Lotta comunista - МАРЛЕН ИНСАРОВ - Революционеры без революции, или история одной секты (о «Лотта Комуниста»)

"РЕВОЛЮЦИЯ НЕ ЗАКОНЧИЛАСЬ, БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ!"

МАРЛЕН ИНСАРОВ

 

 Революционеры без революции, или история одной секты (о «Лотта Комуниста»)

http://lottacomunista.forumcommunity.net

http://www.edizionilottacomunista.com

http://www.marxists.org/italiano/cervetto/index.htm

У истоков итальянской организации «Лотта Комуниста» («Коммунистическая борьба») стояли два человека – Арриго Черветто и Лоренцо Пароди.

Оба они, молодые рабочие-металлисты, в 1943 г.  стали красными сталинистскими партизанами. Среди рядовых участников и ряда лидеров партизанского движения в Северной Италии в 1943-1945 гг. преобладали настроения, что нужна немедленная социалистическая революция, что вооруженная борьба должна вестись не только против итальянских фашистов и немецких нацистов, но и против капиталистов и помещиков.

Однако все эти революционные устремления гасились на корню Итальянской «Коммунистической» партией, которая подчиняла обладавшее социально-революционным потенциалом движение антифашистскому союзу с либеральной буржуазией. Разрыву с ИКП и образованию мощного социально-революционного поля притяжения препятствовали массовые иллюзии о «стране победившего социализма», стране, где реет красный флаг, а счастливых рабочих и колхозников ведет от победы к победе Джузеппе Сталин. А равным образом этому разрыву препятствовала идейная и физическая слабость политических групп, вокруг которых мог бы выкристаллизоваться третий фронт.

Очень сильные левые фракции Итальянской соцпартии и Партии действия (последняя представляла собой очень мощное в тот момент, но оказавшееся эфемерным образование, стоявшее на позициях синтеза левого либерализма и социализма), критикуя как ИКП, так и правые течения в своих собственных организациях, на разрыв с ними так и не пошли, и подчинялись «антифашистской дисциплине» насквозь буржуазного Комитета национального освобождения, а не входившие в КНО левые отколы от ИКП – «Красная звезда» и «Красное знамя», резко критикуя Тольятти, продолжали верить Джузеппе Сталину, которого Тольятти якобы обманывает, и сохраняли иллюзии, что ИКП можно исправить (лидеру очень сильной в Турине группы «Красная звезда» – Темистокле Ваккарелла — – эти иллюзии стоили жизни – он был убит своими вчерашними товарищами из ИКП, когда пришел к ним на переговоры). Сверх того, эти леворадикальные отколы от ИКП  считали, что вооруженная борьба самодостаточна, и в итоге и сгубили в ней все свои лучшие кадры.

Что касается левокоммунистической Интернационалистской Компартии, стоявшей на позициях Учредительного Ливорнского съезда КПИ 1921 г. и возглавлявшейся Онорато Даменом, то она, как кажется, наоборот, недооценивала важность партизанской вооруженной борьбы и важность создания собственной вооруженной силы в тех условиях, подчеркивая примат борьбы на производстве, что в охваченной войной Северной Италии 1943-1945 гг. было явно оторванной от жизни иллюзией.

В итоге социальной революции в Италии в 1945 г. не произошло, пролетарскую борьбу  против капитализма антифашистские группировки буржуазии смогли перенаправить на борьбу лишь с одной из форм капитализма – с фашизмом. Установился режим буржуазной демократии – с монополией на власть у ХДП, с монополией на оппозицию и на контроль над пролетариатом у блока ИКП-ИСП и с фактическим  всевластием мафии в Южной Италии. Как выглядело великое предательство ИКП в мае 1945 г., можно составить себе эмоциональное представление, посмотрев весьма хороший фильм Бернардо Бертолуччи «Двадцатый век».

Это великое предательство вызывало протест и недовольство пролетариев, однако способности избавиться от контроля ИКП у итальянского пролетариата не нашлось, в итоге монополия ИКП в рабочем движении длилась по меньшей мере четверть века – до новой революционной волны 1969-1980 гг.

Наиболее революционно настроенные, думающие  и бесстрашные активисты ИКП порывали, однако же, со своей родной партией и начинали искать революционную альтернативу за ее пределами – альтернативу в рядах маргинальных теорий и маргинальных политических групп.

Именно так поступили Черветто и Пароди. Их идейные поиски революционной альтернативы тольяттизму и сталинизму сперва привели их к анархизму. Будучи людьми весьма серьезными (рабочие-металлисты и красные партизаны!), они не могли восторгаться всевозможными интеллигентскими изысками вроде анархо-индивидуализма, анархо-мистицизма, анархо-пацифизма и анархо-вегетарианства. Из направлений же анархизма классовой борьбы в соседней Франции в тот период переживал расцвет платформизм – анархо-партийство. Платформизм берет свое начало в «Платформе» Махно и Аршинова, написанной в конце 1920-х годов. Критикуя разгильдяйство и бестолковость как русских анархистов в 1917-1921 гг., так и европейских анархистов в 1920-е годы, Махно и Аршинов выступали за создание сплоченной и дисциплинированной анархистской организации, по сути дела, партии, которая работала бы в массовом движении трудящихся и содействовала бы его переходу на позиции анархо-коммунизма.

Платформа Махно и Аршинова вызвала бурю обвинений их авторов в «анархо-большевизме» со стороны большинства европейских анархистов, так что Аршинов в итоге разуверился в возможности создать из анархистов что-либо стоящее, в 1932 г. признал правоту большевизма и вернулся в СССР (где и был расстрелян в 1937 г.). Но на какую-то часть европейских анархистов платформизм все-таки повлиял. Во Франции в конце 1940-х годов лидер платформистов Фонтени, создав сплоченную и целеустремленную группу, смог установить контроль над рыхлой Анархистской федерацией, переименованной после этого переворота в Анархо-Коммунистическую федерацию (правда, после переворота в АФ-АКФ противники платформизма из числа анархо-индивидуалистов и анархо-мистиков из нее просто ушли, и платформисты, по большому счету, получили лишь вывеску).

Именно под влиянием французского платформизма Черветто и Пароди и создали свою собственную первую организацию – Анархистские группы пролетарского действия (итальянская аббревиатура – ГААП), издававшую с 1950 г. газету «Импульс».

Платформизм в интерпретации Фонтени (во всяком случае), хотя и был куда более серьезным явлением, чем анархизм образа жизни (термина такого, впрочем, тогда еще не было, но явление было), на роль социально-революционной альтернативы явно не тянул, будучи пропитан манипуляторством, элитаризмом, и в итоге дошел до некритической солидаризации с алжирским ФНО и даже до… участия в парламентских выборах.

Недовольная всем этим часть французской АКФ, не нашедшая, к тому же, в классическом анархизме ответа на многие вопросы середины 20 века, отделилась от группы Фонтени и стала издавать журнал «Красное и черное», где отстаивался синтез марксизма и анархизма.

Итальянская ГААП во главе с Черветто и Пароди, также не удовлетворенная анархистской теорией, аналогичным образом принялась штудировать Маркса, Ленина, Троцкого, Люксембург, Бухарина и Бордигу.

