Марксизм и либерализм как дискурсивные практики

"РЕВОЛЮЦИЯ НЕ ЗАКОНЧИЛАСЬ, БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ!"

Марксизм и либерализм как дискурсивные практики

АНАТОЛИЙ ВЛАСОВ

(24/10/2011)

Эрнесто Лаклау (Ernesto Laclau), аргентинский политолог, в публикациях как своих собственных (например, его статья в Интернете «Philosophical roots of discourse theory», так и совместных  (книга «HegemonyandSocialistStrategy» совместно с Шанталь Муфф, 1985, книга «Сontingency, Hegemony, Universality» совместно с Джудит Батлер и Славоем Жижеком, 2000) выступает как постмарксист, отрицая марксистский экономический детерминизм и понятие классовой борьбы как решающего антагонизма для социума.

Он разрабатывает теорию дискурса, согласно которой решающую роль в формировании и изменении социального мира играет противостояние различных дискурсов, несущих с собой различные значения, смыслы, знания, опыт.

Будучи постструктуралистом, Лаклау настаивает на приоритете дискурса в сфере мыследеятельности человека, подчеркивает его конститутивную, а не вспомогательную функцию.

Разработанная им теория дискурса позволяет ему анализировать различные концепции, доминирующие в настоящее время в социальных науках, в частности, марксизм и либерализм, показывать механизмы их возникновения, сравнивать их отличия и выделять у них общие места.

 Лаклау предполагает, что символическое пространство языка состоит из множества различений, так как язык, как таковой, может иметь место только на множестве различений. Однако, репрезентация языка через процессы означения, присвоения имен необходимо требует для себя выделение из множества различений замкнутых, ограниченных подмножеств различений.

Замкнутость подмножества различений обуславливает наличие у него границы. Однако, поскольку внутри границы и вне ее находятся только одни различения, то здесь возникает неразрешимый парадокс невозможности оппозиции между внутренним и внешним для ограниченного подмножества, подвергающий сомнению сами понятия «внутри» и «по ту сторону» границы подмножества.

Лаклау считает, что этот парадокс может быть разрешен, если понятие «по ту сторону» границы приобретает свойство исключения, при котором «по ту сторону» границы будет представлено некоторым различением, которое находится в антагонистическом отношении ко всем различениям «внутри» границы. Тогда то, что «внутри», будет обусловлено этим отношением антагонизма. 

Иными словами то, что «внутри», состоящее исключительно из различений, через отношение антагонизма приобретает свойство целостности, «эквивалентности» в терминологии Лаклау. Таким образом, «внутри» становится одновременно и различным и целостным, то есть одновременно возможным и невозможным.

В итоге, «внутри» в статусе возможного претендует на то, чтобы иметь некую свою репрезентацию, хотя в статусе невозможного ему в этом отказано. В этих условиях, считает Лаклау, можно говорить только о некой искаженной репрезентации, которая не способна представить невозможную целостность «внутри», а дает лишь ее неадекватное представление.

Отношение антагонизма, упомянутое выше, обуславливающее это неадекватное представление, Лаклау называет отношением гегемонии.

 Лаклау описывает таким образом процедуру именования, присвоение имени некоторому подмножеству различений. Французский философ Ален Бадью описывает сходную процедуру присвоения имени подмножеству различений,  именуя ее «событием». Можно теперь добавить, что «событие» имеет место, согласно Лаклау, вследствие возникновения отношения гегемонии.  

Сам факт, что подобные «события» случаются в символическом пространстве языка, можно пояснить, исходя из принципа фальсификации знания Карла Поппера, который, в свою очередь, использует математическую теорему Геделя о неполноте замкнутого множества, а именно – «Всякое замкнутое множество неполно, то есть, в нем имеют место такие суждения, относительно которых нельзя сказать, что они истинны или ложны».

Именно для этих суждений и происходят «события», то есть осуществляется присвоение им имен, исходя из установленного отношения гегемонии.   

 Лаклау считает, что отношение гегемонии отражает в себе стремление человека к полноте, целостности, с одновременной констатацией невозможности достигнуть их. В силу чего, они представлены в символическом пространстве языка в форме искаженных репрезентаций, их временных неадекватных представлений.

Упомянутая выше оппозиция различения и целостности соответствует, считает Лаклау, оппозиции парадигмы и синтагмы, введенной в лингвистику Соссюром.

Парадигма (от греч. Paradigma – «образец») означает правила, законы различения слов в зависимости от их положения, позиции во фразе, а синтагма (от греч. syntagma - «вместе построенное») означает правила, законы объединения, связывания слов в некую целостность. Иными словами, парадигматические отношения в языке соответствуют отношениям различения означающих в зависимости от занимаемой ими в предложении позиции, а синтагматические отношения - отношениям объединения, комбинирования означающих в предложении.

 Любой дискурс, согласно Лаклау, представляет собой тропологический процесс (от греч. Tropos – оборот речи) с доминирующей, «гегемонической»  ориентацией на парадигматические или синтагматические отношения, то есть различения или целостности, в ходе которого возникают искаженные репрезентации, не имеющие под собой никакого трансцендентного обоснования.

 Таким образом, для Лаклау дискурсы в символическом пространстве языка, в частности дискурсы общественных наук, выступают как дискурсивные практики субъекта, в которых отношение гегемонии различения или целостности генерирует в качестве «истины» некую искаженную репрезентацию. Причем, формирование самого отношения гегемонии не определяется никаким трансцендентным основанием и самим субъектом не осознается. Субъект, принимая искаженную репрезентацию за «истину», часто, при этом, приписывая ей трансцендентный характер, выстраивает корректные, в соответствие с определенной теорией, то есть фиксированной на данный момент грамматикой, дискурсивные цепочки, которые заканчиваются устойчивыми дискурсивными конфигурациями в форме «знания».

 В качестве примера Лаклау рассматривает и сравнивает две дискурсивные практики, имеющие в качестве предметного поля сообщество людей – марксизм и либерализм, которые он именует в своей терминологии, соответственно, как «популизм» и «институциализм».

 В дискурсивной практике марксизма гегемоническое отношение устанавливает в качестве исходной «истины» целостность,  репрезентируя ее как «справедливость»  или в более расхожих терминах коммунистического проекта как «свобода, равенство и братство» для всех, которые принимаются за некое трансцендентное основание, якобы укоренное в природе человека и определяющее эволюцию человеческого сообщества. Теория, разработанная Марксом, обеспечивает разворачивание дискурсивной практики марксизма до ее конечного продукта, «знания» – устойчивой дискурсивной конфигурации «популистского» характера, именуемой как «коммунизм». 

 В дискурсивной практике либерализма гегемоническое отношение устанавливает в качестве исходной «истины» различение, репрезентируя его, например, в форме концепта «война всех против всех», также выдавая это за трансцендентное основание феномена человека. Дискурсивная практика либерализма дает на выходе конечный продукт, «знание» – устойчивую дискурсивную конфигурацию, основанную на институциональной фиксации различения, именуемую как «капитализм».