"РЕВОЛЮЦИЯ НЕ ЗАКОНЧИЛАСЬ, БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ!"
ЖАК КАМАТТ
БЛУЖДАНИЯ И БОЛЕЗНЬ ВИДА
Размещение в Интернете труда Возникновение Homo Gemeinwesen, появившегося впервые с
1986 по 1991, в №№ 1-8 журнала Invariance,
IV серия, необходимо в первую очередь, потому что эти номера уже давно
кончились; во вторую очередь, потому что этот текст, будучи незавершённым,
является фундаментальной основой для нашего этюда о специозе-онтозе, который, в
свою очередь, дополняет первый. Кроме того, это необходимо, потому что мы
собираемся продолжить этот этюд, начатый в 1982.
Первоначальное название было Ситуация в рамках одного
процесса, оно было изменено в 1985-м на нынешнее. С тех пор это стало
подзаголовком. Самому тексту предшествуют Ориентировочные тезисы. Это означает
попытку позиционироваться и позиционировать вид в его становлении. В самом
начале, я хотел написать небольшой этюд, состоящий из рассмотрения происходящей
жизни. Во время редактуры, текст начал разрастаться из-за того, что я
столкнулся с вопросами, о которых у меня было множество документов, но, в
первую очередь, потому что, осознав всё значение изучаемого предмета, я решил
посвятить ему больше времени и внимания. В конце концов, мысль о том, что мы
живём в эпоху распада, касающегося не только Запада, в связи с потенциальной
смертью капитала, привела меня к поиску того, что должно будет возникнуть.
Тогда я понял, что происходит возникновение вида Homo Gemeinwesen, которое,
вначале просто постулировалось, было желанным, но в реальности оставалось недопонятым.
Ещё в ходе редактуры текста, в конце восьмидесятых годов прошлого века и,
особенно, в начале девяностых годов того же века я полностью осознал процесс
этого возникновения.
Для того чтобы уточнить «ситуацию в рамках одного
процесса», стоит быстро указать на то, чем были восьмидесятые. Эту декаду можно
охарактеризовать, как этап великого отлива и распространения реакции, что уже
имело место в пятидесятых, с распространением подавления в виде «корректности»,
т.е. терапевтического, успокаивающего, анестезирующего, удушающего подавления.
Это была эпоха утраты ориентиров, пораженчества и неуверенности. Конец процесса
революции, исчезновение пролетариата, как революционного субъекта (и даже как
класса общества), потенциальная смерть капитала, с которой было связано
исчезновение наёмного труда, всё это травмировало многих мужчин и женщин, как
слева, так и справа, и их позиции по отношению к происходящему. В попытках
лучше позиционироваться у нас появилась уверенность в возникновении Homo
Gemeinwesen. Тем не менее, в ходе изучения этого возникновения, т.е. самого
становления Homo sapiens, мы почувствовали недостаточность самоутверждения
индивидуальности-gemeinwesen, самого способа как предпринять путь к
освобождению-возникновению для того чтобы достичь интегральности Gemeinwesen в
единстве с космосом. Поиск этого недостающего звена, которое вначале ощущалось
неявно, но которое после долгих исследований привело к приостановке публикации
Возникновения Homo Gemeinwesen, а затем в 1991-м, и самой его редактуры.
Результатом исследований стал выход значения ребёнка на первый план в
становлении Homo sapiens, а также пренатальной и перинатальной фаз в развитии
каждого мужчины, каждой женщины, равно как и проблем специоза и онтоза. Отсюда,
стало возможным уточнение пути в рамках процесса ухода из этого мира, о котором
шла речь в начале этого текста. Речь шла о том, чтобы больше не ждать,
перестать зависеть от становления этого общества-общности, а значит реально
выйти из него, не строя иллюзий о последствиях, которые может вызвать этот уход
в непосредственной реальности. Самым важным условием стало избавление от
динамики зависимости. В этом состоит суть наших исследований, опубликованных в
пяти номерах V серии, и в Форме и истории - послесловии к Происхождению и функции
партийной формы от 2001. Поэтому подзаголовок Ситуация в рамках одного
процесса, сохраняется для того чтобы уточнить, что речь идёт не просто о
прекращении тысячелетних блужданий, не только об общности капитала, развившейся
в негативности этих блужданий, но о процессе, происходящем в позитивности, т.е.
о процессе утверждения, возникновения.
Я должен уточнить, что мои исследовательские усилия,
исходящие из моей собственной динамики развития, были сильно облегчены работой
различных феминисток, психотерапевтов и учёных, с которыми я чувствую близость
и, в то же время, различия. Их вклад будет отмечен далее, в подходящий момент.
События 11 сентября 2001 указывают на разрыв,
связанный с уходом от природы, и в то же время бессознательное приведение в
действие динамики «возвращения» к ней; это вызывает необходимость внести
уточнения в блуждания Homo sapiens, и, в первую очередь, не подвергаться
переигрываниям в динамике возникновения, утверждения, но не зависимости.
Вследствие этого Возникновение Homo Gemeinwesen является заодно феноменологией
специоза, относящегося к Homo sapiens, дополняющей Возникновение и становление
онтоза, и эскизом о возникновении Homo Gemeinwesen. Оба этюда направлены на
достижение не-одомашненного бытия, естественности для того чтобы смочь
освободиться-возникнуть и вновь обнаружить неразрывную связь, как на уровне
вида, так и на уровне индивида.
Практически, после 1973-го, года, когда я опубликовал
Блуждания человечества в № 3 II серии журнала Invariance, речь шла о попытке
понять причины начала блужданий нашего вида, а также его приручения, именно
этот мотив руководил нами во время редактуры текста, приведшего меня к
написанию Возникновения Homo Gemeinwesen. Сверх того, проявилась необходимость
понять безумие и его причины. Когда было раскрыто возникновение и становление
онтоза, а также специоза, я обнаружил основы и блужданий, и безумия.
Для того чтобы ещё лучше прояснить исходные данные
нижеследующего этюда, мы публикуем также две прелюдии, которые послужили в
качестве предисловий, появившихся в первом и втором номерах IV серии журнала
Invariance (1986).
С самого начала дополнением к Возникновению Homo
Gemeinwesen служили Заметки на полях одной реальности, позволившие лучше
обрисовать черты мира, из которого мы ушли и продемонстрировать нашу открытость
людям, всё ещё погружённых в него или ищущих путей для выхода из него; и в тоже
время облегчившие понимание «ситуации в рамках одного процесса», о которой мы
говорили.
Для того чтобы измерение феноменологии специоза
проявилось ещё яснее, я добавил сюда же «Интегрирующие данные». Эти данные
также должны помочь лучше разъяснить Возникновение Homo Gemeinwesen.
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие
Прелюдия
из №1 журнала Invariance, IV серии
Прелюдия
из №2 журнала Invariance, IV серии
План
Возникновения Homo Gemeinwesen
Данные
для интегрирования
Возникновение
Homo Gemeinwesen . 1
Возникновение
Homo Gemeinwesen . 2
Возникновение
Homo Gemeinwesen . 3
Возникновение
Homo Gemeinwesen . 4
Возникновение
Homo Gemeinwesen . 5
Возникновение
Homo Gemeinwesen . 6
Возникновение
Homo Gemeinwesen . 7
Возникновение
Homo Gemeinwesen . 8
Редактура
этого текста многим обязана многообразному, неослабному и драгоценному участию
Кристины Каллегаро.
Нумерация
(1-8) обозначает номера журнала Invariance, IV серия, в которых были
опубликованы разные части Возникновения Homo Gemeinwesen. Это не номера глав.
ПРЕЛЮДИЯ
«Болезни нервной
системы следует рассматривать
как реверсию
эволюции, т. е. как разрывы».
Джексон
Распад в процессе знания и фрагментация психического
аппарата, находящегося в интимной связи с целостностью тела, порождает все виды
безумия.
Но этим дело не ограничивается. Фактически, все
болезни обладают одной и той же причиной, поскольку именно психический фактор –
воображение – является решающим у Homo
sapiens.
В данное время этот феномен касается равным образом
органического тела как нашего вида, так и – по причине нашего вмешательства –
того множества, что задействовано в целостности процесса жизни.
Распад происходит в процессе, который начался, возможно,
более миллиардов лет назад, в клетках эукариотов, например. Фактически он
происходит из-за симбиоза между различными доисторическими существами. Многие
современные «болезни» происходят из-за распада, провоцирующего освобождение
всех видов живых частиц, опасных тем, что они активизируют в себе сам процесс
распада целиком. Это лишь один пример из многих. Можно сказать, что все
процессы, соединяющие одни формы с другими, ансамбль которых составляет процесс
земной жизни, проходят через распад и провоцируют разделение и автономизацию
элементов.
Отсюда вновь возникает старый вопрос, который активно
задавался во время буржуазных революций о человеческих отношениях на
политическом уровне: как воссоединить то, что было разъединено? Можно ли
создать иную общность?
Как было продемонстрировано много раз, решение каждый
раз находили как раз в процессе распада. Люди хотели объединить разъединённое
благодаря посредничеству. Предложение работать над новой общностью женщин и
мужчин, вновь интегрированной в природу, получило лишь слабое эхо.
В наши дни, неспособность всех более или менее
демократических, государственных решений, точно так же как и неспособность
решений религиозных и научных, осуществить это, не вызывает сомнений. В том,
что касается науки - она, разумеется, обладает громадной эффективностью, но она
всё равно также действует в рамках процесса распада. С её помощью нельзя
восстановить общность, необходимым условием которой является отрицание любой
отчуждённой, отделённой от других мысли.
Поэтому мы оказываемся в следующей ситуации:
происходит автономизация различных
элементов, которые по очереди обретают первостепенную важность и, на плане
самого вида, констатируется, что распадается всё то, что формировало его в
течение миллионов лет. Воображение, как продукт освобождения предлобовых частей
коры, последнего элемента, вмешавшегося в основание нашего вида, теперь также
становится автономным. С одной стороны, оно позволяет, благодаря всеохватному
воображению, поддерживать единство, с другой стороны, оно усиливает движение
автономизации, ускоряющей процесс распада.
Речь идёт не только о том, чтобы знать, как установить
человеческую общность. В наше время уже нельзя рассуждать, ограничиваясь только
нашим видом, и предположения К. Маркса: Человеческое бытие – это истинное
Gemeinwesen (бытие-вместе, прим. пер.) человека уже недостаточно. Любой
антропоморфизм является препятствием для возрождения природы, без которого не
сможет возникнуть новый вид, сменяющий собой Homo sapiens; с другой стороны это
возникновение позволит гарантировать наше возрождение.
Нам нужно понять, как сформировался Homo sapiens и как
он проложил свой путь, приведший его к нынешнему состоянию распада.
Отталкиваясь от этого, можно хорошо понять и возникновение Homo Gemeinwesen.
(Январь 1986)
ПРЕЛЮДИЯ
Публикация Возникновения Homo Gemeinwesen потребует, по крайней мере, ещё двух номеров, что
займёт у нас время до конца 1987. Это если не считать обширной библиографии с
комментариями и многочисленными цитатами, в тех случаях, когда цитируемый
человек приобретает огромное значение для нашего этюда.
Для того чтобы сделать доступ к этим документам легче
и быстрее, некоторые элементы библиографии будут затронуты в хронике Заметки на
полях одной реальности. Тем не менее, в любом случае, возможно, для читателя
предпочтительнее иметь перед собой весь план работы, для того чтобы лучше
представлять себе наш путь и нашу цель. Здесь мы представляем различные главы и
темы этого труда: (Ср. План)
Объяснение последней главы, в которой будет изложен феномен
возникновения во всей его глобальности, позволит понять центральную тему нашего
этюда.
Если мы примем во внимание, что, на наш взгляд,
вертикальное положение является определяющим фактором для Homo (который можно рассматривать как вид) мы назовём Homo emergens (Человеком возникающим,
прим. пер.), все виды относящиеся к
Australanthropus (africanus, boisei, robustus, и т.д…), а также к Homo habilis, для того чтобы показать,
что Homo, вплоть до нас, возник из этого излучающегося в разные стороны
процесса.
Затем у нас будет Homo
maturans (Человек зреющий, прим. пер.), к которому относятся Homo erectus (которых в прошлом называли
Archanthropiens), поскольку именно с ними появляются самые важные элементы:
увеличение головного мозга, усовершенствование орудий труда и вербального
языка, овладение огнём, первые жилища, проявление эстетического измерения, и в
то же время (внесистемное) расселение в различных направлениях на планетарном
масштабе совпадающее с началом ледникового периода.
