Грязнова О.С. - ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ В СОЦИОЛОГИИ РЕВОЛЮЦИИ: СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ КОНЦЕПЦИЙ П. СОРОКИНА, Л. ЭДВАРДСА И Т. СКОКПОЛ

"РЕВОЛЮЦИЯ НЕ ЗАКОНЧИЛАСЬ, БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ!"

На правах рукописи

Грязнова Ольга Станиславовна

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ  В СОЦИОЛОГИИ РЕВОЛЮЦИИ: СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ КОНЦЕПЦИЙ  П. СОРОКИНА,

Л. ЭДВАРДСА И Т. СКОКПОЛ

Специальность 22.00.01 - Теория, методология и история социологии    

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата социологических наук    

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования Проблематика социальных изменений остро стоит перед нынешним поколением исследователей общественной жизни. Требуются концепции, позволяющие ориентироваться в трансформирующемся обществе, в условиях становления новых правил взаимодействия отдельных элементов и подсистем внутри видоизменяющейся социальной структуры. Данная потребность особенно ощутима в странах, не так давно переживших кризис, связанный с резкими и в некоторых случаях болезненными социетальными изменениями. Посткоммунистические общества вынуждены вырабатывать новые стратегии своего функционирования, основываясь на понимании того, что каждая социальная система находится в состоянии постоянного становления и изменения, и что необходимо анализировать явления, относящиеся как к структурному, так и процессуальному измерению социальной жизни. Всевозможные исторические сдвиги, изменения политического курса, другие социальные потрясения вызывают у общественности и специалистов интерес к проблемам специфики протекания и логики функционирования революционных процессов. В связи с этим необходима научная база для разработки адекватных методов анализа ситуации. В первую очередь нужно знать причины и специфику процесса, повлекшего за собой дестабилизацию всей системы.  Для сегодняшней ситуации в России этот вопрос немаловажен, ведь кризис 80-90-х годов ХХ века обладал всеми отличительными чертами революции: он стал коренным переворотом в жизни общества, привел к ликвидации предшествующего общественно-политического строя и установлению новой власти1. В связи с этим возникает необходимость анализа работ, конституирующих такое теоретическое направление, как «социология революции». Обращаясь к работам по названной тематике, важно понимать, что, несмотря на методологические расхождения, в целом они составляют некое интеллектуальное течение, которое поддается теоретическому исследованию. В этой работе мы последовательно рассмотрим взгляды трех представителей разных теоретико-методологических течений в социологии революции. Сначала мы обратимся к работам классиков социологии революции Питирима Александровича Сорокина и Лайфорда Патерсона Эдвардса. «Социология революции» Сорокина (1925) и «Естественная история революции» Эдвардса (1927) составили интеллектуальный базис, от которого впоследствии отталкивались многие исследователи, такие как К. Бринтон, Ф. Гросс, Ч. Джонсон, Дж. Питти и др. Л. Эдвардса, П.А. Сорокина, К. Бринтона, Ф. Гросса, Д. Йодера, С. Неймана и Дж. Питти в большинстве случаев относят к одному поколению теоретиков, изучавших феномен революции.                                                            

1 См.: Российское общество как новая социальная реальность / Россия реформирующаяся. Ежегодник // Отв. ред. М.К. Горшков. Вып. 6. М.: Институт социологии РАН, 2007; Изменяющаяся Россия в зеркале социологии / Под ред. М.К. Горшкова, Н.Е. Тихоновой. М.: Летний сад, 2004.

Они способствовали формированию общей социологической теории революции, превращению социологии революции в отдельную дисциплину. Они разработали методологические критерии и подходы становящейся области исследования, предприняли попытки выдвижения гипотез о существовании различного рода индикаторов революционного процесса и специфики его развития. Далее мы изучим работу Теды Скокпол «Государства и социальные революции» (1979), которая на протяжении последних десятилетий оказывает определяющее воздействие на обозначенное направление в социологии, задает методологические и теоретические ориентиры для проведения исследований в этой области. 

Степень научной разработанности темы исследования Значительное развитие социология революции получила в США. Начиная с середины 20-х годов ХХ века, там появляются работы, в которых анализу подвергаются различные институциональные, структурные и динамические особенности кризисных обществ, переживающих революционные изменения. «Социология революции» П. Сорокина – работа, давшая название всему направлению, - появляется в США в 1925 году.  Спустя два года после издания сорокинской «Социологии революции» выходит в свет книга Л. Эдвардса «Естественная история революции» (1927). В 1936 году публикуется работа Эмиля Ледерера «О революциях»2. В 1938 году появляется работа Крейна Бринтона «Анатомия революции»3, в которой излагаются практически аналогичные базовые тезисы, озвученные одиннадцать лет до этого в «Естественной истории революции». Работа Бринтона на долгие годы становится главной в данной предметной области. Джордж Питти опубликовал книгу «Революционный процесс»4 также в 1938 году. В 1940-е – первой половине 1950-х гг. минувшего столетия данная тема не была особо популярной. Только с конца 1950-х гг. наблюдается новый всплеск интереса к социологической теории революции. Подобное интеллектуальное оживление прежде всего следует связывать с общим ростом социальной напряженности в Западной Европе и США, проявившимся впоследствии в студенческих волнениях 1960-х гг. В это время одно за другим появляются новые исследования. Среди них следует прежде всего назвать такие, как «К теории революции» (1962) Джеймса Дэвиса5, «Почему люди бунтуют» (1970) Тэда Роберта Гарра6, «Революционное изменение» (1966) Чалмерса Джонсона7, «Теория коллективного поведения» (1963) Нейла Смелзера8, «Политический порядок в трансформирующихся обществах» (1968) Самуэля Хантингтона9,«Революции и коллективное насилие»10 (1975) и «От мобилизации к революции» (1978)11 Чарльза Тилли.

2 Lederer E. On Revolutions // Social Research. 1936. III. 3 Brinton C. The Anatomy of Revolution. N.Y: W.W. Norton, 1938. 4 Pettee G.S. The Process of Revolution. N.Y.: Harper & Brothers, 1938. 5 Davies J.C. Toward a Theory of Revolution // American Sociological Review. 1962. №27. 6 Гарр Т.Р. Почему люди бунтуют? СПб.: Питер, 2005. 7 Johnson Ch. Revolutionary Change. Boston: Little, Brown and Co., 1966. 8 Smelser N.J. Theory of Collective Behavior. N.Y.: Free Press, 1963. 9 Huntington S.P. Political Order in Changing Societies. New Haven: Yale University Press, 1968.

Названных теоретиков в литературе относят ко второму поколению социологов революции12. К третьему поколению причисляют Гарри Экштейна («Этиология внутренней войны»13 (1965)), Энтони Обершаля («Растущие экспектации и политический беспорядок»14 (1969)), Эдварда Муллера («Применимость теории возможности к анализу политического насилия»15 (1972)), Барбару Салерт («Революции и революционеры»16 (1976)), Теду Скокпол («Объясняя революции: в поисках социально-структуралистского подхода»17 (1976), «Государства и социальные революции»18 (1979)) и др. Новый всплеск интереса к этой проблематике возник в конце 80-х годов ХХ в. Это связано в основном с волной прокатившихся социальных трансформаций как в Европе, так и в Азии и Африке, вызванных распадом советского лагеря, кардинальными изменениями в структурах государств, их внутри- и внешнеполитических ориентациях. Джек Голдстоун в своей статье «О четвертом поколении революционной теории»19 перечисляет исследователей, которые в рамках данного направления изучали трансформационные процессы в разных регионах: в Африке – Дж.С. Мигдал20 и В. Цартман21, в Восточной Европе – И. Бэнак22, Дж. Линц и А. Степан23, на Ближнем Востоке – Н.Р. Кедди24 и в Латинской Америке – Т. Викхем-Кроули25. Если же говорить в первую очередь не об анализе конкретных случаев, a о теоретическом аспекте, то здесь следовало бы назвать уже упомянутого Джека Голдстоуна26, а также Джефри Гудвина 27 и Джона Форана28. Попытки систематизации теоретических подходов в социологии революции предпринимались Дж. Голдстоуном29 и Дж. Фораном30.

