Кристиан Лаваль: Человек экономический

"РЕВОЛЮЦИЯ НЕ ЗАКОНЧИЛАСЬ, БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ!"




Кристиан Лаваль: Человек экономический


Книга Лаваля представляет собой глубокий обзорный анализ работ классиков либерализма и их предтеч. Определяя предмет своего исследования как «форму, содержание и природу современной нормативности в западных странах» (с.24) Лаваль на протяжении всего текста четко следует заявленным ориентирам. Фигура человека экономического становится базовой моделью для деконструкции основных антропологических мифов современности.

Принципиальной особенностью данной работы является очень бережное прочтение цитируемых классиков (Бентам, Гельвеций, Локк, Юм, Мандевиль, Кондильяк, Смит и др.). Если бы не введение и заключение, четко обозначающие идеологический горизонт исследования, из основного корпуса текста далеко не всегда понятно, что мы имеем дело с критикой в (нео)марксистском смысле слова. К слову, к Марксу Лаваль обращается не часто и особых дифирамбов ему не поет. Вообще работа подкупает попыткой корректного (что отнюдь не означает «незаинтересованного») чтения как «своих», так и «чужих» философов.

(Один знакомый профессор, часто бывающий во Франции, в частной беседе на мой вопрос о месте Лаваля на современной французской интеллектуальной сцене определил его как представителя «нового поколения постмодернистов», отличительной особенностью которых является «глубокое внимание к философам Просвещения». Это все так. Среди авторов «поколения 68-го» Лаваль с десяток раз обращается к Фуко (он слегка корректирует не мысль самого Фуко, а превратное прочтение его прочтения Бентама – в частности, что паноптикон это не прообраз тоталитарной модели общества, а лишь диаграмма власти и т.д.). Еще меньше цитирует Батая. Один раз – «Анти-Эдип» Делеза и Гваттари. В более широкой перспективе хвалит за проницательность в отношении изменений в области труда анализ Арендт. На этом все. Вернее все остальное – «классики».)

Самые интересные разделы книги – те, что посвящены политической проблематике человека экономического. По Лавалю оказывается, что дискурс, разворачивающийся между политической экономией и «антропологией» Нового Времени, имеет сплошь политические ставки, которые весьма высоки.

По сути складывается следующая формула, отнюдь не лишенная смысла: антропология + экономика = политика.  Особенно важными мне представляются пассажи о политическом значении центрального для данной работы понятия «интерес». Лаваль вскрывает очень тонкий механизм, согласно которому интерес из индивидуального мотива к действию оказывается одновременно властным механизмом управления. Интерес – это универсальный «аппарат» (само)контроля, который вовсе не нарушает принцип свободы «по-либеральному». 
«Управление, построенное на личном интересе, не противоречит ни свободе, ни истине мотивов поведения. Ровно наоборот. Оставленная индивидууму свобода просчитывать свой собственный интерес является фундаментальным экономическим и социальным принципом на протяжении многих веков, становясь тем самым политическим принципом власти над индивидуумом. Этот принцип не противополагается принципу принуждения, как повторялось в одном известном либеральном труде на протяжении веков. Но он предполагает различные формы воспитания, контроля, наказания и принуждения, которые питают нашу мотивацию». (с. 77)

Отсюда уже рукой подать до биополитики. С точки зрения методологического значения этой работы важным представляется положение, заявленное еще во введении и подтвержденное по ходу исследования:«человек экономический не является субъектом одной только политической экономии и возник не только у экономистов. … Скорее следует сказать, что экономика как наука оперлась на это антропологическое основание ради своего собственного развития и использовала это понятие как бесспорный постулат для развития своей специфической аксиоматики» (с. 15).

Лаваль пытается уклониться от диктата экономических моделей объяснения, от логики цифр и логики самой логики, чтобы показать, что за цифрами стоит определенный тип культуры мышления, во многих случаях нисходящий до ново-временного механицизма. Мне показалось, этот мотив можно было бы развить более глубоко, особенно взяв в помощь соответствующие работы Латура.

В сети мало встречалось отзывов на эту книгу, но те, что попадались, были весьма скептичны и сводились к репликам вроде «ну сколько можно одно и тоже». Однако это «одно и тоже» обращает внимание (кивок в сторону «Нового духа капитализма» Болтански, Кьяпелло) на условия возможности самой критики (если субъект критики, конечно, не желает укреплять существующий порядок). Может быть, Лаваль и чрезмерно дидактичен, местами повторяется (а в моем случае все было еще сложнее – я читал книгу почти сразу после «Рождения биополитики» Фуко, с которой у нее много точек соприкосновения и, понятное дело, что после захватывающего Фуко сухой академичный стиль Лаваля порой утомлял). Но его работа – отличный пример того, как глубоко может проникать мысль, будучи заданная откровенно ангажированными условиями исследования.

Главный и, на мой взгляд, самый приятный сюрприз ждет читателя в заключении. (Разумеется, тех, кто до него доберется.) Задаваясь вопросом о возможных путях выхода из тупика неолиберальной субъективности человека экономического Лаваль очень неожиданно идет (через Батая) в сторону лакановского психоанализа. Субъект интереса (= человек экономический), которому посвящено исследование, противопоставляется субъекту желаний. Лаваль никак ни развивает эту свою мысль, но его симпатии в адрес того, что «прячется в бессознательном, в искусстве, в революционной политике» (с. 377) весьма неожиданны и, в моем случае, подкупают.

PS



Книга Лаваля – прекрасный образец стиля мышления, к которому, как мне кажется, призывает в последних работах Жижек, когда пишет, что на звучащие отовсюду призывы действовать, следует отвечать уходом в рефлексию. Серьезное внимание к литературе подобного рода (не обязательно именно к этой книге), возможно, ценнее самых громких уличных лозунгов с точки зрения эффективности политического воздействия.

Комментарии