала. «Например, А продает Б (который может представлять и нескольких покупателей) 600 (= 400 с + 100 v + 100 m). Он продал товар на 600, за 600 деньгами, из которых 100 представляют, прибавочную стоимость; эти 100 он извлекает из обращения, копит их, как деньги; но эти 100 деньгами представляют лишь денежную форму прибавочного продукта, который был носителем стоимости величиной в 100. (Чтобы рассмотреть проблему в чистом виде, Маркс допускает здесь, что вся прибавочная стоимость капитализируется; он, следовательно, совершенно не обращает внимания на часть прибавочной стоимости, затраченную на личное потребление капиталистов; как А', А'', А''', так и Б', Б'', Б''' принадлежат здесь к подразделению I.) Вообще образование сокровища — вовсе не производство, а, следовательно, прежде всего и не превращение производства. Деятельность капиталиста при этом состоит исключительно в том, что он извлекает из обращения, удерживает у себя и сохраняет неприкосновенными деньги, вырученные от продажи прибавочного продукта в 100. Эта операция происходит не только у А, она совершается во множестве пунктов на периферии обращения у других капиталистов: А', А'', А'''… Но А производит такое сосредоточение сокровищ лишь постольку, поскольку он по отношению к своему прибавочному продукту выступает только как продавец, не выступая затем в качестве покупателя. Таким образом, последовательное производство прибавочного продукта, представляющего его прибавочную стоимость, которая должна быть превращена в золото, является для него предпосылкой образования сокровища. В данном случае, где мы рассматриваем обращение только в пределах категории I, натуральная форма прибавочного продукта, как и всего продукта, часть которого составляет прибавочный продукт, является натуральной формой одного из элементов постоянного капитала I, т. е. принадлежит к такой категории, как средства производства средств производства. Что из этого получается, т. е. для какой функции они служат в руках покупателей В, В', В'' и т. д., это мы сейчас увидим. Но прежде всего мы должны запомнить следующее: хотя А на свою прибавочную стоимость извлекает деньги из обращения и копит их, как сокровище, он, с другой стороны, бросает в обращение товары, не извлекая за них других товаров, вследствие чего В, В', В'' и т. д. в свою очередь могут вносить в обращение деньги и взамен их извлекать из него только товар. В данном случае этот товар и по своей натуральной форме и по своему назначению входит как основной или оборотный элемент в постоянный капитал В, В' и т. д.»[113].

Весь описанный здесь процесс для нас не нов. Маркс уже разобрал его подробно при простом воспроизводстве, так как он необходим для объяснения того, как обновляется постоянный капитал общества при условиях капиталистического воспроизводства. Поэтому пока совсем не ясно, как этот процесс может нас избавить от того особого затруднения, на которое мы натолкнулись при анализе расширенного воспроизводства. Затруднение ведь заключалось в следующем. В целях накопления одна часть прибавочной стоимости не потребляется капиталистами, а прибавляется к капиталу для расширения производства. Спрашивается, где покупатели на этот самый прибавочный продукт, которого не могут потребить ни капиталисты, ни тем более рабочие, потребление которых целиком покрывается суммой соответствующего переменного капитала? Где спрос на накопленную прибавочную стоимость? Или, как формулирует этот вопрос Маркс, откуда берутся деньги, чтобы оплатить накопленную прибавочную стоимость? Если нам в ответ на это указывают на образование денежного сокровища как на результат того, что процессы обновления постоянных капиталов отдельных капиталистов совершаются скачками и не совпадают во времени, то взаимная связь этих явлений не становится очевидной. Если В, В', В'' и т. д. покупают средства производства у своих коллег А, А', А'' в целях обновления их фактически потребленного постоянного капитала, то мы в этом случае остаемся в рамках простого воспроизводства, и такая постановка вопроса не имеет ничего общего с нашим затруднением. Но если мы предположим, что покупка средств существования капиталистами В, В', В'' и т. д. служит для расширения их постоянного капитала в целях накопления, то с этим сразу связывается несколько вопросов. Прежде всего, откуда у В, В', В'' берутся деньги для того, чтобы купить у А, А', А'' дополнительный прибавочный продукт? Ведь они со своей стороны тоже могут оказаться при деньгах только благодаря продаже собственного прибавочного продукта. Прежде чем обзавестись новыми средствами производства для расширения своих предприятий, т. е. прежде чем выступить в качестве покупателей подлежащего накоплению прибавочного продукта, они должны освободиться от собственного прибавочного продукта, т. е. выступить в качестве продавцов. Но кому В, В', В'' продали свой прибавочный продукт? Мы видим, что затруднение перенесено с А, А', А'' на В, В', В'', но отнюдь не устранено.

В ходе анализа есть один момент, когда кажется, что затруднение разрешено. После некоторого отступления Маркс опять берется за нить исследования и продолжает ее следующим образом:

«В рассматриваемом здесь случае этот прибавочный продукт с самого начала составляет средства производства средств производства. Только в руках В, В', В'' и т. д. (I) этот прибавочный продукт функционирует как дополнительный постоянный капитал; но потенциально он является таковым раньше, чем продан, уже в руках А, А', А'' (I), которые накопляют сокровище. Пока мы рассматриваем только размер стоимости воспроизводства на стороне I, мы находимся еще в пределах простого воспроизводства, потому что никакой дополнительный капитал не приведен в движение для, того, чтобы создать этот потенциальный дополнительный постоянный капитал (прибавочный продукт), не приведено в движение и большее количество прибавочного труда, чем то, которое затрачивалось на основе простого воспроизводства. Различие пока заключается только в форме применяемого прибавочного труда, в конкретной природе его особенного полезного вида. Он был израсходован на средства производства для I с вместо II с, на средства производства средств производства, а не средства производства средств потребления. При простом воспроизводстве предполагалось, что вся прибавочная стоимость I расходуется как доход, следовательно, на товары II; следовательно, она состояла лишь из таких средств производства, которые должны были возместить постоянный капитал II с в его натуральной форме. Таким образом для того, чтобы произошел переход от простого к расширенному воспроизводству, производство подразделения I должно получить возможность создавать менее элементов постоянного капитала для II, но в той же мере более для I. Из этого следует, если смотреть на дело только с точки зрения величины стоимости, что при простом воспроизводстве создается материальный субстрат расширенного воспроизводства. Таковым является просто прибавочный труд класса рабочих I, израсходованный непосредственно на производство средств производства, на создание потенциального дополнительного капитала I. Следовательно, образование потенциального дополнительного денежного капитала со стороны А, А', А'' (I), — средством для чего служит последовательная продажа их прибавочного продукта, который образуется без всякой капиталистической затраты денег, — дает здесь просто денежную форму дополнительно произведенных средств производства I»[114].