Мы сохраним термин Homo
sapiens для обозначения Homo sapiens
neanderthalensis и Homo sapiens sapiens, потому что в этом случае название
очень хорошо передаёт смысл.
В конце концов, должен возникнуть Homo Gemeinwesen.
Мы уже говорили, что должны будем прийти к созданию
новых органов, благодаря которым будет создан этот новый вид. Это утверждение
фундаментальным образом связано с характером вида Homo: с его способностью
размышлять. Иными словами, этап, на котором мы находимся, является этапом, на
котором мы должны взять в руки наше становление, при этом надо уточнить, что
такие слова как производить или даже создавать подразумевают разделение, некую
фабрикацию протезов – речь идёт о том, что наше специфически индивидуальное
тело само содержит в себе всё, что необходимо для нашего видоизменения.
Может показаться, что мы остаёмся на уровне группы
теоретических утверждений с собственной последовательностью, но без каких-либо
подтверждений на конкретном уровне. Конечно, можно было – как это произошло –
утверждать, как это делают сторонники превалирующих эволюционных теорий, что
живые существа не пассивны и, вследствие этого, на уровне Homo, можно
констатировать вмешательство фактора воли. Это всё равно остаётся лишь на
уровне теоретической последовательности; однако в данный момент происходит
достижение терра инкогнита.
В своей статье Молекулярные основы эволюции,
опубликованной в специальном номере (98) журнала Pour la Science посвящённом
биологии, Ален Вильсон сделал два утверждения:
«Благодаря подобным наблюдениям можно констатировать,
что морфологическая эволюция была гораздо более быстрой у млекопитающих, чем у
земноводных, хотя конкретные мутации происходили в одинаковом ритме в обеих
группах».
«…наши результаты подтверждают с одной стороны
результаты, полученные благодаря традиционным таксономическим методом и, с
другой стороны, они хорошо демонстрируют, что конкретных мутаций недостаточно,
для того чтобы объяснить ускоренную морфологическую эволюцию млекопитающих».
Исходя из этого, он задаёт два вопроса:
«…какое отношение имеет молекулярная эволюция к
эволюции макро-организмов? Почему самые сложные органические структуры
млекопитающих развились так быстро?».
И отвечает на них:
«Я думаю, что эта эволюция, быстрая по сравнению с
эволюцией членистоногих, произошла из-за большого мозга млекопитающих; более
развитый мозг оказывает воздействие на внутреннюю эволюцию, которой не
происходит у членистоногих. Это предположение основано на той гипотезе, что
эволюция организмов является результатом естественного отбора и, следовательно,
состоит из двух компонентов, мутации и фиксации». (Схематически можно сказать, что мутация является
вертикальным, а фиксация горизонтальным феноменом, прим. редактора).
Возможность фиксировать, закреплять выгодную мутацию
представляется каждый раз, когда давление отбора изменяет направление.
Существует два фундаментальных организма, модифицирующих направление эволюции,
то есть два источника эволюционного давления, внешний и внутренний. Специалисты
по эволюции обычно интересуются лишь внешними факторами, вроде изменений
окружающей среды, в основном, из-за геологических сил (эрозия и формирование
гор); они игнорируют внутреннее давление, происходящее из-за изобретательной
способности мозга птиц и млекопитающих, являющейся основой “культурной”
эволюции».
Нам сразу следует сделать одно уточнение: было бы
предпочтительнее говорить не только о разуме, потому что в деле участвует вся
мозговая масса, а точнее даже весь ансамбль органов восприятия и вся нервная
система, если нет происходит разделение и мы рискуем автономизировать какую-то
отдельную часть (если рассуждать на плане разработки представления
воздействующего на окружающую среду и изменяющегося под воздействием
последнего).
Отметим также подтверждение ламаркистского видения
процесса появления различных видов и в связи этим я должен подчеркнуть
значение, которое Ж.Б.Ламарк придавал усилиям, напряжению живого существа. Это
видение поддерживается и подпитывается работой Ж. Пиаже, который полностью
отрицает элемент случайности, как объясняющего всё демиурга.
Кроме того, эта концепция позволяет понять гиперморфоз
Homo sapiens из-за утраты им ретроактивности, произошедшей в свою очередь из-за
отделения от природы, на которой основывается самодостаточность вида и
индивида. Эта самодостаточность обладает позитивным эффектом, в той мере, в
которой она приводит к поиску «корней», что ясно можно различить в
господствующем представлении о фундаментальной отличительной черте нашего вида:
его отличии от животных. Этот поиск не может приводить к открытию фактов,
устанавливающих какое-либо отличное от этого представление. Тот факт, что мозг
оказал решающее воздействие на эволюцию позволяет оправдать нынешнее
становление; но он также позволяет утверждать, что возможно было совершенно иное
становление.
Ведь Homo sapiens, конечно, всегда находился во
взаимоотношениях с космосом и присутствовал в нём, но он отделился от природы
(в первую очередь, от биосферы); он столкнулся с миром, который всё больше и
больше состоит из машин, т.е. из заменителей всего того, что он утратил и
реализовал в тавтологическом мире, как в зеркальной структуре. Поэтому,
давление мозга на окружающую среду может лишь ещё больше механизировать и
разрушать её. Homo sapiens тогда будет всё больше превозносить свою рациональность
и реализовывать её, в то же время всё больше уничтожая свою чувствительность.
Но тот феномен освобождения-экспроприации, о котором
говорил А. Леруа-Гуран может довести человека вплоть до утраты рук и
вертикального положения, он может затормозиться если вид во всей своей
целостности не вернётся к природе, но не в путём регресса, а путём усиления
самого процесса познания, который сделал бы возможным многообразное и мощное
слияние с космосом. Только расширение чувствительности позволит нам достичь такой
реальности.
Для того чтобы прийти к возникновению Homo Gemeinwesen
нужно, в первую очередь, достичь нового равновесия путём отвоевания
непосредственности и конкретности бытия. Заключительные же моменты этого
процесса будут рассмотрены нами в финальной части этого этюда о возникновении
Homo Gemeinwesen.
Мы ни в коем случае не претендуем на полное раскрытие
темы, и этот текст является лишь полу-разработкой, как его бы назвал А.
Бордига. Эта неполнота раскрытия неизбежна в той мере, в какой новое представление
должно возникнуть в связи с тем изменением образа жизни, которое мы
предполагаем, по крайней мере, в момент нашего утверждения-констатации: надо
покинуть этот мир. Новое представление возникает как широкое течение, способное
излучаться. Это значит, что ничто не может быть стабильным.
Мы можем лишь приоткрыть завесу над процессом возможно
уже начинающегося возникновения, соединённого в то же время с субстратом
прошлого опыта, пережитого видом. В то же время, мы хотим отметить его глубокие
пульсации и его волю к окончанию тысячелетних блужданий.
А. Бордига утверждал, что нужно вести себя так словно
революция уже произошла. Это утверждение остаётся верным до сих пор. Нельзя
ничего предпринять если не отталкиваться от той предпосылки, что выход из тупика
существует, что блуждания заканчиваются, и что любая преграда и чувство вины не
имеют мотивов для существования. Возникновение Homo Gemeinwesen источает
уверенность.
(март 1986)
Возникновение Homo Gemeinwesen
Ориентировочные
тезисы
*
* *
1 – О жизни
2 – Обретение вертикального положения
3 – Внутриутробное развитие и гаптобеременность
4 – Вербальный язык – Миф
5 – Огонь
6 – Воображение
7 – Охота
8 – Формирование абстрагированной общности: Государства
8.1.
Предпосылки
8.2.
Скотоводство
8.3. Земледелие
8.4. Феномены,
вмешивающиеся в становление вне природы: металлургия, письменность
8.5.
Абстрагированная общность: Государство
9. Феномен стоимости
9.1. Зарождение
и развитие стоимости
9.2. Государство
и движение стоимости
9.2.1. Условия
для возникновения второй формы государства
9.2.2. Уточнения
о предыдущем становлении
9.2.3.
Случаи зон вне Евразии
9.2.4. Вторая
форма государства в Греции
9.2.5. Регионы
вне Греции
9.2.5.1.
Ближний Восток
9.2.5.1.1. Месопотамия
9.2.5.1.2. Евреи
и государство
9.2.5.1.3. Урарту
9.2.5.2. Первая
форма государства в Индии
9.2.5.3. Первая
форма государства в Китае
9.2.5.4. О
феномене государства в целом
9.2.6.
Эволюция государства после становления стоимости
9.2.6.1.
Запад: Греция, Рим, феодализм
9.2.6.2.
Византийская империя и славянский мир
9.2.6.3.
Мусульманский мир
9.2.6.4.
Индия
9.2.6.5.
Китай
9.3. Процесс
познания и движение стоимости.
10 – Подчинение женщины
11 – Реакции на становление отчуждения и представлений о
становлении вне природы
12 – Движение капитала
13 – Бунты против капитала
14 – Влияние зон вне Евразии на становление Homo sapiens
15 – Травмы Homo sapiens
16 – Нынешнее состояние
17 – Данные, касающиеся возникновения Homo Gemeinwesen
ИНТЕГРИРУЮЩИЕ ДАННЫЕ
Я предлагаю читателям интегрировать следующие данные,
изложенные в восьми номерах IV серии журнала Invariance (до главы, посвящённой
появлению мусульманского мира и работе Магомета), для того чтобы дополнить ими
содержание номеров V серии, особенно тематики специоза-онтоза, и привести их в
последовательность с ними, так чтобы Возникновение Homo Gemeinwesen
рассматривалось как феноменология специоза во всём, что касается становления
Homo sapiens. Равным образом я воспользуюсь этим для того чтобы интегрировать
данные, приобретённые в восьмидесятых годах прошлого века, иногда связанные с
более поздними открытиями.
A
- Неразрывность, разрыв, катастрофа
Нарушения неразрывности проявляются как катастрофы и
наоборот. Они подтверждают, каким-то образом, запрет на неразрывность и тот
факт, что становление нашего вида могло происходить лишь в разорванности
отчуждения.
Катастрофы сыграли важнейшую роль в откладывании
фундаментального отпечатка в сознании: угрозы риска истребления. Этот отпечаток
отложился из-за угроз, представленных различными хищниками: плотоядными
млекопитающими, различными рептилиями, хищными птицами и т.д. Это касается не
только вида Homo sapiens, но всех видов Homo.
Угроза риска истребления выразилась в различных
мифических повествованиях и, равным образом, также и в научных изложениях. «Кажется, что наш вид прошёл через стадию
сурового отбора, словно через удушающее горлышко бутылки, с населением,
сокращённым до 60 000 индивидов, от около 100 000 до 50 000 лет назад». Паскаль
Пик, Une Èvolution buissonnante (1).
В различных повествованиях, зарождение и конец всегда
связаны с какой-либо катастрофой. С самого начала её рассматривали в мифологии,
затем в истории (например: в исследовании причин зарождения и упадка империй),
затем в геологии, а сегодня и в космогонии.
Геология и палеонтология предоставляют множество
элементов для нового переживания угрозы. Тем не менее, на Западе, она предстаёт
в определённые исторические периоды. Кажется, что в этом гео-социальном регионе
вид стремится отогнать от себя катастрофу, для того чтобы сохранить некую
непрерывность, начавшуюся с разрыва с остальной природой.
Поэтому очень важным представляется наше поведение по
отношению к этим катастрофам, а также к вечности, и трудность жизни в
последней. Это проявляется в геологии, в которой изначально принцип неразрывности
(в пространстве и времени) обладал существенной, основополагающей значимостью,
в то время как нарушения неразрывности, проявляющиеся в несоответствиях,
позволяют нам основывать хронологии.
Геология смогла полностью развиться лишь с того
момента, как она оставила катастрофизм и, в первую очередь, идею о том, что
неизвестные (фактически, человеческой памяти) в наши дни феномены могли
действовать так, что мы можем, отталкиваясь от текущего жизненного опыта,
понять всё, что было в прошлом, и предвидеть будущее. Иными словами, в иной
форме, это перспектива периметра кривизны.
Самое интересное в геологическом подходе к феноменам
жизни, это отношение пессимизма, которое господствует в одни периоды, и
оптимизм, который воцаряется в иные. Стоит понять, почему вид под влиянием
отпечатка угрозы или не может выйти из пессимизма, когда правят идеи упадка и
разложения, или обнаруживает и утверждает оптимизм, выражающийся, к примеру, в
идее прогресса.
