Э́рих Курт Мю́зам (нем. Erich Kurt Mühsam) - Революционная мораль

"РЕВОЛЮЦИЯ НЕ ЗАКОНЧИЛАСЬ, БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ!"

Э́рих Курт Мю́зам (нем. Erich Kurt Mühsam; 6 апреля 1878, Берлин, Германия — 10 июля 1934, концлагерь Ораниенбург, Бранденбург, Германия) — поэт, драматург и видный представитель богемы. Анархист. В конце Первой мировой войны один из ведущих агитаторов Баварской Советской республики. Однако, мировую известность он получил уже в годы Веймарской республики (1919—1933) как автор работ, высмеявших Адольфа Гитлера и осуждающих нацистов ещё до их прихода к власти в 1933 году.

Э. Мюзам: Революционная мораль

(Опубликовано в Fanal, Nr. 9, июнь 1928 г.)

Когда Карл Маркс в 1864-м году в своём «Приветственном обращении к рабочему классу Европы» впервые указал при помощи трезвой оценки фактов перспективу исторических событий и выливающиеся из неё задачи трудовых масс, под конец он напомнил рабочему классу об обязанности «объединиться против в одновременном и открытом обвинении против дипломатических интриг международной политики, и провозгласить простые законы морали и права, которые должны стать законами отношений между нациями подобно тому, как они регулируют отношения между частными лицами. Борьба за такую внешнюю политику входит в общую борьбу за освобождение рабочего класса». Таким образом, как для международных отношений между правительствами, так и для борьбы за освобождение пролетариата было сформулировано требование, придерживаться «простых законов морали и права», которыми должны руководствоваться и все частные отношения. Хочется верить, что эти законы действительно так просты, как тут, кажется, предполагает Маркс. Он считает излишним всякое объяснение, какие законы, в частности, должны быть перенесены с частной жизни на жизнь общественную, чтобы «просто» гарантировать право и мораль. Он не говорит об особенной пролетарской морали, о пролетарском праве в отличие от буржуазных представлений, а признаёт общую для всех людей, независимо от их социальной позиции, этическую обязанность приличия, и причисляет надзор за правительственной политикой в отношениях с другими правительствами, насколько она соответствует стандартам морального права, к задачам рабочего класса в его «общей борьбе» за своё освобождение.

Выраженная в этом обращении этика, в принципе, едва ли нуждалась бы в подчёркивании; ибо она подразумевается сама собой, для всякого здравого и неиспорченного рассудка она настолько далека от проблематичных сомнений, что было бы достаточно иногда упоминать эту цитату рядом с другими подобными цитатами других учителей рабочего класса, чтобы противостоять практикующимся в партийной борьбе обычаям взаимного оскорбления, клеветы и уничижения, которые, к сожалению, применяются даже в борьбе между соседствующими друг с другом пролетарскими и революционными группами. Но нужно сказать, что как раз сам Карл Маркс, который всю свою жизнь преступал через «простые законы морали и права» более грубым и отвратительным образом, чем любой другой видный человек из того же или вражеского лагеря, ну никак не подходит на роль примера в морали общения. Да, как раз в связи с приветственным обращением он сообщал в письме к Фридриху Энгельсу от 4-го ноября 1864-го года о принятии его версии комитетом, который поручил ему разработку программы Международной Ассоциации Трудящихся, следующее: «Все мои предложения были приняты комитетом. Меня только обязали включить в предисловие к программе пару фраз об ‘обязанностях’ и ‘праве’, а также о ‘правде, морали и справедливости’, которые, однако, расположены так, что не смогут повредить». Маркс, таким образом, считает всякое указание на обязанности, право, правду, мораль и справедливость в обращающемся к международному рабочему классу манифесте простыми фразами. Он настолько не отягощается такими понятиями, что он против своих убеждений, чтобы не обидеть своих заказчиков, пересиливает себя в пользу воззвания к моральным чувствам и пытается уменьшить «вред», которого он опасается, соответствующим «расположением».