Но между подходами «Красного и Черного» и черветтистов была немалая разница. Французская группа, признавая всю важность социально-экономического анализа Маркса и вклад в революционную теорию и практику, сделанный коммунизмом рабочих советов, марксистами так и не стала, подчеркивая, что нужен именно синтез, и что важной его частью будет мощно прочувствованный, хотя теоретически и не додуманный  анархизмом вопрос борьбы не только против экономической эксплуатации, но и  против политического подавления, вопрос уничтожения не только частной собственности в привычном вульгарному марксизму смысле, но и вопрос уничтожения государства и власти вообще (как мы знаем теперь, собственность и власть есть лишь две стороны одного явления, собственность – не что иное, как экономическая власть. Этот момент действительно был сильнее прочувствован и предвосхищен старым анархизмом, хотя теоретически осмысляем он лишь исходя из историко-материалистического понимания возникновения государства как результата разделения труда).

В отличие от группы вокруг журнала «Красное и черное», черветтисты не стали сторонниками синтеза марксизма и анархизма (синтеза, время для которого тогда, быть может, и не пришло), но просто эволюционировали к жесткому марксизму и даже жесткому ленинизму. Анархистский период оказался для Черветто и его товарищей лишь преходящим эпизодом личной биографии. В последующей истории и идеологии группы следов от этого периода практически не прослеживается.

А в первой половине 1950-х годов ГААП была несколько странной группой – анархисты по названию, становившиеся большими марксистами, чем многие из тех, кто себя марксистами называл. В этот период Черветто начал писать регулярные обзоры международной ситуации, что продолжал делать затем до своей смерти в 1995 г. Пароди же, в отличие от Черветто, ставшего революционером-профессионалом, и жившего в тот период времени, сколь нам известно, на скудные случайные заработки, продолжал работать на производстве и  активно участвовал в профсоюзном движении в рядах ВИКТ (Всеобщая итальянская конфедерация труда, крупнейшее профсоюзное объединение,  куда входили члены ИКП и ИСП. Кроме нее, существовали еще две профсоюзных федерации – одна под контролем правящей ХДП, другая – под контролем левобуржуазной оппозиции – республиканцев и социал-демократов). Так стало возникать своеобразие в специфике деятельности будущей ЛК – радикальное профсоюзничество на практике плюс экономический анализ империализма как ведущее направление теоретической работы.

Как профсоюзный активист, Пароди будет избран в национальное руководство ВИКТ и выступит там с резким осуждением подавления «советским» государственным капитализмом революции рабочих советов в Венгрии. Это будет смелый и внушающий уважение поступок честного пролетарского борца. 1956 г. стал в некоторых отношениях поворотным пунктом как в истории итальянского рабочего движения, так и в истории черветтистской группы. Речь Хрущева на XX съезде и подавление «советскими» танками революции рабочих советов в Венгрии явились началом конца безраздельной власти ИКП над рабочим движением. Лидеры ИСП, увидев, что в блоке с ИКП к власти им не прийти, совершили крутой поворот, разорвали союз с ИКП и стали активно интегрироваться в систему буржуазной власти, тогда как левое крыло ИСП во главе с Лелио Бассо начало движение в сторону люксембургистского «социализма снизу» (итогом станет откол и создание левыми социалистами Итальянской соцпартии пролетарского единства).

В то же время немалое количество искренних и идейных активистов ИКП, увидев, что их бог их предал, либо обламывались, уходили из политики или – того лучше – становились буржуазными либералами, – либо же начинали свои поиски революционной альтернативы. Воспользовавшись такими настроениями, Бруно Фортекьяри сумел увести из ИКП около ста (по меньшей мере) ее активистов.

О Бруно Фортекьяри (1892-1980) следует сказать особо.  Сын мясника-социалиста, назвавшего его в честь Джордано Бруно, социалист с ранней юности, во время «красного двухлетия» (1919-1920 гг.). он возглавлял, вместе с Луиджи Репосси, левое крыло ИСП в Милане. Миланские левые, поддерживая по решающим вопросам Бойкотистскую фракцию Бордиги, были более близки не к бордигизму, а к классическому ленинизму. Именно они, наряду с бойкотистами Бордиги и ординовистами Грамши, создали в январе 1921 г. КПИ на съезде в Ливорно. Фортекьяри, вместе с Бордигой, Гриеко, Террачини и Репосси был избран в Политбюро ЦК КПИ и возглавил работу т.н. «Первого бюро» –  подпольного аппарата формирующейся партии.

Сталинисты исключили из партии, т.е. из КПИ, Фортекьяри и Репосси вместе с Итальянской Левой – с Бордигой и его товарищами. После этого Фортекьяри жил под надзором полиции в Милане, пытаясь вести по мере возможностей подпольную работу. В 1943 г. он и Репосси решили заняться энтризмом (ведь левыми коммунистами в строгом смысле они так и не стали!), Фортекьяри – в ИКП, Репосси – в ИСП. У Репосси, изначально рабочего-металлиста, популярнейшего народного оратора, крупного пролетарского организатора-самоучки, энтризм в ИСП кончился ничем, и умер он в 1957 г. в нищете и забвении. Фортекьяри же, получивший, после ритуального покаяния третьестепенный пост председателя какого-то коммунистического кооператива (ИКП и вправду была государством в государстве!), неустанно ткал подпольную сеть левой оппозиции в ИКП (но, на наш взгляд, то, что он сумел увести с собой 100 человек, вряд ли приблизило мировую революцию, и то, что делали как Бордига, так и Дамен было куда правильнее). После подавления венгерского восстания он решил, что пробил час разрыва с тольяттинско-сталинистским оппортунизмом и восстановления партии Ливорно (объединение всех групп, признававших позиции Учредительного съезда КПИ в Ливорно в январе 1921 г., до конца жизни останется Фортекьяри.).

На призыв к объединению, провозглашенный  группой Фортекьяри,  откликнулись троцкисты, Интернационалистская компартия Дамена и ГААП Черветто. Так возник блок, который бордигисты, резко враждебные всей объединительной возне на крайне левом фланге, с иронией назвали «четырехлистником». «Четырехлистник» просуществовал, как и следовало ожидать, недолго. Троцкисты и даменисты вскоре вышли из блока и пошли каждые своим путем. А вот спайка ГААП и группы, отколовшейся от ИКП, все-таки состоялась. Как и все на белом свете, спайка эта оказалась не вечной, часть организации в начале 1960-х годов увлеклась маоизмом и поддержала «антиревизионистский» курс Китая. Лично Фортекьяри тоже образовал затем собственную группу, «Коммунистическая инициатива», сохранившую, впрочем, союзнические отношения с «Лотта комуниста», но настаивавшую на все том же объединении в восстановленную Компартию Италии всех сторонников позиций съезда в Ливорно. Самого Фортекьяри много за что можно критиковать, но имя его должно стать известно левым активистам в СНГ, как и имена Бордиги и Дамена. При всех своих ошибках он был и до конца жизни остался честным пролетарским борцом, остался до самого конца, несмотря на всю тяжесть контрреволюционной эпохи.

После всех этих уходов в 1965 г. и возникает то, что по сей день называется «Ленинистскими группами пролетарской борьбы», но более часто, по названию их газеты, «Лотта комуниста». 1965 г. – это очень интересное время в истории итальянского рабочего движения. Подходит к концу безраздельная гегемония ИКП над рабочим классом, надвигается красное десятилетие 1969-1980 гг. (см. об этом периоде статью Алекса Аспдина на    kiev-communard.livejournal.com/5608.html#cutid1   и kiev-communard.livejournal.com/5674.html#cutid1).