Складывается впечатление, что периоды «античности» и
«средневековья» (я ставлю кавычки, потому что использую эти термины лишь
условно) были пессимистичными периодами. Напротив, Возрождение и особенно
вторая половина XVIII века, стали временем оптимизма и прогресса. В наши дни мы
входим в стадию, когда угроза истребления вновь становится действенной
(фактически это началось ещё в прошлом веке). Наша эпоха характеризуется
реализацией катастрофы и т.н. страшным судом, в котором всё прошлое вновь
возвращается на поверхность в комбинаторике.
Здесь я приведу длинную выдержку из статьи в
Encyclopœdia Universalis (издание 1968) Ф. Элленбергера о Джеймсе Хаттоне
(1726-1797), шотландском геологе, которая хорошо характеризует наш
предмет. Для того чтобы лучше представить последнего, автор сначала
использует концепцию немецкого геолога А. Г. Вернера.
«Этот
неочевидный догматизм в его грубой простоте, в его практической кратковременной
эффективности, охватывает собой весь корпус архаической мысли, иногда с
отступлениями к Бюффону. В период расцвета века Просвещения, историю мира
продолжали представлять себе как трагедию, как краткое, необратимое, враждебное
развитие событий через череду катаклизмов (из которых не последним был
библейский потоп). Этот пессимизм, несомненно, уходящий корнями в античные
доктрины и тревоги коллективного подсознания, сохранился у Вернера, возродился
в иных формах, например, в теории о серии Творений Кювье и в теории о
горообразующих катастрофах Элии де Бомона. Именно против этой неумолимой
космогонии, против этого пораженчества, против жестокости этой
целенаправленности, против этого абсурда, восстал Хаттон. (…)
Можно удивляться отправной точке всей мысли Джеймса
Хаттона, с самого начала ясно изложенной без всяких околичностей. Речь идёт
скорее о телеологическом постулате, о подлинном акте веры, чем о пари, и значит
этот, наивный на первый взгляд, финализм, содержал в себе очень ясную и
плодотворную догадку, как и позитивизм Вернера: в мировой экономике оперирует
мудрость, упорядоченная сила управляет природой, её цель в том, чтобы Земля
продолжала быть обитаемой, без каких-либо ограничений для срока её жизни.
Хаттон говорит, что плодоносные равнины сформировались
из-за разрушения наших гор; их почва, в свою очередь претерпевает эрозию,
поступает в потоки, стремящиеся к морским берегам и глубинам. Если вещи будут
продолжать идти этим ходом, вся возникшая земля будет уничтожена в ходе её
долгой истории. Поэтому нужен механизм, который постоянно восстанавливал и
исправлял бы эту чудесную машину.
Сама Земля должна подсказать как, и открыть нам свою историю.
Её камни очень часто являются древними отложениями, огромное разнообразие
которых проявляется в свете самых различных феноменов, которые следует изучать
в наше время. Значит не существует никакой взаимосвязи между природой камня и
его возрастом. Современный мир и его пейзажи являются лишь мигом в долгой
череде прошлых и будущих пейзажей, чья естественная непрерывность не может быть
уничтожена никаким катаклизмом, никакой катастрофой, чья сущность была бы
чуждой современному миру».
В том, что касается горообразующего и осадочного
становления (формирования горных гряд), геологи больше не говорят о
катастрофах. Фактически теория о плитах не является главенствующей, несмотря на
то, что она постулирует феномены, которые могут проявиться в огромном уровне
разрушений в определённые периоды. Вместо этого речь идёт о пяти основных
периодах вымирания, которые можно рассматривать как катастрофы в том смысле,
который придавал им Ж.Кювье. С другой стороны теория Дж. Гулда о пунктирном
равновесии подразумевает периоды затишья (сопоставимые с теорией Ч.Лайеля) и
периоды катастроф, вызывающих нарушения непрерывности. Добавлю, с другой
стороны, что, начиная с того момента, когда некоторые феномены,
спровоцировавшие интенсивные катастрофические разрывы, объяснены, они начинают
утрачивать свой катастрофический характер, словно бы избегая реализации угрозы.
Я бы добавил к этому, что падение метеоритов, вызвавшее пятое вымирание, на
границы между меловым и третичным периодами, всё же продолжает восприниматься
как катастрофа. Я имею в виду, что катастрофа – это нечто в первую очередь
непредвиденное; то, что ставит в тупик весь наш процесс познания.
Согласно статье Ф. Элленбергера, концепция Джеймса
Хаттона была близкой к концепциям Дж. Лавлока, особенно, когда он говорит о «мудрости… упорядоченной силе, управляющей
природой …».
Возвращаясь к истории геологии, у меня есть ощущение,
что последняя появилась как наука в тот момент, когда вид не ощущал угрозы, по
крайней мере, на Западе. Фактически, Ч. Лайель, современник Дарвина, действовал
в середине XIX века, во время полного развития капиталистического способа
производства; когда не только теория – у И. Ньютона – но и практика – развитие
производительных сил позволили развиться вере в идею прогресса – и тогда вид
обрёл какую-то самоуверенность. Это напоминает мне в первую очередь о работе И.
Ньютона. Теория всемирного притяжения позволила ему выдвинуть всеобъясняющий
закон, укрывающий человека от угрозы. Он смог разгадать мысль Бога, как это
хотел сделать Стивен Хоукинг (космолог). В то же время у него отпала
необходимость в продолжении своих алхимических занятий, в то время как его
исторические занятия позволили ему оправдать текущий момент, момент, когда он
сам сможет выйти из экзотерической неясности (тот который ещё не настал). Он
станет директором Монетного двора и официальным лицом. В глубине души он
обладал абсолютной уверенностью. Для него также в работе космоса и в
человеческом обществе существовала определённая мудрость.
Работа Кларка Максвелла и А. Эйнштейна стала венцом
ньютоновской теории. Знаменитая фраза Эйнштейна: «Бог не играет в кости»,
хорошо указывает на неразрывную связь между ним и И. Ньютоном. Истинный разрыв
произошёл в теории квант М. Планка и, особенно, в работе Н. Бора. В каком-то
смысле, угроза появилась вновь у них, и у их продолжателей. Реабилитация больше
неэффективна. Научный мир, по всей видимости, не хочет принимать это. Нам
обещают большие празднования столетия публикаций А.Эйнштейна, в следующем году,
скрывая в то же время, на мой взгляд, мучительный разрыв, ставший следствием
теории квант М. Планка.
В течение XX века угроза истребления вновь с силой
заявила о себе в резне и в пятидесятых, в работе И. Великовского, ставшей
возвратом к теории катастроф, как на историческом, так и на геологическом и
космическом уровнях (2). Тем не менее, мощное
развитие капитала, функционировавшего без кризисов, было более благоприятным
всё-таки для оптимистической динамики, которая была вновь поставлена под вопрос
в конце семидесятых. Теории пунктирного равновесия, хаоса, катастроф
свидетельствуют о реактивации угрозы, распространяющейся в данный момент
в виде свидетельств о VI вымирании (3), новой
моды на книги И. Великовского и т.д.
В заключение скажем, что катастрофы действительно
происходят в космосе и в природе. Но на деле самой серьёзной катастрофой
является не природное стихийное бедствие, а то, что может развиться в сердцах у
различных человеческих группировок, связанных с огромными психическими
потрясениями, накапливаемыми в течение десятилетий.
Абсолютно травматический характер первых связан с тем
фактом, что человечество в ситуации психической катастрофы не сможет правильно
отреагировать на них. Эта их черта подчёркивается тем фактом, что они словно
помогают вновь пережить катастрофу, растворённую во времени, которую можно
осознать лишь с трудом: нарушение неразрывной связи с природой ради того чтобы
обезопасить себя, сбежать от мира жизни, как чересчур полного угроз и
катастроф. Для того чтобы деактивировать отпечаток риска истребления,
связанного с этим, вид должен оставить своего поведение нарушителя
неразрывности, проявляющееся в частности в войнах и революциях. Для того чтобы
достичь человеческой общности, в которой сможет проявляться индивидуальность,
не нужно превозносить брутальное и мгновенное нарушение непрерывности,
тотальный разрыв с прошлым, с отрицанием, которое может реализоваться в
подавлении всего того, что хоть отдалённо напоминает о тысячелетней динамике
угнетения, особенно если мы будем продолжать мыслить в терминах друзей и
врагов, для этого нужно жить в процессе растворения этого мира, которое
начинается с ухода из него. Становление Homo sapiens было становлением в
отчуждении, в прерванной неразрывности, даже когда он стремился к ней;
становление Homo Gemeinwesen подразумевает постоянное действие в неразрывности,
благодаря постоянному утверждению естественности и всех приобретений
тысячелетних поисков.
Угроза переживается бессознательно и её сила
реактивируется в важных событиях, как в природе, так и в человеческом мире,
ставя Homo sapiens в зависимость. Однако в начале своего болезненного
становления он ещё не был раздавлен страхом угрозы; его естественность
проявлялась во всей полноте, как об этом свидетельствуют украшенные росписями
стены пещер в различных регионах планеты.
B - Натуроэволюция и гаптоэволюция.
С обретением вертикального положения, очеловечивание
является достигнутым, что означает конец натуроэволюции. Антропогенез
реализуется благодаря гаптоэволюции, подразумевающей формирование человеческой
среды и сопоставимого с ней человеческого мира. Фактически благодаря тому
факту, что ребёнок рождается незавершённым, что существует период
инфантильности, на уровне всего вида происходит гаптоэволюция – эволюция,
которая возможна благодаря контактам между представителями вида – и которая
позволяет совершаться процессу формирования. Эта гаптоэволюция
подразумевает развитие коммунитарной формы потому что ребёнку нужны
постоянные заботы, присутствие без которого невозможна реализация его
психического и соматического развития. У него есть потребность не только в
биологических отце и матери (что считается ядром семьи), но также и в других
взрослых родственниках и детях. Семья не отличается от общины. Отношение к
детям является основой формы общности, общества, точно так же как тип общности
определяет характер детей, затем взрослых.
Если отталкиваться от этой константы, эволюцию вида
уже нельзя рассматривать, опираясь только на мужской пол, как это происходило в
течение долгого времени, или даже на женский фактор, подобное исследование
следует проводить, интегрируя в анализ фактор ребёнка, а значит, задаваясь
вопросом о том, как эволюционируют мужчины и женщины, чтобы происходило полное
развитие ребёнка и как действуют дети для того чтобы их лучше принимали.
Работа феминисток и, насколько я знаю, особенно Нэнси
Мэйкпис Таннер, помогла прояснить очень многое. Она подтверждает наше
исследование становления вида, как общности, и в то же время указывает на то,
что нельзя изучать эволюцию мужчин и женщин индивидуально, но в качестве общностей,
в которых ребёнок обладает первостепенным значением.
Н.М. Таннер настаивает на определяющей роли женщин в
производстве инструментов и показывает, что галечные орудия были не просто
инструментами, но инструментами для производства инструментов (палка-копалка
например). Она также считает, что они изобрели собирательство, как новый способ
использования растительных ресурсов при помощи инструментов. Она добавляет «(…)
собирательство подразумевает добывание и транспортировку большого количества
продуктов питания, предназначенного для потребления растянутого во времени,
большим количеством индивидов; благодаря ему стали возможными более долгие
периоды для развития ребёнка.
Все эти аспекты должны соотноситься с собирательством
растительной пищи в саванне, которая стала базой для способности к адаптации.
Именно женщины придумали собирательство, потому что их потребность в питании
была более значительной в периоды беременности и кормления, когда их дети
постоянно требовали пищи, у них было гораздо больше мотивов для технологических
изобретений» (4).
Ещё одна женщина, также антропологи и палеонтолог,
Сара Блаффер Харди, подтверждает, что для хорошего развития ребёнка требуется
несколько матерей, которых она называет кормящими матерями, помимо естественной
матери. В своей книге Mother Nature, 1999, (Мать природа), переведённой
на итальянский так, чтобы намерения автора стали ещё более явными: Материнский
инстинкт – между природой и культурой, двойственность роли женщины в
воспроизводстве вида, она подробно развивает свой тезис (5). Она показывает, что все черты инфантильности
благоприятны для ребёнка, которого благодаря им лучше принимают, и она
подтверждает явный, на мой взгляд, факт, что именно ребёнок изобрёл улыбку.