Если углубиться в четыре тома, содержащих переписку Маркса с Энгельсом (изданных А. Бебелем и Э. Берншейном), то можно с ужасом заглянуть в пропасть интриг, ненависти и цинизма, и распознать более глубокие причины тому, почему рабочий класс, несмотря на всю научную зрелость, должен был угодить в безысходную тоску партийности, в котором он переживает сегодня состояние застоя более, чем когда-либо. В Энгельсе же подкупает практически беспримерная дружеская преданность Марксу, т.е. подтверждение моральных добродетелей, которые он сам, в плену умственного подчинения Марксу, отбрасывает в сторону в революционной борьбе рабочего класса с такой же насмешкой как способную лишь на фразы слабость и полинялую сентиментальность. Но Карл Маркс, чьи огромные умственные достижения, чья невероятная энергия и выдающееся значение как теоретика и исследователя в области политической экономии, разумеется, не отрицаются, чьи заслуги как помощника и путеводителя революционной миссии мирового пролетариата также не преуменьшаются или отрицаются, в своём моральном характере не обладает ни единой чертой, которая могла бы оправдать личное почитание его персоны помимо абстрактных заслуг. Польза, которую он принёс весьма остроумным рассмотрением общественных и экономических взаимосвязей, меркнет рядом с вредом для души революционного пролетариата, в котором он повинен. Именно как личности с редкой силой ума и воли, которая полностью осознавала силу своего влияния на окружение, можно засчитать его жадное и авторитарное тщеславие как непростительное преступление против идеи революционного социализма. Его неприглядный пример заразил всех предводителей из его окружения, так что из козней и коварства получилась совершенная политическая система. Наилучшие силы, преданные делу освобождения пролетариата, пали жертвами системы, и если проследить позорные проступки, от которых один за другим, а отчасти и одновременно пострадали такие мужи как Прудон, Лассаль, фон Швейцер, Бакунин, Виллиг, Шаппер, которые осмеливались быть в какой-то ситуации в каком-то вопросе отличного от Маркса мнения, если понаблюдать затем за наследниками Маркса за делом оклеветывания и сплетничания о любом выходящем за рамки учения духа, начиная от Энгельса, через Вильгельма Либкнехта и Бебеля вплоть до авторитарных авторитетов русской революции среди марксистского течения — Ленина, Троцкого, Зиновьева, Бухарина, Сталина, то перестаёшь удивляться более мелким умам в марксистских партиях и группах, чья «борьба» редко заключается в чём-то ещё, кроме позорного обкидывания своих ближайших соседей грязью. Каждый ищет с фонарём грязь в портфеле другого, и если там ничего не найти, то ему посветят и в ширинку. Но напоминание о том, что борьба на поприще идей не может вестись грязными методами, встречается всеми вынюхивателями грязи надменным смехом. Обязательство, мораль и правда являются, согласно Марксу, лишь фразами, достаточно хорошими для того, чтобы потребовать их от того, кто придерживается другого мнения. Собственное же поведение определяется только взвешиванием средств и целей; возмущение подлостью других всегда вызывается лишь расчётом собственных потерь в материальных ценностях или престиже, и только имитируется, чтобы удовлетворить ради политической спекуляции мелкобуржуазной потребности приверженцев в фразах об «обязанностях» и «праве», а также о «правде, морали и справедливости».

Впервые труд о Марксе именно марксист опубликовал, который ни замалчивает, ни искажает или приукрашивает душевную жалость Маркса, затемняющую и многократно обесценивающую свет его ума. Биография «Карл Маркс. Жизнь и дело» (1928 г.) Отто Рюле является очень ценным дополнением к книге Франца Меринга «Карл Маркс. История его жизни» (1918). Т.к. в то время как Меринг делает центром своего труда историю времени и влияние на неё работы и учения Карла Маркса, и показывает личные черты этого человека лишь вскользь – а там, где оправдание уже совсем невозможно, со снисходительной мягкостью к обожаемому учителю, Рюле, напротив, повсюду исходит от личности, чьи дефекты характера, при всём признании умственного труда, чётко показываются. Объяснения индивидуальных факторов происхождения, окружения в годы молодости и телесного сложения, при помощи которых индивидуальный психолог Рюле пытается помочь нам понять сущность Маркса, могут быть верными или неверными; может быть правдой или неправдой, что заносчивость, упрямство, интриганство, несправедливость, отсутствие всяческого этического регулятора в полемике объяснялись постоянным чувством неуверенности и неполноценности: объяснения ещё не являются извинениями, и кроме Маркса были творческие люди, бывшие еврейского происхождения, страдавшие от нарушений обмена веществ и вечного недостатка денег, которые не терпели ничтожный крах в притязаниях на моральность характера. Анализ Рюле, сколь бы интересным он ни был, сколь бы логичными и верными ни были многие его положения и выводы, страдает от ошибки всякой систематики: от односторонности. Индивидуально-психологическое рассмотрение может обладать большой ценностью как вспомогательное средство для формирования мнения; применяемое к человеческой душе как универсальное мерило глубины, теплоты и плотности, оно больше запутывает, чем объясняет, больше затемняет, чем освещает.

