Виктор Мазин - Корнелиус Касториадис. Воображаемое установление общества

"РЕВОЛЮЦИЯ НЕ ЗАКОНЧИЛАСЬ, БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ!"

Виктор Мазин

Корнелиус Касториадис. Воображаемое установление общества

Пер. с франц. Г. Волковой, С. Офертаса. М.: Гнозис; Логос, 2003. 480 с. Тираж 3000 экз. (Серия «US»)

 

1. Мысль Касториадиса

«Воображаемое установление общества» — самая известная книга Корнелиуса Касториадиса. По-французски она увидела свет в 1975 году. Книга эта включает две большие части — «Марксизм и революционная теория» и «Социальное воображаемое и институционализация». Писались части в разное время и отражают разное состояние мысли Касториадиса, являя сам «процесс работы мышления» во времени. Мысль не только подвержена воздействию времени, но и действенна; Касториадис говорит о мыслящем действии. Любая мысль, независимо от ее содержания и объекта, представляет собой способ и форму общественно-исторического движения. Мыслящее действие неотделимо от времени, от мира, «продуктом которого она явилась и формированию которого, в свою очередь, способствовала» (С. 8). Мыслящее действие включено в мир. Нет такой точки, из которой можно было бы взглянуть на историю и общество отстраненно, извне: «мысль об обществе и истории сама принадлежит обществу и истории» (С. 9). То, что мысль осознает себя в качестве принадлежащей социально-историческому действию, не позволяет ей занять какую-либо метапозицию, выти за рамки способа своего существования, но дает возможность не заблуждаться на свой собственный счет. Мысль проясняет себя и тем самым становится тем трудом, который позволяет человеку осмыслить то, что он делает, познать то, что он думает. Одна из узловых идей книги Касториадиса состоит в том, что в схемах мысли «выражается, разрабатывается, уточняется все, что человечество смогло понять в течение сотен тысяч лет, и что в них в определенном смысле отражаются тенденции институционализации общества» (С. 8).

Такое отношение к мысли ведет Касториадиса к идее необходимой ответственности за собственные высказывания. Одни говорят от имени бытия (Платон], другие — от имени законов истории и пролетариата [Маркс), но мало кто говорит от своего собственного имени. Такая речь от имени других в лучшем случае ведет к тому, что слушатели могут узнать в ней себя, «но это еще ничего „не доказывает", поскольку высказывание может приводить к „узнаванию", которое могло бы и не возникнуть, не будь самой этой речи. Так миллионы немцев „узнавали себя" в речи Гитлера, миллионы „коммунистов" — в речи Сталина» (С. 10). Переадресованная речь чаще всего звучит в политике. Политики говорят от имени детей, военных, рабочих, пенсионеров, женщин, народа. Но таких политиков вообще не стоит слушать. Статьи первой части книги писались в середине 1960-х годов для журнала «Социализм или варварство». Они в срочном порядке готовились к печати и потому носят характер незаконченных размышлений. Впрочем, отчасти размышления эти преобразовывались на основе психоанализа и лингвистики, которые Касториадис изучал во второй половине 1960 — начале 1970-х годов. Первая часть книги посвящена истории как творчеству из ничего; обществу, производящему самое себя по ходу институциализации; социальному воображаемому. Во второй части книги в деталях исследуется противостояние социального воображаемого и института. История и общественные институты — продукты институциализирующего воображаемого.

 