Следуя за ходом её мысли можно сказать, что ребёнок придумал своеобразный
соблазн для того, чтобы взрослый не бросал его. Улыбку вводит его в динамику
принятия, которая уже не является просто динамикой заботы. Это как если бы
ребёнок подчёркивал свою зависимость и проявлял ее, для того чтобы утверждаться
в неразрывности и интегрированности. Это предоставляет ему всё, что необходимо
для его становления.
Для развития гаптоэволюции требуется человеческая
общность. Работы Ф. Ренггли (6) подтверждают
этот очевидный факт.
«Человеческий
вид утратил свой волосяной покров около 4-5 миллионов лет назад, когда он вышел
из девственного леса в сухие саванны и степи Африки. И, несмотря на прошедшее с
тех пор время, человеческие младенцы всё ещё рождаются с руками и ногами в
таком положении, словно они стремятся прицепиться к «меху» своей матери. Т.н.
«примитивные» цивилизации хорошо знают или догадываются об этом, и именно
поэтому младенцев там постоянно носят на руках, а спят они обнажёнными,
прижавшись к телу своей матери. Все те, кто мог наблюдать за этими народами,
удивлялись спокойствию этих детей, явно проистекавшему из постоянного телесного
контакта со своей матерью или другим близким человеком. Следует также
подчеркнуть, что в этих культурах ребёнком постоянно занимаются от 10 до 20
человек. У младенца всегда сохраняется это архаичное стремление к телесному
контакту, или иными словами, архаичный страх утраты этого физического контакта
(7)».
Благодаря общности гаптоэволюции, как продления
натуроэволюции, дети получают наилучшее возможное развитие. Она делает
возможными гармоничные сексуальные отношения между мужчинами и женщинами,
которые могут жить как в многочисленных связях, так и моногамной связи, в
соответствии со своими желаниями (которые могут эволюционировать во времени),
поскольку очевидно, что лишь сформировавшиеся взрослые могут гарантировать
эффективную гаптоэволюцию.
Гаптобеременность, поставленная под вопрос, из-за
увеличивающегося разрыва между матерью и ребёнком (что затем повторяется и с
отцом), который является в наши дни самой сильной тенденцией нашего вида, может
привести к полной утрате баланса, равновесия, к такой форме безумия, которое
способно привести к истреблению вида. Именно в этом вид переигрывает угрозу.
C – Уход от природы
Динамика ухода от природы – это динамика отчуждения,
подразумевающая отказ от становления в обмен на гарантию безопасности; это
нарушение неразрывной связи ради того чтобы уйти от зависимости, в котором
очевидно проявляется несоразмерность между тем, кто отделяется и тем от чего он
отделяется. Основной целью этого процесса является, следует ещё раз подчеркнуть
это, гарантия защиты вида, его безопасность. Это мог быть только очень
долгий процесс, зачастую противоречивый, скрытый, непрямолинейный, связанный с
созреванием в виде Homo элементов, способных реализовать его, в первую очередь,
мысли (воображения) и технической деятельности.
Возможность описать, как происходил разрыв с остальной
природой, представляется благодаря тому факту, что мы не только подошли к
завершению этого процесса, но также благодаря его провалу. Мы знаем, что было
предпринято в этом процессе и зачем. Отсюда, мы можем, благодаря анализу
переигрываний первоначального акта, разворачивающемуся от настоящего в глубь
тысячелетий, представить себе, что именно произошло.
Отправной точкой является возникновение угрозы,
своеобразный синтез воздействия различных травм, происшедших с видом homo в
течение эволюции, что подразумевает развитие важной способности представления,
позволяющей связывать различные воспоминания и придавать им консистенцию в
здесь-и-сейчас. Эта способность была равно необходимой для проявления воли к
уходу от угрозы.
Можно предположить, что для разрыва с природой, для
выхода из неё, нашим очень далёким предкам пришлось постулировать существование
потустороннего, сверхъестественного, виртуального мира, в котором они могли бы
найти точку опоры, ориентир, благодаря которому они смогли обрести бытие,
оторванное от непосредственности, в то же время, переживая травмы,
переигрываемые в увеличенном масштабе, в форме замешательства. Подобное
предприятие было бы невозможным без развития воображения, позволяющего придать
консистенцию небытию, нематериальности, а также вербального языка, благодаря
которому стало возможным передавать, сообщать элементы, не связанные с
непосредственной реальностью, оторванные от неё, а значит не подлежащие
телепатическому общению, подразумевающему неразрывную связь. Оно также вызвало
необходимость в постоянно ускоряющемся развитии техники стремящейся к тому,
чтобы сделать виртуальный мир более ощутимым, или, по крайней мере,
симулировать его.
При непосредственной реализации, этот процесс
подразумевает, до того, как он становится чрезмерным и вызывает безумие, отказ
от становления, утверждение запрета на связь с природой и зарождение чувства
вины, наивысшей точкой которого является динамика самооправдания и
самоутверждения. Это нарушение неразрывной связи с остальной природой
соответствует прерыванию процесса, а значит акту насилия, за которым следует
неразбериха и замешательство.
Это происходит не индивидуально, а на уровне общины,
взывающей к сверхъестественным, потусторонним силам. Эффективность данного
процесса проявляется в той мере, в какой непосредственный мир теперь определяют
феномены, недоступные для непосредственного восприятия. Невидимое с самого
начала обладало большим значением, что видно уже на уровне таких феноменов как
ветер, такой мощный и такой невидимый. Ясно, что интеллектуальные способности,
мысль, были главными факторами в этом процессе. Но это не вопрос духа, я не
утверждаю, что людей заботили исключительно «духовными» вопросами. Они
обратились к абстрактной мысли для того чтобы решить очень конкретную проблему:
как найти защиту от угроз природы, которой они не могли доверять и доверяться.
Уход от природы подразумевает начало динамики поисков
спасения, которая также содержит в себе измерение познания, позволяющее
определять, от чего именно пытаешься спасти и чего хочешь достичь, а это вполне
практичное измерение. Отсюда возникает, например, магия, миф, религия,
философия, наука, революция (являющаяся лишь процессом трансформации мира, но в
то же время образом жизни тех, кто хотел бы реализовать этот процесс). Это
связано с диалектикой действия и слова. Тем не менее, текущая мысль,
действующая в ком-либо, автономизируется из-за поисков сверхъестественного
мира, служащего началом жизни и гарантией её безопасности. С этих пор усилия
мысли направлены на отображение не только того, что существует, но и на
отображение того, что не существует (8).
Отрицание происходящего, отказ от него и мысль о том, что не существует,
подразумевают крупный акт творения, основой которого служит воображение. Мысль,
в то время как она рассматривает несуществующее, на деле выражает собой то, что
существует и держит в своих тисках человечество: желание обрести безопасность и
выйти из тумана неясности и замешательства, добиться признания, а также его
стойкую неудовлетворённость.
Значение сверхъестественного мира происходит из того
факта, что он бессознательно действует в качестве компенсации того, что было
утрачено из-за нарушения связи с природой. Он как бы заполняет собой пустоту,
созданную нарушением неразрывности, и заменяет собой всё то, чего теперь не
хватает, но он никоим образом не может деактивировать отпечаток
незавершённости, следствием которой он является.
Сверхъестественный мир создают, но в то же время
исследуют и познают. Ясно, что очень часто наркотики, позволяющие достичь
паранормального состояния, в котором лицо, принимающее их, может осознавать
нечто, недоступное для нормального восприятия, сыграли большую роль. Этот мир
«гарантирует безопасность» вида, не даёт ему погрузиться в депрессию. Это не
означает, что он определяет собой непосредственный мир, в каком-то смысле
параллельный ему, мир поддержки и уверенности. В его познании также активно участвует
феномен, получивший название искусства.
Сверхъестественный мир может стать настолько
изобильным, что естественный мир просто исчезает в нём и, в конечном итоге, он
начинает мешать нормальному процессу естественной, повседневной, профанной
жизни. Тогда начинается процесс истребления, «разочарования» в мире, который
может принять формы рационализма, гуманизма, как это произошло при
возникновении капиталистического способа производства и науки
(экспериментальной науки). Но знание, даже научное, не может деактивировать
отпечаток незавершённости и угрозы, поэтому вновь возникает мистическое
измерение, и необходимость в сверхъестественном мире ясно демонстрирует себя у
тех народов, которые до сих пор подвергались отрицанию, игнорированию, как это
происходит в наши дни. Это «возрождение» совпадает с феноменом экстрагирования,
компенсирующим слабость бога (выражение исчезновения природы).
Но есть ещё одно решение, которое не поддаётся
переигрыванию: окончательный выход из природы и достижение ноосферы. Жизнь в
естественности слишком болезненна, слишком полна страданий: уйдём из нашего
тела, станем чистым духом, т.е. виртуальными существами в виртуальном мире. Для
того чтобы реализовать это требуется постоянная деятельность, способная
разорвать связи с конкретным, непосредственным миром и оставить нас в
альтернативной духовности. Это был бы поиск работы, начинающийся с обращения в
рабство нашей естественности и появления иллюзии о том, что когда-нибудь от неё
можно полностью избавиться «по образу и подобию» созданному веками угнетения и
попыток окончательного ухода в воображаемый, невидимый мир, служащий
оправданием для угнетения.
Я не буду подробно останавливаться на уходе от
природы, потому что это потребовало бы полного анализа возникновения специоза.
Я укажу лишь на три очевидных последствия этого процесса.
Существование сверхъестественного мира, который
усложняется, как это можно видеть в гностических концепциях, требует развития
эпистемы интерпретации, герменевтики, т.е. дисциплины познания, способной раскрыть
то, что скрывается под видимостью непосредственной реальности, а значит достичь
сокрытого, эзотерического мира, который в свою очередь, представляется
непосредственным благодаря герменевтической операции, и, поэтому, требует всё
новых и новых толкований. Этот процесс равным образом разворачивается в научном
мире, в котором учёные занимаются поиском недостижимой (завуалированной)
реальности. Точно так же это происходит и в социальном мире, в котором
фактически господствует мистификация и что-то вроде социальной герменевтики
необходимо для его понимания.
Уход от природы отправляет вид в изгнание. В
изоморфной манере, на индивидуальном уровне, у персидских, христианских,
мусульманских гностиков, этот образ жизни был принят, вместе со своеобразным
раздвоением сверхъестественности у них на отношения с плохим богом и с хорошим,
но скрытым богом.
Нарушение неразрывности становится основой формации,
которой требуются тысячелетия, концепции бытия, существования, смысла,
природы-субстанции. Существовать значит уходить от непосредственности, от
неразрывности, для того чтобы проявиться.
Вкратце, уход природы заключается в уходе от вечности
для освобождения во времени. А во времени вид полностью отдаётся работе.
D - Подавление, терапия, власть
Угнетение заключается в подавлении естественности и
запрете на неразрывность. Его негативной формой, которая может рассматриваться
как дополнение к нему, является вседозволенность, приводящая к тем же
результатам. Фактически она характеризуется отсутствием самоутверждения
родителей и мешает непосредственной реализации неразрывности, отражая собой
факт игнорирования, как отсутствия самоутверждения и признания. Способность к
противодействию снижается, отсюда – утрата ориентиров, которая может
сопровождаться проявлениями насилия. В обеих формах угнетение является
динамикой насилия. Она откладывает свой отпечаток на всём становлении своих
переигрываний; точно так же как причиной отчуждения становится тоже интенсивный
процесс подавления.
Подавление – это основной вид терапии; все остальные виды
выходят из него. Это динамика, в которой родители стремятся излечить своего
ребёнка от его естественности, освободить его от этого зла; она стремится
помочь ему выйти на высший уровень, усовершенствовать, спасти его. Благодаря ей
становится возможным приручение (одомашнивание) и введение ребёнка в полностью
искусственный мир. Она разрывает его связи с естественностью, которые
рассматриваются как моменты блужданий, моменты ошибок, отклонений, аберраций. В
то же время, она служит исцелению родителей: она исцеляет их от недостатка
власти, который они пережили сначала в детском возрасте, затем в обществе.
Подавление – это такой вид человеческого поведения, в котором власть становится
видимой, осязаемой, и помогает придавать форму, производить, как говорит М.
Фуко, и, я добавил бы, производить формы.
Подавление находится у истоков специоза и онтоза, а
также более или менее интенсивных патологических проявлений, из-за которых в
свою очередь становятся необходимыми различные виды терапии, направленные на
исправление негативных последствий подавления, что погружает вид в постоянные
переигрывания. Тем не менее, подавление не может продолжаться, если не будет
реактивироваться отпечаток угрозы; отсюда постоянные переигрывания риска
истребления. Это динамика трансцендентности, поиска потустороннего мира, в
котором возможна безопасность, высшего блага (вершины лестницы ценностей),
нового источника нумена, а значит власти, как участия в нём.