Здесь кажется, что затруднение рассеялось, как дым. Накопление не требует никаких новых денежных источников: раньше капиталисты сами потребляли свою прибавочную стоимость, следовательно, они должны были иметь на руках соответствующий запас денег, потому что класс капиталистов, как мы знаем уже из анализа простого воспроизводства, сам должен бросить в обращение деньги, которые требуются для реализации его прибавочной стоимости; теперь класс капиталистов покупает за одну часть этого денежного запаса (запаса В, В', В'' и т. д.) вместо средств потребления на такую же стоимость новых, дополнительных средств производства, чтобы расширить свое производство. Вследствие этого в руках другой части капиталистов (именно у А, А', А'' и т. д.) собирается такая же сумма в деньгах. «Такое образование сокровища отнюдь не предполагает дополнительного богатства в виде благородных металлов, а только изменение функции обращавшихся до того времени денег. До этого они функционировали как средства обращения, теперь они функционируют как сокровища, как образующийся потенциально новый денежный капитал».

Таким образом мы вышли бы из затруднения. Однако не трудно определить, какое обстоятельство сделало столь легким для нас решение затруднения: Маркс рассматривает здесь накопление при его первом появлении in statu nascendi, когда оно только что начинает расти, как почка простого воспроизводства. С точки зрения величины стоимости производство здесь пока еще не расширилось, но его распорядок и распределение его вещественных элементов другие. При таких обстоятельствах неудивительно, что и денежные источники оказываются достаточными. Но и полученное нами решение годится только для одного момента, только для перехода от простого к расширенному воспроизводству, т. е. как раз для случая, который мыслим только теоретически, но с которым в действительности встречаться не приходится. Но если процесс накопления давно уже приобрел права гражданства и если он каждый период производства выбрасывает на рынок большую массу стоимости, чем в прежние периоды, тогда спрашивается, где покупатели для этих дополнительных стоимостей? Здесь найденное нами решение оставляет нас на произвол судьбы. Кроме того, оно само является лишь кажущимся решением. При ближайшем рассмотрении оказывается, что оно обращается против нас как раз в тот же самый момент, когда нам кажется, что оно выручает нас из беды. Если мы рассматриваем накопление как раз в тот самый момент, когда оно только что собирается родиться из недр простого воспроизводства, то первой его предпосылкой является уменьшение потребления класса капиталистов. В тот момент, когда мы находим возможность при помощи прежних средств обращения предпринять расширение производства, мы в соответствующей мере теряем прежних потребителей. Для кого же предпринимать расширение производства, т. е. кто купит у В, В', В'' (I) ту увеличенную массу продуктов, которую они произвели, вследствие того, что они, «отказывая себе в самом необходимом», накопили деньги, чтобы закупить у А, А', А'' (I) новые средства производства?

Итак, мы видим, что кажущимся было здесь решение, а не затруднение, и Маркс сам тотчас же возвращается к вопросу о том, откуда у В, В', В'' берутся деньги, чтобы купить у А, А', А'' их прибавочный продукт.

«Поскольку продукты, производимые В, В', В'' и т. д. (I), сами снова входят in natura в тот же самый процесс, само собою понятно, что pro tanto часть их собственного прибавочного продукта прямо (без посредства обращения) переносится в их производительный капитал и входит в него как дополнительный элемент постоянного капитала. Но pro tanto они не содействуют и превращению в золото прибавочного продукта А, А' и т. д. (I). Оставляя это в стороне, откуда же берутся деньги? Мы знаем, что В, В', В'' и т. д. (I) образовали свое сокровище, как А, А' и т. д., путем продажи соответственных прибавочных продуктов и теперь достигли момента, когда их лишь потенциальный денежный капитал, накоплявшийся, как сокровище, должен действительно функционировать как дополнительный денежный капитал; но так мы ходим лишь вокруг да около. По-прежнему остается вопросом, откуда берутся деньги, которые ранее извлечены из обращения и накоплены капиталистами В (I)?»[115].

Ответ, который Маркс тотчас же дает, кажется поразительно простым. «Однако уже из исследования простого воспроизводства мы знаем, что в руках капиталистов I и II должно находиться известное количество денег для того, чтобы совершилось превращение их прибавочного продукта. Деньги, служившие только как доход для расходования на средства потребления, возвращались там обратно к капиталистам в той мере, как они авансировали их для обмена своих соответственных товаров; здесь опять появляются такие же деньги, но их функция изменилась. Капиталисты А и В (I) попеременно доставляют деньги для превращения прибавочного продукта в дополнительный потенциальный денежный капитал и попеременно снова пускают в обращение вновь образованный денежный капитал как покупательное средство»[116].