Кажется приемлемым, рассматривать личностные проявления Маркса не только как совокупность субъективных факторов, физических страданий, материальной нужды и невротической натуры, но и с позиции определённых теоретических положений его собственных трудов. Можно, собственно, оспорить, что Рюле утверждает о материалистическом понимании истории в своей в остальных чертах замечательной работе, что это понимание «никогда… не игнорировало силу идей, никогда недооценивало значение психического в ходе истории». Именно это всегда материалистическая позиция и делала. Она никогда не признавала взаимодействия умственных, психических и материальных процессов в жизни и всегда следовала только идеологии — и несмотря на все материалистические понятия речь тут идёт о чистой идеологии — , что, как Рюле верно определяет позицию самого Маркса, «Развитие экономики даёт импульс для изменений в форме обществ, форме государств, социальных структур, идеологий и идеалов, определяет и вызывает их». Но в то же время знания, идеи и этические нормы, которые могут происходить из иных, чем экономических, процессов, могут решающим образом влиять на материальную ситуацию людей, их общественное поведение и даже «на разнообразие взаимодействия производственных сил и условий производства». С этой точки зрения, именно характерный образ Карла Маркса может быть примером рефлекса идеологического мира на реальность людей и вещей.

Об этических нормах как ведущих мотивах в революционной борьбе Маркс, как уже говорилось, был настолько невысокого мнения, что он даже считал вредным указание на обязанность, честь, правдивость и право в фундаментальном обращении к рабочим и открыто говорил об этом Энгельсу. Его действия и личные манифестации полностью соответствуют этому этическому уровню, и вполне могут поэтому рассматриваться как применение осознанно негативной морали к жизни почти уникально жёстко и холодно мыслящего индивида. Под впечатлением от новости о смерти Лассаля, человека, который пламенно его обожал, оставался верным несмотря на тысячи обид и всегда помогал в денежных трудностях, он пишет Энгельсу (7-го сентября 1864 г.): «… что так тяжело поверить, что такой шумный, беспокойный, напористый человек теперь совершенно мёртв и должен раз и навсегда закрыть свой рот». Интриги против Швейцера, подлости против Бакунина показывают «судьбоносную черту его сущности, рассматривать все вопросы политики, рабочего движения, революции с точки зрения своей личной значимости с отталкивающей резкостью», как выражается Рюле в связи в низкими обвинениями в коррупции и обмане, которые «Маркс, который сам был впутан в тысячи тёмных денежных махинаций, который всю свою жизнь жил на деньги других», направлял против Бакунина, «одного из самых гениальных, героических и восхитительных революционеров, которых знала история».

Но всё же спорно, является ли предположение Рюле, что Маркс рассматривал все вопросы политики и революции лишь «с точки зрения своей личной значимости», достаточным для объяснения позорной грубости его души. Влияние ума этой, во всём великанской, личности может распространяться лишь на его мировоззрение. Если бы мы действительно хотели произвести все изъяны его характера из его комплекса неполноценности, который, в свою очередь, большей частью вызывался еврейским происхождением и фурункулёзом, то осталась бы неразрешённой загадка, почему у всех наследников Маркса такая аморальность в идейной борьбе, которая, якобы, происходит от телесной конституции, проявляется с таким влиянием и такой последовательностью. Энгельс не страдал болезнями пищеварения как его друг, и уже в юные годы и на протяжение всей жизни в огромной человеческой верности проявлял по отношению к Марксу высокие этические добродетели и, тем не менее, участвовал в грязных и недостойных интригах ради уничтожения политических врагов. Даже госпожа Дженни Маркс, в принципе, вполне благородная и материнская натура, писала ужасно отвратительные письма против людей, находившихся в другом идейном лагере. И марксисты всех направлений и всех стран применяли столь низкие средства в политических спорах, среди прочих и против революционеров, для которых такие понятия как верность, честность и правда не были фразами, которым нужно было посредством правильного расположения помещать принести вред, так что они вплоть до сегодняшнего дня разрушили всякое товарищеское сотрудничество против капитализма, реакции и государства. Этот факт не объясняется кишечными заболеваниями Карла Маркса; это объясняется лишь авторитетным мнением самого Маркса, что мораль в политике ничего не потеряла, что всякая социальная борьба порождается экономическим интересом, и что предметом исторической борьбы могут быть только материальные цели.