Возникает новая радикальная практика непрофсоюзного рабочего движения, осмысляемая новой теорией – операизмом (начало операистской теории положил еще левый социалист Раньеро Панцьери в начале 1960-х гг. Близок к операизму был выходец из левокоммунистической традиции Данило Монтальди). Потом возникает практика вооруженной борьбы – «Красные бригады», «Прима линеа» и т.д. , но не она была на самом деле наиболее интересным в этой упущенной революции. Революция была (или казалась) возможной в Италии этого периода, но дороги к ней не смогли найти ни вооруженные, ни невооруженные группы внепарламентской левой.

Группы эти не имели отношения по своему происхождению и, в общем-то, по своей идеологии, к старому революционному пролетарскому движению в Италии – ни к Итальянской Коммунистической Левой, ни к старому пролетарскому анархизму. Организации, претендовавшие на преемственность с итальянским левым коммунизмом и с пролетарским анархизмом, стояли на отшибе по отношению к движению 1960-х – 1970-х годов,  и не играли в нем сколько-либо заметной роли.

Крайне левые группы конца 1960-х – 1970-х годов возникли под воздействием трех мощных факторов. Во-первых, под влиянием практики пролетарской внепрофсоюзной борьбы в Италии того периода. Во-вторых, под влиянием мощных традиций левого антитольяттистского сталинизма. В третьих, под воздействием примера революций Третьего мира.
Индустриализация, проводившаяся в 1950-е – 1960-е годы, привлекла в промышленность массу вчерашних батраков и издольщиков из Южной Италии.  Находившие лишь самую тяжелую и низкооплачиваемую работу, не интегрированные в профсоюзную систему, они образовали взрывчатый сплав с высококвалифицированными и имеющими навыки управления производством рабочими Севера, а равным образом со студентами – выходцами из рабочих семей, вынужденными подрабатывать на рабочих специальностях (об этих рабочих-студентах см. вышеуказанную статью Алекса Аспдина). Этот взрывчатый сплав, блок разных групп пролетариата и стал движущей силой несостоявшейся итальянской революции 1970-х годов.

Память о старом революционном движении XIX – начала XX веков была почти полностью перекрыта самым знаковым, согласно буржуазной пропаганде, событием современной истории Италии – антифашистским «Сопротивлением» 1943-1945 гг. – ключевым мифом итальянской политики того времени. Поскольку «Сопротивление» стало перенаправленной и подчиненной буржуазией попыткой социальной революции,  одновременно с официальным благостным антифашистским мифом в народных настроениях существовала мощная память о «Сопротивлении, которое предали», о народной пролетарской революции против фашизма и капитализма, сбившейся с пути из-за тлетворной политики оппортуниста Тольятти.

Так считали, например, левые социалисты и бывшие левые активисты из Партии Действия. От левых отколов от ИКП 1943 – 1944 гг., от «Красной звезды» и «Красного знамени», вроде бы, ничего не осталось, но радикальные настроения были присущи и немалой части активистов самой ИКП вплоть до части ее высшего руководства. Никоим образом не будучи сторонниками социальной революции, ведущей к установлению власти общих собраний, ряд деятелей ИКП в 1945 г. хотели свержения частного капитализма и установления государственного капитализма (как они искренне верили, «социализма») по образцу СССР. Именно такие позиции были у Пьетро Секкья, человека № 3 в иерархии ИКП, отстраненный от своих постов после того, после того, как его личный друг и начальник его охраны  Джулио Сенига 25 июля 1953 г. ушел в подполье с частью партийной кассы, надеясь на присвоенные деньги создать новую революционную партию и начать новую революционную войну (этот трогательнейший эпизод из истории итальянского сталинизма описан в книге Цецилии Кин. Итальянский ребус. М., 1991, сс. 275-281) .

Эти-то вот представления о «преданном Сопротивлении», о необходимости доведения до конца антифашистской революции 1943-1945 гг. и о вооруженной борьбе против демохристианского государства как о необходимом продолжении вооруженной борьбы против «республики Сало» и были преобладающими во внепарламентской левой 1970-х годов, особенно в ее вооруженном крыле. Всему этому способствовало и влияние «национально-освободительных революций» в Третьем мире, во Вьетнаме, в Африке и т.д. Революции эти, как мы знаем теперь, без поддержки пролетарской революции на Западе обречены были оставаться буржуазными революциями и не могли выйти за пределы капитализма, их вожди, чьи портреты вывешивались и чьи имена скандировались революционными студентами и рабочими Запада, – Мао Цзедун, Хо Ши Мин и Фидель Кастро, были буржуазными революционерами, осуществившими буржуазную модернизацию своих стран со всеми соответствующими последствиями. Но тогда понятно это было не очень многим. Понимали это, например, бордигисты, избежавшие как некритической идеализации третьемирских революций, так и высокомерного пренебрежения их революционным (хотя и не социалистическим!) содержанием. С подачи бордигистов понимали это и черветтисты. Но это понимание обрекало на одиночество и изоляцию в охваченном иллюзиями движении и на пребывание на его обочине. Но сказать, что те же черветтисты были слабее «Лотта континуа» и  «Потере операйо» исключительно благодаря своему более правильному пониманию реального характера как движения в Третьем мире, так и в самой Италии, было бы односторонней неправильностью.

«Лотта комуниста» формировалась в 1945 – 1965 гг. Как уже не раз говорилось выше, это было время безраздельного преобладания ИКП (долгое время – в союзе с ИСП) в рабочем движении Италии. Крайне левые революционные группы были в более  или менее жесткой изоляции, и за деятельность в них сталинисты могли избить или даже убить (как были убиты сталинистами в 1945 г. активисты Интернационалистской Компартии Марио Аквавива и Фаусто Атти, оба – коммунисты с начала 1920-х годов). Но хуже реальной физической угрозы была изоляция от своего класса, большинство которого в Италии искренне верило в победу социализма в СССР и с ходу отметало всякую критику в адрес последнего как проплаченную ЦРУ пропаганду (меньшинство же, шедшее за ХДП и мелкими буржуазными партиями, отметало всякие слова о коммунизме как пропаганду, проплаченную русской разведкой).

Чтобы не сломаться и не прогнуться, надо было стать несгибаемым. А как говорит не лишенная проницательности пословица упадочного капитализма, «несгибаемость – это достоинство, со временем перерастающее в диагноз». Сектантство – это оборонительный панцирь, создаваемый революционной группой в неблагоприятных внешних условиях, но панцирь этот тормозит ее развитие, и делает группу неспособной адаптироваться к изменениям в окружающей среде (как это происходит, очень подробно описал великий теоретик исторического материализма А.А. Богданов в своей «Тектологии»).

Несгибаемость и неизменность позиций возвели в догмат бордигисты, прямо и честно заявившие о неизменности марксистских позиций со времен «Коммунистического манифеста». Это стало естественной реакцией на сталинистский и троцкистский тактицизм, вертевшийся, как флюгер, в любую сторону, куда дул малейший ветерок из буржуазного мира. Эта бордигистская вера в неизменность марксизма  делала бордигизм способным сохранить верность революционным позициям в нереволюционную эпоху и передать революционную традицию прошлого новым поколениям (еще в 1930-е годы, в разгар антифашистского народнофронтовского поветрия, журнал сторонников Итальянской Левой в эмиграции «Итог» написал замечательные слова: «Лозунг дня один – не предавать!»). Но весталка, хранящая пламя, не раздует мирового пожара, а неизменность марксизма в понимании бордигистов недискутируема лишь в отношении самых общих вещей (типа насильственной революции, свержения буржуазного строя, разрушения буржуазного государства и установления пролетарской диктатуры и красного террора, что есть вещи совершенно правильные, но марксизм как теория и идеология все же не ограничивается этими самыми общими формулами любого революционного коммунизма).

