Алексей Цветков ЛЕВЫЕ РАДИКАЛЫ: ФЛИРТ С АНАРХИЗМОМ

"РЕВОЛЮЦИЯ НЕ ЗАКОНЧИЛАСЬ, БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ!"

Алексей Цветков

ЛЕВЫЕ РАДИКАЛЫ: ФЛИРТ С АНАРХИЗМОМ

Речь идет о людях — эмблемах антибуржуазного нонконформизма, фамилии и цитаты которых и сегодня можно услышать на любой черно-красной демонстрации, речь об источниках среды, порождающей повсеместный протест и питающей глубокий нигилизм и в отношении капитализма как основы общественного устройства и в отношении буржуазного гуманизма как основы господствующей культуры.

Франц Фанон — мартиникский негр, проживший в Алжире большую часть своей жизни, психиатр, изучавший особенности поведения общины в условиях явной (политической) и тайной (экономической) колонизации, и писатель, много занимавшийся манихейством. Задачей Фанона было непротиворечивое соединение угнетенной колониализмом расовой энергии и ультралевой критической теории в одном освободительном проекте. Харизматическая международная известность пришла к нему сразу после его смерти, в 60-х. Главным «промоутером» его книг и идей в Европе стал тогда Жан-Поль Сартр, и идеи эти подхватили бунтующие студенты. В США же на него чаще других ссылались «Черные пантеры». Анархисты и радикалы нередко противопоставляли фаноновский «мобилизующий смысл насилия» риторике более респектабельного и умеренного Мартина Лютера Кинга, верившего в «мирное неповиновение и законную гражданскую активность угнетенных». Благодаря Фанону третий мир обрел собственный голос сопротивления, обвиняющий пафос, новую ориентирующую утопию «общеафриканской революции». В своей пропаганде идеи и афоризмы Фанона использовал египетский президент Гамаль Абдель Насер, их до сих пор активно применяют даже пропагандисты ливийского режима Муаммара Каддафи, ведь после революции в Ливии, если верить этим самым пропагандистам, «происходит замена классового государства общенародной джамахерией». Что касается стран «золотого миллиарда», то тут Фанон рассчитывал на активность «внутренних колоний»: люмпенов, дискредитированных по разным признакам меньшинств, радикальную богему и студентов, повторяя слова фрейдомарксистов о «малом моторе революции», призванном разбудить для качественных изменений всё остальное общество. Само собой, это находило отклик у западных «новых левых», которые старались рекрутировать активистов именно из этих слоев общества.

Про основателя и гуру «Черных пантер» Хьюи Перси Ньютона, погибшего в 83-м на улице при загадочных обстоятельствах, сегодня снимают кассовые фильмы. Его биография стоит того. Сын гетто, он дважды сидел в тюрьме за противодействие полиции (обвинение в убийстве полицейского в конце концов было снято), получил степень доктора философии (тема научной работы: «История репрессий в США»), скрывался на Кубе от преследований ФБР, ездил в Китай по приглашению проводивших там «культурную революцию» хунвейбинов и т.д. Его деятельность финансировали и публично поддерживали многие культовые музыканты, от Питера Тоша до Джона Леннона. Французскому драматургу Жану Жене из-за открытой дружбы с Ньютоном был запрещен въезд в США. Офисы «Черных пантер» постоянно подвергались обыскам и погромам, нередко перераставшим в перестрелки с полицией. Начиналось же всё с вооруженного патрулирования улиц гетто и со ставшего знаменитым плаката, придуманного Ньютоном: на фоне фото белого полицейского с карабином надпись: «У вас есть оружие, но и у нас есть оружие!» Социализм и даже «преодоление государства», по Ньютону, начнется в США с восстания «черной общины», находящейся в том же положении, что и описанный когда-то Марксом «пролетариат, которому нечего терять, кроме своего угнетения». Цепная реакция социальной мутации изменит «главную империалистическую страну» до неузнаваемости. Еще больше, впрочем, Ньютон рассчитывал на толчок извне, то есть на цепь антиимпериалистических революций в третьем мире по озвученному Че Геварой принципу: «Один — два — много Вьетнамов!»

В начале 80-х Ньютон уже утверждал, что революционная ситуация на Западе упущена, всеобщее восстание откладывается лет на тридцать и нужно временно перейти к более мирным и легальным формам самоорганизации. Начинавшие вместе с ним ветераны «Черных пантер», из тех, кто остался в живых, разошлись в разные стороны: одни выбрали радикальный ислам или баптизм, другие начали читать подпольный тогда рэп, самые последовательные основали полулегальный и контркультурный «маоистский интернационал», уже не делавший специфического акцента на исторической роли «черной общины».