Подавление направлено на избавление от угрозы, как
источника страхов; именно поэтому оно выражается в динамике «это всё для твоего
же блага». Подавляют, для того чтобы уничтожить угрозу, которую другой не
видит, не осознаёт. Для того чтобы оправдать его прибегают к высшим данностям,
существам, к трансцендентности и утверждению сознания необходимости пройти
через него, чтобы спасти другого от чистого, простого, естественного
существования. Каждый раз, когда вытесняют или подавляют некий страх, заодно
скрывают и становление, приведшее к его бессознательному утверждению, и о
котором, соответственно, индивид не догадывается. Часто подавляют, потому что
отождествляют с собой. Делая это, бессознательно считают, что спасают от
опасности, от угрозы.
Для того чтобы осуществить подавление и этим
реализовать становление вне природы, вне угрозы, требуется действующее лицо,
агент, оператор: власть, отправляемая в динамике постоянно возобновляемой
зависимости. Отсюда необходимость в введении запретов, основным из которых
является запрет на восстановление неразрывности. Симметричным образом,
нарушение запретов в каком-то смысле порождает власть.
Любой мужчина, любая женщина, обладают властью. Как
получается, что власть сосредотачивается, концентрируется и отправляется в
качестве таковой, и что ей подчиняются, добровольно или нет, словно бы теряя
свою собственную власть, которую можно реактивировать в иных обстоятельствах.
Как концентрируется власть? От изоморфного движения лишения, концентрации и
исключения к формированию стоимости. «Для того чтобы появилась стоимость надо,
чтобы появилась зависимость, это одно из её ключевых условий». Invariance, IV
серия, №5, стр. 11.
О власти почему-то говорят как о реальном существе,
как о высоко различимом объекте. На мой взгляд, в данном случае, речь идёт о
химере. Фактически за словом власть, действует каскад, цепь, конкатенация,
длинный ряд, поток людей, оказывающих постоянное давление, вынуждающих нас
двигаться в определённом направлении; действующих так, чтобы мы не могли забыть
о том, что они пытаются внушить нам. Неумолимость власти, реализуемой
различными людьми (власть воплощается в сумме их действий; без них она бы не
существовала), проистекает из инфернального механизма, бессознательно
задействованного в момент разрыва с природой, механизма, обязывающего нас
двигаться в отчуждении, под давлением и при подавлении естественности в каждом
из нас.
Подавление и травмы (которые могут быть связанными с
ним), вызывают регресс. Я задаю себе вопрос, не было ли становление вида
блокировано, и не пытается ли он выйти из этого заблокированного состояния.
Переигрывания, вплоть до нашего времени, лишь усиливают регресс, а это может
служить основанием для теории, согласно которой эволюция является регрессом, а
не прогрессом.
Вседозволенность – это форма подавления, мешающая неразрывности. Во
вседозволенности нет неразрывности, есть лишь принятие динамики онтоза. В ней
содержится отрицание неразрывности, страх быть поставленными под вопрос ею.
Отказ от использования практики непосредственного подавления ставит ребёнка
перед противоречием и заставляет его интенсивно переживать двусмысленность,
раздвоенность. У него появляется ощущение, что его обманывают, мистифицируют, и
он лишён возможности реагировать; это лишь на краткий момент блокирует разгул
насилия, откладываемый во времени. Или же ребёнок наоборот становится аморфным,
словно под воздействием анестезии.
Угнетатель оказывает своё активное воздействие, даже
не осознавая его; он(-а) становится доминирующим, автономным. Он(-а)
переигрывает то угнетение, что пережил(-а) сам(-а). Напротив, человек дозволяющий
всё оказывает реагирующее действие; он(-а) словно зависит от ребёнка. Он(-а)
переигрывает зависимость в которой сам(-а) находился (находилась).
Подавление приводит к фиксации, торможению. Поэтому
нормально, что люди, стремящиеся к освобождению, испытывают желание
флюидизации. Тот факт, что капитал пребывает в этой динамике, обнажает его
реабилитирующее измерение, и что через него вид стремился к освобождению,
воображая, что благодаря ему он сможет избавиться от апории. Тот факт, что эта
динамика флюидизации, текучести приводит к автономизации капитала, показывает,
что речь должна идти не столько о том, чтобы жить в становлении, потоке жизни,
сколько о том, чтобы прийти к модусу реального «бытия» нашего вида, а значит
его позиционирования в космосе. Если нет, это точно так же может привести к
экзальтации идеи движения ради движения. Вечность – это движение, и желание
движения ради движения выдаёт желание вечности, но в онтозной форме. Ведь
вечность не сводится к одному лишь движению. Желание движения как средства и
цели служит препятствием для тех, кто им одержим, удерживая их в некой
отдельной модальности и лишая всех возможностей излучаться радиально.
То, что называют властью, конечно, на деле является
властью, будучи выражением господства, как способности навязывать или
ограничивать определённый образ жизни, бытия, поведения, что фактически
происходит из власти, как способности расширяться, распространяться на
человеческий мир, на всю природу. Она также является частью проявлений
неразрывности между индивидами, а также между ними и природой. Эта
неразрывность подразумевает сопереживание, любовь. Иными словами, в момент
нарушения неразрывности появляются власть и любовь, которые, с этих пор,
начинают автономизироваться и совращаться, что, в случае с властью, выражается
в производной форме, о которой мы говорили. Нарушение неразрывности происходит
из отчуждения вида от природы, это вовсе не краткий феномен, реализовавшийся
раз и навсегда, это долгий процесс, который происходит постоянно, даже если, в
некоторые эпохи, он характеризуется большой интенсивностью, а в нашу эпоху
вообще кажется реализованным. Вследствие этого, совращение власти также
реализуется в ходе долгого, постоянно возобновляемого процесса. Это происходит,
потому что с тех пор как вид оставил целостное естественное развитие, женщины и
мужчины воспитывают своих детей, т.е. дают им такой образ жизни, который
становится искусственным по отношению к неразрывной связи с природой. Иными
словами, виду приходится вырабатывать иной тип поведения. Но для реализации
последнего, необходимо одновременно вводить ограничения, чтобы оставить путь
естественности и одновременно подавить её, чтобы она не становилась
препятствием для привитого совращения, чтобы избежать отрицания.
Здесь я могу отметить, что согласен с теорией М. Фуко:
«Надо прекратить постоянно описывать
власть в негативных терминах; что она “исключает”, “подавляет”, “вытесняет”;
что она “контролирует”, “абстрагирует”, “маскирует”, “прячет”. На деле власть
производит; она производит реальность сферы предметов и ритуалов истины.
Индивид и знания о нём показывают это (9)».
На мой взгляд, производя, власть заодно и угнетает,
потому что не может производить из ничего. Творение ex-nihilo невозможно.
Производство может осуществляться только путём подавления нормального и
спонтанного развития; вот почему в этом случае можно использовать метафору
прививки: власть пользуется подвоем, естественным бытием, для того чтобы
породить бытие приручённое (10),
приспособленное к жизни в динамике, разворачивающейся по ту сторону
естественности, в постоянно воспроизводимом искусственном мире (11). Уход от природы является в то же время открытием
возможностей для творческой, производительной, технической деятельности вида.
Но это открытие появляется не благодаря одному-единственному свершению,
случающемуся раз и навсегда. Оно происходит медленно, в ходе становления Homo
sapiens в различных манерах в зависимости от различных регионов, которые он
обживает. В определённые моменты начинает казаться, что всё возможно, и вид
считает, что он полностью реализовал свой уход от природы и достиг полной
безопасности.
Сама власть, даже когда она автономизируется, не может
отделаться от элемента, с которым она была интимно связана, пока ещё
существовала неразрывность: с любовью. Любовь представляется как причинный
элемент, позволяющий власти реализоваться, осуществляться. Власть,
осуществляемая родителями и всеми теми, кто, так или иначе, переигрывает
родительские действия, становится любовью к детям. Им навязывают становление вне
природы, их ограничивают и подавляют для их же блага. Негативность и
позитивность власти – это лишь видимость. Власть появляется одновременно с
производством и подавлением. Увековечение производства необходимо для
усовершенствования людей и достижения ими высшей стадии (динамика
трансцендентности и вертикальности). Бесконечность подавления и невозможность
его полного успеха являются неизбежным следствием невозможности достижения
совершенства.
Уточним феномен: для того чтобы власть родителей
производила прирученных детей, интегрируемых в искусственное становление вне
природы, нужно создавать иные отношения таких типов как родители-дети,
дети-дети, дети-природа, что является отклонением от гаптоэволюции. Их можно
реализовать только путём подавления естественности ребёнка, что вызывает у него
сильные страдания и порождает в нём динамику вытеснения, создающую т.н.
бессознательное (мимоходом можно отметить, что именно власть создаёт
бессознательное). Его содержание не ограничивается вытесненным, но, помимо всего
прочего, содержит все возможности естественности, более или менее навязчиво
преследующие индивида в течение всей его жизни. Утраченная естественность
преследует человека, проявляясь в беспокоящей его неопределённости, в
ностальгии и меланхолии.
Повторяющиеся действия власти равным образом
производят сознание. Уже само утверждение динамики «это для твоего же блага»
подразумевает, что родители знают, что именно необходимо для ребёнка, который
сам абсолютно не осознаёт этого. Для того чтобы лучше осуществлять эту власть,
появляется необходимость в закреплении этого сознания ради того чтобы
осуществлять её ещё лучше и при этом причинять ребёнку как можно меньше
страданий.
Родительская власть, доминирование и т.д.,
производительна, потому что должна давать что-то детям, доминируемым. В первом
случае речь идёт о любви, утешении, заботах, кормлении. Отсюда пагубная природа
дара. Рабёнок чувствует, что в подарке содержится интенциональность, причём
скрытая, потому что чаще всего она является бессознательной. Он чувствует, что
подарок действует в качестве звена, связывающего его с неким нежеланным
становлением, и часто у него нет достаточной силы, чтобы отказаться.
Эта комплементарность равным образом проявляется в
отношениях между мужчиной и женщиной, осуществляющихся на полюсе любви. Сила
действует также и в любовных отношениях, в первую очередь, как утверждение
каждого из элементов пары, в частных характеристиках их индивидуальностей, в
самоутверждении необходимом для полного любовного наслаждения. Но в конечном
итоге, в ходе переигрываний, эта сила становится ограничивающей властью, и
любовь с этих пор осуществляется уже не как утверждение найденной
неразрывности, на как дар тому, с кем находишься «в отношениях».
Невидимое становится основой становления вида с тех
пор как он порывает с остальной природой. Невидимое – это нечто неподдающееся
пониманию, нечто неразличимое, неопределённое, на деле, это подавление.
Вначале подавление осуществлялось общиной, потому что
именно община, а не индивид отделилась от природы. Принесение в жертву члена
общины ради её блага является действием, в котором явно выражается подавление,
причём чаще всего это делается ради избавления от угрозы и чувства собственной
безопасности. Это динамика очищения путём избавления от балласта, порывания
связи, создания пустоты. Общинное угнетение вызывало противостояние отдельной
части общины, из-за которого она стала более хрупкой, что послужило её
фрагментации и возникновению индивидов.
Кроме того, эта фрагментации происходила под влиянием
воздействия одной общины на другую; а затем и первой формы государства,
которая, в свою очередь, сменилась второй. Всё это относится к истории
становления специоза, которым мы займёмся позже, а также его последствий.
Отметим, что моментом фундаментальной значимости для нас является тот, в
котором ребёнок начинает служить символом власти (когда нет уже топоса, общины,
когда уже есть борьба между полами).
E – Психическое измерение: онтоз и специоз
Мы должны принимать во внимание значимость подавления
и вытеснения эмоций для становления вида. Мы уже упоминали специоз-онтоз
в предыдущих параграфах, мы возвращаемся к нему, чтобы подчеркнуть его
значимость для становления Homo sapiens, а также необходимость избавления от
него для достижения Homo Gemeinwesen. Напомню, что это не какой-то
определённый, хорошо очерченный феномен, проявляющийся в определённый момент, а
процесс, в котором он вырабатывается; это реактивированный феномен,
расширяющийся в каждом поколении, и, в случае с онтозом, действующий в изоморфной
манере. Это происходит из-за того, что он связан с уходом от природы, которое
также осуществляется в виде процесса. Тем не менее, его яркие стороны позволяют
нам различать его.