2. Философ социального воображаемого

Касториадис известен как политический активист, Теоретик революции, экономист, социолог, советолог, философ, психоаналитик. Прежде всего, его имя связано с философией социального воображаемого. Понятие «воображаемого», которое появилось в словаре Касториадиса в середине 1960-х, вызывает ассоциации скорее с психоанализом, чем с философией. В начале 1970-х Касториадис начинает практиковать психоанализ, сближается с «Четвертой группой», отколовшейся от возглавляемой Лаканом «Фрейдовской школы». Психоанализ становится для Касториадиса дисциплиной, нацеленной на раскрепощение воображения, что предельно важно во времена невроза навязчивости и психопатологий, блокирующих воображение. Воображаемое Касториадиса непосредственно связано спредставлением как элементарным понятием психической реальности Фрейда. Представление, для Касториадиса, — творение воображаемого мира. Представление содержит два вектора — аффективный и интенциональный, представляющий желание. Человек способен формировать представления в соответствии со своим воображением и желаниями. Желания же он может удовлетворять в представлениях, посредством автономизации воображения. Воображаемое Касториадиса не совпадает с таковым Лакана: лакановское воображаемое, генетически связанное со стадией зеркала, «является не чем иным, как образом чего-то и образом отраженным, другим отражением; побочным продуктом платоновской онтологии» [С. 9). Для Касториадиса воображаемое не может исходить из образа в зеркале или взгляда Другого; скорее, «само зеркало, возможность его существования и Другой как зеркало суть творения воображаемого как творчества ех nihilo» (С. 9). Воображаемое — не образ чего-то, оно «представляет собой непрерывное, по сути своей необусловленное творчество (как общественно-историческое, так и психическое) символов/форм/образов, которые только и могут дать основание для выражения „образ чего-то". То, что мы называем „реальностью" и „рациональностью", суть результаты этого творчества» (С. 9). Социальное воображаемое отличается способностью со здавать нечто радикально новое, то, что невозможно вывести из предшествующего опыта. Корнелиус Касториадис родился в 1922 году в Константинополе. Обучался экономике, философии, праву в Афинах. В 1945 году переехал в Париж, где и умер в 1997 году. В 1948¹ году вместе с Клодом Лефором он основал группу (и журнал) «Социализм или варварство», которая просуществовала до 1967 года. Помимо Лефора и Касториадиса, в нее в разное время входили и Жан-Франсуа Лиотар, и Ги Дебор. Одновременно с революционно-политической деятельностью Касториадис работал профессиональным экономистом в Организации экономического сотрудничества и развития. Чтобы не быть депортированным, писал политические тексты под псевдонимами. В конце 1960-х получил французское гражданство. Стал одним из вдохновителей студенческого движения 1968 года. Творчество Касториадиса посвящено интерпретации философии и демократии на основе идеи индивидуальной и социальной автономии. Социальная автономия предполагает не только установление обществом законов, но также признание себя в качестве их источника. Индивидуальная автономия означает необходимость создания своих собственных законов при полном осознании своих желаний. Автономия предполагает непрерывное самово-прошание о законах и их основаниях, о способностях создавать законы и институты. Два уровня автономии немыслимы друг без друга. Индивидуальная автономия возможна только в том случае, если граждане принимают непосредственное участие в образовании, учреждении социальных законов, обусловливающих их активность. Это, в свою очередь, означает, что социальные организации основаны на прямой демократии, а не на сегодняшней представительской, которую Касториадис называет «либеральной олигархией».

 

3. Автономия субъекта общества

Исходная точка размышлений Касториадиса — аналогия между целями и задачами политики, целью которой является автономия, и целями и задачами психоанализа в его стремлении подтолкнуть индивида к обретению самостоятельности. Касториадис размышляет о политике и психоанализе в стремлении предложить новое объяснение неразрешимых трений, существующих между сингулярным измерением человека и измерением анонимным коллективным, одновременно социальным и историческим.

Вопреки радикальному различию между психическим и социально-историческим оба измерения содержат некий общий элемент: уровень значения, который не выводится из реальности и который не основывается на рациональности. Это уровень воображаемого. Он восполняет органическую недостаточность человека: «Гегель сказал, что человек — больное животное. Мы должны высказаться более жестко: человек — безумное животное, совершенно непригодное для жизни». Так пишет Касториадис в книге 1990 года «Раздробленный мир». Эта непригодность обусловливает создание воображаемых установлений общества. Воображаемое выступает в качестве творческой силы. В том числе и автономно мыслящего субъекта.