Бордигисты все же остались пламенными пропагандистами революции. К тому же ссылки на неизменность марксизма ничуть не помешали Бордиге дать самостоятельный и чрезвычайно правильный и глубокий анализ природы СССР как строя первоначального накопления капитала. В последних своих работах Бордига вообще уделял много внимания вопросам, не интересовавшим классический марксизм (о бессмертии человеческого рода и о человечестве как единстве мертвых, живых и не рожденных – потом этот круг вопросов будет интересовать еретика от бордигизма Жака Каматта).

С черветтизмом все обстояло несколько по-другому. Сила бордигизма вытекала из его сознательно избранной изоляции  от реформистской практики. У черветтистов же с самого начала соединялись теоретическая работа, стремившаяся быть революционной, и практика работы в реформистских профсоюзах, практика, которая не могла не становиться со временем все более реформистской (революционером может быть рабочий активист, стремящийся вести революционную работу в реформистском профсоюзе. Но чем более ему (и созданной им группе) удается укрепиться в профсоюзе, тем более он вынужден принимать профсоюзные правила игры и тем более он перестает быть революционером).

«Рабочие хроники» Пароди, публиковавшиеся в ГААПовском «Импульсе» в начале 1950-х, были предвосхищением операизма (как предвосхищением операизма была и работа в 1950-х гг. активиста французской госкаповской группы «Социализм или варварство» Даниэля Мотэ, работавшего слесарем на «Рено», и брошюра «Американский рабочий», изданная в 1947 г. Паулем Романо, рабочим автомобильной промышленности и активистом американской госкаповской группы Джеймса и Дунаевской (см. /libcom.org/history/american-worker-paul-romano-ria-stone) но эволюция к жесткому ленинизму, произошедшая в «Лотте комунисте», сделала ее абсолютно нечувствительной к операистским импульсам конца 1960-х – 1970-х годов.

Что писала «Лотта комуниста» по поводу рабочего движения 1970-х годов в Италии, знать было бы весьма интересно, однако в силу существовавшего в группе разделения труда Арриго Черветто писал о международных вопросах и об общей политике в Италии, вопросами же рабочего и профсоюзного движения занимался прежде всего Лоренцо Пароди, работы которого оказались нам недоступны. Понятно то, что «Лотта комуниста» сильно уступала по своему влиянию в 1970-е годы таким внепарламентским группам, как «Потере операйо» и «Лотта континуа». Понятно и то, что одной из причин такой слабости стала зацикленность «Лотта комуниста» на формах рабочей борьбы прошлого, на профсоюзничестве, отсутствие понимания того обстоятельства, что пролетариат – не только объект экономических законов капитализма, но и субъект классовой борьбы, которая как раз и является  мотором движения капитализма к его гибели (такое понимание центральной роли пролетарского сопротивления для движения капитализма было главной операистской новацией). О причинах, приведших «Лотта комуниста» к крайнему объективизму, мы поговорим чуть ниже.

Бордигисты писали, что в 1970-е годы «ЛК» подписывала осуждение «Красных бригад» совместно с ХДП и прочей буржуазной сволочью и в доказательство приводили ксерокопии газет тех лет. Бордигисты не имеют привычки врать (и уж тем более, не имеют возможности фальсифицировать газеты). Разумеется, «Красные бригады» можно очень за многое критиковать, но подписывать декларации против них вместе с ХДП и прочей буржуазной сволочью – это еще хуже, чем осуждать «приморских партизан» вместе с «Единой Россией».

Какие же причины привели к такому печальному результату искренних революционеров, какими изначально являлись, вне всякого сомнения, Черветто, Пароди, и их товарищи? Описав организационную историю «ЛК», мы должны обратиться к идейной эволюции мышления Черветто и его товарищей, идейной эволюции, обусловленной, как и все в классовом обществе, динамикой классовой борьбы. Нет нужды повторять, что Черветто и его единомышленники изначально были революционерами. Вырождение «ЛК» обусловлено трагической ситуацией «революционеров без революции» (именно так, «революционером без революции» назовет Черветто в написанной им его биографии итальянский левый активист Юрий Коломбо, долгие годы проведший в «Лотта комуниста»). Революция – не результат желания революционеров. Революция – это решение противоречий классового общества, когда последние достигают такой остроты, что иным путем, кроме революционного, решены быть не могут. Когда противоречия в обществе не достигают такой остроты и правящие классы способны решать возникающие противоречия, предотвращая революцию, тогда революция является объективно невозможной.

В ситуации, когда революция невозможна – не несколько лет, а долгие десятилетия,  революционеры обречены либо оставаться маленькой группой хранителей пламени прежней революционной борьбы, группой, видящей свою миссию в том, чтобы передать революционную традицию новым поколениям (именно так понимали свою роль Бордига и его товарищи, в чем и заключается их историческое величие), либо, если они желают заниматься реальной политикой, обречены на реформистское перерождение. Именно так произошло с троцкистами и черветтистами.

Черветто был революционером. Но жизнь его пришлась на эпоху, когда капитализм с помощью мировой бойни сумел на время снять остроту своих экономических противоречий, и социалистическая революция в Европе была снята с реальной перспективы на целую историческую эпоху. Рабочее движение в Европе, в Италии являвшееся очень боевитым и радикальным, оставалось реформистским рабочим движением (революционные потрясения 1970-х годов расшатали эту гегемонию реформизма, но революции не произошло, капитал затем смог перейти в контрнаступление, и произошло размывание и исчезновение старого рабочего движения как такового).

Революционные потрясения происходили не в Западной Европе, где жил Черветто, а в Азии, Африке и Латинской Америке, словом, на капиталистической периферии. Но без поддержки социалистической революции в империалистическом центре революции на периферии были обречены оставаться буржуазными революциями, имевшими результатом не уничтожение капитализма, а его дальнейший прогресс, буржуазную модернизацию. И Черветто это прекрасно понимал.

Книга Черветто «Унитарный империализм», изданная в русском переводе «Лотта комуниста» в 2005 г. и представляющая собой два огромных тома, заполненных статьями Черветто о проблемах мировой политики 1950-1980 гг., статьями, писавшимися для прессы его организации, является крайне полезной для внимательного чтения всем, кто хочет лучше знать ту ушедшую уже в безвозвратное прошлое эпоху. Многие статьи представляют собой мастерское соединение трезвого научного анализа и подлинной революционной страсти (особенно врезается в память некролог Патрису Лумумбе).  Иллюзии о социализме в СССР, о неимпериалистической природе «советской» внешней политики, о благостности мирного сосуществования (реально – мирной и немирной конкуренции разных империалистических блоков), о социалистическом характере буржуазно-прогрессистских режимов Третьего мира – все эти флюсы левой идеологии той эпохи  взрезаются скальпелем историко-материалистического анализа. Если Черветто и не сопоставим как теоретик с такими фигурами, как Маркс, Энгельс, Ленин, Троцкий, Богданов, Бордига, то в один ряд с марксистскими звездами второй величины вроде Плеханова, Розы Люксембург, Бухарина и т.д. он попадает однозначно.