Истинной причиной ужасной безуспешности пролетариата в его борьбе за освобождение из пут экономического угнетения является искажение средств его борьбы отрицающей всякий идеализм убеждений марксисткой догматикой. На место живого умственного движения вперёд, товарищеских дискуссий о революции, социализме, о личном и общественном поведении, попытки сохранить учение и принципы в долгосрочном критическом исследовании и эксперименте заступила догма и церковность, и на место текучести идей в темпе прогрессирующей мысли и доводов заступила тактика приспособления к актуальным государственным и общественным условиям, устранение которых должно быть целью и обязанностью пролетарской революции. Партии и организации всё более и более отграничиваются в мутном кастовом эгоизме, рассматривают себя как самоцель и ни в чём не ориентируют свои действия на «простые законы морали и права», но на мерзкий лозунг английского торри: «Прав или не прав — моя партия!» Из Марксовой методики, заставить замолчать неудобного критика, особенно если его критика честна и умна, при помощи личных оскорблений, клеветы, уничижений и вреда, развилась эпидемия, которая, к сожалению, покинула марксистские круги и перекинулась даже на антиавторитарные элементы. Пролетарско-революционное движение ни в чём не нуждается так остро, как в возвращении к морали; достоинство в поведении, смелость в позиции, терпимость к чужому мнению, правдивость в агитации за идею, ответственность за себя и критическая добросовестность — вот предпосылки к такому возвращению. Пролетарии и, более всего, молодые пролетарии, которые позволяют какому-либо начальству запрещать им правдивость, для революции потеряны. К морали правдивости принадлежит и честность критики. Вне критики не стоит никто и ничто. Пришло время критиковать в первую очередь Маркса, который высмеял дух пролетарской морали; Маркса, который применял аморальность, чтобы подчинить своему авторитету волю мирового пролетариата; Маркса, который закрался в руководство марксистских партий и привёл их к августу 1914-го года и Ваймару; Маркса, который обосновался в революционной России и повторяет там все свои грехи против Бакунина не только против всех Бакуниных, но уже и против Троцких и Зориных; Маркса, вручившего добрым немецким рабочим в виде аргумента против жалоб озабоченных коммунистов, которым не нравилось ухаживание комиссаров революционных рабочих за азиатским деспотом, кастет; Маркса, завещавшего своим потомкам власть над некритичными людьми, власть, клеветать сегодня на людей, которых вчера хвалили как примерных товарищей, как на отребье, предателей и ренегатов, а завтра снова, если они беспринципно подчинятся приказу кормящего авторитета, посылать их, оснащённых как верных товарищей, привилегиями, чтобы портить другие характеры.

Дух аморализма должен быть искоренён в революционном лагере. Аморализм есть некритичность. Некритичность есть несвобода. Несвобода — это смерть.

Карл Маркс и мораль

Эрих Мюзам

(Опубликовано в Fanal, Nr. 10, июль 1928 г.)

Нападки на моральный характер Маркса в статье «Революционная мораль», вызвали у некоторых марксистов, как и следовало ожидать, возражения. Товарищ Карл Корш, к примеру, приводит возражения, которые кажутся мне достаточно интересными и важными, чтобы опубликовать их. «Я нахожу», пишет он мне, «Вашу статью о морали Маркса поверхностной и несправедливой. Вы судите, как мне кажется, отчасти не с моральной точки зрения (которую я признаю), а с позиции самой плоской мещанской морали как учреждения. Я легко могу доказать Вам, что жёсткая критика Маркса направлена только против последней, что он, напротив, 1) в теоретическом признании идеалистических целей заходит, скорее, слишком далеко — ср., к примеру, «Капитал», том III, вторую часть, гл. 48, третий абзац; 2) сам лично был пронизан сильным моральным пафосом. Лучше всего это показывают его суждения о различиях между такими как людьми как Рикардо и Мальтус или между классическими и буржуазными экономистами (в «Капитале» и «Теориях о прибавочной стоимости»). Разумеется, я признаю, что Маркс заблуждался в своих личных суждениях о Бакунине, Лассале и др. Но тут надо обратить внимание на то, что большинство этих высказываний не предназначались для публикации. И мы все зачастую говорим и пишем в личных письмах о людях такое, за что не можем поручиться. Вы публично говорите кое-что против Маркса, за что Вы не можете поручиться; например, что Л. постоянно помогал М. «в денежных трудностях», что М. «был впутан в тысячи тёмных денежных махинаций». (Бедный Маркс, который всю свою жизнь имел дело с деньгами только теоретически!) Мне нужно было бы, честно говоря, перебрать вашу статью слово за словом, чтобы исправить те многочисленные полуправды и совершенные вымыслы. В общем же, я утверждаю, что уже после первых двух слов (т.е. после заголовка) Вы заканчиваете говорить о морали, которая является настоящей темой».