10 Tilly Ch. Revolutions and Collective Violence // Handbook of Political Science. Vol. 3. Macropolitical Theory / Ed. by F.I. Greenstein, N.W. Polsby. Reading, MA: Addison-Wesley, 1975. 11 Tilly Ch. From Mobilization to Revolution. N.Y.: Random House, 1978. 12 Goldstone J. Theories of Revolution: The Third Generation // World Politics (Princeton). 1980. Vol. 32. № 3; Современная западная социология: Словарь. М.: Политиздат, 1990; Goldstone J. Towards a Fourth Generation of Revolutionary Theory // Annual Review of Political Science. 2001. №4. 13 Eckstein H. On the Etiology of Internal Wars // History and Theory. 1965. Vol. 4. № 2. 14 Oberschall A. Rising Expectations and Political Turmoil // Journal of Development Studies. 1969 (October). Vol. 6. № 1.  15 Muller E.N. A Test of a Partial Theory of Potential for Political Violence // American Political Science Review. 1972. Vol. 66. 16 Salert B. Revolutions and Revolutionaries: Four Theories. N.Y.: Elsivier, 1976. 17 Skocpol Th. Explaining Revolutions: in Quest of a Social-Structural Approach // Uses of Controversy in Sociology / Ed. by L.A. Coser, O.N. Larsen. N.Y.: Free Press, 1976. 18 Skocpol Th. States and Social Revolutions: a Comparative Analysis of France, Russia and China. Cambridge: Cambridge University Press, 1979. 19 Goldstone J. Towards a Fourth Generation of Revolutionary Theory // Annual Review of Political Science. 2001. № 4. 20 Migdal J.S. Strong Societies and Weak States: State-Society Relations and State Capabilities in the Third World. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1988; State Power and Social Forces: Domination and Transformation in the Third World / Ed. by J.S. Migdal, A. Kohli, V. Shue. N.Y.: Cambridge University Press, 1994. 21 Zartman W.I. Collapsed States: the Disintegration and Restoration of Legitimate Authority. Boulder, CO: Lynne Rienner, 1995. 22 Eastern Europe in Revolution / Ed. by I. Banac. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 1992. 23 Linz J.J., Stepan A. Problems of Democratic Transition and Consolidation: Southern Europe, South America and Post-Communist Europe. Baltimore, MD: Johns Hopkins University Press, 1996. 24 Keddie N.R. Debating Revolutions. N.Y.: N.Y. University Press, 1995; Keddie N.R. Iran and the Muslim World: Resistance and Revolution. N.Y.: N.Y. University Press, 1995. 25 Wickham-Crowley T. Exploring Revolution: Essays on Latin American Insurgency and Revolutionary Theory. Armonk, N.Y.: Sharpe, 1991; Wickham-Crowley T. Guerrillas and Revolution in Latin America. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1992.

Типологизация Голдстоуна, имеющая временные основания, заключает в себе также некоторые парадигмальные характеристики. Он выделял три направления: школу естественной истории (Л. Эдвардс, Дж. Питти, К. Бринтон), «общие теории» революции (Дж. Дэвис, Н. Смелзер, Ч. Джонсон, С. Хантингтон, Т. Гарр) и поколение структуралистских моделей (Дж. Пейдж, Ч. Тилли, Т. Скокпол). В России со второй половины позапрошлого века, и особенно с 1860-х гг., активизируется процесс исследования общественных явлений как с социальнофилософской, так и научно-социологической точки зрения. Социальные науки распространяют свое влияние в России среди широких слоев образованной общественности. Появляются различные социологические школы, разрабатываются теории, проводятся эмпирические исследования. В период с 1869 по 1922 гг. в России по подсчетам И.А. Голосенко было опубликовано 2295 научных работ по социологической (или смежной с ней) проблематике31. Какое же место занимала социология революции в российском обществоведческом дискурсе того времени? Исключив чисто идеологические работы, а также многочисленные публицистические свидетельства плачевного положения народа в дореволюционной России, можно выделить весьма небольшой круг текстов, касающихся анализа революции как социального феномена. Среди тех, кто писал о революции хотя бы в отдельных параграфах своих работ «с социологической точки зрения», можно назвать М.А. Бакунина, Н.А. Бердяева, Л.М. Блюменталя, М.М. Бордкина, С.Н. Булгакова, Г.М. Вырубова, М.И. Гернета, Р.В. Иванова-Разумника, И.Н. Изошипова, А.А. Исаева, Н.И. Кареева, П.А. Кропоткина, В.И. Ленина, К.Н. Леонтьева, В.П. Осипова, Г.В. Плеханова, Г.И. Поршнева, Н.А. Рожкова, В.В. Розанова, В.Н. Сперанского, П.Б. Струве, Е.Н. Тарновского, П.Н. Ткачева, М.И. Туган-Барановского, С.Л. Франка, В.М. Чернова, И.Н. Шипова. В работах вышеназванных авторов проводился анализ революции по нескольким основаниям: рассматривалась роль масс в процессе изменения социальной действительности, связанные с этим социально-психологические моменты, влияние аномических процессов на функционирование общества и жизнедеятельность отдельных индивидов, изучалась специфика протекания данных процессов, взаимосвязь с социокультурными основами общества, интерпретировались идеологические работы революционных лидеров.                                                           

26 Goldstone J. Revolution and Rebellion in the Early Modern World. Berkeley: University of California Press, 1991; Revolutions of the Late Twentieth Century / Ed. by J. Goldstone, T. Gurr, F. Moshiri. San Francisco: Westview Press, 1991. 27 Goodwin J. No Other Way Out: States and Revolutionary Movements, 1945-1991. Cambridge: Cambridge University Press, 2001. 28 The Future of Revolutions: Re-thinking Radical Change in the Age of Globalization / Еd. by J. Foran. L.: Zed Press, 2003; Theorizing Revolutions / Ed. by J. Foran. L.-N.Y.: Routledge, 1997; Foran J. Fragile Resistance: Social Transformation in Iran from 1500 to the Revolution. Boulder, CO: Westview Press, 1993. 29 Goldstone J. Theories of Revolution: The Third Generation // World Politics (Princeton). 1980. Vol. 32. № 3. 30 Foran J. Theories of Revolution Revisited: Toward a Fourth Generation? // Sociological Theory. 1993. Vol. 11. № 1. 31 Голосенко И.А. Социологическая литература России второй половины XIX – начала ХХ века. М.: Онега, 1995.

Как уже отмечалось выше, проблематика изучения революции как социального феномена (с научно-социологической точки зрения) была недостаточно популярна в интеллектуальной среде дореволюционной России. И даже объективно небольшой сегмент собственно исследовательских работ, имевшихся в данной области, был в различной степени определен идеологическими установками их авторов.  Особое место в исследованиях, посвященных революции, занимал анализ исторического опыта других (прежде всего западноевропейских) стран. Французская революция стала наиболее обсуждаемым объектом интеллектуального дискурса в рамках данной тематики. В частности, большое внимание этому историческому событию уделил в своем творчестве П.А. Кропоткин (1909)32. Однако вплотную к данной проблеме подходил еще Н.Г. Чернышевский. Изучив историю французской революции, он приходит к выводу о цикличности революционного процесса, о том, что его откат на поздних стадиях неизбежен. Данную концепцию Чернышевский систематически разрабатывал в ежемесячных обзорах «Политика» (1859-1862), «Примечания к «Основаниям политической экономии» Д.С. Милля» (1860), «Очерки политической экономии (по Миллю)» (1861), в романах «Что делать?» (1863) и «Пролог» (1867-1869), указывая на закономерность смены «кратких периодов усиленной работы», благородного порыва временами реакции, периодами застоя. В свете той же цикличности он рассматривал и начинающуюся борьбу за социализм.  В советское время понятию «социальная революция» приписывалось по преимуществу идеологическое значение, а сам этот феномен изучался в рамках исторического материализма. Научные разработки западных авторов оставались закрытой темой для широкого круга отечественных исследователей. Можно назвать специалистов, которые в рамках критики западных концепций излагали их основные принципы. Среди этих ученых необходимо прежде всего упомянуть имена Б.А. Чагина33, Ю.А. Красина34, М.Л. Гавлина35*, Л.А. Казаковой, Л.Ф. Евменова36, А.М. Ковалева37, С.Э. Крапивенского38, И.В. Розенфельда39, М.А. Селезнева40, М.В. Максимова41, М.Л. Тузова42 и Б.Г. Сафронова43.   Несмотря на то, что последние двадцать лет отечественные исследователи активно изучают социальную действительность, разрабатывают методологическую и теоретическую базу для этого, осваивают опыт зарубежных коллег, в российской социологической традиции по-прежнему остаются белые пятна.

