///: Левая теория и тактика в изменяющемся мире

"РЕВОЛЮЦИЯ НЕ ЗАКОНЧИЛАСЬ, БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ!"

///: Левая теория и тактика в изменяющемся мире: ДэвидХарви, один из ведущих марксистских мыслителей нашего времени,  с коллективом активистов-анархистов   AK Malabocas обсуждает актуа... 

Левая теория и тактика в изменяющемся мире

Дэвид Харви 

один из ведущих марксистских мыслителей нашего времени,  с коллективом активистов-анархистов AKMalabocas обсуждает актуальные проблемы левой теории и практики.

отсюда      

Вопрос: За последние 40 лет форма капиталистического накопления изменилась в глобальном масштабе. Чтозначат эти перемены для борьбы с капитализмом?

David Harvey: Если смотреть из макро-перспективы,  любой способ производства склонен генерировать вполне определенный тип оппозиции, в котором он сам причудливым образом зеркально отображается. Так, в 1960е-70е, когда капитал был организован в крупные корпоративные, иерархические формы, мы имеем оппозиционные структуры также корпоративистского, юнионистского типа политических аппаратов. Другими словами фордистская система производит фордистский тип оппозиции.

С разрушением таких форм промышленной организации, особенно в передовых кап странах, на смену приходит скорее децентрализованная конфигурация капитала: более подвижная в пространстве и времени, чем та, которую представляли раньше. В это самое время мы видим появление оппозиции сетевого и децентрализованного типа, которая избегает иерархии и прежних фордистских форм противостояния.

Выглядит забавным, что левые реорганизуют себя в том же направлении, как перестраивается капиталистическое накопление. Если мы понимаем, что левые являются зеркальным образом того, что они критикуют, то, может, мы должны разбить зеркало и освободиться от этих симбиотических отношений с тем, что мы критикуем.

В фордистскую эпоху фабрика была основной площадкой сопротивления. Где можно отыскать такое место сегодня, когда капитал покинул производственные помещения и двинулся на городскую территорию?

Прежде всего, фабричная форма производства не исчезла – заводы все еще имеют место в Бангладеш или в Китае. Интересно, как изменяется способ производства в главных городах. Например, логистический сектор претерпел огромное расширение: UPS, DHL и все эти работники доставки производят сегодня огромную стоимость.

Последние десятилетия произошел колоссальный сдвиг в самом сервисном секторе: крупнейшими работодателями 70х годов в США были Дженерал Моторс, Форд и ЮС Стил. Сегодня крупнейшие работодатели - МакДоналдс, Kentucky FriedChicken и Walmart. В прошлую эпоху завод являлся центром для рабочего класса, но сегодня мы обнаруживаем рабочий класс в основном в сфере обслуживания. Да и почему надо думать что производство автомобилей важнее производства гамбургеров?

К сожалению у левых как-то не ладится с идеей организации работников фаст-фуда. Представления о классическом рабочем классе не стыкуются с производством стоимости работниками сервиса, сотрудниками ресторанов и супермаркетов. Пролетариат не исчез, но теперь есть  новый пролетариат с характеристиками совершенно отличными от традиционных, к которым прибегали левые для идентификации авангарда рабочего класса. В этом смысле работники МакДоналдс выступают в роли литейных рабочих 21го века.

Если речь идет о новом пролетариате, то где теперь находятся площадки для организации сопротивления?

Затруднительно проводить организацию на рабочих местах. К примеру, работники службы доставки всё время находятся в движении. Потому этих людей, возможно, лучше организовывать вне рабочих мест, а именно в окрестных пространствах. Уже у Грамши в 1919 году есть интересная фраза об организации по месту работы и советах в местах производства, но одновременной необходимости советов в соседней округе. И окружные советы, говорил он, располагают к лучшему пониманию ситуации всего рабочего класса в сравнении с отраслевым представлением об организации по месту производства.

Организаторы на месте работы, конечно, хорошо знают о сталелитейщиках, но они не понимают пролетариата в целом. Окружная организация будет включать, к примеру, уличных уборщиков, работником домовых служб, водителей доставки. Конечно, Грамши никогда не говорил об этом прямо, типа «действуйте, Ком Партия должна организовать окружные советы!»