Здесь мы опять вернулись к простому воспроизводству. Совершенно правильно, что капиталисты А и капиталисты В всегда производят постепенное накопление денежного сокровища, чтобы время от времени обновить свой постоянный (основной) капитал и таким образом помочь взаимно друг другу в реализации своих продуктов. Но это накопляющееся денежное сокровище не падает с неба: оно представляет собою постоянное осаждение стоимости основного капитала, которая мало-по-малу переносится на продукт и при продаже продукт частями реализуется. Таким образом накопленного денежного сокровища всегда может хватить только на возобновление старого капитала, но оно никак не может выйти за эти пределы, чтобы служить для покупки дополнительного постоянного капитала. Этим мы все еще не вышли бы из рамок простого воспроизводства. Или, может быть, что в виде нового дополнительного денежного источника прибавляется часть средств обращения, которые до сих пор служили капиталистам для их личного потребления, а теперь капитализируются? Но это опять приводит нас к краткому и исключительному моменту, мыслимому лишь теоретически, к переходу от простого воспроизводства к расширенному. Дальше этого скачка накопление не подвигается ни на шаг: мы вращаемся фактически в кругу.

Следовательно, капиталистическое накопление сокровища не может нас вывести из затруднения. И это можно было предвидеть, так как самая постановка вопроса неправильная. В проблеме накопления речь идет не о том, откуда берутся деньги, а о том, откуда берется спрос на прибавочный продукт, который произошел из капитализированной прибавочной стоимости. Это не технический вопрос денежного обращения, а экономический вопрос воспроизводства всего общественного капитала. Ибо если мы даже оставим в стороне вопрос, которым только и занимался до сих пор Маркс, — вопрос о том, откуда у В, В' и т. д. (I) взялись деньги, чтобы купить у А, А' и т. д. (I) добавочные средства производства, то после совершившегося накопления возникает гораздо более важный вопрос: кому В, В' и т. д. (I) будут теперь продавать свой возросший прибавочный продукт? Маркс в конце концов заставляет их продавать друг другу их собственные продукты.

«Различные В, В', В'' и т. д. (I), у которых потенциальный новый денежный капитал начинает активные операции, могут покупать друг у друга и продавать друг другу свои продукты (части своего прибавочного продукта). При нормальном ходе дела деньги, авансированные на обращение прибавочного продукта, pro tanto возвращаются к различным В в такой же пропорции, в какой каждый из них авансировал эти деньги на обращение своих соответствующих товаров»[117].

«Pro tanto» это не решение вопроса, так как В, В', В'' и т. д. (I) не для того отказались от части прибавочной стоимости и расширили свое производство, чтобы потом продавать друг другу свой возросший продукт, т. е. средства производства. Да и это впрочем возможно лишь в очень ограниченных пределах. Согласно допущению Маркса, внутри I существует известное разделение труда, причем А, А', А'' и т. д. (I) производят средства производства средств производства, а В, В', В'' и т. д. производят, напротив того, средства производства средств потребления. Следовательно, если бы продукт А, А', А'' и т. д. мог бы остаться внутри подразделения I, то продукт В, В', В'' и т. д. благодаря своей натуральной форме наперед предназначен для подразделения II (производства средств существования). Следовательно, накопление у В, В' и т. д. ведет нас уже к обращению между I и II. Самый ход марксова анализа подтверждает этим, что если внутри подразделения I имеет место накопление, то в конце концов прямо или косвенно — в подразделении средств существования должен быть налицо увеличенный спрос на средства производства. Итак, покупателей прибавочного продукта подразделения I мы должны искать среди капиталистов II.

Вторая попытка Маркса разрешить проблему действительно сообразуется со спросом капиталистов II. Их спрос на дополнительные средства производства может иметь целью лишь увеличение их постоянного капитала II с. Но здесь вся трудность проблемы отчетливо бросается в глаза.

«Положим, что А (I) превращает в золото свой прибавочный продукт, продавая его В из подразделения II. Это может произойти лишь вследствие того, что А (I), продав В (II) средства производства, не покупает затем средств потребления, следовательно, лишь вследствие односторонней продажи с его стороны. Если II с из формы товарного капитала лишь таким способом превращается в натуральную форму производительного постоянного капитала, что не только I v, но по крайней мере и некоторая часть I m обменивается на некоторую часть II с, существующего в форме средств потребления; но если А превращает в золото свое I m только благодаря тому, что такого обмена не происходит, а, напротив, наш А извлекает из обращения деньги, вырученные от II посредством продажи своего I m, и не употребляет их на покупку средств потребления II с, то хотя на стороне А (I) происходит образование дополнительного потенциального денежного капитала, но на другой стороне оказывается закрепленной в форме товарного капитала равная по величине стоимости часть постоянного капитала В (II), которая не может превратиться в натуральную форму производительного постоянного капитала. Другими словами: часть товаров В (II) и притом prima facie та часть, без продажи которой В (I) не может превратить весь свой постоянный капитал снова в производительную форму, не находит себе сбыта; поэтому по отношению к ней происходит перепроизводство, которое по отношению опять-таки к ней затрудняет воспроизводство даже в прежнем масштабе»[118].

Попытки накопления со стороны подразделения I посредством продажи дополнительного прибавочного продукта подразделению II породили здесь совершенно неожиданный результат — дефицит на стороне капиталистов II, которые не могут начать даже простого воспроизводства. Подошедши к этому узловому пункту, Маркс углубляется в анализ, чтобы разрешить проблему.

«Рассмотрим теперь несколько ближе накопление в подразделении II. Первое затруднение относительно II с, т. е. его превращения из составной части товарного капитала в натуральную форму постоянного капитала II, касается простого воспроизводства. Возьмем прежнюю схему

(1000 v + 1000 m) I обмениваются на 2000 II с.

Если, например, половина прибавочного продукта I, следовательно 1000/2 m или 500 I m, снова включается как постоянный капитал в подразделение I, то эта часть прибавочного продукта, удержанная в I, не может возместить ни одной части II с. Вместо того чтобы превратиться в средство потребления…, эта часть должна послужить в роли добавочных средств производства в самом I. Она не может выполнять такую функцию одновременно в I и II, капиталист не может расходовать стоимость своего прибавочного продукта на средства потребления и в то же время производительно потреблять самый прибавочный продукт, т. е. присоединять его к своему производительному капиталу. Итак, вместо 2000 I (v + m) в обмен на 2000 II с поступают только 1500, именно 1000 v + 500 m I; следовательно, 500 II с не могут превратиться из своей товарной формы в производительный (постоянный) капитал II»[119].