Важнейшей работой А. Черветто являются «Тезисы 1957 г.». В них он, вопреки всем иллюзиям о возможности скорой социалистической революции, доказывает, что социалистическая революция на Западе невозможна до тех пор, пока существует не переработанная еще полностью капитализмом по образу и подобию своему докапиталистическая периферия на Востоке. Пока у капитализма есть огромное поле для развития в Китае и Индии, пишет Черветто в духе теории Р. Люксембург о взаимосвязи упадка капитализма с исчерпанием некапиталистической периферии, до тех пор его последний час не пробил, ему есть куда перекладывать свои противоречия, и мировая коммунистическая  революция остается ориентиром далекого будущего, а не непосредственной перспективой настоящего.

Очевидно, что капиталистическая переработка Китая и Индии (а Черветто писал именно о реальном господстве капитала, об отделении непосредственного производителя от средств производства и превращении его в наемного работника, а не о формальном господстве капитала, не о подчинении накоплению капитала старого непосредственного производителя, остающегося еще на докапиталистическом производственном базисе), есть дело не одного года, а долгих десятилетий. Десятилетий, когда непосредственная революционная борьба за социализм объективно невозможна.

Возникал вопрос: а что делать революционерам в такой ситуации? Пытаться героическим самопожертвованием подтолкнуть историю, как будут делать активисты вооруженных групп в 1970-е годы, – так для этого Черветто и Пароди были слишком марксистами и слишком хорошо понимали тщету волюнтаризма.  Ехать на периферию и класть головы за революции, могущие иметь своим объективным результатом только буржуазную модернизацию,  – а какой с точки зрения коммунистической революции в этом вообще смысл? Буржуазных революционеров на Востоке хватало и без Черветто, а вот с революционными коммунистами на Западе была большая недостача. Заниматься чистой теорией? Так для этого Черветто и Пароди были слишком людьми дела.

Оставалась реформистская практическая работа в профсоюзах для налаживания «связей с массами» и изучение современного капитализма и классовой борьбы, чтобы не прозевать час, когда капитализм довершит свою прогрессивную работу на Востоке и, наконец, палач встанет у порога. И, само собой, создание и укрепление собственной революционной организации, чтобы она во все готовности через 50 лет встретила час последнего боя.

Проблема оказалась в том, что в длительное отсутствие революционной ситуации невозможна никакая революционная организация – и никакая революционная теория. Нельзя делать реформистскую работу, не делая при этом работы революционной, – и остаться при этом  революционером. Нельзя создавать теорию вне связи с практикой реальной революционной борьбы – и остаться при этом революционером. Действительность, увы, сильнее наших желаний.

Как вырождалась теория у Черветто, можно хорошо видеть по его работам. Силу статьям, написанным в 1950-е – 1980-е годы и вошедшим в «Унитарный империализм», придает их связь – пусть и не прямая – с практикой революционной борьбы – как национально-освободительными буржуазными революциями на Востоке, так и с пролетарской революционной волной 1968-1980 гг. на Западе.

Эта революционная волна не привела к революции, капитал перешел в наступление (в Италии переломом  оказалось поражение забастовки на «Фиате» в 1980 г.). Наступила эпоха тэтчеристского и рейганистского неолиберализма. Капитализм «государства социального обеспечения», бывший возможным на волне 30-летнего экономического бума в 1945-1973 гг., оказался нежизнеспособен в период затяжного экономического спада, когда возобновила свою работу тенденция нормы прибыли к падению. Но уничтожен капитализм «социального обеспечения» был не пролетарской революцией, силы которой потерпели поражение к началу 1980-х годов,  а буржуазной реакцией.

Если взять сборник статей Черветто «La Contesa mondiale» («Международное соперничество», на русский язык не переведен), то мы увидим, как изменение мировой ситуации изменило проблематику статей. Анализ революционного движения в Третьем мире отмирает вместе с объектом исследования, и вместо некролога Патрису Лумумбе с пронизанным революционной страстью призывом к боевому союзу пролетариата Запада и крестьянства Востока пишутся работы по исследованию межимпериалистических противоречий и борьбы за дележ прибыли между разными государствами и ТНК (раньше Черветто писал и об этом тоже, но писал не только об этом!). Эта тенденция еще более усиливается в сборнике статей 1990-1995 гг. «Многополярный мир» (есть русский перевод).

Марксизм становится у Черветто из теории пролетариата теорией буржуазии, а газета «Лотта комуниста» все больше превращается в марксистский аналог журнала «Экономист». Превращение марксизма из теории пролетариата в теорию буржуазии первоначально являлось лишь сменой объекта исследования, т.е. на смену изучения пролетарской борьбы теория занялась изучением буржуазной конкуренции. Однако всякий ученый волей-неволей проникается логикой объекта своего исследования, и результатом такого непроизвольного принятия логики классового врага  стал перл в «Многополярном мире», где Черветто говорит о пенсионерах как о социальных паразитах и высказывается за желательность отмены пенсий вообще (не имея книги под рукой, мы не можем привести сейчас точную цитату и указать страницу). Чубайс был бы от такого марксизма в крайнем восторге.

Экономический прогрессизм и продуктивизм вообще представляют собой ахиллесову пяту марксизма (см. очень хорошую статью «Прогрессивность капитализма? Это смотря со стороны какого класса посмотреть» на revsoc.org/archives/4682), общую ему со всей буржуазно-прогрессистской идеологией. У Черветто этот порок марксизма достиг крайних пределов.

Непонятым Черветто осталось, например, важное противоречие самой действительности: если социалистическая революция невозможна до тех пор, пока капитализм не охватит весь земной шар и не попытается перестроить все человечество по образу и подобию своему, то она точно так же окажется невозможной, если капитализму удастся эта попытка. Тенденция капитализма состоит в разрушении всех человеческих чувств и всех человеческих связей, кроме тех, которые требуются накоплению капитала. Ему нужны не люди, а воспроизводящие капитал роботы. Такие роботы, лишенные человеческих чувств солидарности и братства, не способны построить новый мир и даже не способны разрушить мир старый.

В отличие от Черветто мы исходим из того, что попытка капитализма перестроить человечество в требуемом капиталу духе, чем более интенсивно и яростно она будет осуществляться (а куда уж интенсивнее и яростнее, чем  она происходит  в последние 20 лет, когда все стало товаром?), тем более яростное сопротивление она вызовет со стороны подавляемых и уничтожаемых им человеческих связей (как столыпинская попытка разрушить общину вызвала с ее стороны отчаянное сопротивление, увенчавшееся общинной крестьянской революцией 1917г.). Действие столкнется с адекватным ему противодействием. Чем кончится этот последний бой, мы пока знать не можем.

Во всяком случае, реальную проблему РАЗРУШЕНИЯ капитализмом  СУБЪЕКТИВНЫХ предпосылок социализма (наряду с созданием им его ОБЪЕКТИВНЫХ предпосылок) в упор не видели ни Черветто, ни другие марксисты-прогрессисты (в отличие от народников и некоторых еретиков от марксизма вроде махаевцев).

Для Черветто объективистское вырождение его марксизма, превращение материалистического понимания истории из теории революционной борьбы пролетариата в объективистское исследование прогресса капитализма (который, ясное дело, когда-нибудь свергнет правильная ленинистская «партия-наука» – один из любимых терминов черветтистской секты, выработавшей свой собственный теоретический жаргон) означало в т.ч. и рассмотрение пролетариата исключительно в качестве объекта воздействия экономической эволюции капитализма, а не как субъекта, находящегося в созданной этой эволюцией ситуации, но так или иначе реагирующего на нее и своим сопротивлением, принимающим самые разные формы – от волынки до коммунистической революции– изменяющего саму ситуацию.