Как субъект автономизируется? С одной стороны, речь идет об установлении отношений субъекта с собой, отношений между рефлексией и другими психическими инстанциями, между собой сегодняшним и своей историей. Этот уровень предполагает освобождение субъекта от рабства повторения и пробуждение в нем творческих сил воображения. Психика, по Касториадису, вообще «есть первичное воображение» (С. 352). Воображение формирует представления. С другой стороны, человек неизбежно интернализует социальные установления. Поэтому автономный субъект не может появиться там, где социально-историческое поле не изменено до такой степени, что в нем открыто пространство безграничного вопрошания.

 

4. Списанное состояние

Проект Касториадиса предполагает обращение к Марксу и Фрейду, двум мыслителям, которые в поле сегодняшнего воображаемого похожи на призраков, опасных, постоянно возвращающихся, вопреки усилиям масс-медиа их списать. Списать у них то, что удалось подсмотреть, а остальное выбросить на свалку истории. Без чтения. Без осмысления. Без критики. Книга Касториадиса начинается со слов: «Всякий, кого интересует социальные проблемы, сразу и неизбежно сталкивается с марксистским учением» (С. 15]. Призрак возвращается: после того как марксизм перестал быть конкретной теорией и политической программой, он «пропитал собой язык, идеи и реальность до такой степени, что стал частью атмосферы... частью исторического пейзажа, очерчивающего границы наших поисков и сомнений» (С. 15). Задача, по Касториадису, заключается не в подтверждении или опровержении теории фактами, а в том, чтобы «начать размышлять над значением теории... над ее категориями и над тем типом взаимоотношений, который она предполагает установить с реальностью» (С. 25). В этом смысл возврата к Марксу. Вопреки тому, что возврат как таковой невозможен. Возврат в первую очередь нарушает принципы, установленные самим Марксом, ведь именно «Маркс был первым, кто доказал, что значение какой-либо теории невозможно понять вне связи с исторической и социальной практикой» (С. 16). Таким образом, искать смысл марксизма «исключительно в том, что писал сам Маркс, обходя молчанием все, чем его учение стало в истории, значит утверждать, в прямом противоречии с центральной идеей этого учения, что реальная история не может приниматься в расчет» (С. 16). Маркс первым ясно выразил мысль о необходимости осмысления истории в зависимости от категорий конкретной эпохи и конкретного общества; осмысление истории в зависимости от практических намерений. Нельзя воспринимать теории Маркса как простые схемы, прилагаемые к истории человечества. В первую очередь необходимо понимать и изучать собственное общество, «показывая, что ни одна из форм социальной трансформации, существующих на сегодняшний день, не является неизбежной, поскольку эти формы существовали не всегда» (С. 36). История — воображаемое творение, область, в которой разворачивается творчество человека, в то время как философия, демократия — не продукты исторической эволюции, а творения, представляющие разрыв с установленной традицией.

 

5. Превращение в идеологию

Марксизм превратился в идеологию в том смысле слова, которое придавал ему сам Маркс. Идеология — совокупность идей, не объясняющих, не изменяющих реальность, но нацеленных лишь на то, чтобы эту реальность завуалировать и оправдать. Как такое случилось?

Во-первых, марксизм превратился в официальную догму в странах так называемого реального социализма. От имени Маркса коммунистические партии оправдывали свои деяния. Под эгидой марксизма бюрократия обеспечивала работу репрессивного государственного аппарата. Во-вторых, марксизм стал идеологией многочисленных политических сект. Каждая секта привержена избранной истине, невзирая на реальность. Члены секты исповедуют свою веру и живут в собственном мире. Трансформация марксизма в законченную теорию, в целостную систему бюрократизировала марксизм, уничтожила его изначальное революционное вдохновение. Радикальный проект Касториадиса направлен против бюрократии, истеблишмента, институтов. Марксизм перестал быть живой теорией. Категории, которыми мы пользуемся для осмысления истории, сами являются продуктами исторического развития. Нельзя, например, применять экономические категории для осмысления античности, поскольку тогда господствовали категории политические.