Будучи подростком в «Черные пантеры» вступил в 68-м году Мумия Абу-Джамал. После разгрома офиса и запрета этой организации в Филадельфии он стал радиожурналистом, а потом и главой Ассоциации чернокожих журналистов Филадельфии. В 82-м ему было предъявлено обвинение в убийстве полицейского во время уличной драки. На суде ему отказали в праве выступить в свою защиту, а когда он начал протестовать, его удалили из зала и запретили присутствовать на большинстве судебных слушаний. Абу-Джамалу был вынесен смертный приговор. С тех пор исполнение приговора несколько раз откладывали благодаря ходатайствам, апелляциям и беспрецедентным международным кампаниям протеста, организованным анархистскими, левацкими, негритянскими, правозащитными и экологистскими группами. В 99-м году рок-группа Rage Against the Machine дала серию концертов в поддержку заключенного смертника и вовлекла в эту кампанию множество других антибуржуазно настроенных музыкантов. Все эти двадцать лет Мумия пишет в камере смертника ироничные репортажи о своем положении, публицистические книги, теоретические статьи.

Лондонский теоретик, трэш-писатель, ироничный критик всех буржуазных институций и арт-провокатор Стюарт Хоум в данном конкретном случае нам интересен как систематизатор и летописец радикального движения последних десятилетий. Оригинальное мировоззрение Хоума изложено им в книгах и слишком много потеряет во фрагментарном воспроизведении. Начав в конце 70-х как политический панк-музыкант и издатель малотиражных андерграундных ревю, в 80-х Хоум основывает «плагиатизм» — движение авторов, склеивающих свои книги из отрывков чужих, естественно, без указания источника. Потом он становится незаменимым человеком в среде «неоистов», отрицавших не только «реакционно-рыночную» идею «персонального авторства», но и специальную область «искусства» как таковую, видя в ней отражение повсеместного отчуждения, разделения людей и порочной специализации, необходимой глобальному рынку для дальнейшей эксплуатации человечества. В 90-х, продолжая придерживаться «детоваризации искусства и эстетизации всех форм уклонения от торгового строя», Хоум подхватывает знамя арт-забастовки (манифест «Плагиат, марксизм, товары и стратегия их отрицания»), провозглашенной, но так и не реализованной когда-то другим леваком — Густавом Метцгером. По окончании забастовки, сделавшей его знаменитым далеко за пределами Британии, Хоум берется за провокативные романы о современных радикалах и подробное исследование их исторической генеалогии, удачно избегая как обличительного, так и комплиментарного пафоса.

Харизматический герой американских леваков 60-х — 70-х гг. Эбби Хоффман основал в 68-м вместе с журналистом Джерри Рубиным «Международную молодежную партию» — йиппи, у истоков которой стоял так же писатель-битник Ален Гинзберг. «Спектакулярность» их акций — скорее заслуга Рубина, знавшего всё о психологии и тайных пружинах тогдашних масс-медиа, а вот боевая экипировка, презирающий законность и доходящий до криминала активизм, героическое самовосприятие себя как «эмбриона будущего общества без армии, полиции и банкиров» исходят от Хоффмана, оставшегося на всю жизнь «врагом этого общества» и покончившего с собой в 89-м в состоянии глубокой депрессии. Большую часть своей жизни Хоффман пытался с переменным успехом увлечь идеями и стилем своего сопротивления самые разные молодежные группировки, от раста-музыкантов и клубов любителей автостопа до негритянских активистов и хакеров первого поколения.

Андре Горц (настоящее имя Герхард Хирш) — французский теоретик «непартийных марксистов» и «экосоциалистов», примыкающих к анархистам. Изначально он отталкивался от идеологических сюжетов Сартра, учеником которого был много лет. Активно занимался теорией отчуждения, распространившегося теперь не только на сферу производства, но и на все области жизни современного человека. Преодолеть отчуждение, по мнению Горца, люди смогут только «превратив себя в субъект отрицания и присвоения того, что сделали из них социальные условия». Входя в редакции «Тан модерн» и «Нувель Обсерватер», полемизируя со стратегами французской компартии, а потом и в отдельных своих книгах («Критика экономического разума», «Реформа и революция», «Мораль истории», «Прощание с пролетариатом», «Об освободительных технологиях»), Горц анализирует товарный фетишизм и формальную рациональность, на которых держится современное капиталистическое сознание. Итоговые выводы: производственные силы, развитые капитализмом, настолько пронизаны его рациональностью, что не смогут функционировать согласно иной, социалистической рациональности. Только путем разрушения классов и отказа от формообразующего закона стоимости может возникнуть качественно иная общественная система, выражающая всеобщий интерес. Это «альтернативное» нынешнему общество будет постепенно проступать на фоне современности как «цветное фото, проявляющееся на бледной бумаге». Многие оценивают многообразное антиглобалистское движение наших дней именно как реализацию этого пророчества Горца. Пока два этих сосуществующих социальных вида окончательно не выяснили между собой отношения, всем сторонникам альтернативности стоит требовать и добиваться сокращения рабочего времени, автоматизации, повсеместного антикопирайта, жестких экологических стандартов и предоставления каждому человеку гарантированного материального минимума вне зависимости от степени его труда. Именно эти «невозможные» требования и станут импульсом новой революции во имя общества, в котором все это станет стартовой нормой, а не утопией.