Троцкий писал в конце 1930-х годов, что газета американских троцкистов «The Militant» очень хороша, однако  в ней не видно живого американского рабочего, который пьет виски и дерется со скэбом (штрейкбрехером). Точно также, издания «Лотта комуниста» содержат много полезных материалов с цифирью о росте численности мирового рабочего класса, но по ним не видно самого важного: что думают и что чувствуют реальные рабочие, как они реагируют на ситуацию, в которой вынуждены находиться, как и почему они борются или не борются. Пролетариат рассматривается «Лотта комуниста» как чисто экономическая категория, а не как коллективный субъект.

Объективистский подход, малопригодный для понимания такого сознательного акта, как социалистическая революция, поспособствовал, впрочем, глубокому пониманию Черветто многих аспектов современной мировой политики.

Вопросами мировой политики много интересовались сами основатели марксизма – Маркс и Энгельс, но статьи их на данную тему, разбросанные по разным современным им газетам и вошедшие в малочитаемые тома их Собрания Сочинений, оказались известны куда меньше, чем их работы по политической экономии и философии. Интересовала данная тематика и ряд марксистов последующих поколений (Радека или Эрнста Генри, например),  но оригинальный вклад Черветто в историко-материалистическое понимание мировой политики весьма значителен. Особое внимание  Черветто уделил проблемам соотношения сил между империалистическими центрами. Он критиковал такую типичную буржуазную лженауку, как геополитика (процветание которой в современной России – симптом упадка теоретического мышления у русских буржуазных идеологов, наряду с процветанием астрологии), зато отталкивался от куда более реалистичной концепции «баланса сил», выдвигавшейся рядом буржуазных теоретиков. Эта последняя объясняет изменяющийся баланс сил между империалистическими державами не неизменной географией, но меняющейся экономической мощью, причем подчеркивает, что военное перенапряжение, необходимое для удержания гегемонии в мире, рано или поздно приводит державу-гегемон к экономическому упадку и к потере гегемонии (наиболее известной работой в этом духе является книга Пола Кеннеди «Взлет и падение великих держав. Экономические изменения и военные конфликты в 1500-2000 гг. (см. о ней на en.wikipedia.org/wiki/The_Rise_and_Fall_of_the_Great_Powers). Пол Кеннеди, сознательный американский буржуа, достаточно искусно и правильно пользуется методом исторического материализма. В России к тому же направлению в исследовании международных отношений принадлежит Олег Арин, считающий себя социалистом и марксистом, но при этом питающий иллюзии о социалистичности современного Китая – см.   olegarin.com/olegarin/Oleg_Arin/Oleg_Arin.html).

Черветто предвидел закат мировой гегемонии США, вызванный упадком их экономической гегемонии в мире, предвидел за много десятилетий до того, как рассуждения о «закате pax americana» стали общим местом у русских национал-патриотических экономистов, предвидел тогда, когда американская гегемония казалась не только «политикам из пивной», но и многим серьезным ученым чуть ли не вечной. Предвидение это было результатом не гениальной интуиции, но трезвого материалистического анализа. В империалистическом центре выше зарплата и, при прочих равных условиях, ниже норма прибыли, поэтому капитал будет мигрировать оттуда на территории с более низкими зарплатами и более высокой нормой прибыли. Это приведет к упадку промышленной мощи США, которая, в конечном счете, является необходимой подосновой экономической и военно-политической гегемонии. Чисто финансовая гегемония не является устойчивой и обречена на крах, как произошло это и с прежними гегемонами буржуазного мира – с Голландией и с Британской империей.

Перенос капиталов в отсталые страны ведет к подъему их промышленности, к росту и революционизации их пролетариата, к превращению этих стран в самостоятельные империалистические центры силы, способные выступить самостоятельным фактором в мировой борьбе за гегемонию и дележ наследства прежнего гегемона (т.е. США). Таким образом, Черветто предсказал экономический подъем капиталистического Китая и Юго-Восточной Азии вообще, как и образование новых империалистических блоков (оно еще не закончилось, но результатом этого процесса станет  Третья  Империалистическая  война). Важность всех этих вопросов очевидна, и плохо не то, что Черветто занимался ими, а то, что он к концу жизни занимался почти только ими, и что борьба различных группировок буржуазии отодвинула для него на задний план борьбу буржуазии и пролетариата.

В своей книге «Политическая оболочка» (есть русский перевод) Черветто попытался развить высказанные Марксом идеи о буржуазной демократии как оптимальной для буржуазии форме ее политического господства – оптимальной как с точки зрения урегулирования противоречий между разными группами буржуазии внутри страны, так и с точки зрения подчинения пролетариата буржуазному государству (буржуазная демократия лучше способна поддерживать у пролетариев иллюзию, что буржуазное государство является их собственным государством, чем это может делать откровенная буржуазная диктатура). Достоинства этой работы Черветто бесспорны.

Книга Черветто «Классовая борьба и революционная партия» (есть русский перевод) представляет собой некритическое популярное изложение ленинских идей о партии своим собственным (как мы считаем, ухудшенным) языком, некий аналог СССР-овских популярных работ на ту же тему.

Вообще, у черветтистов не было той самостоятельности в отношении ленинизма, которая несомненна даже в бордигистской традиции. Догматическое следование ленинизму при –  де-факто – отходе от него в ряде вопросов приводит черветтистов к странным противоречиям, решаемым словесными увертками (черветтисты, например, против участия в выборах в современных условиях, но считают, что Ленин все-таки был прав по данному вопросу, а Бордига ошибался). Ленин и вправду является для черветтистов богом (подробнее мы скажем об этом чуть ниже).

Черветто умер в 1995 г. Еретик стал ересиархом, молодой рабочий парень, ушедший в красные партизаны (статьи его, написанные в разное время и рассказывающие о судьбах красных партизан Савоны, гибнувших под нацистскими пулями, веря, что смертью своей они приближают победу социализма, будут опубликованы его товарищами отдельным сборником уже после его смерти), а потом, увидев, как руководство его партии  предало надежды, с которыми шли на смерть он сам и его товарищи, порвавший с этим руководством, отказавшийся от всяких карьерных перспектив в ИКП и живший впроголодь, тратя все время на чтение марксистской классики, чтобы самостоятельно разобраться, что произошло, и что в этой ситуации делать, стал крупным марксистским теоретиком – и основателем догматической секты.  Нет ничего печальнее картины превращения теоретического прорыва в новую мертвую догму, превращения живого в мертвое. И печальнее всего, что процесс этот заметен далеко не сразу, и обыкновенно деградирует не только новая теория, деградирует и ее создатель, так что способностей увидеть эту деградацию и восстать против нее у него обычно нет. Восставать против догмы придется новым еретикам…

Мы завершили историческую часть и перешли к современному состоянию «Лотта комуниста». По понятным причинам, знаем мы далеко не все, а то, что знаем, выглядит так. У «Лотта коммуниста» есть несколько тысяч (вроде бы) активистов в Италии, где центром организации является Генуя. Сверх того, есть маленькие группы во Франции, Испании, Греции, России (Санкт-Петербург) и Бразилии (см. it.wikipedia.org/wiki/Lotta_Comunista). Ежемесячно издается  газета «Лотта Комуниста» на итальянском языке, выходят аналогичные издания (содержащие  преимущественно переводы с итальянского из «Лотта Комуниста») на других языках (на русском – «Бюллетень Интернационалист» с приложениями). Работа в интернете ведется очень слабо, хотя в последние годы все же интенсифицировалась по сравнению с началом 2000-х годов. Большая часть материалов в электронном виде не существует. Издается и переиздается старая марксистская классика, что, очевидным образом, полезно для революционного движения в целом.