 

6. Экономический порядок

Экономические законы правят капиталистическим обществом. Экономика капитализма стремится к полной автономизации и тотальному идеологическому господству. Экономический человек — продукт капиталистической культуры.

Одной из черт этой культуры, по Марксу, является овеществление экономического человека. Касториадис отмечает, что овеществление не может быть полным, оно действует лишь благодаря невозможности своей полной реализации. Если бы люди окончательно превратились в бессловесные вещи, капиталистическая система рухнула бы. Условия дееспособности капиталистической экономики — овеществление людей и сопротивление их этому процессу. Сопротивление предполагает автономизацию субъекта. Сопротивление предполагает осмысление того, что обычно не подвергается сомнению. Например, того, что нужно зарабатывать деньги, их накапливать, тратить и вновь зарабатывать. Например, того, что нужно делать карьеру. «Точка зрения, которая полагала бы смыслом жизни накопление и сохранение богатств, показалась бы индейцам квакиютли безумием... Стремление к власти и первенству показалось бы безумием индейцам племени зуни.

Чтобы заставить кого-либо стать главой племени, они бьют его, пока он не согласится» (С. 33). Не удивительно, что Касториадис говорит о необходимости создать «экономический психоанализ», который вскрывал бы тщательно охраняемый сегодняшними политиками экономический порядок, основанный на эксплуатации либидо.

 

7. Революционный проект

Политика на службе экономики обращается с людьми как с неодушевленными вещами. Революционная политика, по Касториадису, — практика, нацеленная на ориентацию общества в направлении всеобщей автономии, что предполагает радикальную трансформацию общества. Для этого, в частности, необходимо вести борьбу с логикой отождествления, действующей по принципу: А есть Б. Эта логика не позволяет увидеть общественно-историческое как радикальное воображаемое, как иное. Для Касториадиса история — творчество. Институциализированное общество подрывается социальным воображаемым. Еще один фронт борьбы Касториадиса — со сциентистской мифологией научной легитимации-фиксации всего сущего. В фетишизации науки, так же как и в отождествляющей логике видит Касториадис источник социального угнетения. Об этом речь идет в шести томах «Перекрестков лабиринтов» (1978—1ЭЭЭ). Сциентизм и позитивизм — продукты второй половины XIX века, того времени, когда они добились «триумфальной победы благодаря многочисленным научным открытиям, их экспериментальному доказательству и особенно „применению науки — впервые в подобных масштабах — в области индустрии"» (С. 71). И все же западное сообщество содержит зачатки автономии, возникшие в Древней Греции и сформированные в ходе долгой социальной борьбы, начавшейся в Средние века. Важно понять, насколько эти зачатки смогут развиться в сегодняшнем мире, в котором неолиберальный консенсус перекрыл путь построения государства всеобщего благосостояния, служивший основанием для развития проекта автономии.

Автономия подменяется индивидуализмом. Лозунг индивидуализма: «Делаю что хочу». Лозунг автономии: «Делаю, что считаю правильным после раздумий». Автономный субъект не лишает себя удовольствия, но и не совершает нечто лишь потому, что это доставляет удовольствие. Более того, в сегодняшнем обществе индивидуализм лишен какой-либо индивидуальности: индивид ходит, как все, в офис; ест ту же еду, что и все; смотрит те же телепрограммы, что все. Индивид подчиняется дискурсу Другого. Автономизация индивида заключается в следующем: «Мой дискурс начинает занимать место дискурса Другого, чуж¬дого мне дискурса, находящегося во мне, имеющего власть надо мной и через меня говорящего» (С. 117). Социальное измерение заключается в существовании самой возможности поставить под вопрос дискурс Другого. Различие между автономным и гетерономным обществом заключается в том, что общество автономно, если оно целиком и полностью осознает отсутствие какого-либо внешнего, трансцендентного источника, создающего его институты и законы. Автономное общество создает условия для развития автономных граждан, а не потребителей.

Виктор Мазин

¹Разные источники дают разные даты основания: 194В, 1948, 1949.