Показательной и драматичной является судьба Теодора Качинского, более известного по данному ему прессой прозвищу — Унабомбер. За три года освоив программу обычной школы и в двадцать лет закончив Гарвардский университет, Качинский преподавал математику в Университете Беркли и подавал в этой области большие надежды, хотя крут его интересов был много шире. В 70-х годах, неожиданно для окружающих, молодой ученый оставляет научное поприще, покупает себе полуразрушенный дом в Монтане, где живет без телевизора и канализации: охотится, рыбачит, разводит кроликов. В течение многих лет, с 78-го по 96-й, неуловимый для ФБР Унабомбер ведет персональную войну с американской системой: рассылает оригинальные бомбы в сигарных коробках, воспламеняющиеся письма, взрывающиеся книги тем, кого считает персонально ответственным за «индустриально-потребительское безумие». У него есть узнаваемый почерк: деревянные, «экологически чистые», детали в бомбах с подписью «Фридем Клуб». В релизах, поясняющих для журналистов смысл своих взрывов, Унабомбер утверждает, что «Клуб» — это конспиративная анархистская группа, дает детективам множество неявных улик, вплоть до оттиска своих записок на бумаге, но все они оказываются ложными. Даже детали для своих «посылок» изобретательный взрывник-одиночка собирает на свалке и тщательно обрабатывает, чтобы нельзя было определить, в каком штате и в каком году они были изготовлены. Считая, что «насилие это прежде всего пиар бедных и зависимых», Унабомбер, как правило, не ставил себе целью физически устранить своих жертв. Бомб было около полусотни, но погибли от них только трое: вице-президент крупной рекламной компании при нефтяном концерне, главный американский торговец лесом, владелец сети магазинов, торгующих компьютерами. Ещё около тридцати человек были тяжело ранены. Среди них — известные генетики, специалисты по искусственному интеллекту, владельцы авиакомпаний. Когда Унабомбера упрекали в том, что от его взрывов нередко страдали всего лишь офисные служащие и среднего звена менеджеры ненавистных ему учреждений, он резонно отвечал, что они совершили свой добровольный выбор, когда получили эту работу, и несут на себе часть ответственности так же, как на войне её несут не только генералы, но и рядовые солдаты оккупационных армий. В начале 90-х во всех штатах был расклеен фоторобот Унабомбера, но это не дало никаких конкретных результатов. За его поимку назначили награду в миллион долларов. В 95-м он присылает в редакции «Нью-Йорк тайме» и «Вашингтон Пост» свой объемный манифест с требованием опубликовать его в обмен на «прекращение войны». Газеты идут на это, но так как публикация не приводит ни к каким общественным изменениям, Унабомбер продолжает слать бомбы. Миллион за его поимку получили в итоге родственники Качинского, установившие слежку за этимо отшельником. В момент задержания ему было 55. Жизнь была сохранена Унабомберу в обмен на признание за собой всех взрывов. В настоящий момент в тюрьме он занимается теоретической математикой и, так и не раскаявшись, продолжает отстаивать те же взгляды и использовать те же методы борьбы. В доме, где он жил, анархисты собираются открыть Музей Унабомбера, при этом местные власти настаивают на том, чтобы деньги от посещения этого музея-квартиры шли в Фонд пострадавших от его взрывов.