                                                           32 Кропоткин П.А. Великая французская революция. 1789-1793. М.: Наука, 1979. 33 Чагин Б.А. Ленин о роли субъективного фактора. Л.: Лениздат, 1967. 34 Красин Ю.А. Ленин, революция, современность. М.: Наука, 1967; Красин Ю.А. Революцией устрашенные. М.: Политиздат, 1975; Красин Ю.А. Революция и социальный прогресс. Критические очерки буржуазных концепций социальных революций. М.: Прогресс, 1980. 35 Гавлин М.Л., Казакова Л.А. Современные буржуазные теории социальной революции. М.: Наука, 1980; Казакова Л.А., Гавлин М.Л. Великий октябрь и буржуазная «социология революции». М.: Наука, 1987. * Чехословацкий ученый, публиковавшийся на русском языке. 36 Евменов Л.Ф. Диалектика и революция. Минск: Вышэйшая школа, 1969. 37 Ковалев А.М. Социальная революция. М.: Высшая школа, 1969. 38 Крапивенский С.Э. К анализу категории «социальная революция». Волгоград: Волгогр. ком. по печати, 1971; Крапивенский С.Э. Парадоксы социальных революций. Воронеж: Изд-во Воронежcкого ун-та, 1992.

Социология революции относится к числу таких областей, которые весьма плодотворно развивались в зарубежных странах, особенно в США, и практически отсутствовали до недавнего времени в России. Следовательно, едва ли приходилось говорить о методологических течениях внутри самой теоретической области. Так, Н.С. Розов в своей статье «Стагнация социологии как выражение общего недуга российского обществознания» связывает слабую разработанность исторической социологии с комплексной проблемой российской социологии, заключающейся в том, что «действуют факторы конфликтной поляризации «качественников» и «количественников», отсутствия ярких образцов исследований (блестящие классические работы Баррингтона Мура и Теды Скочпол о случаях социальных революций до сих пор не переведены и мало кому известны), общее недоверие гуманитариев к логике и логическим методам анализа причинности»44.  В российских источниках едва ли можно найти хотя бы краткое описание взглядов Л. Эдвардса. Его фамилия наряду с фамилией Сорокина фигурирует во всех справочных изданиях, где его относят к основоположникам социологии революции, однако в них полностью отсутствует раскрытие сути его концепции. Описание некоторых сегментов работы Эдвардса можно найти только на страницах книги Г.С. Батыгина «Лекции по методологии социологических исследований» и в его статье «Власть и интеллектуалы»45.  С творчеством П. Сорокина отечественные социологи знакомы гораздо лучше. Большое число его работ сегодня издано на русском языке. В частности, в 2005 году вышла в свет и «Социология революции». Однако до настоящего момента обстоятельного историко-критического анализа, посвященного непосредственно теории революции Сорокина, не публиковалось. Имя Т. Скокпол известно в российской социологии скорее как одно из тех, что принято упоминать, говоря о степени разработанности тем, относящихся к политической и исторической социологии, а также к социологии социальных изменений. Несмотря на большой интерес к работам этого автора в англоязычной социологической литературе, на русском языке нет переводов ее работ, а небольшие критические обзоры можно найти только в книге Н.С. Розова «Философия и теория истории»46 и в реферате З. Кагановой «Скокпол Т. Историческое воображение в социологии»47.  Среди современных исследователей революционного процесса следует назвать также В. Мау и И. Стародубовскую, опубликовавших книгу «Великие революции. От Кромвеля до Путина»48, и А. Магуна, автора работы «Отрицательная революция: к деконструкции политического субъекта»49. 

                                                       

39 Розенфельд И.В. Критика взглядов американских социологов революции на детерминацию революционного сознания // Социальная детерминация познания. Тарту: ТГУ, 1982. 40 Селезнев М.А. Социальная революция. М.: Изд-во МГУ, 1971. 41 Максимов М.В. О некоторых особенностях современной буржуазной «социологии революции» // Философские науки. 1984. № 4. 42 Тузов М.Л. Социальная революция в интерпретации буржуазной социологии революции // Философские проблемы теории социальной революции: Сборник. Казань: КГУ, 1984. 43 Сафронов Б.Г. Формирование концепции политической революции у французских социалистов-утопистов // Теория революции. История и современность. М.: Изд-во МГУ, 1984. 44 Розов Н.С. Стагнация социологии как выражение общего недуга российского обществознания // <http://www.isras.ru/index.php?page_id=908#10> 45 Батыгин Г.С. Лекции по методологии социологических исследований. М.: Аспект Пресс, 1995; Батыгин Г.С. Власть и интеллектуалы // Вестник РУДН. Серия - Социология. 2008. № 3.

Методология исследования В качестве базового аналитического средства в работе используется методология истории социологии, ориентированная на концептуальную реконструкцию, обобщение и сопоставление работ по определенной тематике. Основные принципы данной методологической стратегии позволяют дать базовое описание конкретных теоретических блоков исследований с последующей интерпретацией и возможностью применения к различным эмпирическим случаям. 

Объектом диссертационной работы являются концепции социологии революции, находящиеся в минимальной зависимости друг от друга и представляющие отдельные теоретико-методологические течения в рамках обозначенной предметной области.

  

Предмет исследования – концептуальные основания социологии революции, обнаруживаемые в работах, находящихся в минимальной интеллектуальной зависимости, а также специфические теоретические построения и методологические принципы, являющиеся характерными для отдельных течений внутри данной области социологической науки. 

Цель и задачи исследования Целью данной работы является поиск базовых концептуальных принципов, конституирующих проблемное поле социологии революции, и раскрытие возможностей этого теоретико-методологического направления при анализе социальных трансформаций. Для достижения данной цели был поставлен ряд следующих задач: 1. Рассмотреть комплекс определений понятия «революция», релевантных социологической перспективе;

                                                           46 Розов Н.С. Философия и теория истории. Кн. 1. Пролегомены. М.: Логос, 2002. С. 230-251. 47 Каганова З. Реф.: Скокпол Т. Историческое воображение в социологии (Skocpol Тh. Sociology’s Historical Imagination. – The Classical Tradition in Sociology: The American Tradition / Ed. by J. Alexander, etc. L.: Sage, 1997. Vol. IV.) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Серия 11 - Социология. Реферативный журнал. 2001. № 1. С. 22-28. 48 Мау В., Стародубовская И. Великие революции. От Кромвеля до Путина. М.: Вагриус, 2001. 49 Магун А.В. Отрицательная революция: к деконструкции политического субъекта. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2008; Магун А.В. Революция против революции // Политические исследования. 2002. № 3.

2. Выделить социологические концепции социальной революции, представляющие независимые теоретико-методологические течения; 3. Рассмотреть отдельные методологические течения в рамках социологии революции на примере этих концепций и найти объединяющие их базовые принципы и системы аргументации; 4. Изучить подход к исследованию революции с позиции бихевиоризма на примере работы «Социология революции» П. Сорокина; 5. Обнаружить отдельные характерные черты исследовательской программы Чикагской школы в работе Л. Эдвардса «Естественная история революции», выявить типичные для социологии революции в целом и специфические черты концептуализации названной проблемы в данной книге. 6. Описать особенности структуралистского подхода к анализу революционного процесса на примере работы Т. Скокпол «Государства и социальные революции». 7. Сравнить концепции и выявить общее в теоретико-методологических подходах к анализу революций, позволяющих отнести их к социологии революции как подразделу социологии; 8. Доказать, что специфичность конкретных подходов не является основанием для того, чтобы говорить о выделении их из рассматриваемого нами теоретико-методологического направления. 