Любая травма оказывает воздействие на то, что называют
душой (психическое измерение) и на то, что называют телом (соматическое
измерение). Она влияет на специоз-онтоз. Мы не можем сказать, что он
затрагивает лишь психическое измерение вида, это было бы преуменьшением;
психическое и соматическое измерения неразрывно связаны.
Можно сказать, что вид, или индивид, претерпевает
травму, когда он, или она, не может интегрировать событие, нарушающее привычный
порядок, и которое затем преследует её или его в течение веков или лет. Травму
отличает тот факт, что травмирующее событие не влечёт за собой феномен
компенсации, или же, в противоположном случае, этого феномена недостаточно. Это
событие не обязательно является негативным, разрушительным, но оно не является
также и позитивным, например, открытием или изобретением.
Изобретение иногда становится итогом долгого процесса,
в течение которого реализуются и другие изобретения. Каждое из этих изобретений
может стать причиной для более или менее значительной травмы, в то время как
конечное изобретение вызывает фундаментальную травму. Таковым, например, было
изобретение ноля, по крайней мере, на Западе. На мой взгляд, начало процесса,
приведшего к его открытию, началось с производства «дыр как технических
средств» (12), начавшегося с игольного ушка
семнадцать тысяч лет назад. Я должен добавить, что оно может быть ещё более
древним, потому что дыры, проделанные в раковинах моллюсков, для того чтобы
пропустить сквозь них тесёмку и сделать ожерелья или браслеты, уже были
техническими средствами, а их начали делать около семидесяти тысяч лет назад.
Но дыра может быть также и абстрагированной, т.е. её
можно мыслить как таковую и в связи с другими объектами, что приводит к
формированию пар, ушко-игла, ступка-пестик. Ещё один процесс абстрагирования,
подразумевающий несколько иную техническую динамику, которая привела к колесу с
его парой ступица-ось. Отсюда нельзя не предположить, из-за обобщения отношений
между дырой и входящим в неё (или выходящим из неё) объектом, что люди могли
провести аналогию с вульвой и появляющейся из неё головой ребёнка.
На мой взгляд, путём серии других абстрагирований,
люди пришли к нолю, миновав по ходу колесо. Речь идёт о представлении, об
образе. Фактически, у майя, которые не производили колёс, но изобрели ноль,
были чертежи колеса.
Ноль – это
пустота, извлечённая из полноты. Не
удивительно, что корень слова ноль в санскрите означает заодно пустоту и
полноту, а у более современных математиков ноль представляет собой сумму
пустоты, которая может фигурировать в качестве математического объекта. Ноль
позволяет проводить множество операций, становясь главным действующим лицом
вместе с единицей, цифрой, актуализирующей все остальные цифры.
Динамика полноты и пустоты, в которой ноль является
ничем, выказывает свою большую функциональность в качестве важных поддержек для
развития специоза, который мы раскроем в Возникновении Homo Gemeinwesen.
Я лишь хочу указать на значение ноля и пустоты, как мощных факторов
ограничения человеческой реальности и, следовательно, участвующих в
подавлении, в осуществлении власти (13). Не
будем забывать, что подавление подразумевает чувство вины у ребёнка, а также
аксиологию, с которой начинается движение стоимости, ценностей.
Значение специоза-онтоза ярко проявляется во
взаимоотношениях между женщиной, мужчиной и ребёнком, в этой троичности (основе
Троицы), подразумевающей общность, как мы её называем. Во введении к своей
книге Материнский инстинкт (стр. XIX), которую мы цитировали выше, С.Б. Харди
поднимает важные вопросы, на которые можно ответить, только если принимать во
внимание специоз, определяемый динамикой ухода от природы.
1.
«Что мы понимаем под “материнским инстинктом”? Не утратили ли его женщины?»
2.
«Если женщины инстинктивно любят своих детей, почему многие из них во многих
культурах в ходе истории прямо или косвенно содействовали их умерщвлению,
например, кормя сына и обрекая на голод дочь?»
3.
«В отличие от других крупных приматов, именно люди производят беззащитное и
несамостоятельное потомство, вплоть до того, что женщина в племенах собирателей
– как у наших древних предков – не могла и надеяться на то, чтобы воспитать
ребёнка в одиночку. И, тем не менее, тогда, как и сегодня, отцовская поддержка
вовсе не была гарантированной. Почему естественный отбор не придал матерям
средств достаточных для выращивания детей?»
4.
«Если принять во внимание, что отцы и матери разделяют с детьми равное
количество генов, почему отцы не эволюционировали до такой степени, при которой
они были бы более внимательными к потребностям своих детей. Существует ли у
самцов (как говорил Дарвин) “латентный инстинкт” заботы? Если да, когда он
проявляется?»
5.
«Перед лицом новорожденного, отцовские заботы переходят от заботы к равнодушию.
Но тогда почему почти всех мужчин так интересуют способности женщин к
воспроизводству?»
6.
«Наконец, в чём субстанция детских нужд. Почему эти маленькие создания
эволюционировали так, что стали пухленькими, милыми и вызывающими абсолютное
обожание?»
Нельзя говорить, что женщины утратили материнский
инстинкт, кроме тех случаев, когда онтоз женщины перерастает в безумие; но
можно утверждать, что социальное развитие препятствует ему и, в настоящее
время, стремится сделать его бесполезным благодаря тому, что общество принимает
на себя материнские функции, не ограничивающиеся несколькими месяцами. Наконец,
тенденция к достижению полного разрыва с природой стремится к уничтожению
материнства (в рамках динамики освобождения женщины). Это чревато будущей
травмой и во внимание не принимается пустота, которую в женщине породит
отсутствие беременности и родов.
В ответ на второй вопрос можно задать несколько других
вопросов, почему мужчины убивают себе подобных? Не утратили ли они инстинкт к
жизни, который подсказывает, что нельзя убивать людей?
Перед тем, как перейти к 3 вопросу, я бы хотел
отметить, что задаваемые вопросы показывают, что С. Б. Харди принимает нынешнюю
социальную реальность как почти естественную данность, корни которой следует
искать путём палеоантропологического анализа, который различил бы, что является
естественным, а что культурным. Тем не менее, естественное и культурное не
различаются автором, как два несвязанных, отдельных друг от друга феномена. Её
восприятие поведения современных мужчин влияет на её представление об их
поведении тысячи лет назад, когда ещё существовала общность. В те времена,
помощь мужчин была действенной и обязательной.
Подробный анализ цитируемого текста позволил бы чётко
установить тот факт, что специоз мог развиться только на основе естественной
данности, которая претерпела совращение. В том, что касается нашей текущей цели
(обозначить важность феномена специоза), достаточно некоторых предыдущих
замечаний. Всё это можно поднять в этюде о детях поскольку, на уровне
гаптоэволюции, они играют решающую роль, как в наше время, когда появилась
тенденция к избавлению от неё.
Специоз выполняет роль препятствия, тормоза, стопора;
он блокирует человеческое становление. В наши дни на всём пространстве, на
котором установился капиталистический способ производства можно предоставить
каждому, каждой, определённую долю капитала, которая гарантирует их процесс
жизни в данном обществе-общности. Иными словами можно избавиться от нищеты,
маргинализации, зависимости и выполнить обещания, которые особенно часто
делались в период перехода к автоматизации. Те, кто их делал, могут перестать
быть рассматриваемыми как просто блуждающие лжепророки. Но они рассуждают так
же, как до них рассуждали марксистские революционеры, и даже анархисты, не
принимая во внимание специоз. Избавление всего мира от зависимости должно
столкнуться с феноменом специоза, подразумевающего наоборот её постоянное
усиление, отсюда перманентность феномена, маргинализирующего массы людей;
отсюда также существование огромных различий между людьми на социальном и
экономическом уровне, иерархии, основанной на капитале и информации. Это
подразумевает постановку под вопрос всех мер, способных улучшить условия жизни
беднейших слоёв (исчезновение провиденциального государства). В то же время вид
– из-за безумного роста населения – становится всё более зависимым от процессов
материального и нематериального производства, заменившего ему природу. Этим он
переигрывает угрозу истребления, что вынуждает маргинализированных людей искать
спасения в сверхъестественном.
Анализируя исторические события двух последних веков,
можно констатировать, что прошла прогрессистская фаза, во время которой не
исключалась эксплуатация рабочих, крестьян. Произошло улучшение условий жизни (14). Иными словами, можно считать, что от XIX до XX
века существовал благоприятный момент, kairos, которым не сумели
воспользоваться. Это придало войне 14-18 гг. крайне катастрофическое измерение.
Это было переигрывание катастрофы с измерением риска истребления, и оно
маргинализировало массы людей.
Цикл катастроф может быть остановлен, только если вид
полностью осознает свой специоз, через динамику ухода от этого мира и его
предпосылок, необходимого для его распада.
F. Дополнения
Изучение языков, их происхождения (не исключая
возможности их единого происхождения из одного источника, за которым
последовала эволюция), обладает большим значением для понимания становления
Homo sapiens и его специоза. В Евразии, являющейся центром нашего исследования,
связанного с возникновением феномена капитала, работы Дж. Семерано о
происхождении различных слов в т.н. индоевропейских языках из шумерского, аккадского
и прочих не-индоевропейских языков Месопотамии являются фактом огромного
интереса. С одной стороны они позволяют вернуться в прошлое, с другой, они
выводят на свет важные скрытые вещи. Для примера я приведу этимологию глаголов
быть и иметь с одной стороны, и слов секс и бесконечность с другой.
«Формы,
которые заставляют предполагать корень *es-, *s-, как в санскритском слове
asmi, литовском esmi, древнеславянском есми, греческого ¢stfi (существовать),
латинского est, фактически приводят нас к древнему языку, который можно считать
отправной точкой, аккадское слово isû(m) (иметь), переходящий к функции связки
«est» в текстах Эль-Амарны.
Но нам знакомо изначальное значение слова, «иметь»:
это значение показывает то, что древнегреческая мысль обнаружила в результате
поисков того, что наивно полагалось, например, пре-софистами, как атрибут ещё
неразличимой субстанции; концепции качества и количества появились относительно
поздно; не существует свойств или сил, неотличимых от субстанций. Жар, холод не
являются свойствами изначально присущими предметам, но известны соответствующие
им вещества, огонь, вода и т.д. Отсюда утверждение «огонь горячий», в античной
мысли звучит как «огонь обладает жаром». Иероглифы игнорируют наше
использование понятий «быть» и «иметь.
Также очевидно, что вербальная функция слова «быть» в
греческом e¬uai, ¢sti (существовать) начинает обретать форму в древних
семитских языках. В иврите есть слово, обладающее сильным содержанием: это jes
(esistenza, sostanza, существование, субстанция). Формирование ˆuta , ¢Ùuta,
множественного числа от ˆu с его оригинальным значением существования,
развивается из корня *es- (быть), ¢sti (существовать), с суффиксом –nt- в
смысле «присущий», «относящийся», что является смыслом аккадского слова natû (присущий),
бытие (l’ente) – это нечто присущее существу, обладающему господством.
Дихотомия между «быть» и «иметь» обладает древним
происхождением в двух хронологически различимых аспектах: ¢Òuta, у Гомера
и Гесиода, к примеру, напоминают связку из текстов Эль-Амарны, в то время как
˜uta Анаксимандра, во мн. ч. ¢Òuta, существа, eÙu Парменида подразумевают все
существа в вечности, неподвижном “абсолютном бытии”, отрицающем отрицание,
происходящем их корня аккадского слова isû (иметь), с семантическим ценностным
смыслом санскритского isé, iste (обладающий, “являющийся господином,
хозяином”)» (15).
Из всего этого мы можем заключить, что был
исторический период, когда бытия и обладания не существовало; то есть, когда
люди не отделяли себя от окружающего мира и позволяли ему осуществлять свой
процесс жизни. Затем появилось разделение. Сначала глагол, означавший обладание
обозначал собой тотальность, в которой участвуешь, а бытие означало нечто
отделившееся, в то время как их связка позволяла восстановить неразрывность.
Эта связка служила в качестве артикуляции. В какой-то мере, она позволяла
указывать на приобретённое; поэтому «бытие» означало распределение. Это слово,
происходящие от глагола «иметь» подразумевало отождествление обладателя с
обладаемым; следовательно, оно также обозначало собственность. Обладание могло
представлять субстанцию, а существование можно рассматривать как нечто
исходящее из субстанции, рождённое.