Пока что мы лишь еще нагляднее убедились в наличности затруднения, но ни на шаг не подвинулись вперед в его разрешении. Впрочем здесь на анализе сказывается то, что Маркс для объяснения проблемы накопления все время берет за основу фикцию первоначального перехода от простого к расширенному воспроизводству, т. е. момент рождения накопления, вместо того чтобы рассматривать его в процессе движения. Эта самая фикция давала нам, пока мы рассматривали накопленное только в пределах подразделения I, по крайней мере на первый взгляд кажущееся решение: так как капиталисты I отказались от части своего прежнего личного потребления, то у них на руках внезапно оказалось новое денежное сокровище, которым они могут начать капитализацию. Но если мы теперь обращаемся к подразделению II, то та же самая фикция только увеличивает еще затруднение. Ибо здесь «самоограничение» со стороны капиталистов I проявляется в чувствительной потере потребителей, на спрос которых рассчитано производство. Капиталисты подразделения II, с которыми мы экспериментировали, желая узнать, не они ли являются столь долго разыскиваемыми покупателями дополнительного продукта накопления в подразделении I, могут нас тем меньше вывести из затруднения, что они сами находятся в стеснительном положении и пока еще не знают, куда деваться со своим собственным непроданным продуктом. Отсюда видно, к каким несуразностям ведет попытка произвести накопление у одних капиталистов за счет других.

Затем Маркс делает попытку обойти затруднение, но сам тотчас же отвергает ее как увертку. Попытка эта сводится к вопросу; нельзя ли рассматривать не поддающийся продаже излишек II, явившийся результатом накопления в I, как необходимый товарный запас общества для следующего года? Маркс на это возражает с обычной для него основательностью: «1) Такое образование запасов и необходимость его имеет значение для всех капиталистов как I, так и II. Рассматриваемые, как простые продавцы товаров, они отличаются друг от друга только тем, что продают товары различного рода. Запас товаров во II предполагает предварительный запас товаров в I. Не принимая в соображение этого запаса на одной стороне, мы должны поступить так же и с другой. Если же мы принимаем их во внимание на обеих сторонах, то проблема нисколько не изменяется.

2) Если на стороне II текущий год заканчивается с товарным запасом для следующего года, то начался он с товарным запасом, доставшимся для той же стороны от предыдущего года; следовательно, при анализе годового воспроизводства, сведенного к его абстрактному выражению, мы в обоих случаях должны вычеркнуть товарный запас. Если мы отнесем все производство к текущему году, следовательно, и ту часть, которую он передает следующему году как товарный запас, но, с другой стороны, вычтем из него товарный запас, полученный им от предыдущего года, то мы действительно получим в качестве предмета нашего анализа весь средний годовой продукт. 3) То простое обстоятельство, что при исследовании простого воспроизводства мы не наталкивались на затруднение, которое теперь приходится преодолевать, доказывает, что здесь мы имеем дело с совершенно особенным явлением, которое вызывается только иной группировкой (по отношению к воспроизводству) элементов I, измененной группировкой, без которой вообще невозможно никакое воспроизводство в расширенном размере»[120].

Но последнее замечание направлено против попыток, которые делал до сих пор сам Маркс, против попыток объяснить специфическое затруднение накопления моментами, которые принадлежат еще к простому воспроизводству, именно тем образованием сокровищ, которое связано с постоянным обновлением основного капитала и которое раньше — в пределах подразделения I — должно было объяснить нам накопление.

Маркс переходит затем к схематическому представлению расширенного воспроизводства, но тотчас же при анализе своей схемы наталкивается на то же самое затруднение, только в несколько иной форме. Он допускает, что капиталисты подразделения I накопляют 500 m, но что капиталисты подразделения II, со своей стороны, должны превратить в постоянный капитал 140 m, чтобы сделать возможным накопление первых, и спрашивает:

«Следовательно, II должен купить 140 I m на наличные деньги, причем эти деньги не возвратятся к нему посредством последующей продажи его товара I, и этот процесс повторяется постоянно при каждом новом повторении годового производства, поскольку оно является воспроизводством в расширенном масштабе. Где же во втором находится источник денег для этого?»[121].

В дальнейшем изложении Маркс производит всесторонние поиски этого источника. Он прежде всего подвергает более близкому рассмотрению затраты капиталистов II на переменный капитал. Последний имеется налицо, конечно, в денежной форме. Но его никак нельзя оторвать от его цели — покупки рабочей силы, чтобы предназначить его для покупки тех добавочных средств производства, о которых шла речь: «Такое постоянно повторяющееся удаление (переменного капитала) от исходного пункта, — из кармана капиталистов, и возвращение к нему нисколько не увеличивает количества денег, совершающих этот кругооборот. Следовательно, оно не является источником накопления денег». После этого Маркс принимает в соображение все мыслимые увертки и, как таковые, их отвергает: «Но постойте! Нельзя ли зашибить на этом некоторый барышик?» — восклицает он и исследует такую возможность: не пришли ли капиталисты путем понижения заработной платы их рабочих ниже нормального среднего уровня к экономии переменного капитала и, следовательно, к новому денежному источнику для целей накопления. Эту догадку он, конечно, моментально отбрасывает: «но не следует забывать, что действительно уплачиваемая нормальная заработная плата (которая ceteris paribus определяет величину переменного капитала) уплачивается вовсе не по доброте капиталистов, но потому, что при данных отношениях она должна быть уплачена. Таким образом, этот способ объяснения устраняется»[122]. Он обращается даже к роли скрытых методов «экономии» на переменном капитале к truck system, обманам и т. д. — с тем, чтобы в конце заметить: «это та же самая операция, как в случае I, только замаскированная и осуществляемая обходным путем, следовательно, она должна быть так же отвергнута, как и та»[123]. Таким образом, все попытки сделать переменный капитал новым денежным источником для накопления безрезультатны: «Итак, с 376 II v для упомянутой цели ничего нельзя сделать».