Научная новизна исследования В диссертации предпринята попытка на примере работ трех авторов – П. Сорокина, Л. Эдвардса и Т. Скокпол – обозначить специфичность социологии революции как самостоятельного теоретико-методологического направления, характеризующегося рядом особенностей (отличающих его от подходов к изучению революции, используемых в других областях социальногуманитарного знания). Рассмотрен комплекс определений понятия «революция» и выделены те из них, которые являются социологическими, следовательно, было доказано, что феномен революции может выступать в качестве объекта социологического исследования.  Были выявлены основные параметры, позволяющие говорить о социологии революции как о специальной социологической теории, имеющей свою методологию, а также особенные методические подходы, указывающие на дифференциацию в рамках данного теоретико-методологического направления. Подробно проанализированы, реконструированы и систематизированы ранее недостаточно изученные исследования по проблематике социологии революции П. Сорокина, Л. Эдвардса и Т. Скокпол. Был аргументирован вывод о том, что произведения названных авторов, представляя собой независимые друг от друга комплексы научных изысканий, содержат ряд сходных концептуальных наработок, которые в свою очередь являются основополагающими для всего теоретико-методологического направления социологии революции. 

Были сформулированы базовые концептуальные установки социологии революции:  - в большинстве случаев в ней используется метод сравнительной истории,  - революция определяется как значительное социальное изменение, одновременно затрагивающее базовые институты общества, в своей кульминации характеризующееся массовой мобилизацией и открытой борьбой основных политически активных групп, - революционный процесс рассматривается как последовательность событий, состоящая из нескольких взаимосвязанных компонентов (нагнетание социальной и политической напряженности, дисфункции институтов, активная революционная фаза, характеризующаяся политической борьбой и массовой политической ангажированностью, исход революции – террор), - революционная ситуация имеет свои индикаторы, которые могут быть операционализированы (критические изменения в функционировании общественных институтов, работе механизмов социального контроля, системах коллективных представлений и поведенческих установок), - причины революции в разных концепциях представляются в соответствии с методологическими ориентациями авторов: от угнетения базовых потребностей до структурных противоречий глобального масштаба, - исход революции видится через восстановление и усиление институтов социального контроля, а следовательно, через террор, - выделение агентов революционного процесса зависит от теоретической оптики автора: от интеллектуалов и политических элит до крестьянства. 

Положения, выносимые на защиту 1. Социология революции предлагает теоретико-методологический подход к изучению радикальных социально-трансформационных процессов, отличающийся от подходов, используемых в рамках истории, философии, политической публицистики. Исторический взгляд на революцию, сохраняющий присущие ему специфические критерии научности, характеризуется рассмотрением каждой отдельной революции как уникального явления, вызванного уникальными причинами, в том числе действиями «великих исторических личностей», политических лидеров и т.п. Основой его является «идиографический» метод. Социально-философские концепции, как правило, сосредоточиваются на выявлении сущностно-смыслового и целевого измерения в феномене революции, помещаемом в то же время в более широкий контекст рассуждений о направленности и логике общественного развития. Для работ, относящихся к публично-идеологическому дискурсу, типичной является позиция, в соответствии с которой их авторы либо критикуют конкретные революции, либо пытаются их вдохновлять и обосновывать. Политикопублицистические и многие социально-философские интерпретации революции носят выраженный «оценочный» характер, сохраняя связь с теми или иными этико-мировоззренческими системами и идеологическими доктринами.  2. Социология революции нередко методологически самоопределяется в русле исторической социологии, и потому придает значение исследованию конкретных особенностей протекания радикально-трансформационных процессов в разных странах, в различные эпохи. Вместе с тем она ориентируется прежде всего на описание революции как сложного комплекса «типических» социальных событий, в связи которых проявляется ряд подлежащих обнаружению закономерностей. Таким образом, социология революции реализует «номотетическую» стратегию при исследовании собственного объекта. Причем закономерности, которые пытается формулировать социология революции, носят не спекулятивный характер, но могут быть подвергнуты корректной эмпирической верификации и операционализации. В этом смысле современная социология революции ориентируется на стандарты научного вывода, свойственные социологическим теориям «среднего уровня», и предполагающие выдвижение гипотез, потенциально подтверждаемых или фальсифицируемых в процессе методологически оснащенного сбора и анализа опытных данных. 3. У социологии революции есть собственные объект и предмет исследования. Объект можно обнаружить при анализе определений данного социального процесса в концепциях, относящихся к данной тематической области, – радикальные, в большей или меньшей степени насильственные изменения в социальных структурах и институтах, в том числе институтах власти, легальности, экономики, культуры и т.д. Предметом же социологии революции является изучение условий возникновения, индикаторов и логики протекания радикальных социальных трансформаций.  4. В рамках социологии революции выделяются теоретикометодологические течения, имеющие разные концептуальные истоки: психологистский неопозитивизм, базирующийся на бихевиоризме, коллективной рефлексологии и психологии массового поведения (П. Сорокин, Г. Лебон, Ч. Элвуд), школа «естественной истории», испытавшая влияние программы Чикагской школы (Л. Эдвардс, Дж. Питти, К. Бринтон), «общие теории» революции (Дж. Дэвис, Н. Смелзер, Ч. Джонсон, С. Хантингтон, Т. Гарр), структуралистское направление (Дж. Пейдж, Б. Мур, Ч. Тилли, Т. Скокпол, Э. Вулф, Дж. Данн). Взгляды П. Сорокина, Л. Эдвардса и Т. Скокпол, подробно анализируемые в диссертации, иллюстрируют различные теоретико-методологические ориентации и находятся в минимальной зависимости друг от друга. 5. Концепции, представляющие разные теоретико-методологические течения, демонстрируют некоторые сходные решения важных исследовательских задач, стоящих перед социологией революции, что свидетельствует об относительной зрелости последней как предметноспециализированной теории «среднего уровня»:

• Революции могут быть подвергнуты каузальному анализу через эмпирическую фиксацию, сопоставление и установление корреляций между различными группами социальных фактов (поражение в войне, международная конкуренция, эмиграция, «смещение лояльности интеллектуалов», массовая мобилизация и т.д.). 

• Революции не спонтанны, они обусловлены целым комплексом причин различного происхождения (структурных, психологических, экономических, геополитических и т.д.), коренящихся в историческом контексте жизни предреволюционного общества.

• В развертывании любого революционного процесса можно выделить ряд этапов, имеющих специфические особенности, и сменяющих друг друга в соответствии с определенной логикой и под влиянием тех или иных общественно-исторических обстоятельств. 

• Революции провоцируют трансформационные процессы, однако впоследствии в значительной степени воспроизводят механизмы, типичные для функционирования социально-политических и экономических структур конкретного общества. 

Теоретическая и практическая значимость работы Результаты данного исследования могут быть использованы для разработки учебных курсов по истории социологии, политической социологии, исторической социологии и политологии, а также для анализа новейших и исторических процессов, социальной и политической динамики. 

Апробация работы Основные положения и выводы диссертационного исследования обсуждались на Второй научно-практической конференции аспирантов «Россия в современном мире: проблемы, тенденции, перспективы развития»» (Москва - Звенигород, ИС РАН, 2006) и Научно-практической конференции ИС РАН «Молодые социологи о трансформациях в России»» (Москва - Звенигород, ИС РАН, 2005). Его результаты были изложены соискателем в ряде научных публикаций. По теме диссертации был сделан перевод фрагмента книги Л. Эдвардса «Естественная история революции».   

Структура работы Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения.  Во введении дается краткая характеристика работы, описывается актуальность избранной темы, научная новизна рассматриваемого вопроса, формулируются цель и задачи исследования, определяется структура излагаемого материала.  В первой главе рассматривается работа П. Сорокина «Социология революции», базирующаяся на методологических принципах бихевиоризма. Вторая глава диссертации представляет собой анализ и реконструкцию социологической теории революции Л. Эдвардса, испытавшего значительное влияние исследовательской методологии Чикагской школы. Третья глава посвящена изучению теоретических разработок и методологических оснований структуралистского подхода к изучению революций, предложенных Т. Скокпол. В заключении предпринимается попытка систематизировать общие и специфические черты рассмотренных подходов. Обосновывается вывод о возможности отнесения социологии революции к числу самостоятельных теоретико-методологических направлений. Формулируются основные выводы, полученные в ходе исследования. 

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, дается краткая характеристика термина «революция» и степени разработанности проблемы, определяются цель и задачи исследования, его методологические основания, научная новизна и практическая значимость. 