С развитием земельной собственности, затем движения
стоимости в горизонтальной динамике, существует лишь тот, кто обладает; тот,
кто не обладает, не просто зависим (маргинализация), но даже не рассматривается
как часть человечества. Он находится вне общества, основанного на обладании.
Кроме того, тот, кто обладает, может давать существование, это хорошо видно в
движении стоимости в вертикальной динамике. Чем большим количеством товаров
обладает вождь – а после и «суверен» – тем больше он может присваивать
существование, а также стоимость, потому что высшее единство, человеческое
существование, приобретается посредством вещей.
Иными словами, человек может стать повелителем
благодаря обладанию, а не бытию. Он становится таковым, потому что он обладает,
потому что он имеет.
Первостепенное значение, придаваемое «бытию» перед
«обладанием» происходит из того факта, что в бытии нет дальнейшего разделения,
а значит редукции, потому что оно само в каком-то смысле происходит из
разделения обладания, того, что можно разделить. Поэтому бытие, благодаря его
«копулятивной» деятельности, может восстанавливать целостность, из которой оно
происходит. Именно отсюда берёт начало бредовая динамика, стремящаяся к
единству-глобальности, к слиянию, к ОДНОМУ. Онтологический дискурс
подразумевает экзальтацию разделения, компенсируемого унитарной целостностью.
«Бытие» обладает ролью отрицания фантазмов, поддержкой интенсивной угрозы,
образовавшейся в процессе редукции, в этом своеобразном виде аннигиляции: это
отрицание, которое вид поднял до фактора, управляющего сознанием.
Обесценивание обладания по отношению к бытию выказывает
чувство вины человечества, связанное с феноменом разделения-лишения.
Сепаратистская
концепция, более или менее
сознательно экзальтирующая разделение, является действенной на всех уровнях, в
т.ч. в отношениях между мужчиной и женщиной. Я бы добавил, что процесс жизни в
данной динамике представляет собой огромную работу по преодолению различий. Дж.
Семерано отрицает индоевропейскую этимологию слова sexus от secare (разделять)
и утверждает, что это слово связано с другим очень древним словом, обладающим
значением «искать глазами», следы которого можно обнаружить в различных языках,
как в немецком слове suchen (искать). Кроме того, его анализ, так сказать,
дополняется исследованием происхождения слова ·merow. «В истоках слова ·merow
заключается желание любимого объекта, зарождающееся со всей интенсивностью при
его виде. Слово обладает тем же источником, что и êmar, âmar (день), когда свет
освещает зрачки: это соответствует аккадскому слову imru (желание,
vagheggiamento, созерцание, видение), существительному от глагола amàru
(видеть, познавать женщину)» (16).
Обладать половыми признаками значит иметь возможность
видеть другого в его отличии и способность «воспламеняться» желанием,
позволяющим реализовать союз и, затем, передачу жизни.
Значение видимости в сексуальном процессе и в более
общем смысле в процессе позиционирования обладает определяющим значением у
приматов. У детей Homo sapiens любопытство в отношении половых органов и
желание их видеть является частью необходимости позиционироваться через
самопознание и познание другого в его отличии. Вуайеризм – это не сексуальный
акт, а извращённая одержимость различиями полов.
Индоевропейская этимология соответствует реальности, в
которой произошёл разрыв между полами, и появилась борьба между мужчинами и
женщинами. Возможно, роль индоевропейцев была решающей в этом процессе.
В наше время разделение стало частью зрения (сила
глаза частично характеризуется его способностью различать) до такой степени,
что мы уже не смотрим, а различаем.
Что же касается этимологии слова apeiron, которое
обычно переводят как бесконечность, Дж. Семерано даёт его не-индоевропейскую
интерпретацию, выводя его из семитических языков (шумерский, арморианский,
арамейский и т.д.). Он также говорит, что это слово происходит из семитского
«’apar = пыль земля, из аккадского eperu» и сравнивает её с библейским ‘afar (17). Apeiron – это концепция, раздробленная
Анаксимандром. Она обозначает фундаментальный элемент, из которого появляется
всё остальное, как вода у Фалеса. Впрочем, этот apeiron кажется и тем, что
остаётся, когда отливает вода. Это очень важно, если не забывать, что топосом
является Месопотамия, где отошло море. Это была песчаная земля, земля пыли.
Земля, как целое, сформированное из бесконечного количества частиц, подтверждала
собой концепцию бесконечности. В какой-то мере концепция бесконечности
подразумевает тотальность, способную представляться в форме множественности.
Следовательно, концепция бесконечности подразумевает и тотальность, и
множественность, обретённую путём фрагментации, разделения, отчуждения. Это
важная для понимания специоза-онтоза концепция, она подразумевает собой то,
откуда всё порождается, производится, зачинается. Речь идёт об элементе,
который, будучи тотальностью, может становиться основой субстанции, как
множества, который может обозначать собой различные формы, модальности этой
субстанции. Иными словами apeiron относится к субстанции, а не к виду бытия,
как бесконечность у Аристотеля. Тем не менее, ясно, что измерение множества
могло стать основанием для концепции бесконечности, и что Аристотель мог
ссылаться на Анаксимандра, отвергая её. У меня такое ощущение, что изначально
она обозначала связь субстанции и бытия и что главный вопрос это: откуда я
происхожу (эссенция), из чего состою (субстанция)? Бытие присутствует в обоих
случаях, индивид ещё не пребывает в состоянии разделения, хотя он его и уже
пережил. Переход от концепции Анаксимандра к концепции Аристотеля подразумевает
разрыв и свидетельствует об отделении от её месопотамского происхождения.
Анаксимандр всё ещё находился в контакте с месопотамской цивилизацией, а
Аристотель уже нет. У него концепция apeiron стала аберрантной, он
воспользовался ей для выражения чего другого, отличного то того, что имел в
виду Анаксимандр.
Субстанция может быть выражением обладания и воля к
превращению субстанции в субъект указывает на желание обрести участие в бытии.
Должен добавить, что язык является не только
проводником познания людей, их мира, природы, космоса, но также страдания,
связанного с процессом жизни, такой, как они её воспринимают, как они её
переживают, в первую очередь бессознательно. Это страдание, неочевидно
проявляющееся в выражениях восприятия, фактически производит такой вид
познавательной деятельности, при котором окончательно смешиваются все данные,
приобретённые в процессе познания. Эта динамика не ограничивается античным
периодом, потому что она продолжается и в наши дни в более скрытой, тайной,
завуалированной манере.
«Экзистенциальное
значение «бытия», этих ˜uta Анаксимандра, т.е. существ обладающих жизнью и
способных чувствовать благодаря высшей справедливости, которая будет их судить
за допущенные ошибки, напоминает нам об экзистенциальном бытии Гамлетовского to
be в его третьем монологе, где “быть или не быть” означает “жить или не жить” (18).
В то же время справедливость, Дика, рождается из
страдания от пережитой несправедливости, ограбления, и действует как агент
исправления, восстановления гармонии. Но она не ставит под вопрос специозный
процесс поскольку: «Et Dfikh у Аанксимандра, как и у Гераклита, сохраняет
значение шумерского di-ku5-gal (верховный судья), вавилонского diqugallu» (19).
Идея бесконечности, поддерживаемая образом пыли,
праха, могла в определённом смысле послужить распространению и реализации
одного желания: «Твоё потомство станет многочисленным как пылинки земные…»
(Исход 28-14) (20), а также для обозначения
умаления, незначительности, редукции человека, которому говорят, что он был
рождён из праха и во прах вернётся (Исход). Фактически это «искажённое» утверждение
Ксенофана: «Всё рождается из земли, и всё возвращается в землю» (21). В библейской формуле таится неявно выраженное
замешательство: человек, ты лишь пылинка во прахе из которого ты произошёл, и в
который ты вернёшься.
* * *
В своей книге La rivoluzione dimenticata
(Забытая революция)(22), Лучио Руссо защищает
тезис, согласно которому наука, сравнимая с современной западной наукой,
развившейся в период Возрождения, уже существовала раньше в эллинистический
период (от 323 г .,
со смерти Александра Македонского до примерно 144 г .). Для того чтобы
объяснить огромное значение, которым, на мой взгляд, обладает эта книга, я
должен уточнить своё определение науки и дать формулировку её возникновения.
Это не отменяет необходимости наиболее верным способом отразить тезис Л. Руссо
о различных теоретических подходах к науке и революции, которые скрыты в самом
названии книги.
Наука появилась в своё время как новый образ жизни, а
не просто как новый способ познания. Это объясняет её экспансионистский
характер, т.е. её тенденцию заполнять собой все сферы человеческой
деятельности.
Она возникает тогда, когда западное общество начинает
избавляться от власти сверхъестественного, что связано, в частности, с
антропоморфозом труда и зарождением гуманизма, когда люди начинают опираться в
своём развитии не на сверхъестественное, а на природу и человеческий мир.
Следовательно, она с самого начала подразумевает (в потенциале) иной вид
поведения вида направленный на решение проблем его жизненного процесса, а,
значит, на его отношения с природой, космосом и с себе подобными. Это
подразумевает иную ориентацию процесса познания и иную модель его
функционирования.
Вид, конечно же, как я уже говорил, начинает опираться
на природу, но на ту природу, от которой он отделяется всё больше и больше, так
же как и от собственной естественности (23).
Отсюда переигрывание: вид, отделяясь от остальной природы, выбирает её в
качестве точки опоры для своего познавательного и практического развития, как
некогда в самом начале процесса разделения, он обрёл её в сверхъестественном.
Переигрывания будут снова повторяться в той мере, в какой люди, в первую
очередь на Западе, будут считать, что смогут, благодаря науке стать «хозяевами
и собственниками» природы; т.е. стать господствующим видом.
Он становится союзом эпистемы (24) и практики. Эпистема появилась вместе с математикой и логикой,
а значит, находится в определённой связи с философией. В том, что касается
практики, эксперимента, она связана с искусствами в общем, то есть с такими как
изобразительное искусство, к примеру, или механические искусства, а также
с возникновением нового человеческого типажа, инженера, как проявлением
антропоморфоза труда, подразумевающего, что именно через труд, через
способность использовать технику с обращением к теоретическому знанию,
самоутверждается человек.
В генезисе науки участвовала воля компенсировать
утраченные способности, обходиться без женщин (David F.Noble), но также воля
выйти из неуверенности (или даже основать новую уверенность: экспериментируют,
потому что сомневаются!), от онтоза (бремя аффектов), от господства
сверхъестественного (отказ от божеств, от оккультных сущностей, от бога и т.д.)
и достичь реальности; воля выйти из тупика, а значит воля к предприимчивости
(изоморфность между опытом и предпринимательством, подчёркивающая изоморфность
между наукой и основами капитала; сила труда, которую можно сравнить с силой
эксперимента), решить, разрешить (учёный как предприниматель, затем менеджер,
решающее лицо), ввести новшества, продемонстрировать некую избранность,
спасение (что приводит к путанице между генезисом, который можно осознать,
анализируя отношения между наукой и католицизмом, а также между наукой и
протестантством), воля продемонстрировать превосходство христианства над всеми
другими религиями (в первую очередь над исламом), наконец воля к освобождению
(марксисты, анархисты и т.д.). В последнем случае, наука предстаёт в качестве
нового способа поведения человечества, который подготовила буржуазия, например,
у Локка, утверждавшего свою волю к использованию ньютоновского метода в
политике.
Короче говоря, нельзя отделить возникновение от науки
от возникновения капитала, причём последний очевидно полностью поглощает
первую.
Поскольку здесь невозможно рассмотреть в деталях
вопросы, поднятые тезисом Лучио Руссо в отношении забытой революции, я
ограничусь тем, что обозначу темы, которые будут рассмотрены в главе о
капитале: наука является родственницей двух разных «наук». Для этого
утверждения у нас имеется твёрдый аргумент. Впоследствии мы перейдём к изучению
социального развития между эллинистическим периодом и периодом развития
капитализма в Европе и США. На эту тему Л. Руссо также даёт ясные указания.
Однако мы настаиваем на нашем тезисе о распаде полисов и формировании новых
городов и, тем более, на феномене автономизации стоимости и причинах её
распространения. Очень важным представляется также анализ эволюции отношений
между полами в эллинистический период.