Субкоманданте Маркоc стал известным в строго конкретный день — 1-го января 1994 года, когда на юге Мексики, в штате Чьяпас, началось неожиданное для властей восстание индейцев-сапатистов. Маркос всегда отказывался от навязываемой ему роли «лидера» этого партизанского движения, называя себя всего лишь «голосом», «медиатором» и «стыковочным блоком» между восставшими и остальным обществом. Его статьи, рассказы, открытые письма и стихи, сочетающие в себе партизанскую романтику с редкой для радикала самоиронией, моментально стали классикой для возникавшего тогда по всему свету «антиглобализма». Несколько лет партизанской войны, сменяемой переговорами и снова уходом в лакандонские леса, привели к тому, что существенная часть штата Чьяпас в настоящий момент не контролируется никакой «официальной» властью и живет по собственным, индейским правилам «прямой демократии», граничащей с социальной анархией, а субкоманданте Маркоc продолжает свою священную войну против транснациональной олигархии и местных марионеточных властей, мешающих «индейцам жить по-индейски», стремящихся отнять у них традиционную среду обитания и вестернизировать их самобытную и не умещающуюся в рынок культуру.

Глобализация как система общепланетарного рынка с едиными для всех людей правилами эксплуатации, ритуалами подчинения и господства, культурными стандартами и ростовщической моралью, стала предметом фундаментального исследования итальянского социолога Тони Негри, отбывающего срок в римской тюрьме Ребибья. В соавторстве с американским антиглобалистом Майклом Хардом при помощи Интернета и тюремной библиотеки он написал книгу «Империя», посвященную с одной стороны анализу нового глобального порядка, а с другой — анализу новых возможностей глобального сопротивления этому самому порядку. По версии обвинения, в конце 70-х профессор Негри был «конспиративным руководителем и стратегом» знаменитых «красных бригад». Товарищи по подполью освободили его тогда от непосредственного участия в террористических актах «как особо ценного теоретика». Официально же Негри возглавлял движение «Рабочая автономия», занимавшееся захватными забастовками, протестными голодовками, перекрыванием транспортных магистралей и прочими формами народного сопротивления, не подпадавшими под определение «терроризм». «Полное жизни животное, свирепое со своими врагами и свободное в своих страстях» — так видел тогда Негри победивший революционный народ. От Радикальной партии его избирают в итальянский парламент. Одновременно заводится уголовное дело. Депутатским голосованием с него снимают парламентскую неприкосновенность, и профессор эмигрирует в 82-м во Францию, где занимается преподавательской деятельностью. В 97-м он добровольно возвращается и передает себя в руки властей. Теперь общественная активность политзаключенного Негри сводится к борьбе за права таких же итальянских политических эмигрантов. Дело в том, что во Франции получили убежище и до сих пор живут около двух сотен человек, подозреваемых в пособничестве «бригадам». Власти Италии настойчиво требуют их выдачи и суда. В самой Италии сейчас за решеткой находятся более сотни «красно-бригадистов». В отношении степени и доказанности вины многих из них правозащитники и пресса постоянно высказывают справедливые сомнения. «Империя» Негри и Харда, помимо других важных заслуг, рассеивает созданный СМИ идиотский миф о том, что «антиглобалисты» — это сторонники изоляции, стремящиеся сохранить свои страны, народы, культуры в девственной неприкосновенности от более успешных стран-соседей. Дело обстоит с точностью до наоборот: антиглобализм во всех своих как радикальных, так и умеренных версиях есть движение за повсеместное объединение народов и людей против транснациональной капиталистической власти. Борьба паразитарной элиты и широких занятых полезным трудом масс переносится в эпоху глобализма с внутригосударственного на международный уровень.

Один из самых заметных голосов этой борьбы на Ближнем Востоке — израильский публицист, теоретик, литератор и переводчик Исраэль Шамир. В 60-х, диссидентски настроенным интеллектуалом, он эмигрировал из СССР и был разочарован «реакционной» реальностью Израиля. В 80-х работал пресс-атташе Социалистической партии в Кнессете, но скоро разочаровался и в легальных левых с их «беззубым реформизмом». В 90-х Шамир стал другом палестинского национально-освободительного движения, товарищем арабских коммунистов, своим человеком в еврейской анархистской коммуне Лифта и, по мнению некоторых популярных израильских газет, «внутренним врагом государства номер один».

Том заканчивается текстами активистов антиглобалистского движения, оценивающих знаменитые события в Сиэтле, участниками которых они были. Именно беспорядки в Сиэтле во время саммита Всемирной Торговой Организации позволили одним газетам говорить о «модных международных погромщиках», а другим — о целом «поколении Сиэтла». Сиэтл передал эстафету аналогичных радикальных выступлений левым радикалам всего мира и альтернативным «Социальным Форумам», проходящим ежегодно в бразильском Порту-Алегри. В Сиэтле после совершенно неадекватного освещения массовых выступлений большинством газет и телеканалов, было принято решение о создании «Индимедиа» — разветвленного международного антиглобалистского интеренет-ресурса, действующего сегодня на добровольной основе в большинстве стран мира.