Первая глава «”Социология революции” П. Сорокина» посвящена базовой в рассматриваемом теоретическом направлении работе. Автор проводил исследования революции, руководствуясь принципом поликаузальности, выделяя спектр факторов влияющих на зарождение и последующее формирование революционного процесса. Теоретическими основаниями исследования были позитивизм, психологизм, бихевиоризм, рефлексология, теория цикличности политических процессов и теория нерационального действия В. Парето. В качестве эмпирического материала Сорокин использовал документы и данные наблюдений. Объектами его исследований были русские революции ХVII в., 1905, 1917-1923 гг., французские революции 1789, 1848, 1870-1871 гг., германская революция 1848 г., английская революция ХVII в., а также египетская революция 2000-1600 гг. до н.э., греческие революции VII-II вв. до н.э., римские революции от Гракхов до Августа, итальянские революции ХIII-ХIV вв., персидская революция маздакистов, чешская революция ХV в., нидерландская революция ХVI в., революции в Индии ХVII в. и венгерская революция 1918-1920 гг.  Сорокин, определяя социологию как науку о взаимодействии людей, начинает свою работу с анализа простейшей единицы этого взаимодействия – индивида и его поведения, а также влияющих на него условных и безусловных рефлексов. Деля революционный процесс на два основных этапа – подъем и понижение, – автор рассматривает изменение этих типов рефлексов на каждом из них: на первом этапе происходит угасание условных и усиление безусловных рефлексов, что приводит к «биологизации» общества, а на втором - динамика, следствием чего становится восстановление системы социального контроля.  Переходя на социальный уровень, Сорокин рассматривал формирование революционного процесса в нескольких направлениях: изменения поведенческих характеристик членов общества, изменение социальнодемографических показателей, структурной организации общества, логики протекания социальных процессов, а также непосредственно причины революции.  §1. Изменение поведенческих характеристик, по мнению Сорокина, можно прежде всего проследить по речи, по реакциям подчинения и властвования, по трудовым рефлексам, по рефлексам собственности, по половым рефлексам, по религиозным, морально-правовым, конвенциональным и эстетическим формам социальности. Кроме этого, Сорокин останавливается отдельно на вопросе деформации психики членов революционного общества. 1. В речи появляются новые слова - «любимые» и «преследуемые». Наблюдается усиление и рост критики в адрес элиты, дискутируются прежде табуированные темы. На втором этапе революции происходит в первую очередь торможение речевых рефлексов: цензура, ограничение свободы слова и печати, запрет массовых оппозиционных собраний. Нормализация наступает тогда, когда речь контролируется условными рефлексами, а не цензурой. 2. У значительной части населения отмирают рефлексы подчинения, а элита теряет уверенность в том, что достойна того места в обществе, которое она занимает. Если надлом происходит не только в политических институтах, но также и в семье, религии, образовании, трудовых отношениях и т.д., то изменения, действительно, глубокие.  3. В обществе меняются установки, определяющие отношение к труду, интенсивность и наполненность трудовой деятельности. Девальвируется значимость труда, следствием чего является обнищание населения и часто голод. Второй этап характеризуется усиленным террором, нацеленным на возрождение трудовых рефлексов для сохранения социальной системы.  4. В обществе становятся популярными лозунги всеобщего имущественного равенства, обобществления и «коммунизации», силу набирает экспроприация. На второй стадии формируемая система социальной иерархии восстанавливает условные рефлексы собственности. 5. Отпадают ограничения, регулирующие половые отношения. Рост и усиление половой вольности, числа браков и разводов, снижение возраста людей впервые вступающих в половые отношения, распространение многоженства, проституции, венерических заболеваний и т.д. 6. Происходит общая деморализация общества, что проявляется в увеличении случаев посягательств на жизнь и здоровье других людей. Любое аморальное действие начинает оправдываться необходимостью.  7. Изменение в психике членов революционного общества происходит в области познавательных (иное представление о среде, связи объектов и явлений, историческое беспамятство) и чувственно-эмоциональных переживаний (психологическая неустойчивость индивидов).  §2. Социально-демографические изменения являются функцией от изменения поведения. Они проявляются прежде всего в сокращении численности населения, росте брачности, высокой смертности социальноактивной части населения и ухудшении здоровья населения.  §3. Индикаторы структурных изменений: высокая скорость изменения размеров и объемов социальных групп, массовость социальной циркуляции, диссоциация ненормальных «кумулятивных групп», хаотичное размещение индивидов в социальной структуре, политическими лидерами становятся либо энергичные разрушители, либо военные, либо «циники-комбинаторы», размывание идентичности индивидов. §4. Изменение социальных процессов Сорокин прослеживает в трех основных сферах жизнедеятельности общества: в политике («область процессов управления»), экономике и культуре («область духовной жизни общества», «просветительно-образовательная система»). В первой сфере на первой стадии революции наблюдается нерегулируемый анархический автономизм, а на второй побеждает деспотический этатизм, во много раз превышающий дореволюционный. В экономике Сорокин указывает на падение на первой стадии революции всех показателей: сокращение квалифицированных кадров, падение производства, обеднение населения, падение уровня жизни, рост безработицы, рост эксплуатации, упадок городов и сел, разрушение сельского хозяйства, фабрик, заводов, орудий труда, незащищенность частной собственности, появление сверхбогатых, сильная циркуляция между имущественными группами. В культурной сфере наблюдается переоценка знаний и исторического опыта, одни заблуждения разоблачаются, но появляются новые, происходит дезорганизация образовательных и воспитательных систем: сокращается число школ, снижается оплата труда и качество педагогического состава, возникает нехватка учебных материалов, в высших учебных заведениях контролируется и идеологически отслеживается деятельность профессорско-преподавательского состава, сокращается государственное финансирование системы образования, снижается общий уровень грамотности населения, происходит торможение научной жизни.  §5. Причины революций Сорокин делит на два основных блока: блок связанный с ущемлением безусловных рефлексов и блок касающийся ослабления групп социального контроля и поддержания порядка. Среди базовых рефлексов индивидов Сорокин называет: пищевой, индивидуального самосохранения, группового самосохранения, потребности в жилище, одежде, тепле, половой, собственности, самовыражения и собственного достоинства, инстинкты «драчливости, борьбы и конкуренции», творческой работы, разнообразия и приключений. В свою очередь Сорокин указывает на относительность в ощущении подобного рода ущемлений, которые обнаруживаются через сравнение с другими группами или другим временем. Ущемление одного безусловного рефлекса влечет за собой отмирание соответствующего ему условного, а отмирание одного ведет также к отмиранию или, по крайней мере, деформации других. Поводом революционного всплеска становится некий политический акт, а легитимацией – новая революционная идеология. Роль агитации и пропаганды Сорокин считает вторичной.  Ослабление групп социального контроля Сорокин считает следствием общей деградации власти, порождаемой как социальными, так и биологическими причинами. Блокировка каналов социальной мобильности и ее медленный характер приводит к практике наследования статусов и власти, что в свою очередь влечет за собой деградацию как способностей, так и биологических качеств. Помимо этого происходит атрофия силы и воли элиты ввиду доминирования умственного труда над физическим, следствием чего является неспособность к решительным действиям. Из анализа причин революции логично следует рассмотрение и объяснение ее исходов. С одной стороны, объясняется, почему власть становится неспособной сдерживать растущее социальное напряжение, с другой, – почему фракция интеллектуалов-реформаторов из числа оппозиции после смещения старой власти становится неэффективной, и с третьей, – почему ключевые позиции в новой социальной иерархии занимают не интеллектуалы, а решительные, тоталитарно ориентированные «фанатики» или «военные вожди». Вторая глава диссертации «Социология революции Лайфорда Эдвардса» посвящена анализу одной из первых работ по обозначенной проблематике.  Изначально дается краткая интеллектуальная биография автора, позволяющая проследить теоретико-методологические основания предлагаемой концепции. Идиографический метод Эдвардса как «историка» уступает (хотя и не полностью) номотетическому методу Эдвардса как «социолога», что делает его типичным представителем Чикагской школы и характеризует как ученика Р. Парка. Подобная методологическая ориентация, свойственная, большинству исследователей, занимающихся исторической социологией, позволяет выделять общее и специфическое в рассматриваемом автором процессе. А это в свою очередь дает основания для применения процедуры фальсификации и делает работу открытой для дальнейшего исследовательского поиска.  Эмпирической базой историко-социологического исследования стали четыре случая революции: английская пуританская (ХVII в.), американская (война за независимость), французская (конца ХVIII в.) и русская (начала ХХ в.), а также ряд случаев, которые могли частично соответствовать объекту исследования.  §1. Революция в структуре исторического процесса занимает гармоничное и «естественное» место, как один из способов социального изменения. По мнению Эдвардса, общество и отдельные социальные группы создают вокруг себя такие условия (своеобразный «защитный пояс»), которые впоследствии их уничтожают. При анализе социальной динамики во время революций Эдвардс указывает на отсутствие прямой преемственности доминирующих на определенном историческом этапе социальных групп. В качестве примера автор описывает замещение власти аристократии властью капитала, и соответственно дворянства разбогатевшими выходцами из народной среды. Причем акцент ставится на ненасильственном характере подобных изменений, а насилие представляется как свидетельство того, что трансформационный процесс уже завершен.  §2. Характеристика революции и ее отличительные черты. Эдвардс вводит критерий разграничения между революциями и восстаниями: первые происходят медленно и редко, в то время как последние быстротечны и вносят изменения большей частью только в политическую жизнь общества, выполняя роль избирательной системы. Прежде чем произойдет революционный взрыв, 3-4 поколения представителей данного сообщества должны способствовать социальным трансформациям. Эдвардс опровергает сложившееся в широких кругах мнение об анархическом характере революции. Напротив, он доказывает последовательность как самого процесса, так и позиций его лидеров, указывая на то, что революция является не актом беззакония, а сменой систем законности. §3. Симптомы революции. Эдвардс выделяет два вида симптомов революции: предварительные и обязательные. К числу предварительных симптомов Эдвардс относит рост социальных перемещений, рост безнравственности, появление «уклоняющейся диспозиции» и улучшение благосостояния угнетаемых. Двумя главными обязательными симптомами, от которых впоследствии развиваются дополнительные (производные) симптомы, Эдвардс считает «смещение лояльности интеллектуалов» и «социальный миф». Говоря о каждом из симптомов, автор указывает на то, что они могут встречаться и в стабильных обществах, но в предреволюционном они обязательны. §3.1. Социальные перемещения. Чужаки. Увеличение числа социальных перемещений является следствием окостенения системы социальных институтов и социальной мобильности, блокирующего удовлетворение базовых потребностей, вызывающего тревожность и психологический дискомфорт у населения. Перемещения и бессмысленная деятельность возникают от стремления их избежать. Социальные перемещения также формируют и основания для последующих изменений через сравнение различных социальных систем и практик. §3.2. Рост безнравственности, характеризующийся распространением отличающихся от общепринятых стандартов установок и поведения, а следовательно, дисфункции в работе системы социального контроля, также свидетельствуют о протекании трансформационных процессов. Категория безнравственности раскрывается Эдвардсом через рассмотрение различного рода девиаций (проституции, жестокости, убийств, мотовства, коррупции и т.д.). §3.3. «Уклоняющаяся диспозиция» проявляется у членов общества от смещения ценностных образцов в системе социальных координат, сопровождающегося потерей ощущения легитимности оснований собственного существования у представителей различных групп. Беспокойство, сопровождающее распространение таких установок, передается от одного субъекта к другому, причем на каждом витке наблюдается эскалация этого чувства. Возникает ощущение рутины и неудовлетворенность повседневностью. Избавление от такого рода недовольства отдельные члены общества ищут в эмиграции. §3.4. Увеличение благосостояния, осведомленности и власти у народа. В отличие от своих предшественников (А. де Токвиль, П. Сорокин) Эдвардс утверждает, что в годы, предшествующие революции, наблюдается значительный рост благосостояния населения. Рост благосостояния Эдвардс связывает с повышением статуса и претензий у низших слоев. Если же сравнить утверждения Эдвардса и Токвиля, то можно заметить, что в целом их позиции не являются однозначно противоположными. Токвиль рассматривает комплексное взаимодействие различных факторов: и превращение крестьян в собственников, и избавление их от крепостной зависимости, и усиление налогового давления на них, связанное с изменением их статуса, и большой объем работ, налагавшихся на них феодальной системой, который делал проблематичной работу на собственной земле. Из совокупности этих факторов действительно следует обеднение населения, но если вычленить из этого комплекса переменные, характеризующие статус, то крестьянин окажется, безусловно, более состоятельным и имеющим основания для повышения как своей самооценки, так и ожиданий. Эдвардс же в свою очередь указывает как раз на усиление чувствительности более состоятельного субъекта к всевозможным репрессиям. Кроме этого он, рассматривая работу различных институтов в предреволюционный период, утверждает, что и сами репрессивные институты становятся репрессивными в меньшей степени.    §3.5. «Смещение лояльности интеллектуалов». В своей работе Эдвардс уделяет особое внимание интеллектуалам как социальной группе, формирующей и транслирующей ценности и нормы. В стабильных обществах группы, которые контролируют основной объем ресурсов, - «репрессирующие» находятся в альянсе с интеллектуалами, которые легитимизируют основания существующего режима. В нестабильных обществах интеллектуалы, ощутив на себе давление и репрессии, начинают анализировать существующий порядок с иной точки зрения и занимают по отношению к нему критическую позицию. На этом этапе они становятся публицистами, находящимися в альянсе уже с «репрессируемыми». Изменение идейных ориентаций публицистов влечет за собой потерю у населения веры в тех, кто в данное время владеет средствами социального контроля. Значимые социальные фигуры всячески обличаются и высмеиваются. Помимо негативной риторики, публицисты практикуют и позитивную, формируя представление о «хороших парнях». На начальной стадии революции в их изложении власть персонифицируется: если политические практики неудовлетворительны, это означает, что власть «плохая», а следовательно «плохие» и все ее представители. Однако, если удается заместить «плохих» представителей власти «хорошими», то подобная персонификация власти в риторике публицистов уступает место борьбе с институтами. Далее включается сложный механизм ориентирования массового недовольства на отдельные составляющие структуры власти, и от того, насколько точно проведена подобная настройка, зависит дальнейший ход революции. Если массовое недовольство обрушивается на институты, которые в действительности не являются репрессивными, то революционный процесс приостанавливается, и начинается поиск интеллектуалами новых целей. Эта особенность революционного процесса может стать инструментом политических игр самой власти, которая может переориентировать общественное внимание с проблем, существующих внутри государства, например, на внешние военные действия, фестивали, религиозные движения и т.д. В ходе идеологической работы как представителей властей, так и публицистов в обществе формируются разные социально-политические течения. По мере нарастания критической дискуссии в обществе и распространения ее не только в печатном, но и в «непечатном виде», она начинает оказывать влияние и на представителей власти. В ходе сопротивления этим негативным по отношению к ним тенденциям они растрачивают силы, теряя веру как в себя, так и в обоснованность своего привилегированного положения. В массах распространяется «психоз угнетения», который становится основой формирования групповой солидарности и превращения разрозненных субъектов в революционную силу. Нарастающее чувство неудовлетворенности и ненависти к «врагу» порождает в массах идею о справедливости передела собственности.   §3.6. «Социальный миф». Предреволюционное массовое сознание, рассматривая различных политических лидеров, выделяет некоторых, имеющих отдельные разногласия с существующим режимом и относящихся к низшим классам более лояльно. Именно они, их действия и цели становятся объектами мифологизации и «сакрализации». Этот процесс придает революции сверхрациональные характеристики, наполняет в представлениях масс их действия смыслом и правомерностью. Для совершения группой отдельного социального действия, по мнению Эдвардса, особенно трудного и опасного, ей должна осознаваться миссия, имеющая трансцендентные основания.  §4. Революционное восстание, или активная революционная фаза начинается с отдельного события, сигнализирующего о явном разрыве между репрессируемыми и репрессирующими. Ее неотъемлемыми частями является формирование толпы, четкое обозначение шибболетов, на начальной стадии - конкуренция реформаторов и консерваторов, а на заключительной - победа радикалов. Функцией восстания является низложение старой политической элиты и утверждение новой системы легальности. §4.1. Толпа – это, в данном случае, определенная группа людей из репрессированного класса, которая чувствует себя в состоянии постоянно и на протяжении достаточно продолжительного времени действовать для достижения конкретной революционной цели, легитимизируя действия революционных лидеров. Она не критична и глуха к идеям, расходящимся с усвоенными ею прежде идеями. Ею руководят эмоции и шибболеты, им и своим лидерам она приписывает сверхъестественную власть. Эдвардс находит преувеличенной роль толпы в революции, а также отвергает представление о ее социальном составе, как о собрании люмпенизированных и маргинализированных субъектов. Активизация конкретных революционных действий толпы провоцируется, с одной стороны, голодом, а с другой, - беспомощностью репрессирующих. §4.2. Авторитарность революции проявляется в антианархической и деспотической реинтеграции общества, в устранении всех возможных препятствий на пути к утверждению власти автократов. Независимо от деклараций реальная практика революционных действий оборачивается в итоге построением новых иерархических и репрессивных систем. §4.3. Шибболеты – это символические коды, заключенные в словах, ежедневных практиках, предметах материального мира и т.д., которыми пользуются противоборствующие социально-политические группы для обозначения своей позиции и противопоставления себя противникам. Их появление обозначает проявление в обществе дезинтеграции и реинтеграции. §4.4. Реформаторы и радикалы на момент революционного восстания действуют сообща. После их победы над консерваторами, они становятся конкурентами, и возникает ситуация революционной борьбы. В ходе нее сначала доминируют реформаторы, пытающиеся изменять социальнополитические институты и практики относительно безболезненными способами (это время Эдвардс называет «эрой оптимизма»), а затем – радикалы, с приходом к власти которых наступает время террора. §5. Подъем радикалов возможен только если консерваторы и реформаторы не располагают достаточной политической силой, в ином случае происходит либо подавление революции первыми, либо ее преобразование последними. Однако радикальные революции встречаются наиболее часто. Между «эрой оптимизма» и окончательным утверждением радикалов наступает смутное время, характеризующееся отсутствием однозначных политических канонов. Но, тем не менее, все более отчетливо набирает силу радикальное направление. Эдвардс выделяет девять основных черт данного этапа: появление новых слов в языке, изменение стандартов индивидуальной морали (всплеск дискуссий об эротике, изменение представлений о разводах, проституции и т.д.), профессиональная деятельность становится для людей все менее значимой, рост самоуважения угнетенных приводит к тому, что они начинают терроризировать бывших угнетателей, ускорение территориальной и социальной мобильности, рост политической информированности, изменение отношения к преступности и девиантному поведению, смещение демографических показателей (рост смертности молодых, сокращение населения, рост брачности).  §6. Логика развития активной фазы революционного процесса:  1. Начало «эры оптимизма». 2. Освобождение политических заключенных. 3. Видимое объединение реформаторов и радикалов. 4. Попытка захвата власти радикалами. 5. Атаки на правительство реформаторов со стороны радикалов и консерваторов. 6. Деморализация армии как следствие неадекватного администрирования реформаторов. 7. Время правления реформаторов - «период революционного мира». 8. Радикалы становятся реальной и действенной силой. 9. Поддержка радикалов общественным мнением. 10. Приход радикалов к власти.