Однако, был ряд исключений в европейском контексте, где компартии на деле создавали окружные советы – когда не было возможно проводить организацию по месту работы, например в Испании. В 1960х это была довольно мощная форма организации. Т.о. – как я уже давно говорю – необходимо смотреть на окружную организацию как форму классовой организации. Грамши говорил об этом один раз и больше к этому вопросу не возвращался.

В Британии в 1980х существовали формы общегородских структур организации труда на основе профессиональных советов, которые осуществляли то, что предлагал Грамши. Но в рамках профсоюзного движения эти профессиональные советы часто рассматривались как второстепенные формы организации рабочей силы. Их никогда не воспринимали как базовые формы относительно того, как надлежит действовать профсоюзному движению.

Фактически профессиональные советы часто были значительно радикальней, чем традиционные профсоюзы, а причиной тому их корневая причастности к положению всего рабочего класса, а не только, как часто бывало, его привилегированных сегментов. Т.о. опираясь на более широкое определение рабочего класса, профессиональные советы стремились к более радикальной политике. Но это никогда не обретало ценности в общем профсоюзном движении, а всегда воспринималось как сомнительное пространство, где могут действовать радикальные элементы.

Преимущества такой форм организации очевидны: она преодолевает раскол между отраслевыми организациями, включая все типы «детерриториализованного» труда, и хорошо подходит для новых форм общности на основе организации типа ассамблеи, на что указывал, к примеру, Мюррей Букчин.

Последние волны протеста – например, в Испании и Греции, или движение Оккупай – обнаруживают склонность к идее «локализации сопротивления». Заметно, что эти движения стремятся к организации вокруг проблем повседневной жизни, оставляя в стороне большие идеологические вопросы, обычно находившиеся в фокусе у традиционных левых.

Почему надо говорить, что организация на основе повседневности не является одним из больших вопросов? Я полагаю, что это как раз и есть крупный вопрос. Более половины мирового населения живет в городах и повседневная жизнь городов - это как раз то, во что люди погружены и где сосредоточены их заботы. Эти трудности в значительной степени обнаруживаются как в сфере реализации стоимости, так и в сфере производства этой стоимости.

Здесь один из моих очень важных теоретических аргументов: все читают 1-й том Капитала и никто не читает 2-й том. 1-й том посвящен производству стоимости, во 2-м томе речь идет о реализации стоимости. Обращая внимание на Том 2 вы ясно видите, что обстоятельства реализации так же важны как и обстоятельства производства.

Маркс часто говорил о необходимости рассматривать капитал как противоречивое единство производства и реализации. Где стоимость производится и где она реализуется – это два различных вопроса. Например, большая часть стоимости производится в Китае, а реализуют её  фактически  Apple илиWalmart в США. И т.о., реализация стоимости это реализация стоимости в условиях дорогого уровня потребления рабочего класса.

Капитал может соглашаться на повышение зарплаты в месте производства, но затем он это компенсирует в месте реализации уже согласно тому факту, что работающие люди должны платить более высокую плату за жильё, за телефонную связь, стоимость кредитных карт и т.п. Т.о. классовая борьба за реализацию – например, за доступное жильё – также важна для рабочего класса как борьба за заработок и условия труда. В чем смысл более высокой зарплаты, если она тут же изымается назад на основании более высокой стоимости жилья?

В отношении к рабочему классу капиталисты давным-давно усвоили, что могут получать большие деньги, забирая их назад за то, что отдают. И в той степени, как – особенно в 1960-70е – рабочие наращивали возможности в сфере потребления, концентрация капитала всё более возрастала посредством обратного изъятия стоимости через потребление.

Потому борьба в сфере реализации, которая не могла играть большой роли во времена Маркса, и тот факт, что никто не читает эту треклятую книгу (Том 2), являются проблемой для традиционных левых. Когда вы спрашиваете: «а в чем здесь макро-проблема?» - то вот, это и есть макро-проблема! Концепция капитала и отношение между производством и реализацией. Если вы не усматриваете противоречивого единства между ними, то вам недоступна целостная картина. Классовая борьба пишется поверх неё и я не могу понять почему многие марксисты неспособны так развернуть свои головы, чтобы понять важность этого аспекта.

Проблема в том, как мы понимаем Маркса в 2015. Во времена Маркса степень урбанизации была относительно умеренной и консьюмеризма рабочего класса практически не было, и потому Маркс должен был говорить, как рабочий класс пытается выживать на скудную зарплату и насколько он изобретателен в борьбе с лишениями. Капитал предоставлял рабочих самим себе в их способе выживания.