То, что я публикую эту строгую критику товарища Корша без сокращений, приказывает мне революционная мораль, которой мне недостаёт у Карла Маркса. Эта мораль, как мне кажется, имеет мало общего с плоской мещанской моралью, которую я, якобы, по мнению Корша, перепутал с революционной. Это заблуждение, которое, пожалуй, объясняется тем, что совершенно случайно среди примеров, которыми я пытался доказать Марксову аморальность, обнаруживаются и тёмные денежные махинации; упрекать кого-либо в мутных финансовых операциях является, кстати, привычкой плоско-мещанских моралистов. Я уверяю товарища Корша, как и всех читателей, что я совершенно точно не осуждаю Марксовы денежные аферы морально; мне было бы, чёрт побери, совсем не к лицу, ибо обо мне ходят дюжины денежных историй из моего богемного прошлого, упрекать Маркса в том, что он почти всю свою жизнь жил в долг. Но речь не о том, а о том, что этот самый Маркс, который в этой области выказывал к себе очень много терпимости, пытался уничтожить Бакунина — не в частных письмах, а на публике — и действительно лишил многие его начинания воздействия тем, что объявил его опоздание с выплатой долга аж в целые 300 франков мошенничеством и растратой, хотя Маркс точно знал, что дела у Бакунина шли ещё хуже, чем у него самого. Замечательному знатоку Маркса Коршу я напомню о невероятном политическом памфлете, в котором этот казус используется в связи с низкой клеветой Утина, чтобы достичь исключения Бакунина из Интернационала посредством собранного интригами большинства («Альянс социалистической демократии и Интернациональная ассоциация трудящихся»). Именно с позиции революционной морали нужно подчеркнуть, что Маркс был последним, кто имел право швырять Бакунину в лицо плоской и мещанской моралью в денежных вопросах. Впрочем, моё выражение о «тысячах тёмных денежных махинаций» было дословной цитатой из книги Рюле, вокруг которой и группировалась вся моя статья. Маркс ни в коем случае не ошибался в соперниках, которых он подозревал и оклеветывал; ему это казалось правильным, пользоваться любым, сколь угодно презираемым людьми, средством, чтобы их уничтожить. Неверно также и то, что переписка Маркса с Энгельсом, Кугельманом и др. ставится на одну ступень с частными письмами, в которых все мы, бывает, высказываемся о других людях несправедливо. Вполне верно, что марксист Рюле обвиняет его в том, что он не чуждался «… в темноте доверительной корреспонденции или тайной информации запятнать честь ненавистных соперников». Или нужно постыдное «Конфиденциальное сообщение» к Кугельману тоже зачислить в частные письма, в которых можно и ошибиться в оценке другого человека? – То, что Маркс оценивал великих предшественников и идеологов, которыми он интересовался, с моральной точки зрения, не оспаривается. Это, собственно, неизбежно, и если Маркс и его последователи, при всём почтении к себе самими и своим помощникам, тем более великодушно разбрасывались и до сих пор разбрасываются по отношению к инакомыслящим понятиями вроде «отребье» или «предатель», то это тоже моральная критика, которую они часто ставили на место объективной критики далеко за пределами допустимого. То, что я критикую, это то, что Маркс как раз в своих доверительных письмах к Энгельсу, где он был совершенно откровенен, высказал положение, что это может только повредить, если в политических и революционных вопросах дать чувству рабочих, которому хотелось бы различать справедливость от несправедливости, хоть какую-то свободу действий. Я пытался ясно показать, что из этой фривольной оценки естественного восприятия справедливости и несправедливости, которое не имеет ничего общего с мещанской церковной или школьной моралью, можно объяснить большую часть ужасной раздробленности в отношениях революционных рабочих друг с другом. Ибо то, чему научились от Маркса те карлики, которые идут по его стопам, это обычно не высокое этическое различие между другом всех людей Рикардо и подсчитывающим пользу Мальтусом, а убеждение, что право и правда являются фразами и бой с противником обязывает к любой подлости. Обсуждение таких вещей оправдывает, пожалуй, и заголовок «Революционная мораль».

Перевод с немецкого.

 https://liberadio.noblogs.org