Маркс обращается затем к денежному запасу капиталистов II, который они держат у себя в кармане, чтобы пустить в обращение для удовлетворения их собственных потребностей, и задается вопросом, нельзя ли здесь сберечь некоторое количество денег в целях капитализации. Но эту попытку он называет еще «более сомнительной», чем прежнюю. «Здесь имеют дело друг с другом только капиталисты одного и того же класса, которые продают друг другу и покупают одни у других производимые ими средства потребления. Деньги, необходимые для такого обмена, функционируют при этом только как средства обращения и при нормальном ходе вещей должны возвращаться к участникам соответственно авансам последних на обращение затем постоянно снова и снова проделывать один и тот же путь». Затем следует еще одна попытка, принадлежащая к категории тех «уловок», которые Маркс, конечно, беспощадно отвергает, — попытка объяснить образование денежного капитала в руках одних капиталистов II путем обмана при взаимном обмене товарами других капиталистов того же самого подразделения. Он считает даже излишним для себя рассматривать эту попытку.

За этим следует еще одна, уже серьезная попытка:

«Или же часть II m, заключающаяся в необходимых средствах существования, прямо превращается в новый переменный капитал в пределах подразделения II»[124].

Как эта попытка может вывести нас из затруднения, т. е. привести в движение процесс накопления, — не совсем ясно. Ибо: 1) образование добавочного переменного капитала в подразделении II еще не может быть отправным пунктом для дальнейшего, так как мы ведь не справились еще с образованием дополнительного постоянного капитала II и были заняты как раз тем, чтобы доказать его возможность; 2) на этот раз в нашем исследовании речь шла об открытии денежного источника в II для покупки у I дополнительных средств производства, а не о том, чтобы пристроить избыточный продукт II в его собственном производстве; 3) если эта попытка должна означать, что соответствующие средства существования могут быть «прямо », т. е. без посредства денег, применены в производстве II опять в качестве переменного капитала, вследствие чего из переменного капитала освободилась бы соответствующая масса денег для целей накопления, то мы должны были бы эту попытку отвергнуть. При нормальных условиях капиталистическое производство исключает вознаграждение рабочих непосредственно в средствах существования; денежная форма переменного капитала, свободный договор между рабочим как продавцом товара и производителем средств потребления является одной из самых существенных основ капиталистического хозяйства. В другой связи Маркс сам подчеркивает следующее: «Мы знаем, что действительный переменный капитал, следовательно, и добавочный состоит из рабочей силы. С II имеют дело сами рабочие, а не капиталист I, которому пришлось бы в таком случае, как приходилось рабовладельцу, покупать у II необходимые средства существования про запас и беречь их для добавочной рабочей силы, которую предстоит применять в будущем»[125]. Сказанное оказывается верным для капиталистов II точно так же, как для капиталистов I. Этим исчерпывается у Маркса приведенная выше попытка.

В конце Маркс отсылает нас к последней части «Капитала», к 21-й главе II тома, которую Энгельс поместил в параграфе IV в виде «дополнительных примечаний». Здесь мы находим краткое объяснение.

«Первоначальным источником денег для II служат v + m золотопромышленников I, обмениваемые на часть II с; лишь поскольку золотопромышленник копит прибавочную стоимость или превращает ее в средства производства I, следовательно, расширяет свое производство, его v + m не входит в II; с другой стороны, поскольку накопление денег самим золотопромышленником в конце концов ведет к расширенному воспроизводству, часть прибавочной стоимости золотопромышленника, расходуемая им не как доход, а на его дополнительный переменный капитал, входит в II, способствует здесь новому образованию сокровищ или дает новое средство покупать у I без повторной непосредственной продажи ему»[126].

После того как ни одна из всех возможных попыток объяснения накопления нам не удалась, после того как нас отсылали от Понтия к Пилату, от А I к В I и от В I к В II, мы таким образом приходим в конце концов к тому самому золотопромышленнику, привлечение которого Маркс в самом начале своего анализа признал «нелепым». Этим и заканчивается анализ процесса воспроизводства и II том «Капитала», который так и не дает нам столь долго разыскиваемого решения проблемы.

---

[1] «Антикритика», стр. 389, разрядка наша.

[2] IX Ленинский сборник, стр. 183.

[3] Читателю, впервые приступающему к ознакомлению с теорией накопления Р. Люксембург, мы рекомендуем начать чтение не с «Накопления капитала», а с первой, положительной части «Антикритики», стр. 375–390.

[4] «Антикритика», стр. 384–385.

[5] «Антикритика», стр. 397.

[6] «Антикритика», стр. 385–387.

[7] «Накопление капитала», отдел III, в особенности гл. XXV и XXVI, «Антикритика», стр. 375–390.

[8] «Капитал», т. II, гл. XX, раздел XII.

[9] Ленин, Соч., т. II, «К характеристике экономического романтизма», гл. VI.

[10] Попытка такой конкретизации утверждений Маркса и Ленина была впервые, если не ошибаемся, сделана т. Крицманом в его статье «О накоплении и „третьих лицах“» (см. «Вести, Ком. акад.» № 5). Наш пример отличается от примера т. Крицмана тем, что мы не видим нужды предполагать существование в теоретически мыслимом простом товарном хозяйстве эксплоататоров. Кроме того мы не видим нужды припутывать к примеру натуральное хозяйство.

[11] Ленин, Соч., т. II, стр. 407, изд. 3-е.

[12] «Антикритика», стр. 399

[13] Следует отметить, что в этом отношении Р. Люксембург не оригинальна. О противоречии между отделом III тома второго «Капитала» и теоретическими положениями тома третьего писал задолго до нее Туган-Барановский. Ленин подверг утверждения Тугана уничтожающей критике.