Но сегодня мы находимся в мире, где консьюмеризм отвечает примерно за 30% глобальной экономической динамики, в США это даже 70%. Но почему мы сидим здесь и полагаем, что консьюмеризм не имеет отношения к делу, словно побочный эффект к первому тому, и говорим о производстве, но не потреблении?

Однако урбанизация понуждает нас к определенным разновидностям консьюмеризма; например: ты должен обладать автомобилем. Потому твой стиль жизни диктуется по разным каналам той формой, которую принимает урбанизация. Еще раз – во времена Маркса это было несущественным, но в наши дни становится решающим. Мы должны пересмотреть формы организации, чтобы  учесть изменения, происходящие в динамике классовой борьбы.

Имея в виду этот сдвиг, левые непременно должны скорректировать свою тактику и формы организации, как и концепцию тех целей, которые предполагаются в  организационной работе.

Те группы, которые накладывают свой отпечаток на недавние движения протеста, происходят из анархистских и автономистских традиций и гораздо глубже встроены в политику повседневной жизни в отличие от традиционных марксистов.

Я полон симпатии к анархистам, их линия действия гораздо привлекательнее, особенно в работе с политикой потребления и критикой консьюмеризма в целом. Среди их целей – изменение и реорганизация повседневной жизни на основе новых и различных принципов. Я вижу в этом важный поворотный пункт, на который сегодня должна ориентироваться значительная часть политической активности. Но я не соглашусь с вами, что это не относится к «большим вопросам».

Если обратить внимание на примеры юга Европы – сети солидарности в Греции, самоорганизация в Испании и Турции – всё это представляется решающим для выстраивания социальных движений вокруг повседневной жизни и базовых потребностей сегодняшнего дня. Обнадеживают ли вас эти примеры?

Я полагаю это очень перспективным, но есть здесь и отчетливое само-ограничение, в котором вижу проблему. Само-ограничением является нежелание в какой-то момент взять на себя власть. Букчин в своей последней книге говорит об этой проблеме, касаясь анархистов и их негативного отношения к власти и неготовности к ней. На этом Букчин останавливается, но я вижу здесь нежелание рассматривать государство в качестве возможного партнера для радикальных преобразований.

Т.е. есть тенденция видеть в государстве враждебную сущность, 100%-го врага. Имеется множество примеров репрессивных государств вне общественного контроля, где такая позиция оправдана. Сомнений нет: капиталистическое государство должно быть побеждено, но без доминирующей государственной власти и захвата её вы быстро попадаете в разряд историй, происшедших, к примеру, в Барселоне 1936-37го и затем по всей Испании. Отказавшись от принятия на себя ответственности за государство в тот момент, когда имелись силы чтобы это осуществить, революционеры в Испании позволили государству вернуться назад в руки буржуазии и сталинистского крыла коммунистического движения – и государство сумело реорганизоваться и сокрушить сопротивление.

Это может и верно для государства в Испании 1930х, но если посмотреть на современное неолиберальное государство и деградацию системы социальной поддержки, то чем же можно поживиться при завоевании такого государства, что от него остается полезного?

Для начала, у левых не ладится с ответом на вопрос о построении крупноформатной инфраструктуры. Как, например, левые станут строить Бруклинский мост? Всякое государство держится на огромной инфраструктуре, инфраструктуре целого города – наподобие снабжения водой, электроэнергией и т.п. Я полагаю, что среди левых есть большое нежелание признавать, что как раз по этой причине необходимы разнообразные формы организации.

Есть такие сектора государственного аппарата, даже неолиберального госаппарата, которые критически важны – например, центр контроля заболеваемостью. Как нам реагировать на глобальные эпидемии наподобие Эбола? Это невозможно осуществлять анархическим манером организациями типа DIY («сделай сам»). Есть множество примеров, где понадобятся формы инфраструктуры государственного типа. Невозможно противостоять проблеме глобального потепления только посредством децентрализованных форм конфронтации и акционизма. Один пример, который часто приводится, невзирая на множество трудностей - это Монреальский протокол об исключении применения хлорфторуглерода в холодильниках с целью ограничения разрушения озонового слоя. Он был успешно внедрен в 1990-х, но при этом необходима особая организация, отличная от тех, что вырастают на основе политических форумов.