§7. Правление террора является следствием того, что радикалы приходят к власти, когда происходят иностранные вторжения и внутригосударственные бунты. Помимо этого у радикалов отсутствует собственный опыт руководства государством. В сложившихся обстоятельствах радикальные лидеры понимают, что удержать власть возможно только при опоре на военные силы, а угроза ее потерять ощущается ими все сильнее. В рамках зарождающейся идеологической программы под лозунгами патриотизма и безопасности страны формулируется требование полной лояльности к радикальному правительству и его действиям. Вместе со сформированной социальной мифологией эта программа оказывает сильное мобилизующее действие на солдат, делая революционную армию наиболее сильной.  Террор имеет ряд функций: снятие социальной напряженности, запугивание различных социальных субъектов, целью чего является сохранение государства, установление полного социального контроля, удержание общества от гражданской войны, а также месть бывших эксплуатируемых бывшим эксплуататорам. Основным инструментом террора является устрашение через пропаганду. §8. Возвращение к нормальности происходит обычно постепенно и с рядом осложнений. Если во время террора создавалось эффективно функционирующее военное общество, то после окончательного утверждения власти необходимость в такой милитаризации отпадает. Переход к мирному обществу часто сопровождается отсутствием прежнего энтузиазма, солидарности, вызванной внешней угрозой, апатичностью общественного мнения, слабостью, корыстностью и коррумпированностью политических лидеров и чиновников. Все это приводит к состоянию экономической слабости и депрессии. Манифестационный проект преобразования общества, провозглашенный во время революции, теряет свою значимость и актуальность. Радикалы уже не претендуют на утверждение своей власти во всем мире и более лояльно высказываются в его адрес. По экономическим и политическим причинам радикалы приходят к выводу, что толерантное отношение к бывшим врагам является для них более выгодным. Революция считается законченной, когда лидеры различных политических группировок достигли консенсуса, когда выработаны принципы политического функционирования и их взаимодействие перешло в мирное русло, когда различные социальные субъекты определили взаимные отношения, ожидания и зоны влияния. Обновленный социальный порядок в своих основных чертах похож на прежний, который революция стремилась уничтожить. Третья глава «”Государства и социальные революции” Т. Скокпол. Структуралистская перспектива» нацелена на рассмотрение концепции революции представителя третьего поколения исследователей, разрабатывающих данную проблематику. Автор уделяет внимание проблеме взаимодействия государства, экономики и динамики внутригосударственных социетальных процессов, которые, по ее мнению, претерпевают наибольшие изменения во время значительных социальных трансформаций. Также для анализа логики протекания и исходов революционного процесса она изучает государственные структуры, расстановку международных сил и классовые взаимоотношения. Причинами революции, согласно Скокпол, являются, с одной стороны, внутренние противоречия (ослабление и раскол элит, крестьянские бунты в условиях снижения государственного контроля), а с другой стороны, – внешние (невыгодное положение на международной арене). В работе подчеркивается также влияние транснационального и всемирноисторического контекста на внутриполитическую ситуацию в стране. Особый акцент делается на том, что революция возможна прежде всего в аграрнобюрократических обществах. Говоря о социальных и политических изменениях во время революций, Скокпол указывает на то, что они происходят параллельно, укрепляя друг друга, и сопровождаются классовой борьбой.  §1. Методология исследования. В своей работе Скокпол использует метод сравнительной истории, который стремится быть эмпирически фундированным и теоретически обоснованным. Достаточно подробно автор останавливается на анализе теорий революций, оказавших влияние на формирование ее исследовательской позиции, классифицируя их и давая им экспертную оценку.  В своей работе Скокпол придерживается индуктивного метода рассуждения, однако подчеркивает, что ее работа посвящена анализу общей логики протекания революционных процессов, а не рассмотрению каждого отдельного случая. В качестве теоретического фундамента автор использовала большинство эвристических моментов, заключавшихся в работах ее предшественников, однако наибольшее влияние на нее оказало марксистское направление и теории политического конфликта. В качестве базового социального противоречия Скокпол называет классовые отношения, при которых непроизводящие группы осуществляют контроль над произведенным продуктом и присваивают излишки (марксизм). А понимание представителями разных классов того, что они способны отстаивать свои интересы, формируется в условиях групповой солидарности и доступа к ресурсам (теории политического конфликта). Исходя из этих принципов автор задается целью изучить классовую структуру революционных обществ, интересы разных классов, характерные черты их организации и доступа к ресурсам.  При изучении революций, их причин и развития Скокпол выделяет три основных принципа анализа: 1. исследователь должен придерживаться «неволюнтаристического» структуралистского подхода, 2. при анализе должен учитываться международный контекст, характер включенности революционного общества в международную структуру и мировой исторический процесс, 3. следует признавать государство бюрократической и репрессивной организацией, склонной отделяться от социально-экономических интересов и социальных структур. §2. Метод сравнительного исторического анализа – это метод, цель которого разработать, проверить и уточнить каузальные и объяснительные гипотезы относительно процессов и структур таких макрообразований, как, например, национальные государства. В основании метода сравнительного исторического анализа лежит индуктивная логика Дж.Ст. Милля. Наиболее плодотворным Скокпол видится совмещение методов единственного сходства и единственного различия, которые позволяют выдвигать гипотезы о причинах революционного процесса и осуществлять их эмпирическую проверку. В качестве случаев, подвергаемых изучению при помощи метода единственного сходства, Скокпол отобрала успешные революции во Франции, России и Китае. А для валидизации своей аргументации она использует метод единственного различия. Скокпол называет сложности, с которыми сталкивается исследователь, руководствующийся таким исследовательским принципом: поиск тождественных и независимых друг от друга случаев, а также теории, способной адекватно обобщить и интерпретировать эти случаи.  §3. Отбор случаев Скокпол осуществляла, базируясь сначала на двух основных признаках сходства: государства, в которых произошли революции, не были подвержены колониальному влиянию, а также сам революционный процесс в них был достаточно длительным. А затем назвала еще ряд условий, позволивших отнести данные случаи к одной группе: богатые аграрные общества, протобюрократические автократии, кризис в международных отношениях, исход революций – бóльшая централизация государств, устранение препятствий и создание новых условий для развития через вовлечение населения в экономическую и политическую жизнь общества.  §4. Структуралистский подход. Наиболее важным при рассмотрении революционного процесса является анализ тех структурных условий, в которых он формировался: военно-политической ситуации и положения различных социальных классов, а также рассмотрение сетей конфликтов, существующих между различными социальными группами, которые стимулируются или подавляются социально-экономическими условиями и международным контекстом. Скокпол называет два базовых заблуждения, которые встречаются в социологии революции: то, что социальный порядок держится на консенсусе большинства, и то, что революции могут иметь целенаправленный характер. Автор указывает две основные цели структуралистского подхода: определить причины революционного процесса и описать всю совокупность социальных групп во всей сложности их взаимных переплетений, существующих в предреволюционном обществе, а также два принципа научного этоса: безличностная и несубъективная позиция.   §5. Международный и всемирно-исторический контекст. Причины и результаты социальных революций, по мнению Скокпол, следует искать в неравномерном распространении капиталистической экономики и образовании национальных государств, а также в неблагоприятном положении государства на международной арене в условиях конкуренции, в стремлении контролировать свою территорию и население, участвовать в военном соперничестве, в появлении новых моделей политического действия и др. Скокпол указывает на опосредованное влияние международного контекста на положение внутри страны: не напрямую на население и социальные структуры, а через государственных руководителей. 