[14] Ленин, Соч., т. II, изд. 3-е, стр. 430.

[15] Там же, стр. 424.

[16] Ленин, Соч., т. II, изд. 3-е, стр. 415–416.

[17] Там же, стр.422.

[18] «Теории прибавочной, стоимости»,т. II, ч. 2, изд. 1932 г., стр. 186, разрядка наша.

[19] Ленин, т. II, изд. 3-е, стр. 424.

[20] «Антикритика», стр. 339.

[21] «Антикритика», стр. 400.

[22] «Накопление», стр. 212.

[23] «Капитал», т. III, гл. XIV, раздел V.

[24] Ленин, Соч., т. II, изд. 3-е, стр. 33–34; см. также т. III, гл. I, раздел VIII.

[25] «Капитал», т. III, гл. XIV, раздел V.

[26] Там же, гл. XV, раздел III.

[27] Ленин, Соч., т. XIX, изд. 3-е, стр. 120.

[28] «Накопление», отдел III, «Антикритика», стр. 386–400.

[29] «Накопление», стр. 320.

[30] «Антикритика», стр. 389.

[31] Этому вопросу Каутский посвящает в «Материалистическом понимании истории» особую главу (том II, раздел VIII, гл. VIII — «Границы капиталистической аккумуляции»). «В настоящее время, — пишет он в этой главе, — лишь промышленность является настоящей областью капиталистического производства. В сельское хозяйство капиталистическое производство мало проникло; так обстоит дело даже в высококапиталистических странах. Невольно под капиталистическим производством всегда подразумевается промышленность, а под докапиталистическими формами всегда имеется в виду сельское хозяйство. Это как раз и служит бессознательной подосновой точки зрения Люксембург. Совершенно бесспорный факт, заключающийся в том, что промышленность не может обойтись без сельского хозяйства и что накопление в промышленности требует расширения производства в аграрных областях, связанных с промышленностью приняло у нее такой вид, что капиталистическое производство не может существовать без связи с докапиталистическими областями, а расширение этого производства постоянно требует в качестве своей предпосылки расширения зависимых от него докапиталистических областей» (стр. 551 русского перевода).

[32] XXII Ленинский сборник, стр. 384.

[33] Там же.

[34] «Накопление», стр. 305.

[35] Там же, стр. 314.

[36] XXII Ленинский сборник, стр. 390.

[37] «Накопление», стр. 298.

[38] Там же, стр. 299.

[39] «Антикритика», стр. 387–388.

[40] Там же.

[41] «Введение в политическую экономию», стр. 276, разрядка наша.

[42] «Антикритика», стр. 399–400.

[43] Ленин, Империализм как высшая стадия капитализма, гл. VII.

[44] Ленин, Соч., т. XVIII, изд. 3-е, стр. 195.

[45] Ленин, Доклад на II конгрессе Коминтерна.

[46] «Накопление», стр. 258.

[47] «Капитал», т. I, изд. 8-е, стр. 612–613.

[48] Маркс и Энгельс, Собр. соч., т. XIV, стр. 276.

[49] Ленин, Соч., т. II, стр. 39.

[50] «Введение», стр. 189.

[51] Там же, стр. 197.

[52] Там же, стр. 193–194.

[53] Там же, стр. 205–209.

[54] «Введение к критике политической экономии», § 2.

[55] Ленин, Соч., т. XIII, стр. 302.

[56] См. следующие его работы: «Der Imperialismus», Berlin 1926; «Der Im-perialismus und seine Kritiker», Berlin 1929; «Империализм и кризисы», 1930 г., изд. Коммун. академии. Последняя книга представляет стенограмму доклада в Комакадемии и прения по этому докладу.

[57] См. Henryk Grossmann, Das Akkumulations — und Zusammen bruchsgesetz des kapitalistischen Systems (zugleich eine Krisentheorie, Leipzig. 1929). Критику этой работы Гроссмана см. в статье Варга «Накопление и крах капитализма», «Проблемы экономики», № 3, 1930 г.

[58] «Die Krise des Kapitalismus und die Aufgabe der Arbeiterklasse», von Max Seydewitz, G. Engelbert, Graf, Eduard Weckerle, Max Adler, Franz Petrich; Berlin 1931, S. 176–177.

[59] Л. М. Каганович, За большевистское изучение истории партии, Огиз, «Московский рабочий», 1931 г., стр. 28–29.

[60] Правда, и среди экономистов-коммунистов оказались отдельные защитники теории накопления Р. Люксембург, но они являлись исключением. Считаю необходимым отметить, что в двух статьях о теории накопления Р. Люксембург, опубликованных мною в 1923–1924 г., критика ее ошибок была недостаточной и половинчатой, и в основных вопросах я солидаризировался по существу с ее ошибочными взглядами. Отдельные ошибки в критике люксембургианства были допущены мною и в предисловии к четвертому изданию этой книги.

[61] Alfred Braunthal, Die Wirtschaft der Qegenwart und ihre Gesetze, Berlin 1930, S. 162.

[62] Ленин, Соч., изд. 8-е, т. XXVII, стр. 204

[63] К. Маркс, Капитал, т. I, стр. 572, изд. 1920. Здесь, как и в дальнейшем, мы указываем страницы по русскому переводу «Капитала». — Прим. пер.

[64] Мы отождествляем здесь прибавочную стоимость с прибылью, что вполне правильно по отношению ко всему общественному производству, о котором в дальнейшем только и идет речь. Мы не обращаем также внимания на распадение прибавочной стоимости на отдельные части — на предпринимательскую прибыль, на процент на капитал и на ренту, — так как это имеет значение для проблемы воспроизводства.

[65] Ср. «Капитал», т. II, стр. 343, изд. 1918 г.