Из анархистской перспективы кажется возможным заменить даже над-национальные институты вроде ВТО конфедеративными организациями, которые выстраиваются снизу вверх и которые в конце-концов выходят на решение мировых вопросов.

Это возможно до определенной степени, но надо сознавать, что здесь всегда будут какие-то иерархии и мы всегда будем сталкиваться с проблемами подотчетности и т.п. Всегда будут иметь место сложности во взаимоотношениях, например, между теми, кто занимается проблемой глобального потепления, и точкой зрения группы, которая действует локально, скажем, в Ганновере или еще где-то, которая недоумевает: «почему мы должны их слушать?»

Т.е., вы полагаете, потребуются какие-то властные органы?

Властные структуры будут в любом случае – всегда будут. Я еще не бывал на анархистском собрании, где бы не было тайной властной структуры. Постоянно воспроизводится фантазия, что всё горизонтально, но я сидел там, смотрел и думал: «боже мой, вот она настоящая иерархическая структура – но скрытая».

Если вернуться к недавним протестам вокруг Средиземноморья: многие движения были нацелены на локальную борьбу. Каким может быть следующий шаг внаправлении социальных преобразований?

В какой-то момент мы должны приступить к созданию организаций способных производить социальные изменения в широком масштабе. Будет ли, например, Подемос в Испании способен на это? В ситуации хаоса, вроде экономического кризиса последних лет, для левых принципиально важно действовать. Если этого не делают левые, следующая опция – правый популизм. Я думаю – и мне неприятно это говорить – но я считаю, что левые должны быть более прагматичны в отношении происходящей сейчас динамики.

Более прагматичны – в каком смысле?

Вот почему я поддерживаю СИРИЗу, хотя это вовсе не революционная партия? – Дело в том, что она открывает пространство, в котором может происходить нечто отличающееся, и потому для меня это движение было прогрессивным.

Это отчасти похоже на то, что говорил Маркс: первый шаг к свободе – это сокращение рабочего дня. Даже чрезвычайно узкие требования открывают пространство для революционного продолжения, и даже когда отсутствует всякая возможность для революционной перспективы, мы должны обращать внимание на компромиссные решения, которые все же противодействуют подавляющему неолиберальному вздору  и создают пространство, где новые формы организации могут быть возможны.

Например, будет интересно, если Подемос обратит взор в направлении организации форм демократического конфедерализма – поскольку в определенных отношениях Подемос происходит из учредительных собраний, происходивших по всей Испании, потому у них есть большой опыт выстраивания такой работы.

Проблема в том, как они приводят форму учредительного собрания к постоянно действующим формам организации с учетом перспективы упрочения их партийной позиции в Парламенте. Это возвращает нас к вопросу консолидации власти: необходимо найти пути такого решения, поскольку в ином случае буржуазия и корпоративный капитализм будут искать способы возвращения власти в свои руки.

Что вы думаете о дилемме сетей солидарности,  которые заполняют вакуум, образующийся с отступлением социального государства, и неявным образом становятся здесь партнером неолиберализма? 

Есть два пути организационной работы. Первый – широкий рост сектора неправительственных организаций (NGO), но большинство из них получают финансирование из внешних источников, а не от рядовых членов, т.е. существует проблема крупных доноров, определяющих повестку, которая, конечно, далека от радикальной. Здесь мы сталкиваемся с приватизацией социального государства.

Я вижу, что это политически очень отличается от общественных (народных) организаций, где люди полагаются на себя, заявляя: «ОК, государство не заботится ни о чем, тогда мы намереваемся заботиться об этом сами». Именно так можно прийти к формам общественных организаций с различным политическим статусом.

Но как не оказаться выдавленными неолиберальным государством, при заполнении этого вакуума, например, поддерживая безработных?

Здесь должна присутствовать анти-капиталистическая повестка, и когда группы работают с людьми, каждый знает, что эта деятельность - не только помощь в преодолении трудностей, но одновременно и организованный замысел политического изменения системы в целом. Это означает способность поддержания очень понятного политического проекта, у которого, однако, есть проблемы с децентрализованными, неоднородными типами движений, где кто-то действует одним манером, другие – иным, и где нет коллективного или совместного проекта.