Издания «ЛК» являются марксистским аналогом журналов «Эксперт» и «Коммерсант-власть», содержащим почти исключительно исследования о борьбе разных буржуазных государств и разных буржуазных группировок. Польза от таких исследований бесспорна, но политическая организация, де-факто сводящая свою публичную деятельность к изданию таких исследований, лишена права на существование. При Коминтерне существовал институт по исследованию современного капитализма, возглавлявшийся Ене Варгой, и издававший свои бюллетени, но деятельность Коминтерна отнюдь не сводилась к работе данного института.

Есть еще, как и прежде, активная профсоюзная работа, но узнать о ее характере по газете «Коммунистическая борьба» абсолютно невозможно.

Что касается содержания работ по современному капитализму, публикуемых в «Лотта комуниста» и в «Бюллетене Интернационалист», то бросается в глаза все тот же капиталистический прогрессизм, особенно чудовищно выглядящий для людей, живущих в регионах, где упадок капитализма принял затяжной и чрезвычайно болезненный характер – в России и в Украине.

…В начале 2000-х годов активисты «Лотта комуниста» попросили товарища из одной российской левокоммунистической группы, общавшейся в тот период с «ЛК», не собираясь, впрочем, вступать в нее, написать для газеты «Лотта комуниста» небольшую заметку о состоянии нефтяной промышленности Башкирии. Чем больше этот товарищ штудировал книги по современному состоянию нефтедобычи и нефтепереработки в Башкирии, тем больше убеждался, что она переживает худшие времена. Месторождения истощаются, в т.ч. благодаря хищническим методам нефтедобычи, изучение и открытие новых месторождений практически не ведется, потому что русскому капитализму в высшей степени присуща королевская добродетель: после меня – хоть потоп. Все это данный товарищ и написал в своей заметке. Опубликована она в «ЛК» не была, потому что противоречила догмату «ЛК» о постоянном и неуклонном прогрессе капитализма в России.

Если такая зарубежная левокоммунистическая группа, как Интернациональное коммунистическое течение (internationalism.org), убеждена, что мировой капитализм с 1914 г. находится в стадии упадка, и подобная позиция неспособна объяснить триумфальное шествие капитализма в XX веке по всему земному шару, как неспособна объяснить и гигантский прогресс техники и науки в этот период, то «Лотта Комуниста», подчеркивая прогресс капитализма в XX веке, закрывает глаза на противоречивость этого прогресса, все более перерастающего на наших глазах в прогрессирующую деградацию, закрывает глаза на разрушительный характер буржуазного прогресса,  который изначально, будучи прогрессом в одних областях и в одних смыслах, являлся регрессом и деградацией для других областей и в другом смысле. Исключительно антагонистический, насквозь противоречивый характер буржуазного прогресса подчеркивал в свои лучшие минуты сам Маркс, его хорошо понимают бордигисты (им принадлежат слова – «единственно хорошее в капитализме – так это то,  что он сам роет себе могилу»), наконец, его понимаем мы, но буржуазный прогрессизм «Лотты» еще дальше от понимания АНТАГОНИСТИЧНОСТИ БУРЖУАЗНОГО ПРОГРЕССА, чем теория всеохватывающего упадка капитализма с 1914 г., отстаиваемая ИКТ. Вообще увлечение «Лотта комуниста» капитализмом и его логикой принимает иной раз весьма забавные формы. Так, одна активистка существовавшей в Ленинграде и ныне распавшейся госкаповской Марксистской группы «Рабочее действие» (МГРД, marksizm.info) рассказывала, что одно время МГРД-шники и питерские лоттовцы независимо друг от друга, но одновременно приходили к проходной одного завода, каждые – со своими собственными изданиями. Наконец, лоттовцы сказали МГРД-шникам: «Зачем мы создаем друг другу конкуренцию и перебиваем рынок сбыта? Давайте поделим рынок: одни заводы – вам, другие заводы – нам» (на память приходит не имеющий отношения к «Лотта комуниста» реальный случай, похожий на анекдот, как в конце 1990-х годов одна активистка Российской партии коммунистов объясняла одному троцкисту, почему она не может его полюбить: «Мы ведь коммунисты? – Ну, да, коммунисты. – Марксисты? – Да, марксисты. – А раз так, то марксизм нас учит, что любовь, как идеологическая надстройка, может возникнуть лишь на соответствующем материальном базисе. А вот материального базиса у нас с тобой и нет»).

Но вернемся к «Лотте».

По изданиям «Лотта комуниста» абсолютно невозможно понять, чего же хочет сама организация. Коммунизма? – Так это ответ чрезвычайно общий и  невнятный. Насколько мы знаем, у «Лотта комуниста» нет даже своей программы или программной декларации. Что такое коммунизм, как за него бороться, какие должны быть формы и методы пролетарской борьбы в современном мире, что должны делать сторонники коммунизма в реальной классовой борьбе – все это для «Лотта комуниста» куда менее важные вопросы, чем борьба за передел автомобильного рынка между двумя ТНК.

Непонятно даже, как организация, лишенная публично выраженных политических позиций, оказалась способна привлечь к себе несколько тысяч (или, по меньшей мере, несколько сотен, сторонников), о наличии которых единодушно говорят товарищи, бывавшие в Италии и общавшиеся на митингах и собраниях с рядовым активом «ЛК».

Решается эта загадка, на самом деле, достаточно просто. «ЛК» представляет собой типичную квазирелигиозную секту, а распад прежних коллективных «мы» в современном мире упадочного капитализма породил у оставшихся обреченными  на бессмыслицу одиночества «я» поиски новых «мы», среди которых, не последнее место, наряду с уличными бандами, движениями футбольных фанатов и молодежными субкультурами занимают и религиозные секты (методы работы «ЛК» – обход квартир с предложением купить их газету – чрезвычайно напоминают методы работы Свидетелей Иеговы). Если могут быть секты, верящие в бога, почему не быть сектам, верящим в Маркса? Активист российской госкаповской группы, Интернационального коммунистического союз (intercomunion.narod.ru) рассказывал, что как-то раз он полемизировал с активистами ЛК на разные темы. В доказательство своей правоты лоттовцы сослались на мнение Ленина. «Так Ленин не был богом, он мог ошибаться», – ответил он, и услышал в ответ сказанное на полном серьезе «Нет, Ленин был Бог». – «Как,  и Маркс был Бог?», – растерявшись от неожиданного ответа, спросил он и услышал в ответ не менее  серьезное: «Да, и Маркс был Бог».

Авторитарное мышление, ссылающееся как на доказательство не на опыт и разум,  а на мнение авторитета (таким авторитарным мышлением в высшей степени отличался и сам Ленин, что было подчеркнуто Богдановым в его работе «Вера и наука» – revsoc.org/archives/5738#more-5738), заведомо враждебно освобождению угнетенных классов, которое предполагает как раз освобождение как от телесных цепей, так и от цепей умственных, приучающих смиренно относиться к телесным цепям, накладываемым на пролетариат очередными претендентами на роль его освободителей.