§6. Потенциальная автономия государства является следствием присвоения ресурсов, изъятых у населения, для создания и поддержания административных, военных и репрессивных институтов, являющихся его базисом. Автор полагает, что государство часто использует ресурсы доминирующего класса и общества в целом в собственных интересах (внутренние репрессии, международное соперничество, военные действия и т.д.), что может идти в разрез с представлениями последних и порождать конфликты. Таким образом, революция становится не просто выплеском социальной напряженности, а разрешением сложившихся в обществе структурных противоречий. Об автономии государства говорит еще и тот факт, что даже после того, как оно перестает быть легитимным, оно продолжает существовать, если его репрессивные институт работают хорошо.  Концепция автономии государства указывает на необходимость расширения теории классового конфликта, по причине того, что государство не является инструментом доминирующего класса в реализации своих интересов, а существует как самодостаточный субъект, часто подчиняющий себе в том числе и доминирующий класс.  §7. Причины социальной революции, коренящиеся во внутренней жизни общества и в международном контексте, представляются Скокпол взаимообусловливающими друг друга. Наиболее обще автор формулирует это как неспособность старого режима ответить на вызов изменяющейся международной ситуации. Эта причина в свою очередь распадается на ряд «подпричин». Описывая структурный характер конфликта, ставшего одной из причин революции, Скокпол указывает на то, что он проистекает не из противостояния различных групп между собой, а в большей степени из-за противоречий значимых социальных групп и государства (в данном случае землевладельцев и государства, с одной стороны, и производящим классом и доминирующим классом с государством, с другой стороны). Эти противоречия взаимосвязаны со стремлением государства конкурировать или воевать с другими государствами, что имеет своим следствием отток ресурсов из внутренней экономики и необходимость ускорения темпов производства. Если власть не сумеет мобилизовать необходимые для реализации такой внешней политики материальные и социальные ресурсы, то революция неизбежна. Отдельное место в рассмотрении причин революции Скокпол отводит анализу крестьянских волнений, полагая, что именно они в большей степени, а не рабочие движения, являются индикаторами и катализаторами революционных изменений. Структурными условиями крестьянских бунтов Скокпол называет солидарность, относительную автономию от землевладельцев и ослабление репрессий государства.  В заключении проводится сопоставление трех концептуальных подходов к анализу революции: бихевиоризм, методологическая программа Чикагской школы и структурализм на примере таких работ как «Социология революции» П. Сорокина, «Естественная история революции» Л. Эдвардса и «Государства и социальные революции» Т. Скокпол. Формулируются базовые концептуальные принципы социологии революции, нашедшие отражение в работах рассматриваемых авторов и специфические эвристические выводы, сделанные последними. А также подчеркивается значимость этих работ для российской политической и исторической социологии.  