[66] См. Analyse du Tableau economique в Journal de l'Agriculture, du commerce et des finances Дюпона, 1766 г., стр. 305 и сл. онкенского издания Oeuvres de F. Quesnay. Кенэ подчеркивает, что описанное им обращение предполагает два условия: свободное торговое обращение и систему налогов, которые ложатся только на ренту: «Mais ces donnees ont des conditions sine quabus non; elles supposent que la liberte du commerce soutient le debit des productions a un bon prix, — elles supposent d'ailleurs que le cultivateur n'ait a payer directement ou indirectement d'autres charges que le revenu, dont une partie par exemple les deux septimes, doit former le revenu du souverain». (L. с., стр. 311).

[67] Adam Smith, Natur und Ursachen des Volkswohlstandes, немецкий перевод Левенталя, 2-е изд., стр. 53.

[68] L. с., стр. 291–292.

[69] L. с., стр. 95.

[70] О Родбертусе с его специфическим понятием «национальный капитал» см. ниже — во втором отделе.

[71] I. В. Say, Traite d'Economie Politique, Livre second, Chap. V, 8-eme ed., Paris, 1876, стр. 376.

[72] Впрочем, надо заметить, что Мирабо в своих «Explications» к «Tableau» отчетливо упоминает об основном капитале стерильного класса. «Les avances primitives de cette classe pour etablissement de manufactures, pour instruments, machines, moulins, forges et autres usines… 2.000.000.000 I». («Tableau Economique avec ses explications». Mille sept cent soixante, стр. 82). В своем крайне путанном наброске самого «Tableau» Мирабо, конечно, тоже не принимает в расчет этого основного капитала стерильного класса.

[73] Впрочем и Смит дает этому общую формулировку: «Стоимость (а не „прибавочная стоимость“, как произвольно переводит г-н Левенталь), которую рабочие прибавляют к обрабатываемым материалам, при этом, стало быть, распадается на две части: на часть, которая покрывает их заработную плату, и на часть, которая представляет собой прибыль их работодателя на весь капитал, авансированный на материалы и на заработную плату» (А. Смит, I. с., стр. 51. В подлиннике: «The value which the workmen add to the materials, therefore, resolves itself in this case into two parts, of which the one pays their woges, the other the profits of their employer upon the whole stock of materials and wages which he advanced». (Wealth of Nations, ed. Mc Culloch, 1828, т. 1, стр. 83). Во втором томе в главе III он специально о промышленном труде говорит:

[74] «Наемные рабочие, занятые сельскохозяйственным трудом…, таким образом воспроизводят не только стоимость, равную их собственному потреблению или приводимому ими в движение капиталу вместе с прибылью капиталистов — как это делает фабричный рабочий, — но стоимость гораздо большую. Кроме капитала арендатора вместе со всей его прибылью они регулярно воспроизводят также ренту для земельного собственника». (L. с., стр. 377.)

[75] L. с., I, стр. 342. Правда, в следующем за этим предложении Смит превращает капитал целиком в заработную плату, в переменный капитал: «That part of the annual produce of the land and labour of any country which replaces a capital, never is immediately imployed to maintain any but productive hands. It pays the wages of productive labour only. That which is immediately destined for constituting a revenue, either as profit or des cent, may maitain indifferently either productive or unproductive hands». (Ed. Mс Culloch, т. II, стр. 98).

[76] L. с., стр. 292.

[77] L. c., I, стр. 292.

[78] L. с., I, стр. 294

[79] L. с., I, стр. 294.

[80] «Капитал», т. II, стр. 362.

[81] А. Смит, I. с., т. I, стр. 376.

[82] R. Luxemburg, Die Neue Zeit, XVIII, II т., стр. 184.

[83] Мы оставляем здесь без внимания, что у Смита проскальзывает и противоположный взгляд, согласно которому не цена товаров распадается на v + m, а стоимость товаров составляется из v + m! Это qui pro quo важнее для смитовской теории стоимости, чем в той связи, в которой нас сейчас интересует его формула v + m.

[84] Здесь, как и дальше, мы для простоты и в духе обычного словоупотребления говорим все время о годовом производстве, которое имеет место большей частью только в сельском хозяйстве. Промышленный период производства и оборот капитала вовсе не должны совпадать со сменой года.

[85] Разделение труда между трудом умственным и материальным в обществе, планомерно регулируемом и основанном на общественности, на средства производства, вовсе не связано с особыми категориями населения. Но оно во всякое время будет проявляться в наличности определенного числа лиц, которые работают умственно и должны получать материальное содержание. В таком обществе люди будут попеременно выполнять умственную и физическую работу.

[86] «Говоря об общественной точке зрения, следовательно, рассматривая весь общественный продукт, который предполагает и воспроизводство общественного капитала и индивидуальное потребление, не следует впадать в манеру, заимствованную Прудоном у буржуазной экономии, и смотреть на дело таким образом, как будто общество капиталистического способа производства, взятое en bloc, как целое, утрачивает этот свой специфический историко-экономический характер. Напротив. В таком случае приходится иметь дело с коллективным капиталистом. Весь капитал представляется как бы акционерным капиталом всей совокупности отдельных капиталистов. И такое акционерное общество имеет то общее со многими другими акционерными обществами, что всякий знает, что он вложил, но не знает, что он получит обратно» («Капитал», т. II, стр. 421).

[87] «Капитал», т. II, стр. 383.

[88] «Капитал», т. II, стр. 457–450. Ср. также о необходимости расширенного воспроизводства с точки зрения страхового фонда вообще, стр. 149.

[89] «Theorien», I. с. стр. 248. Подчеркнуто у Маркса.