Авторитарное мышление есть лишь другая сторона авторитарной практики. Как известно, «ЛК» не проводит съездов, которые принимали бы решения, определяющие политику организации, все решения принимаются руководством организации, которое даже формально не является выборным и подотчетным всей организации. В руководство «ЛК» не выбирают, в него кооптируют.

Ленинизм отдыхает. Большевистское ЦК рядовые члены партии имели хотя бы формальную возможность переизбрать в случае несогласия с ним, в отношении руководящей группы «Лотта комуниста» ее переизбрание невозможно даже формально. Сбылись слова Сталина: это руководство можно снять только путем гражданской войны.

Кооптирование руководящего состава вместо его выборности имеет смысл в организации, действующей в условиях жесткого подполья. Причины понятны. В такую организацию неизбежно будут проникать провокаторы, а выборность руководства лишена смысла без знания всеми избирающими массы подробностей о кандидатах в руководство. Именно поэтому не избирался, а кооптировался легендарный Исполнительный комитет «Народной воли». Но даже в условиях подполья кооптация руководства имеет множество негативных последствий и может рассматриваться лишь как вынужденное меньшее зло. В том же ИК кооптационный принцип его пополнения вел к все большему его отрыву от местных групп, и именно поэтому оппозиция в «Народной воле» в 1883 г. предлагала создавать руководство партии путем делегирования от местных групп.

В условиях, когда существуют  возможности для открытой или полуоткрытой деятельности,  кооптация руководства ведет лишь к увековечиванию деления внутри организации на тех, кто принимает решения, и тех, кто исполняет их, иными словами, ведет к воспроизводству в организации, желающей быть революционной, основного принципа классового общества. Авторитарная политическая организация, постоянно и сознательно воспроизводящая в своих рядах разделение на руководящее ядро, принимающее решения, и рядовых членов, исполняющих решения и верящих в непогрешимость своего руководства как посредника между Святой Троицей (Марксом, Энгельсом и Лениным) и грешным миром, в принципе не может быть борцом за коммунизм.  Ведь коммунизм означает именно уничтожение разделения труда на организаторский и исполнительский, того разделения, которое и является объективной основой распада общества на классы. По своей природе социально-революционная  организация подразумевает активность, инициативу и самостоятельность мышления всех ее активистов, отсутствие деления на тех, кто принимает решения и тех, кто их исполняет, способность членов организации вместе вырабатывать решения и вместе их исполнять.

Разумеется, социально-революционная организация не может быть островком коммунизма в классовом обществе. Люди, входящие в нее, сформированы и деформированы капитализмом, даже если его влияние на них имело иной характер, чем его влияние на других людей. Восстающий тоже определен, хотя и по иному, чем покорившийся, характером того, против чего он восстает. Поэтому отношения активистов в революционной организации даже в лучшем случае лишь приближаются к чистым отношениям братства и товарищества, будучи сильно искажены «слишком человеческими» страстями эпохи упадочного капитализма.

Кроме того, в революционной организации товарищи, имеющие больше знаний, политического опыта или даже просто больше свободного времени, чтобы заниматься делами организации, неизбежным образом оказывают больше влияния на дела организации. Попытки противодействовать этому путем создания хитрых организационных схем заведомо безнадежны.

Но одно дело, когда просто прислушиваются к мнению людей, обладающих большим уважением в организации, решения же принимает организация в целом, другое дело – когда лидеры рассматриваются как непогрешимые авторитеты и приобретают постоянную реальную и формальную власть. Если это произошло, тогда организация перестала быть революционной группой и стала авторитарной сектой. Она безвозвратно потеряна для дела социальной революции

Подведем итоги. Изначально Черветто, Пароди, и их товарищи были искренними революционерами. После великого предательства ИКП в 1945 г., когда Итальянская «Коммунистическая» Партия пошла на сговор с буржуазией, предав надежды красных партизан на осуществление ею социалистической революции (как эти партизаны ее себе представляли), Черветто и Пароди стали искать революционную альтернативу сталинизму и нашли ее в собственной версии ленинизма, испытавшей немалое влияние бордигистского крыла Итальянской Коммунистической левой (от бордигизма идет понимание СССР и подобных ему обществ как обществ, где происходила буржуазная модернизация и господствовал капитализм; от бордигизма шло и признание невозможности участвовать в выборах в современную эпоху).

Ленинизм, изначально бывший сложным переплетением революционно-социалистической и революционно-буржуазной идеологий (обе эти составляющие в разные периоды были в нем то сильнее, то слабее), дал ответ – как оказалось, не коммунистический, а революционно-буржуазный, – на проблемы российской действительности. Привести к победе социалистическую революцию на Западе он не смог и не мог даже в свой лучший период (справедливость требует признать, что не смогли привести ее к победе ни Германо-Голландская, ни Итальянская Левая, – потому что, как знаем мы теперь, условия для победы мировой коммунистической революции тогда еще не созрели). В результате официальный коминтерновский ленинизм стремительно выродился на Западе в идеологию модернизированной социал-демократии (сохранившись на Востоке до 1980-х годов как идеология буржуазных революций).

На подобное же вырождение были обречены и еретические версии ленинизма – как троцкистского, так и черветтистского (или вообще госкаповского) толка. У черветтизма вырождение это стабилизировалось в триединой формуле: капиталистический прогрессизм в теории, радикальное профсоюзничество на практике, сектантский авторитаризм в организационном строении. В нынешнем виде «Лотта комуниста» не может быть организацией, приближающей социальную революцию (что не умаляет пользы от исследования ее аналитиками многих частных аспектов современного капитализма). Переход на социально-революционные позиции требует от активистов «ЛК» не преемственности, а разрыва с большей частью их специфического опыта.

Трагедия Черветто и его товарищей обусловлена в конечном итоге неактуальностью революции в их эпоху. Обречены ли на повторение этой трагедии революционеры современной эпохи, начала XXI века?

По сравнению с серединой XX века сменилась эпоха. На земном шаре нет больше массовых докапиталистических зон, за счет которых капитализм мог бы расти вширь. Капитализм подчинил себе весь Земной шар, и именно поэтому его противоречия стали нестерпимы. Производительные силы все больше превращаются в разрушительные силы, разрушающие как природу, так и человека. Буржуазия не способна сейчас решать эволюционным путем вызванные ее господством общественные противоречия (причины, приведшие к кризису 2008 г., так и не были устранены, более того, за попытку их устранения никто не всерьез и не брался). Именно поэтому мировая коммунистическая революция является сейчас единственным средством решения этих противоречий, решения, без которого невозможно дальнейшее развитие рода людского. Конечно, революция грянет не в следующем месяце и не в следующем году. Но все ближайшие десятилетия освещены светом грядущей революции, все движется к последнему и решительному бою. Эти десятилетия станут воистину решающими для судеб человечества.

В этой ситуации очень много зависит от самих революционеров. Нет  предопределенной гармонии, что революционная группа не деградирует в квазирелигиозную секту (дурное дело – самое нехитрое!), но роковой неизбежности такой деградации, как в середине XX века, сейчас нет. Надо только смотреть открытыми глазами на мир, учиться самостоятельно мыслить и самостоятельно действовать. «Мы берем из прошлого пламя, а не пепел», – правильности этих слов не вредит то, что их сказал реформист Жорес. Отбросив капиталистический прогрессизм и ленинистский квазирелигиозный догматизм «Лотта комуниста», революционное движение будущего сохранит все ценное, живое и революционное, что было в еще не окостеневшей в догматизме мысли пролетарского революционера Арриго Черветто.