Следует также проанализировать большое число важных
утверждений, подрывающих устои официального знания, такие как знание греков о
ноле, которое пришло к ним из Месопотамии, или отсутствие неразрывности между
греческой и римской цивилизациями, отсутствие связи, в частности, из-за
эллинистического периода. Тем не менее, я ограничусь спорным утверждением,
которое может скрывать факт центральной важности. Л. Руссо часто говорит о
вытеснении, когда пишет об эллинистической науке (25).
Но вытеснение, будучи бессознательным процессом, может выявиться только
благодаря поднятиям вытеснения. Одно из них, о котором пойдёт речь далее,
соответствует периоду Возрождения, как возрождения науки. Но нельзя
ограничиваться только им. В XII веке, происходил схожий феномен, хотя и с
меньшим размахом. С другой стороны, расцвет познания научного типа в
мусульманском регионе в предыдущий период, его продолжение в Персии и Индии
после эллинистической эпохи показывают, что на Западе происходило сокрытие
этого знания, а не вытеснение. Однако то, что могло быть вытеснено, стало мерой
естественности, способности людей познавать то, что их окружает, близкое и
далёкое, и обходиться без сверхъестественных существ.
Само становление науки может служить аргументом в
пользу этой гипотезы. Л.Руссо показывает, что, начиная с эллинистического
периода науку заполонили и присвоили себе пропагандисты иррациональных
концепций, связанных с оккультизмом, спиритуализмом, и утверждает, что
астрология и химия берут начало в научных знаниях того времени и, наконец, он
также показывает, что схожий феномен действует и в нашу эпоху. Но, на мой
взгляд, к этому следует добавить, что «науку» всё больше и больше заменяют
«исследования». Иными словами, от первой остаётся лишь поиск, уже начатый более
двух тысяч лет назад: поиск естественности вида.
* * *
После 1990-го, в различных частях земного шара были
обнаружены многочисленные виды Homo. Если они и вносят уточнения в становление
Homo Gemeinwesen, они не ставят под сомнение схему, принятую нами. Они
позволяют релятивизировать теорию И. Коппенса, когда ставят обретение
вертикального положения (речь идёт о двуногости) в зависимость от убывания
леса, связанного с появлением Африканской впадины. Подобная концепция
заставляет становление живых существ полностью зависеть от окружающей среды.
Обретение вертикального положения, следствием которого стало развитие
хватательного движения, было внутренней необходимостью феномена жизни класса
позвоночных. «Воля» живых существ, утверждаем мы, участвовала в реализацию этой
способности.
Было обнаружено большое количество мест, в которых
равным образом мощно реализовывалась эстетическая деятельность Homo sapiens.
Исследования на тему данной деятельности представляют огромный интерес. Я бы
упомянул, в частности, Шаманов предыстории – Транс и магию в орнаментированных
пещерах Жана Клотта и Давида Льюиса-Уильямса, Изд. Seuil, Париж,
1996. Они выдвигают интересный тезис, который может стать вкладом в
исследование того, как вид представлял себе свой уход от природы и чувство
обречённости, которое он вызвал у него в его отношениях с миром других живых
существ.
Открытие в 2001-2002 гг., на Юго-Востоке Ирана, в
провинции Керман, регион Джирофт, древней цивилизации, чей возраст насчитывает
более 5 000 лет, как пишет Пьер Бартелеми в le Monde от 03 октября 2003,
обладает огромным значением. Оно показывает нам, что феномен, происходивший в
Месопотамии, обладал тенденцией к реализации на более обширном пространстве.
Возможно, будут найдены и другие регионы, в которых он происходил.
Представляется достоверным, что происходила синергия эволюции на территории
современных Ирана и Ирака, обладавшей важными связями с Турцией и, через Сирию
и Палестину, с Египтом с одной стороны, и с Индией с другой стороны.
Некоторые открытия в биологии также обладают огромным значением,
потому что они ставят под вопрос догмы, чьи физические основания не совсем
ясны. Точно так же важно открытие штаммовых клеток у млекопитающих и
следовательно у Homo sapiens. Что помешало признать их возможное существование,
несмотря на их центральную роль в процессе жизни? Точно так же способность
нейронов к размножению всегда казалась мне отрицанием очевидного. Напротив
открытие вмешательств РНК напрямую ставит под вопрос официальную теорию
наследственности, отрицающую передачу приобретённых характеристик. К ней
практикуется медицинский подход, но при этом скрывается роль «вмешательства»,
которой РНК в любом случае обладает по отношению к видоизменениям
характеристик, а значит и к их перманентного воздействию на ДНК (способность
нейтрализовать, ликвидировать, или «усыплять» гены, согласно Le Monde от 13
августа 2002.
Все рассуждения на тему открытия исчезновения
Y-хромосомы у Homo sapiens относятся, в первую очередь, к сфере идеологии,
призраков и страхов. В данный момент, когда патриархат исчез, слабость
Y-хромосомы и возможность её утраты позволяют объяснить его исчезновение, дать
объяснение слабости современного человека перед богом. Всё это представляется
хитросплетением процесса познания и болезни вида, специоза, точно так же, как и
в случае с теорией о преобладании одного из полушарий мозга над другим,
представленном как абсолютно необходимый факт природы, в то время как на самом
деле оно является плодом угнетения. Последнее требует иерархии (подавлять
значит устанавливать иерархию) и внешней точки опоры (высшую точку иерархии),
которую «мозги» мужчин и женщин находят в сверхъестественном.
Примечание
(1)
В Pour la Science от октября 2002
г . №300
(2)
Иммануил Великовский (1895-1979) написал несколько книг в пятидесятых, самой
знаменитой из которых, пожалуй, является Столкновение миров, Изд. Le jardin des
livres, Paris, 2003. Для того чтобы правильно оценить его значение, необходимо
знать эту работу. В данный момент мы говорим о ней, как о книге, сделавшей
важное открытие: наш вид живёт под угрозой истребления. Вот почему я хотел бы
процитировать здесь Столкновение миров (стр. 345). «В свете его теорий
(З.Фрейда, ред.), мы можем задаться вопросом, в какой мере ужасные переживания
природных катаклизмов стали частью человеческой души, и в какой пропорции их
можно обнаружить в нашей вере, в наших эмоциях, в нашем поведении, насколько
они укоренены в бессознательных и подсознательных сферах нашего разума».
(3)
На эту тему см. статью Энди Лёпфе VI° вымирание, в журнале (Dis) continuité,
№17 (изд. Ф. Боше, Le Moulin des Chapelles, 87800 Janaillac). Я бы
добавил, что в распространении гомосексуальности проявляется риск вымирания
вида. Отсюда и поиски искусственного оплодотворения, что стало бы иным видом
уничтожения человечества. Это лишь пример опасностей, с которыми сталкиваешься
когда ставишь под сомнение ключевые характеристики вида Homo sapiens как живого
существа; помимо сексуальности к ним относится вертикальное положение,
оральность, техника.
(4)
Нэнси Мэйкпис Таннер, On becoming human, Cambridge University Press, 1981 (О
человеческом становлении); итальянский перевод : Madre, utensili, ed
evoluzione umana, Изд. Nicola Zanichelli, Bologna, 1985 (Материнство, орудия и
человеческая эволюция). Цитаты приводятся из итальянского издания, стр. 151,
152 и 245.
(5)
Сара Блаффер Харди Istinto materno – Tra natura e cultura, l’ambivalenza del
ruolo feminile nella riproduzione della specie, Sperling & Kupfer
Editori, Milano, 2001 (Материнский инстинкт – Между природой и культурой,
двусмысленность роли женщины в воспроизводстве вида).
(6)
Мы цитируем Франца Ренггли по итальянскому изданию, L’origine della paura. I miti della Mesopotomia e il trauma
della nascità, Roma, Ed. scientifiche Ma.GI, 2004 (Происхождение страха. Мифы Месопотамии и травма рождения). В
ней он показывает, что мифы повествуют о страданиях, перенесённых во время
внутриутробного периода и родов. Это обладает огромном значением для объяснения
блужданий вида, специоза, и некоторых источников символической мысли.
«В Библии,
когда люди строят город и планируют возведение башни достигающей небес, они
выражают этим желание вернуться к пренатальной стадии, чтобы о них снова
заботилось божество, связь с которым возобновляется благодаря этой пуповине».
«Это напоминает
нам, что единство зародыша и плаценты является космическим древом. Эта
космическая связь нарушается в момент родов, когда разрезают пуповину».
Ф.Б.Кюйпер
настаивает на взаимоотношениях между зачатием (которое можно пережить вновь) и
космогоническими мифами. Ср.
Cosmogony and Conception, в «History of religion» от ноября 1970 том10.№2.
(7)
Ф. Ренггли, Les bébés veulent être portés (Младенцы хотят чтобы их носили,
прим. пер.).
http://perso.wanadoo.
fr/bebe_veulent_être_porte.ht m
Говорить об
архаической потребности значит думать, что поведение младенца является реликтом
предыдущей адаптации, которая может исчезнуть. На деле она бывает архаичной
(древней, изначальной) и в то же время остаётся очень современной.
(8)
Это противоречит утверждению Дж. Семерано: « …мыслить то, чего не
существует значит не мыслить, это смутное воображение, призрак мысли». L’infinito : un equivoco
millenario. Le antiche civiltà del Vicino Oriente e le origine del
(9)
Мишель Фуко: Надзирвать и наказывать – Рождение тюрьмы, Изд. Gallimard, Paris,
1975, стр. 195-196
(10)
Рассказы о Големе, Франкенштейне, говорят о том, что человеческое бытие
зародилось естественно, но было создано искусственно; это болезненное создание,
преследующее память нашего вида, память, реактивирующуюся в каждом новом
поколении.
(11)
Как подчёркивает Франсуа Эвальд в своём комментарии-представлении книги
Надзирать и наказывать в Словаре политических работ, Изд. PUF, Paris, 1986,
стр. 236.
(12)
Это не моё выражение; я позаимствовал его из радиопередачи, названия которой не
помню.
(13)
«Но даже в подобном порядке абсолютных ценностей, некий народ, ещё до шумерцев,
и тем более вавилонян, уже выражал это ощущение необъятности пространства, в
котором человек обнаруживает свою ничтожность: месопотамские народы лишь
перевели это ощущение необъятности пространства в страх перед божеством:
“Божество, ошеломляющее как далёкие небеса, как огромное море”. » стр. 45.
Динамика
редукции может привести даже к ненависти к самому себе, из-за того что
являешься лишь самим собой. Но кто установил это? Это работа болезни вида
(специоз-онтоз).
(14) Ср. La fin des terroirs- La
modernisation de la France
(15)
Джованни Семерано. цит. пр., стр.68-69
(16)
Там же, стр. 189, основная и пр. цитаты.
(17)
«Тот, кто недопонимает огромной однородности и культурной близости, которые в
первом тысячелетии связывали Ионию с Месопотамией и огромными пространствами,
послужившими фоном для библейской истории, не может осознать, что êpeirou
равнозначно библейскому afar, семитскому ‘apar (пыль, земля),
аккадскому eperu, греческому ëpeiroz, ¥peiroz». Там же, стр. 54.
(18)
Там же, стр. 69.
(19)
Там же, стр.. 35
(20)
Дж. Семерано так переводит библейский текст: «Твоё потомство станет как
‘afar, пыль земли», цит.пр., стр. 49.
(21) Там же, стр. 32.
(22)
Lucio Russo, La rivoluzione dimenticata, , Изд. Feltrinelli , Milano , 2001
(23)
В этимологии слова наука содержится также идея отсутствия. Наука происходит от
«scientia “познание”, особенно “научное познание” (…) Scientia происходит от
sciens причастие настоящего времени от scire (…) Scire возможно происходит от
слов “разрешать” и потом “решать”; в других европейских языках нет
эквивалента». Le Robert Исторический словарь французского языка.
Благодаря
личному опыту можно добиться решения, разрешения спора. Этимология
предоставляет ещё один аргумент, подтверждающий, что наука изначально
зародилась на Западе.
(24)
В Глоссарии можно найти её определение: то, что позволяет организовывать
знание в познавательный телос. Размышление о знании для того чтобы определить
его ценность, эффективность.
(25)
«Вытеснение научной революции», стр. 21
«Несомненно феномен,
который мы называем «вытеснением» является глубоким феноменом нашей культуры. В
действительности мы не только не можем прочитать клинописные таблички, но мы с
большим трудом находим также и рукописи эллинистического периода».
«Мы попытаемся
индивидуализировать происхождение этого феномена по ходу нашей книги». стр.
26
Комментарии
Отправить комментарий
"СТОП! ОСТАВЬ СВОЙ ОТЗЫВ, ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ!"