[90] В своем седьмом комментарии к «Tableau» Кенэ, закончив полемику против теории денег меркантилистов, согласно которой деньги тождественны с богатством говорит: «La masse d'argent ne peut accroitre dans une nation qu'autant que cette reproduction elle-meme s'y accroit; autrement, l'accroissement de la masse d'argent ne pourrait se faire qu'au prejudice de la reproduction annuelle des richesses. — Ce n'est done pas par le plus ou le moins d'argent qu'on doit juger de l'opulence des Etats: aussi estime-t-on qu'un pecule, egal au revenu des proprietaires des terres, est beaucoup plus que stiffisant pour une nation agricole ou la circulation se fait regulierement et ou le commerce s'exerce avec confiance et en pleine liberte». (Analyse du Tableau economique. Изд. Онкен, стр. 324–325).

[91] Для этого обмена Маркс («Капитал», т. II, стр. 402) принимает только денежную затрату со стороны капиталистов II. В конечном результате обращения это ничего не меняет, как правильно замечает Энгельс в подстрочном примечании, но, как предпосылка общественного обращения, это допущение неточно; правильнее представление у самого Маркса.

[92] «Капитал», т. II, стр. 460.

[93] «Капитал», т. II, стр. 462.

[94] Там же, стр. 480,

[95] «Предположение, допускаемое при простом воспроизводстве, именно, что I (v + m) = II с, не только несовместимо с капиталистическим производством, — это впрочем не исключает того, что в промышленном цикле в 10–11 лет все производство одного какого-нибудь года часто бывает меньше, чем в предыдущем году, так что по сравнению с предыдущим годом не происходит даже простого воспроизводства, — но кроме того при естественном годовом приросте населения простое воспроизводство могло бы происходить лишь постольку, поскольку соответственно большее количество непроизводительной прислуги принимало бы участие в потреблении тех 1500, которые представляют всю прибавочную стоимость. Напротив, накопление капитала, т. е. действительное капиталистическое производство, при этом было бы невозможно». («Капитал», т. II, стр. 512-13).

[96] «Специфически капиталистический способ производства, соответствующее ему развитие производительной силы труда, вызываемое им изменение органического состава капитала не только идут рука об руку с прогрессом накопления или с возрастанием общественного богатства, — они идут несравненно быстрее, потому что простое накопление или абсолютное увеличение всего общественного капитала сопровождается централизацией его индивидуальных элементов, а технический переворот в добавочном капитале — техническим переворотом в первоначальном капитале. С прогрессом накопления отношение постоянной к переменной части капитала изменяется таким образом, что если первоначально оно составляет 1:1, то потом оно превращается в 2:1, 3:1, 4:1, 5:1, 7:1 и т. д., так что по мере возрастания капитала в рабочую силу превращается не 1/2 его общей стоимости, а прогрессивно лишь 1/3, 1/4, 1/5, 1/6, 1/8 и т. д., в средства же производства — 2/3, 3/4, 4/5, 5/6, 7/8 и т. д. Так как спрос на труд определяется не размером всего капитала, а размером его переменной составной части, то он прогрессивно уменьшается по мере возрастания всего капитала вместо того, чтобы, как мы предполагали раньше, увеличиваться пропорционально этому возрастанию. Он понижается относительно по сравнению с величиной всего капитала, понижается в прогрессии, ускоряющейся с возрастанием этой величины. Хотя с возрастанием всего капитала увеличивается и его переменная составная часть или включаемая в его состав рабочая сила, но увеличивается она в постоянно убывающей пропорции. Промежутки, на протяжении которых накопление действует как простое расширение производства на данном техническом базисе, все сокращаются. Ускоряющееся в растущей прогрессии накопление всего капитала становится условием того, чтобы можно было поглотить определенное добавочное число рабочих, и даже того, чтобы, несмотря на постоянные метаморфозы старого капитала, уже функционирующие рабочие сохранили работу. Мало того, это возрастающее накопление и централизация в свою очередь сами превращаются в источник нового изменения состава капитала или нового ускоренного уменьшения его переменной части по сравнению с постоянной». («Капитал», т. I, стр. 646).

[97] «Характерный жизненный путь современной промышленности, представляющий форму прерываемого небольшими колебаниями десятилетнего цикла периодов среднего оживления производства под высоким давлением, кризиса и застоя, покоится на постоянном образовании, большем или меньшем поглощении и снова образовании промышленной резервной армии или перенаселения. Превратности промышленного цикла в свою очередь увеличивают перенаселение и становятся одним из наиболее энергичных факторов его воспроизводства». («Капитал», т. I, стр. 650).

[98] «Капитал», т. I, стр. 588–589.

[99] L. с., т. I, стр. 589.

[100] Должно быть 4259. Та же ошибка и во II томе «Капитала». Прим. пер.

[101] «Капитал», т. II, стр. 502–505.

[102] «Капитал», т. II, стр. 504.

[103] Должно быть 264 и 616. Прим. пер.

[104] «Капитал», т. II, стр. 506.

[105] «Капитал», т. II, стр. 357.

[106] Там же, стр. 446.

[107] «Капитал», т. I, стр. 589, 25а,

[108] L. с., стр. 589.

[109] Мы не принимаем здесь во внимание случаев, когда часть продукта, например, уголь в шахтах, прямо без обмена опять входит в процесс производства. Для капиталистического производства, взятого в целом, эти случаи являются исключениями. Сравни: Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. II, часть 2-я, стр. 255, нем. изд.

[110] «Капитал», т. II, стр. 421.

[111] «Капитал», т. II, стр. 479–480.

[112] «Капитал», т. II, стр. 480–483.

[113] «Капитал», т. II, стр. 483–484.

[114] «Капитал», т. II, стр. 487–488

[115] «Капитал», т. II, стр. 490–491.

[116] Там же, стр. 491.

[117] «Капитал», т. II, стр. 492.

[118] «Капитал», т. II, стр. 493–494.

[119] «Капитал», т. II, стр. 445.

[120] «Капитал», т. II, стр. 497.

[121] Там же, стр. 499.

[122] «Капитал», т. II, стр. 500.

[123] Там же, стр. 501.

[124] Там же, стр. 501–502.

[125] «Капитал», т. II, стр. 507.

[126] Там же, стр. 514.