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях: 

1. Грязнова О.С., Подвойский Д.Г. Социология революции Лайфорда Эдвардса // Социологический журнал. 2005. №1. С. 73-100. (2,2 п.л., вклад автора 1,1 п.л.) 2. Эдвардс Л. Естественная история революции / Пер. с англ. О.С. Грязновой // Социологический журнал. 2005. №1. С. 101-131. (2 п.л.) 3. Грязнова О.С. Массовое отношение к терроризму как показатель политической культуры жителей России // Вестник общественного мнения. 2005. №3. С. 16-29. (1,5 п.л.) 4. Грязнова О.С. Место правоохранительных органов в структуре социальных отношений // «Индекс произвола правоохранительных органов»: оценки социологов и комментарии правозащитников. М.: Общественный вердикт, 2005. С. 34-60. (1,1 п.л.) 5. Грязнова О.С. О методологии исторической социологии // Социологические этюды: сборник статей аспирантов / Под общ. ред. М.К. Горшкова. М.: ООО «Вариант», Институт социологии РАН, 2006. С. 29-41. (0,9 п.л.) 6. Грязнова О.С. Российская молодежь в структуре современного социально-политического процесса // Отечественные записки. 2006. №32 (5). С. 316-335. (1,2 п.л.) 7. Грязнова О.С., Подвойский Д.Г. О понятии и дисциплинарном статусе исторической социологии // Социологические исследования. 2006. №7. С. 113-122. (1 п.л., вклад автора 0,5 п.л.) 8. Грязнова О.С. Отношение жителей России к правоохранительным органам: обзор исследований последних лет // Вестник общественного мнения. 2006. №2. С. 32-46. (1,1 п.л.) 9. Грязнова О.С. Теда Скокпол: феномен революции в структуралистской перспективе // Человек. Сообщество. Управление. 2007. №4. С. 21-38. (1,2 п.л.) 10. Грязнова О.С. Оценки прошлого, политическая символика и российская политическая культура // Традиции и инновации в современной России. Социологический анализ взаимодействия и динамики / Под ред. А.Б. Гофмана. М.: РОССПЭН, 2008. С. 257-305. (2,2 п.л.) 11. Грязнова О.С., Подвойский Д.Г. Социетальные трансформации и историческая преемственность: российское общество рубежа ХХ –ХХI веков в теоретической перспективе социологии революции // III Всероссийский социологический конгресс «Социология и общество: проблемы и пути взаимодействия»: Тезисы докладов. М.: ИС РАН, РОС. 2008. (0,14 п.л., вклад автора 0,28 п.л.) 12. Griaznova O. Russian Residents' Attitudes Toward the Law-Enforcement Agencies: A Review of Recent Research // Russian Politics and Law. 2007. Vol. 45. № 3. Р. 74-104. (1,1. п.л.) 13. Грязнова О.С. Правовые ценности в структуре современного российского массового сознания // Право в СМИ. Методическое пособие для журналистов. М.: ФРПК, 2008. С. 4-17. (0,5 п.л.)